Друг мой, Тришка

Прошло более тридцати лет с тех событий. Но помнятся они мне до сих пор ясно и отчетливо. Это были годы моего детства. В этот период я познавал окружающий мир, природу. В этот период у меня появился мой первый, самый верный друг.
Мне было четыре года, когда мы переехали с мамой в деревню, в которой жила моя бабушка.  Деревня очень маленькая, две улицы на три десятка изб. Она затерялась среди бескрайних полей, покосов и лесов. Рядом с деревней текла маленькая речушка.
Поселились мы почти на краю деревни. Помню, как в первый раз мы с мамой зашли в наш дом. Это было в конце лета. Отворив ворота в ограду, мы оказались в зарослях крапивы и лопуха. Посреди ограды, между домом и амбаром были навалены доски и шифер. А внизу рядом с этой кучей стояла сколоченная из досок собачья будка. Она была настолько маленькой, что я сразу спросил маму: «Здесь жила маленькая собачка?». Мама, приминая ногами крапиву, пробираясь к дому ничего не ответила. Тогда я, идя за ней, осторожно перешагивая стебли крапивы, спросил: «А у нас будет собака?». Мама, отпирая огромный ржавый замок на дверях сеней, ответила мне: «Вот давай сначала обживемся, а там поглядим». Этот ответ меня вполне устроил, тем более, что мое внимание быстро переключилось на резкие звуки пронесшихся мимо нас ласточек. У них было гнездо под крышей, над самым крылечком сеней. Потом меня удивили сами сени с маленьким окошечком, через которое тускло пробивался свет. Вот, наконец, мы вошли в дом.
Посреди стояла огромная русская печь, слева от дверей впритык к стене широкая лавка. А над ней были полати. Я видел и до этого полати. У моей бабушки были такие. Она говорила, что раньше на них спали маленькие дети. Меня это всегда удивляло и страшило: как можно спать так высоко, а если упадешь? Но, к моему счастью, бабушка использовала полати в своей избе как широкую полку для хранения постельного белья и других вещей.
В доме было светло. Я насчитал семь окон: два окна выходили в ограду, три на улицу, а ещё два в заросший палисадник, где стояло огромное черное дерево и тоненькое деревце поменьше. Позднее узнал, что большое дерево называется черемуха, а другое рябина.
Выйдя из дома, мы снова пробрались через крапиву, открыв воротца в огород. Рядом с амбаром стояла баня, подход к которой, зарос огромной травой также, как и весь огород.
Мама посмотрела на меня и сказала: «Ну вот, сыночек мой, это наш дом, и мы будем жить здесь. А когда все приберем, крапиву выкосим, огород распашем, в доме все вымоем и выкрасим краской, будет хорошо».
Шли дни, я привык к нашему новому дому. Каждый день открывал для себя что-то новое. В амбаре нашел много всякого старого инструмента: деревянные вилы, грабли, серп, коромысло, и много другого, предназначение которого я тогда не понимал. В конюшне и на сеновале тоже было много разных вещей. Особенно мне понравилась керосиновая лампа, которую я нашел на приступке в старом пригоне.
Мама потихоньку преображала наше жилище: выкосила в ограде, огороде, палисаднике траву, вымыла окна и стены, побелила печку. Выкрасила пол темно-зеленой краской, а потолок и стены светло-синей. Повесила занавески, принесла из кладовки стол и стулья, а из амбара две кровати. От бабушки принесла все наши вещи. В доме появилась и другая утварь, в том числе и шкаф, большое зеркало, кресло, телевизор на длинных ножках, разная посуда. Вскоре и огород был распахан. А за оградой, перед домом, появилась огромная куча дров, которую за несколько дней мама сложила в две большие поленницы.
Так получилось, что сверстников моих в этой деревне не было. Были ребята старше меня чуть ли не на десять лет. Была ещё одна девчонка, которая меня младше на год была. Но играть она выходила на улицу крайне редко. Да и дом её от нашего находился далеко. Так, что мы редко с ней виделись. Все время я проводил возле своего дома, рядом с мамой. Бабушка приходила в те дни к нам часто. И все удивлялась, как её невестка быстро обихаживает свое новое жилище. Так проходили дни. Мама занималась хозяйством, а я все время был при ней.
Наступила осень. Природа готовилась к зиме и люди тоже. Наша черемуха отряхнула с себя последние листья, стояла задумчиво. Также все задумчивым выглядело вокруг: темный лес вдали, вспаханные черные поля, даже речка журчала по-другому. Всё ожидало чего-то, всё стихло. Наблюдая за всем этим, мне стало не по себе.
– Мама, все вокруг умирает, и мы тоже умрем? – расплакавшись кричал я, подбегая к маме.
Мама обняла меня, поцеловала мои распухшие мокрые глаза.
