Человеком быть хочу, не кисою

     Давно, это было, или недавно, в 1962 году. Работал Фёдор старшим инженером в Поверочной лаборатории Ленинградского военного округа. Служили там военные и вольнонаёмные. Часто летом они компанией сотрудников выезжали в выходной день на Карельский перешеек в лес за грибами, позагорать, покупаться в Финском заливе в Окунёвой бухте. Это была закрытая зона. Проезд туда сотрудников лаборатории был разрешён. Всё-таки  Военный округ.

     Однажды в жаркую летнюю погоду человек десять на старом автобусе отправились на Карельский перешеек. Во главе группы был старший лейтенант Игорь Лагин, сидевший с водителем. А в салоне самым возрастным был мужчина, лет сорока, Николай Сергеевич, начальник измерительной группы, со своей любимой Верой Алексеевной, тоже работавшей там.  Молодёжь не проведёшь, она всё замечала и знала про их связь.

     Остальные пассажиры в старом автобусе были молодые ребята и девчонки, не старше 25-ти лет.  Сидели все на скамьях по периметру салона, входная дверь в этот салон, или фургон, была одна сзади, как у катафалка.
Ехали долго, шутили, рассказывали пристойные анекдоты, случаи, смеялись. Было жарко, много пили воды.  Водитель – молодой парень и его сосед, знавший путь, не торопились, а пассажирам в кузове было весело.
Проехали порядочное расстояние.   У многих появилась необходимость  выйти оправиться,  но все терпят, не напоминают водителю остановиться. Как-то неудобно было молодёжи при девчонках об этом говорить.

     И вдруг все слышат, как Николай Сергеевич во всеуслышание заявляет:
     -- Хорошо быть кисою, хорошо собакою.
     Где хочу, пописаю, где хочу, покакаю.
     Молодёжь чуть не попадала со скамеек, услышав такое от интеллигентного человека, который на службе не позволял себе даже сказать что-нибудь такое в присутствии своей дамы сердца и сотрудников.  Но Вера Алексеевна только грустно улыбнулась.  Похоже было, что и она натерпелась и была не прочь выйти из автобуса.   Но не показывала даже виду.

     Постучали в кабину и колымага остановилась. Задняя дверь распахнулась, и все выскочили по кустам, кто куда.  На небе одно солнце, облаков нет, жарко, середина лета, благодать!  Опять погрузились и поехали.
     Остаток пути проехали спокойно.  Высадились на песчаном берегу Окунёвой бухты. Рядом строевой лес с мачтовыми елями и соснами.  Говорят, что это место для корабельных мачт было выбрано ещё самим Петром Первым.
Все, у кого были купальники или плавки стали переодеваться, но так, чтобы посторонние не подглядывали. А кто был без надлежащего по погоде одеяния, просто скинули рубашки и майки.

     Трудней других оказалось Феде. Дома ему нашли старые синие треугольные плавки с тесёмками сбоку и белой каймой по краям, которые ему предстояло надеть.
     Когда девчонки освободили салон, переодевшись, наступила очередь Феди и Витьки. У Виктора всё получилось и он выскочил вон.  А у Фёдора беда. У плавок такие большие отверстия для могучих ног, что Федино содержимое вываливается наружу. Справа, где тесёмки, он убавил размер отверстия, а слева – никак.

     -- Что он там копается? – кричит Лида.
     -- Занимается укладкой,-- язвит Тамара.
     -- Люди, дайте хоть булавку напрокат, -- взмолился из салона Фёдор.
     Булавку девчонки нашли и вручили.  Дело пошло, плавки  были подогнаны под тощие Федины ноги, и он вышел.
     -- Укладку закончил? – с ехидством спросила Тамара.
     -- Бесстыдница, у человека горе, а ты…-- отмахнулся Федя.

     Берег в бухте пологий, дно мелкое с большими валунами, на которые садятся чайки.
     Все расползлись по узкому пляжу,  водитель развёл небольшой костёр, захотелось есть.
     На валунах стали фотографироваться.  Николая Сергеевича с Верой Алексеевной не стало видно.  Лидочка увязалась за Игорем, старлеем, о чём-то повели беседу.  Тамара сказала Феде, мол, пойдём в лес, там, возможно, ягоды есть. Они босиком по колючим иголкам углубились немного ото всех, нашли несколько неощипанных лосями и прочим лесным зверьём кустов черники и съели.

