Rainbow Gathering. Социо-антропологическая зарисов

Рассказывать о Радуге на пластиковом языке социальной антропологии, значит автоматически ставить себя вне сообщества, её образующего. В то время как главное в Радуге – это именно опыт приобщения к группе, опыт разностороннего, комплексного приятия тобой – других и тебя – другими. В развёртывании этого опыта любой понятийно отточенный и терминологически точный язык претерпевает нечто подобное плавлению, становясь проще, адекватнее, ясней.

Радуга не нуждается ни в идеализации, ни в критиканстве. Она как жизнь: являет тебя такой, какой сформировалась эволюционно, не комплексуя. Любую критику Радуга предвосхищает встроенным в её этос вопросом: «Что ты можешь предложить, чтобы сделать лучше?».

Как от психоделиков каждый получает от неё ровно то, к восприятию чего был готов. Кто-то, впервые попав на Радугу, ужаснётся «сборищу немытых хиппи», «странной, подозрительного качества едой», раздаваемой из общего котла и «бесстыдству разгуливающих нагишом людей». Такие здесь не задерживаются. Другие, видя всё тоже самое, напротив восхитятся живой красотой человека, неделями пребывающего в естественной среде и сливающегося с ней пятнами сажи на лице и руках, сухими травинками на одежде и в волосах. Вегетарианской кухней, вобравшей в себя кулинарные традиции Востока и Запада. Раскрепощённостью тел.

Впервые попавший сюда человек зачастую спрашивает: «Кто здесь главный? К кому обращаться по важным вопросам?». На что получает стандартный, произносимый со сдержанной горделивостью ответ, что главных нет, что здесь все равны и никто не в праве что-либо единолично запретить или предписать. И это действительно так: на Радуге нет начальства, нет «главных», хотя есть авторитеты, чьё мнение веско, к словам которых более серьёзно прислушиваются окружающие. Есть хранители и более ревностные блюстители традиций, не стесняющиеся делать замечания, участвовать в спорах и решениях по возникающим разногласиям. Власть естественным образом сложившегося авторитета – единственная "власть", пустившая здесь жизнеспособный корень.

Служившие в армии, признавались мне в неотступном ощущении, что попали в какую-то «анти-армию», в среду радикально и по всем параметрам противоположную армейской. Но если армия со всей своей жёсткой иерархичностью по их же словам представляла собой «бардак», то здесь они с удивлением обнаруживали непринуждённый, мягкий и вездесущий порядок, будто бы сам по себе сложившийся, ни кем не предписанный, но от этого ещё более строгий и благотворный. Действительно, отсутствие руководителей, приказов и документов не превращает Радугу в страну вседозволенноси, а напротив, выдвигает на первый план этические императивы, делает этику единственным, тотальным и общезначимым регулятором индивидуального и группового поведения. Этика здесь предельно заострена. Ты почти никогда не можешь скрыться от глаз Другого и этот взгляд дисциплинирует значительно более эффективно и тактично нежели взгляд Большого Брата – государства, там, далеко, в городе вперившийся в тебя из объективов камер видео наблюдения, из под фуражек патрульных и окон полицейских машин. Вот почему области мозга ответственные за этическое мышление работают тут на полную мощность: там, где господство законов сведено к минимуму пульт коррекции человеческого поведения передаётся коллективному разуму, от одобрения или осуждения со стороны которого зависят твоя репутация, возможность продуктивного сотрудничества с братьями и сёстрами.

Важнейший императив радужного быта – взаимоуважение, соблюдение личных границ, как в физическом, так и в психологическом отношениях, что, как не парадоксально, не отделяет, а сближает людей, позволяя им легче идти на контакт: заговаривать с незнакомым встречным, обниматься, валяться в обнимку на траве или возле костра. Просто каждый знает, что этот императив неприрекаем для всех, а значит будет предельно тактичен, стремясь стать на шаг ближе к тебе.

Ещё одна важная особенность радужной атмосферы – отсутствие напряжения, дерготни, спешки. Всё делается спокойно, вдумчиво, размеренно. «Не парь, не парься. Не грузи, не грузись» – таков один из принципов Радуги. Этот дух всеобщей расслабленности, некой текучести по колдобинам быта осеняет каждого, кто решился пробыть на Радуге дольше 3-4-х дней и тянется за человеком тающим шлейфом после отъезда в Большой Мир. Вскоре после приезда на Радугу начинаешь чувствовать себя как бы вне времени, вне истории. Проникаешься близостью вечности, меланхоличной регулярностью природных циклов дня, вечера, ночи, утра. Не случайно здесь не принято назначать какие-либо «движняки» по «вавилонским» хронометрам. Для навигации во времени ориентируются на крики «пау-вау». Эта традиция так же призвана усилить чувство оторванности от цивилизации, погружённости в сырую глину природы, не оформленную и не обожженную регламентом человеческой рациональности. Поэтому, даже сейчас, сидя в городе, слыша шум разрезающих воздух машин за окном, я понимаю, что Радуга не закончилась. Она протягивает свой разноцветный рваный рукав по ту сторону Земли, окаймляет её, теряясь в бесконечности, как летят и теряются в утробе леса звуки самодельной деревянной флейты, доносящиеся с Круга, где догорает ночной костёр.