– Никто не умирает, – улыбнувшись ответила она. – Деревья и кусты засыпают, также как и все жучки и паучки с бабочками и мухами. А многие птички улетели зимовать в теплые края. Природа готовится к зиме. А весной, когда солнышко снова будет высоко, оно согреет землю своими лучами и деревья снова будут шелестеть своей листвой, в траве будут бегать жучки, а птички вернутся и снова будут петь нам с тобой свои песни. Так бывает каждый год. Всё засыпает, а потом снова все просыпается.
Я, успокаиваясь, заявил: «Не хочу зиму!». Мама ответила, спросив меня: «А помнишь, как ты радовался, когда катался с горки у нас во дворе? А помнишь, как тебе нравились разноцветные огоньки на новогодней елке? А Дед Мороз со Снегурочкой, когда приходили к нам с подарками?».
– Это в городе все было! – не унимался я, снова стал плакать. –  А здесь я один и друзей у меня здесь нет, одни старухи! Зачем мы сюда приехали?! Мама, как могла, успокоила меня, пообещав, что и у нас будет зимой и горка, и новогодняя елка.
Шли недели. Зима полностью вступила в свои права. Снег выбелил всю округу.
Мама смастерила для меня горку, накидав кучу снега, вырезав лопатой ступеньки с одной стороны, чтобы было удобнее вскарабкиваться вверх. Я помогал ей лить на горку из ковшика воду, черпая ее из ведра.
Целыми днями я катался с горки. Еще одним моим занятием было делать разноцветные ледяные гирлянды. Мама научила меня этому. Нужно было в железную кружку с водой развести одну из моих красок и попустить туда два кончика ленточки. Кружка выставлялась в сени на мороз. Через пару часов подкрашенная вода замерзала. Заносили кружку в дом и через пару минут, когда лед немного оттаивал, можно было без труда вынуть из неё ледышку. Весили мы гирлянды на рябину, что росла в палисаднике. Так за несколько дней рябина вся была украшена разноцветными ледышками. Мы с мамой любили смотреть из окна на нашу нарядную рябину. А еще мама привязывала к веткам кусочки сала или корочки хлеба. И тогда, кроме сверкающих хрустальных ледышек, мы наблюдали за синичками и снегирями, которые сновали между ветвей дерева.
В какой-то день, утром, когда я еще спал, мама внесла в дом елку и стала устанавливать ее на крестовину. От стука я проснулся.
– Вставай, соня! – улыбалась мама. – Пока мы завтракаем елка обогреется, и мы ее украсим. Скоро Новый год!
–Уррра! – начал я прыгать на кровати. – Новый год! Уррра! 
В те новогодние праздники к нам приходила бабушка, приносила с собой гостинцев. Приходили и соседские старухи. А вот Дед Мороз со Снегурочкой так и не пришли, хотя я их очень ждал.
Прошли еще несколько длинных недель. И вот на крыше, на краю шифера я стал замечать сосульки. Охота за сосульками стало моим новых развлечением. Ещё одним увлечением стало для меня выходить в огород и пробираться к крайним пряслам, которые были ближе к колхозному полю. В этом месте больше всего с полей надувало снега. Здесь я маленькой лопаткой строил крепость, домики, рыл пещерки.
Так прошла зима. Наступила весна. По нашей улице в считанные дни маленькие ручейки превращались в потоки вешней воды. Мои разноцветные ледышки, висевшие на рябине, исчезли, горка растаяла. До своих норок я уже не мог добраться, так как середина огорода превратилась в непролазную грязь. Но вскоре и мои крепость и домики полностью растаяли.
Возле завалины и амбара появилась зеленая трава, начали местами цвести жёлтые цветочки, про которые мама сказала, что называются они одуванчиками. Почки на наших черемухе и рябине набухли, стали проклевываться зеленые лепесточки. Прилетели скворцы и стали весело петь свои песни, сидя высоко на проводах. Все происходило так, как говорила мне мама.
Однажды, когда остатки снега растаяли, земля уже подсохла, мама взяла меня с собой к соседке, что жила через пару домов от нас со своим уже взрослым сыном. По пути мама сообщила, что у хозяев появились щенки и она, подумав, решила взять нам одного из них. Услышав это, я не поверил своему счастью.
– Мама, мы собаку заведем? – уточнил я.
–Да, – ответила мама. – Мы живем почти на краю деревни и нам нужен сторож. Да и что это за двор у нас, если в нем нет собаки? Ты со мной согласен?
Я начал прыгать от счастья и кричать на всю улицу: «Уррра, у нас будет собака, Уррра! Пошли быстрее!».
Соседки дома не оказалось. Нас встретил ее сын. Это был очень хмурый неулыбающийся человек. Он нас подвел к большой коробке, что стояла у сеней, сказав на ходу, что собаку запер пока в конюшне. В коробке было пять одинаковых по окрасу маленьких щенков. Все они были светло-коричневые с темными, почти черными мордами.
