Каждому своё

КАЖДОМУ СВОЁ


        Я продавал на Привозе персики.
        Подошёл покупатель и стал выбирать.
        Ширинка на его брюках была расстёгнута, распахнута настежь, и наружу выступали полосатые  семейные трусы.
        "Забыл застегнуть по рассеянности, надо ему сказать, чтобы уберечь человека от позора», - подумалось.
        - А у вас… - начал было я, но осёкся – внимание привлекло то, как он выбирает товар.
        Он небрежно перебрасывал персики туда-сюда, придавливая их пальцами. На персиках оставались глубокие вмятины, что портило их товарный вид.
        Я сделал ему замечание.
        -  Да ерунда эти твои персики, - сказал он, и это была напраслина. Персики в действительности же были очень хорошие – спелые, сладкие, сочные.
        "Ну, раз он, кроме того, что нагло, беспардонно ведёт себя, ещё и товар несправедливо хаит, то теперь точно не скажу ему про ширинку, пусть идёт себе дальше, позорится», - подумалось.


        Он ничего не купил.
        Помятые персики остались лежать на прилавке.


        Он подошёл к торговке, продающей виноград.
        Она тоже увидела его позор и сказала: «А у вас…», -  и тоже замолчала, заметив как он перебрасывает грозди винограда с места на место. Ягодки осыпались, и тоже портился товарный вид.
        - Что, что у меня? – отрывисто, нервно, раздражённо спросил он.
        Она оттолкнула его от прилавка и послала матом.
        Он вспылил и хотел было что-то ответить и уже открыл рот, но взглянув на неё, прикусил язык – торговка была такого сурового, грозного вида и такой внушительной комплекции, что он решил с ней не связываться. Такие женщины бывают намного сильнее мужчин, они из такой породы, что коня на скаку остановят и могут, если их сильно разозлить, так двинуть мужа локтём под дых, что он пулей вылетает через окно на балкон – а там уже дальше как повезёт – или удачно затормозится, или по инерции проломив телом балконную ограду, пустится в дальнейший полёт, в свободное падение.
        Наглый покупатель, ещё раз окинув её взглядом, это уразумел и благоразумно отошёл.


        Он шёл между рядами, высоко подняв голову, - высокомерный, наглый, надменный, всем своим видом выказывая окружающим своё презрение. Торговцы показывали на него пальцами и смеялись, и никто не хотел ему помочь. А ведь если бы он просто скромно, обыкновенно шёл, а не так надменно, то обязательно бы кто-нибудь подошёл к нему и сказал и конфуз был бы быстро устранён.
        Вот видишь, никто не хочет тебе помочь, такому надменному, наглому, заносчивому, высокомерному, беспардонному, и ты имеешь теперь позор.
        Ну что ж, каждому своё, каждый получает своё, как говорил мне когда-то один официант в ресторане, где я ещё в советское время иногда обедал. Очень вежливый и обходительный, он подходил с перекинутым через руку полотенцем, кланялся и быстро выполнял заказ. Когда он бывал свободен, то иногда присаживался рядом, и мы беседовали с ним на различные темы.
        Однажды, очень довольный беседой, в порыве откровения, он вдруг сказал мне: «Я никогда не плюю вам в борщ».
        Я удивлённо посмотрел на него.
        - Как так?
        - А так.
        Хамам и наглым плюю, а таким, как вы, никогда.
        Потом он наклонился к моему уху и, прикрывая рот рукой, тихо, по-заговорщически прошептал: «А особенно наглым, заносчивым и кичливым, высокомерным, надменным, чистоплюям хреновым, которые много из себя строят и скандалы устраивают, ещё и мочу подливаю. Зло должно быть наказано. Поэтому полная баночка всегда при мне, - и он похлопал себя по карману халата. – Каждому своё.
        Всё суета сует, - выпрямившись, продолжил он словами из Экклесиаста, - всё суета сует, но всё возвращается на круги своя, и каждый в конце-концов всё равно получает своё – кто хорошее отношение, кто плевок, кто мочу».






        Человек напыщенно, гордо продолжал идти с высоко поднятой головой, всем своим видом выказывая своё презрение к окружающим – высокомерный, наглый, надменный, спесивый, и этот его вид никак не вязался с расстёгнутой ширинкой – контраст был огромный, ситуация была комичной.
        Идущие ему навстречу, останавливались, оборачивались и смеялись ему вслед.