     Тамара была уже девушкой с опытом, влюблялась в какого-то венгра. Близко дружила когда-то с ним, по её словам, может быть, жила, Феде это неизвестно. Так вот, уселась она на травку у дерева, сказала, что устала.  Федя рядом стоит и любуется тем, что выпадает у Тамары из лифа. Проходят безмолвные минуты, летают надоедливые мухи, жуки, захотелось на воздух к воде. Вернулись они к автобусу тоже молча, перекусили, что у кого было,  полюбовались спокойным Финским заливом и стали собираться к дому. Кое-кто оказался слегка навеселе, видать прихватили с собой необходимое.
     Уже темнело, когда возвратились в Ленинград, а завтра опять на работу…

     … К чему вспомнился этот давний эпизод?  А к тому, что недавно в Прозе.ру прочитал  у одного автора  это четверостишье про кису и собаку, которым быть хорошо.  Подумалось, откуда эти стихи вообще появились?  Просмотрел, что успел в интернете.  2011 год, Михаил Золотухин, 2017 год, Евгений Семененко и куча других авторов, но поздних лет.  А прозвучал этот стих в 1963 году. Не удалось найти первого автора, а жаль.  Хотя стишки так себе, под настроение слушателей.  Но затронутая тема стара и актуальна, как мир.

     Недаром Е. Малышева, А. Мясников в своих передачах напоминают о гигиеническом сервисе, какой он у нас и какой он в других, якобы, отсталых странах, где бумагой, которую у нас скупают, там уже давно не пользуются.  Ладно уж бумага, а то сами туалеты, которые постоянно ремонтируются или заняты продавцами папирос, водой.  Русский народ и прошлый советский люд меньше писать и какать не стали, а отхожих мест до сих пор не хватает.

     Мой друг жил на улице Халтурина (Миллионной) на первом этаже недалеко от Зимнего дворца. Когда советские демонстрации проходили Дворцовую площадь, всё кругом было оцеплено, умыкнуть нельзя было по надобности, демонстранты-обоссанцы совались в любую открытую парадную дверь и освобождались.  Вечером в парадных стоял невыносимый запах человеческих испражнений, который жильцам приходилось смывать. Друг Боря говорил, что они во время демонстраций стали оставлять парадную, дверь в квартиру, даже в свой туалет открытой.  Не хватало только таблички «Добро пожаловать».   Люди с благодарностью забегали к ним, делали своё дело и удалялись. За посещение не платили. Не то, что сейчас. В парадной не стало пахнуть, а в квартире его жена подтирала пол за нерадивыми, или у кого криво льётся, и всё.   Так мой друг с женой решили эту проблему.

     И нам, как многим, приходилось проходить когда-то в колоннах с транспарантами. Как-то дойдя до Садовой улицы, быстро свернули направо, помня, что там находится туалет.  Не тут-то было.  На дверях огромный замок от грабителей, видимо. Кругом мечутся люди, что делать? Вернулись на Халтурина, забежали во двор-колодец.  Окна первых этажей там на уровне наших колен.  Втиснулись в угол. Будь, что будет. Только приступили к облегчению, открывается форточка окна с первого этажа и тётка на весь двор начинает нас чихвостить.  Но процесс уже ничто не может остановить. Мы извинились, объяснили причину и ушли…
     Врачи нам постоянно толкуют, что задерживать в организме отходы своего тела вредно и опасно для здоровья.  А приходится из-за отсутствия в нужных местах нужных помещений.

     В молодости попалась в руки книга чешского писателя Яна Отченашека «Хромой Орфей».  В ней автор описал  время оккупации Чехословакии немцами во второй мировой войне. Там мама спрашивала румяного сыночка:
     -- Янек, ты покушал?
     -- Да.
     -- А ты покакал сегодня?
     -- Покакааааал.
     Мама успокаивалась.
     Мне, ещё молодому, было не понятно. Неужели это так важно? Ну, не покакал, позже сделает это, что такого трагичного случится?  Мама, видать, знала, что делала, и беспокоилась очень за здоровье сыночка.

     Ещё эпизод из той книги. Чехи, работавшие под присмотром вооружённых немцев и перешедших служить к ним чехов, были властью недовольны, шептались, шушукались, хотели восстать.  Но поговорить могли друг с другом только в кабинках туалета.  Немцы их засекли и велели снять с кабинок все двери.  Чехи отреагировали стишками:
     «Гитлер нам не верит, будем срать без двери».

     Раз коснулся этой темы, то приведу изречения, которые можно было прочитать в деревянных клозетах и на вокзалах в наше прошедшее время:
     «Если ты посрал, зараза, дёрни ручку унитаза». Это для тех, кто не был знаком с устройством ватер-клозетов.  Это понятно, как инструкция пользования. Мало ли, из какой глубинки СССР приехал человек.
     «Я здесь сидел и долго плакал, что много ел, а мало какал». Это на кого жалоба? На свой больной ЖКТ, что ли?

     Возможно, деревянные без воды туалеты уже в прошлом?  Не знаю. Но изречения и туалетное стихоплётство в прошлом было на высоте.  На своей высоте, конечно...
     Началось с кисы и собачки, а заканчивается критикой нашей жизни. А всё для того, чтобы жизнь лучше стала. Так и хочется сказать:
     Не хочу быть кисою,
     Не хочу собакою,
     Человеком быть хочу,
     Я об этом и кричу,
     Чтобы место было, где               
     Писаю и какаю.
                На фото: в Окунёвой бухте, 1963 г.
                2020