– Сам не могу понять, в кого такой помет, – сказал сосед, указывая на щенят. – Вроде и кобелей на древне у нас таких нет.
Щенята копошились в коробке. Я стал разглядывать всех. Мужчина сказал, что всех щенков он уже распределил, и остался только один свободный. Он достал из коробки самого маленького и тощего из щенков, держа его за загривок. От того,  как держали это маленькое живое создание мне стало очень больно.
– Все нормальные родились, всех разобрали, – пренебрежительно разглядывал он щенка. – Один этот чахлый какой-то, никто не берет. Хотел завтра его на пруд отнести и утопить, да тут вы. Ну так будете брать?
Я тогда не мог еще понять такого страшного слова «утопить». Только и понял из всего, что щенок провинился перед хозяином тем, что родился меньше, чем остальные.
Моя мама взяла щенка в свои руки, освободив из плена сильной руки, сказав: «Да берем, сколько с нас?»
Ну если за этих мне дают по десятке, то за этого, рублей семь-восемь возьму.
Мама, прижав щенка одной рукой к груди, вынула свободной рукой из кармана десятку и отдала её соседу, сказав: «Этот не хуже других, вот возьмите и спасибо». Тут же взяла меня за руку и быстрым шагом пошла из ограды на улицу. По движения и взгляду мамы я понял, что она была недовольна этим человеком. Но почему именно, ведь он нам отдал щеночка, я не понимал.
Придя домой, мама попросила меня подержать щенка. Я взял в руки теплый комочек и стал рассматривать его блестящие глазки, маленькие ушки, носик и хвостик. Он мне показался самым милым созданием на свете. Найдя коробку, мама положила туда солому, поставила рядом с коробкой блюдце, подогрела на плите молока и налила его в блюдце.
– А теперь давай покормим нашего питомца, – радостно сказала мама. – Он родился самым маленьким, другие щенки видимо его постоянно отталкивали от маминого молока, вот он и медленнее рос, чем остальные. Ну ничего, мы его вырастим!
Она взяла щенка, поднесла его к блюдцу с молоком и аккуратно ткнула мордочкой в молоко. Щенок сначала фыркнул, заурчал и стал лакать молоко своим розовым язычком. Я подполз к маме и щенку.
– Мама, смотри ест, ест! – радостно воскликнул я. – А как мы его назовем?. Мама подумала и сказала, что нужно придумать такую кличку, в которой есть шипящие и звонкие звуки, так животные лучше на них откликаются. Я никак не мог понять, что это за звуки такие.
– А давай назовем его Тришкой? – предложила она. – Можно его Тришкой или Тришей кликать, а когда и Трифоном величать!».
 Давай!  – охотно согласился я, погладив щенка. – Тришка, наш Тришка!
– Мама, а сосед сказал, что хотел утопить Тришку, это как?
– Знаешь, сынок люди бывают иногда жестоки к животным, да и к другим людям тоже. – Не сразу ответила мама. – Наш Тришка, если бы мы его не забрали, вскоре мог погибнуть. Сосед не стал бы его держать, а просто убил бы его, бросив в пруд, чтобы тот наглотался воды и утонул
– Разве так можно, мама? – изумился я, едва удерживаясь, чтобы не разреветься. – Он же живой и такой милый!
– Сынок, в жизни много хорошего, но есть и плохое. И каждый человек должен бороться с плохим, чтобы всем было хорошо. Вот мы сегодня с тобой сделали очень хорошее дело. Мы спасли этого щенка от гибели, и тем самым мы сделали хорошо и ему, и себе. У нас появилась в доме собака, сторож. А у тебя появился новый друг. Посмотри какой славный будет пес!
После этих маминых слов я успокоился, взял на руки Тришку и прижался к маме. Она обняла меня и поцеловала в макушку. Правой рукой погладила нашего пёсика.
Так и появился у нас Тришка. Теперь дни напролет я не отходил от своего нового друга. Несколько раз в день кормил его. За несколько недель щенок окреп. Я постоянно гладил его, налюдал как он играет, бегает, грызет разные предметы. Он стал даже подавать голос. До этого он только мог урчать. Ко мне и маме щенок быстро привык. Он уже отзывался на свою кличку.
За лето пёс подрос. Окрас у Тришки стал рыжевато-коричневого оттенка. Шерсть короткая ровная по всему телу. Область вокруг глаз, носовая часть морды, щеки и подбородок были окрашены черным цветом, образуя что-то на подобие маски. По спине, вдоль всего позвоночника, шерсть тоже была темная. Глазки вытянутые, по краям слегка заострены. Взгляд у пса был живой, умный и внимательный. Пасть у Тришки была черная. В чёрных дёснах сверкали белые крепкие зубы и трепетал розовый язык. Телосложение у него оказалось крепким, лапы мускулистые, спина ровная и широкая. Хвост широкий, с слегка загнутым кончиком. Уши открытые темные, треугольной формы. У Тришки была одна особенность. Кончики ушей никак не хотели стоять, всегда падали. Было интересно наблюдать за псом, когда он, увидев что-то новое для себя, приседал на задние лапы, уши приподнимал, и при этом начинал вертеть головой по оси своего носа. При этом кончик уха, которое приближалось к земле, выпрямлялся, а кончик другого уха падал. Поворачивая голову в обратную сторону, выпрямившийся кончик уха падал, а другой выпрямлялся. Зная эту Тришкину особенность, я часто, отойдя от него на несколько шагов, начинал издавать ещё незнакомые для него звуки: кряканье, шипение и другие. Тогда пес начинал усаживаться на задние лапы, внимательно следить за мной, присматриваться, крутя головой, пытаясь понять, что со мной не так и что происходит. Это вид Тришки меня так смешил, что я уже не мог что-либо изображать. Расхохотавшись, звал его к себе. пёс в этот момент понимал, что со мной всё в порядке, начинал «улыбаться» своей собачьей улыбкой и срываться с места. Быстро подбегая ко мне и проникновенно заглядывая в глаза. Я же, в ответ, обнимая Тришку, говорил, что все хорошо и это была всего лишь шутка. Пёс вставал на задние лапы и доставал мордой до моего лица, лизал мне щеку. От этого я еще больше заливался от хохота, а пес подпрыгивал, крутился и подвизгивал.
Теперь мы часто проводили время на поляне возле дома. Я убегал от него, он догонял меня, мы с ним кувыркались на траве. Я громко хохотал, а Тришка заливался восторгом, звонко лаял. Устав от игр, я падал в траву и смотрел в небо, а мой пес ложился рядом, клал свою голову ко мне на живот и от удовольствия закрывал свои темно-карие глаза.
В конце лета мама соорудила из огромного деревянного ящика конуру для Тришки. Выпилила несколько досок для входа, прибила с внутренней стороны входа плотную тряпицу, чтобы в конуру не задувал ветер. Снаружи обтянула рубероидом от дождя. Поставила на место, где стояла старая конура собаки бывших владельцев дома. По сравнению со старой, Тришкина конура казалась огромной. Я с легкостью мог пролезть внутрь конуры. Что я и сделал, когда её установили. Маме это не понравилось, и она взяла с меня обещание, что я не буду залезать в конуру к Тришке. Я пообещал маме. Но вскоре, втайне от нее, я все-таки стал забирался в гости к своему псу, и мы вместе лежали с ним на теплой соломе, слушая наши с ним дыхания.
Однажды, уже осенью, в очередной раз мы играли с Тришкой на поляне перед домом. Вдруг рядом появилась соседская курица. Тришка навострил уши, встал в охотничью позу и с лаем набросился на курицу. Та, от неожиданности, с громким кудахтаньем понеслась к своему двору, а Тришка за ней. В несколько прыжков он догнал птицу и придавил её передними лапами к земле. Курица начала кричать и барахтаться. На шум вышла хозяйка курицы и, увидев, что Тришка схватил её курицу, начала вопить на всю деревню.
–Это что же такое? Собак на цепи не держат, они всех куриц передавили. Куда хозяева смотрят? И людей искусать могут и скотину задрать. Это что же делается? Это что за вредительство такое?
 От такой неожиданности Тришка выпустил из лап птаху, она с шумом скрылась под навесом. Сам же пес, вслушиваясь в визги соседки, присел на задние лапы и внимательно начал смотреть на неё, привычным образом вертя своей головой. Тут я подбежал к Тришке, обхватил его за шею и потащил в сторону нашего дома.
Через несколько минут соседка пришла к маме жаловаться на Тришку. Пес почувствовал, что его обвиняют в чем-то плохом, опустил свой хвост и склонил голову, стал прижиматься к моей ноге. После ухода соседки, мама присела на лавочку возле нашего дома и тихим голосом сказала, что Тришка подрос и нужно его уже посадить на цепь.
– Мама, но он же не задавил курицу, он только хотел поиграть с ней. – начал я оправдывать своего друга. – Ты же знаешь, Тришка добрый пес. Ему будет плохо на цепи.
– Мы брали его брали для охраны, пояснила со вздохом мама. –Мы его не привязывали, так как он маленьким был. А сейчас Тришка вырос. Он уже не щенок. Люди пугаются взрослых собак. Ничего не поделаешь, сынок. В городе собаки на поводке и в наморднике гуляют. Такова жизнь.
С тех пор Тришку мы посадили на цепь. Он быстро привык к этому. К тому же мы с мамой, уходя куда-нибудь за деревню, всегда брали Тришку с собой и там отстегивали его поводка, чтобы наш пес вдоволь мог набегаться по просторам.
Так прошел год. Тришка жил во дворе в своей теплой и просторной конуре. Я же постоянно наведывался к нему в гости.
Я пошел в школу, которая находилась в соседнем селе. В школу и обратно нас привозил школьный автобус.
К первому классу мама мне купила ранец. На нем была изображена пчелка на цветке и надпись «Берегите природу». А ещё к ручке была пристегнута медаль на цепочке, на которой была изображена овчарка. Мне понравился ранец, а больше всего мне нравилась медалька. Я показывал свой ранец с медалью Тришке, обнимал его и говорил: «Смотри, Тришка, это ты на медали!».
В школе у меня появились новые друзья и новые увлечения. Тем не менее, Тришка в моей жизни занимал особое место. Он честно выполнял свой долг сторожевой собаки. При приближении кого-то из посторонних к дому, оповещал нас об этом своим громким лаем.
Как-то зимой, глубокой ночью мы с мамой услышали странный Тришкин лай с визгом. Мама вышла во двор посмотреть, что приключилось. Тришка крутился на цепи, подвизгивал и смотрел в сторону ворот в огород. Мама подумал, что в огород пробралась чужая собака. Так как на людей Тришка реагировал по-иному. Подойдя к воротцам, мать увидела, что соседская баня дымит. Почуяв неладное, мама незамедлительно отправилась к соседям. В этот момент из-под крыши бани начал подниматься черный дым. Разбудив соседей, она побежала к другим домам, звать на помощь.
Народ выскочил из своих домов и быстро побежал к месту пожара. Несколько мужиков пробрались к горящей бане, открыв дверь стали лопатами закидывать в неё снег, пытаясь погасить пламя. Прибежали бабы с ведрами воды, стали подавать их мужикам. Вскоре удалось сбить пламя, охватившее полог и лавку внутри бани. Пожар был потушен.
Наутро соседка пришла к нам и стала благодарить маму, что спасла их от пожара. Мама сказала, что предупредил о пожаре наш Тришка, уж больно он необычно лаял и подвизгивал. Вот и вышла она посмотреть, что случилась, увидела дым и начала бить тревогу. А если бы Тришка не «вызвал» бы ее во двор, все могло кончиться плохо.
– Год назад за курицами моими бегал, а сейчас от пожара спас, – посмотрев на пса сказала соседка. – Бывает же такое!
Тришка, слушая это, сидел на задних лапах и внимательно смотрел на людей, довольно высунув свой алый язык.
После ухода соседки мама подошла к Тришке, присела к нему и стала гладить пса. А потом сказала: «Спасибо тебе, Трифон, ты очень умный пёс».
С этого дня мама всегда кликала нашего пса Трифоном. Я же по привычке продолжал звать его Тришкой.
Шло время, я уже учился в третьем классе. Все также, идя за деревню, брал с собой Тришку. Все также мы с ним играли и резвились на полянах. Летом часто ходили к нашей небольшой речке и там плескались в теплой воде. Я брызгал водой на Тришку, он с визгом уворачивался от меня, с силой прыгал на передние свои лапы, и тем самым, обрызгивал меня. Наигравшись в воде, я выходил на берег и ложился на траву, а Тришка подходя ко мне сзади начинал отряхивать с себя воду всего меня обрызгав. Это было завершением наших водных забав. Потом Тришка подходил к речке и начинал ловить пескарей. Было интересно наблюдать как пёс, зайдя в воду, замирал в одной позе. Зорко смотря в воду, резко погружал в воду свою морду и делал несколько шагов, держа морду под водой, вытаскивал из воды пойманную рыбу. Он тут же подняв морду кверху, с хрустом съедал добычу.
Зимой мы также были с Тришкой не разлей вода. Катание с горок, рытье тоннелей и ходов – все делали вместе. Особенно я любил кататься на лыжах и всегда с собой брал моего пса на поводке. Надев лыжи, я направлялся за деревню по зимнику, проложенному среди полей. Накатанная дорога была гладкой и ровной. Уйдя далеко от деревни, так что видны были только лишь крыши и столбы дыма из труб, повернув в сторону дома, держа в одной руке поводок, кричал псу: «Тришка! Домой!». И пес с лаем поворачивал домой, с силой тянул меня за собой. Все сильнее и сильнее разгоняясь по ровной дороге, я был в полном восторге от этого. Я был рад этому свежему ветру, бьющему в лицо, искрящемуся на ярком солнце снегу, синеве неба, бескрайним просторам, своему верному псу.
Также зимой мы часто выходили на нашу заснеженную поляну, где не так глубоки были сугробы. Начинали гоняться друг за другом. Я пытался кидать в него пригоршни снега, а он уворачивался от меня, зарывал свою морду в снег, а потом резко поднимал её, так, что снег летел мне в лицо. Все это сопровождалось громким хохотом и озорным лаем. Тришка чувствовал мою радость всему, что нас окружало, был счастлив этим, мы оба радовались друг другу. 
Прошло еще пару лет. Как-то в конце зимы Тришка сорвался с цепи и на насколько дней убежал из дома. Такое бывало с ним и раньше. Уходил на несколько дней из дома. Часто возвращался домой весь потрепанный, а иногда и покусанный другими кобелями.
В этот раз Тишка не появлялся дома уже неделю. Мама и я стали беспокоиться. Особенно она распереживалась, когда узнала, что в соседнем селе начали отстрел бродячих собак. Я стал успокаивать себя и маму, сказав, что на Тришке ошейник и издалека видно, что он домашний.
В один из дней, окончив учебу, мы с другими школьниками сели в автобус, на котором нас везли до деревни. Проезжая полем мы увидели необычную картину. В поле стоял УАЗик, рядом с ним на снегу лежали две мертвых собаки. Неподалеку в поле бежало четыре собаки, а за ними мчался снегокат с двумя людьми. Тот кто сидел позади управлявшего снегокатом, стрелял из винтовки в собак. После очередного хлопка одна из убегающих собак упала мордой в снег, остальные две побежали в сторону деревни. Третья собака, вернулась к подстреленной. В ее сторону устремился снегокат. Пес постояв, над убитой собакой, рванул в противоположную от деревни сторону, к лесу. Стрелки помчались за ним. В этой собаке я узнал Тришку, мого Тришку. Я не поверил своим глазам. Все произошло очень быстро. Я привстал со своего места и побежал к выходу. Начал кричать водителю автобуса: «Остановите, там мою собаку стреляют, остановите автобус!». Водитель только выругался и продолжал движение. Заехав в деревню, автобус притормозил на остановке. Я бросился в открытую дверь и побежал в обратном направлении. Мое сердце сжалось от боли, дорога размывалась от слез, я запинался и падал, рыдал, снова вставал и бежал. Вдали я увидел уезжающий с поля знакомый УАЗик. В поле больше никого не было. Подбежал к тому месту, где стоял автомобиль. На снегу было несколько темно-красных пятен. Я побежал дальше туда, где на наших глазах застрелили собаку. Приблизившись, увидел снова красное пятно на снегу, и несколько следов от обуви. Вокруг кровавого пятна были следы собаки. Это были следы моего Тришки. Я побежал в сторону леса по его следам. Его следы иногда пропадали под следами снегоката. За ним гнались. На опушке леса я потерял следы моего пса. Были только следы снегоката. Побежал по ним. Они петляли среди молодых сосен. Подбегая к одному из деревьев, я заметил на снегу брызги крови и следы. Это кровь моего Тришки. Они его подстрелили его! Я с ревом снял рукавицу и начал трогать красный снег. Кровь еще не успела застыть на снегу.
– Нет, нет, Триша, Триша, за что? – упав на снег, я неистово закричал. Сколько я пролежал на снегу не помню. Опомнился только, когда начало темнеть. В деревне зажгли фонари. Я брел по снежному насту через поле, в сторону деревни. На полпути понял, что потерял рукавицы. Подходя к деревне, я увидел идущую мне навстречу маму. Подойдя к ней, я снова зарыдал.
– Мама, они нашего Тришку!
– Сыночек, пойдем до дому, – успокаивала меня мама. – Ты видел как они его подстрелили?
 – Нет, только кровь и его следы, – захлебывался я слезами.
– Тришка – умный пес, он не мог просто сгинуть, подождем он обязательно вернется! – сказала тихо мама.
Мы зашли в дом. У дверей на полу стоял мой рюкзак. Видимо кто-то из школьников принес его, когда я выскочил из автобуса. Мама предложила мне поесть. Но я отказался. Она тоже не стала ужинать. Уложила меня в кровать и села со мной рядом. Начала гладить меня по голове. Потом тихо перешла на свою кровать.
В эту ночь я заснул тяжелым сном лишь под утро. Тем временем ранним утром моя мама сходила в соседнее село и выяснила, что отстрелом занимались районные охотники. Она наняла машину и съездила в районный центр к охотникам. Вернувшись после обеда, она застала меня еще спящим. Не снимая валенки, и верхнюю одежду, держа в руках шаль, мама склонилась надо мной и разбудила. Она смотрела на меня и улыбалась. Я вопросительно посмотрел на нее.
– Я ездила к охотникам, – сказала мама. – Я видела трупы собак. Среди них нет Тришки. Он убежал от них!
– Убежал? – вскочил я с кровати и обнял маму. – Значит он жив! Мама, он жив! Она в ответ обняла меня, выронив из рук на пол свою шаль.
– Но, где же он тогда? – спросил я, перестав уже смеяться.
Я накинул на себя пальто и шапку, сунул ноги в валенки и выбежал в ограду. Заглянул в конуру, там было пусто. Рядом лишь лежала цепь. Вышел на улицу. Никого не было. Я стал всматриваться в поля. Там тоже все было безжизненно пусто. Вернулся в дом. Мама настояла, чтобы я поел. Мы пообедали. После чего я оделся потеплее и снова вышел во двор. Чтобы занять себя делом я начал разгребать дорожки, закидывать снегом завалину дома и бани, носить воду в баню, принес дров в дом. Я не знал, что еще сделать, чтобы время шло быстрее. Делая домашние дела, я постоянно всматривался в поле. Нет никого. Меня одолевало отчаяние, и мне хотелось снова рыдать. Но надежда, которую дала мне мама была сильнее. «Среди них нет Тришки. Он убежал от них». Эти мамины слова давали мне силы. «Мой Тришка жив, мой друг жив!» – эти мысли целый день крутились в моей голове.
Начало смеркаться. Мама вышла на крыльцо, позвала меня в дом. Я пошел запирать на ночь ворота и взглянув в сотый раз в поле. И вдруг. «Нет померещилось!» – подумал я. Еще раз внимательно стал всматриваться в темноту поля. Далеко в поле маленькая тень то появлялась, то снова исчезала. Потом снова появилась. Я вышел к дороге.
– Это он, мама, это Тришка! – крикнул я и побежал на встречу к Тришке. Мой пес медленно шел навстречу. Пройдя несколько шагов, падал в снег, поднимался и через несколько некоторое время снова падал. Он был сильно ранен. Я подбежал к нему. Тришка мне «улыбнулся», и проскулив, упал на мои руки. Он был весь в крови. Ухо у него было разорвано, в боку была большая рана. Я оторопел от увиденного. Подбежала мама.
– Пойдем, понесем его в дом – сказала она. Я подхватил пса, а он начал скулить от боли. Еле сдерживая слезы, мы занесли Тришку в дом. Мама бросила к печке одеяло на пол и мы уложили на него нашего пса. Тришка скулил. Мы осмотрели его раны. При свете мы обнаружили, что его левая передняя лапа тоже была изранена. Мама взяла мазь и бинт, обработала и перевязала ему раны. Потом мама погрела молока и размочила в нем хлеб, дала Тришке. Он отказался от еды, опустив свою голову на пол, прикрыл глаза, стал тяжело дышать и постанывать.
Так Тришка пролежал четыре дня. Он не ел, ни пил, лежал часто дыша и все время скулил. На пятый день Тришка начал есть. Раны его затянулись. Глаза повеселели. Он пошел на поправку. Мы с мамой были счастливы, что наш пес выздоравливает.
– Ох и заставил ты нас понервничать, Трифон – говорила мама, очередной раз меняя ему перевязки. – Зачем убежал из дома? Мы места себе не находили. Ну хорошо, что живой вернулся!
Больше двух месяцев он прожил у нас в доме. Лишь после того как Тришка полностью восстановился, мы определили его в конуру.
Однако с тех пор мой пёс перестал быть таким как прежде. Он перестал резвиться как раньше. Играл со мной, но уже без былого задора. Кроме того, он изменился и внешне. От правого уха его осталась лишь половина, непослушного кончика уже не было. Тришка стал прихрамывать на левую переднюю лапу. А когда он спал, то во сне громко скулил, сильно дергал своими лапами. Все это были отголоски той облавы на бездомных собак и ужасной бойни, в которую попал мой Тришка. Это были отголоски той жестокости, с которой столкнулся не только мой пес, но и я сам.
Тем не менее, пёс остался жив. Чему я был безмерно рад. После облавы на собак, изменился не только Тришка, но и я. Тогда ко мне пришло полное осознание того, что жизнь очень хрупкая вещь. Она может оборваться в любой момент. В любое время мы можем потерять близких и любимых. От этого понимания я стал больше ценить те дни, которые я проводил с мамой и Тришкой.
Прошел год. Тришка весной уже не убегал на свои собачьи свадьбы. Он жил в своей конуре, также гулял со мной по полям, в лесу и у речки. Снова ловил своих  пескарей.
В конце лета мы с мамой решили пойти в лес, который находился за покосами. И конечно же мы взяли с собой Тришку. Весь день мы смеялись. Я был счастлив от того, что рядом со мной были два дорогих мне существа, моя мама и мой лучший друг. Мы не столько собирали грибы, сколько радовались друг другу. Тришка как и раньше «улыбался» своей собачьей улыбкой, прыгал то на меня, то на маму, бегал вокруг нас. С взвизгом убегал от меня или гнался за мной. Мы с мамой вспоминали как он у нас появился в доме и каким крохотным он был. А сейчас рядом бегал огромный сильный пёс. Так прошел весь день. Мы стали возвращаться домой.
У ближайшего к деревне колке, на дороге, по которой мы шли домой, нам повстречалась лисица. Она сидела прямо на дороге. Увидев нас, лиса не стала скрываться. Она медленно, поднялась с места и пошла навстречу нам.
– Смотри-ка, мама, лиса не убегает, ручная, наверное! – сказал я, указывая на лисицу. Но на лице мамы я увидел беспокойство. Лиса приближалась к нам все ближе и ближе, она качалась из стороны в сторону, а язык вывалился из пасти наружу. Мама прижала меня к себе. Лиса все подходила и подходила. Чем ближе она подходила, тем сильнее начинала рычать и лаять своим охрипшим голосом. Мне стало очень страшно. Я понял, что с лисой что-то не так. Еще несколько шагов и она могла вцепиться своими клыками в меня или маму. В этот момент с оглушительным лаем из кустов вылетел Тришка. Он снес лису с дороги. Завязалась драка. Лиса, открыв широко свою пасть, начала нападать на Тришку, кусать его. В ответ Тришка уцепился лисе в шею и начал душить ее своим мощным хватом. Возня в поле у обочины дороги длилась несколько минут. Потом все затихло. Тришка вынес в зубах бездыханное тело лисы и положил на землю перед нами. Он сел рядом и «улыбался» нам, виляя хвостом. Пес был доволен и горд собой, и тем что смог защитить нас. При этом вся его морда была в крови. Мама сняла свой платок и вытерла Тришке морду и латы. На его голове было несколько рванный неглубоких ран. В остальном пес был в порядке. Посмотрев на тело лисицы, мы пошли к дому. Тришка по-прежнему резво носился рядом с нами.
Через день мы заметили, что Тришка не выходил из своей будки. Перестал есть.
– Мама, что с Тришкой? – спрашивал я. – Он не веселый стал, заболел?.
–Да похоже, – огорченно сказала мама. – Ну ничего поправится.
На следующее утро мы обнаружили, что пес снова сорвался с цепи и убежал. Он не возвращался домой три дня. На исходе третьего дня, когда мы с мамой укладывали поленницу, перед домом появился Тришка. Его шкура была вся в засохшей грязи. Он шел медленным шагом и все время скулил. Почуяв неладное, мама подошла ко мне. Тришка подошел к нам, прилег у наших ног на землю, тяжело и часто дышал. Он положил свою морду между своих лап и стал смотреть своими карими глазами то на меня, то на маму. При этом он тихо поскуливал. Потом он привстал и подошел к маме, лизнул ее ладонь, лизнул и мою руку. Обошел нас вокруг и направился от дома в сторону леса. Пройдя несколько шагов, он обернулся. Смотрел на нас с минуту. Отвернув свою морду от нас, резко побежал к лесу через поле. Я посмотрел на маму. У неё текли по щекам слезы.
– Мама, что с Тришкой? – начал я беспокойно спрашивать ее. – Он какой-то странный, мама!
 – Он приходил попрощаться с нами, сынок, – тихо сказала мама.
– Как попрощаться? – мои глаза наполнились слезами. – Мама, что ты такое говоришь, он молодой пес!
– Тришка! Стой, Тришка! – закричал я и побежал в сторону леса вслед за своим другом. Но его уже нигде не было. Я выбежал на опушку, было тихо. Начал звать пса: «Триша, Триша, ко мне, Триша!». Но слышал лишь свое эхо. Мне стало очень страшно снова потерять своего друга. Обойдя весь лес, спустился к реке, к тому месту, где мы часто с Тришкой плескались в воде, где он ловил своих пескарей. Там тоже его не было. Пришел я домой поздно, когда уже стемнело.
Прошло несколько месяцев с того дня когда мы видели Тришку в последний раз.  Снегом занесло его будку. Рядом с ней висела его цепочка. В конце весны, когда земля просохла и начала буйно расти трава, мы с мамой пошли на нашу любимую с Тришкой полянку. Я взял с собой лопату. На краю поляны сделали небольшой холмик. Это была могила нашего Тришки. Пустая могила. Его тело мы так и не нашли. Собаки, почуяв приближение своей смерти, часто уходят прочь из дома. Так поступил и Тришка. Он спас нас от бешеной лисицы ценой своей собственной. Его организм, подорванный обстрелами при облаве, не смог справиться с заразой, которая проникла в его организм при укусах дикого зверя. Чувствуя свой конец, он пришел проститься с нами. Я до сих пор не могу без слез вспоминать его последний, как всегда умный, но уже тоскливый взгляд.
Прошло много лет с тех пор. Но боль в сердце моем от утраты не прошла. Каждый раз, проходя по нашим местам, я вспоминаю те дни, когда играли мы с моим Тришкой, а вся округа заполнялась нашими весёлым смехом и звонким лаем.