Дама с собачкой - невыполненный завет Чехова

 Есть расхожая фраза: "Если вам нечего скрывать от государства, налоговой инспекции, жены и коллег по работе - вы зря прожили эту жизнь".

Об этом, собственно, и "Дама с собачкой".
Гурову есть что скрывать от жены. Опыт этот горький, но по другому он не может. Ибо это инстинкт, а с инстинктом бороться бесполезно и вредно:
"горький опыт, научил его давно, что всякое сближение, которое вначале так приятно разнообразит жизнь и представляется милым и легким приключением, у порядочных людей, особенно у москвичей, тяжелых на подъем, нерешительных, неизбежно вырастает в целую задачу, сложную чрезвычайно, и положение в конце концов становится тягостным. Но при всякой новой встрече с интересною женщиной этот опыт как-то ускользал из памяти, и хотелось жить, и всё казалось так просто и забавно".
"Так должно быть", - думает Гуров.
Но инстинкт управляет и Анной Сергеевной:  "со мной что-то делалось, меня нельзя было удержать". Причем, это до знакомства с Гуровым.
"И я могу теперь про себя сказать, что меня попутал нечистый", - ну, то есть инстинкт.
А инстинкт - это жизнь.
Недаром вслед за первой любовной сценой с участием героев следует  поездка "на природу" и авторское:
"однообразный, глухой шум моря, доносившийся снизу, говорил о покое, о вечном сне, какой ожидает нас. Так шумело внизу, когда еще тут не было ни Ялты, ни Ореанды, теперь шумит и будет шуметь так же равнодушно и глухо, когда нас не будет". Правда, это авторское плавно переходит в Гуровское:
"Гуров думал о том, как, в сущности, если вдуматься, всё прекрасно на этом свете, всё, кроме того, что мы сами мыслим и делаем, когда забываем о высших целях бытия, о своем человеческом достоинстве".
В этом и проблема. Мало того, что людям вместо библейского многоженства навязали крепостную моногамию, так еще и в голову вбили, что следование любовному инстинкту - это грех.
И отделаться от этой проблемы Гуров уже не может, поскольку в случае с Анной Сергеевной его настигает любовь.
Вот как в бунинском "Солнечном ударе".
И забыть эту любовь Гурову уже не позволяют средства обыденной его жизни, а именно "неистовая игра в карты, обжорство, пьянство, постоянные разговоры всё об одном". При этом, "Ненужные дела и разговоры всё об одном отхватывают на свою долю лучшую часть времени, лучшие силы, и в конце концов остается какая-то куцая, бескрылая жизнь, какая-то чепуха, и уйти и бежать нельзя, точно сидишь в сумасшедшем доме или в арестантских ротах!"
Вот именно: "арестантская рота" (или же "сумасшедший дом") - это про моногамию.
И постоянная ложь: "У него были две жизни: одна явная, которую видели и знали все, кому это нужно было, полная условной правды и условного обмана, похожая совершенно на жизнь его знакомых и друзей, и другая — протекавшая тайно. И по какому-то странному стечению обстоятельств, быть может, случайному, всё, что было для него важно, интересно, необходимо, в чем он был искренен и не обманывал себя, что составляло зерно его жизни, происходило тайно от других, всё же, что было его ложью, его оболочкой, в которую он прятался, чтобы скрыть правду, как, например, его служба в банке, споры в клубе, его «низшая раса», хождение с женой на юбилеи, — всё это было явно".
Как же, как же - "случайному". А то большие писатели пишут о случайном!
Что же из этого следует?
"Она плакала от волнения, от скорбного сознания, что их жизнь так печально сложилась; они видятся только тайно, скрываются от людей, как воры! Разве жизнь их не разбита?"
Разбита. Да только это ведь разбита настоящая жизнь, а не призрачная "явная".
В жизни, вообще, хэппи энда не бывает. Говорят, один британский комик завещал написать на своей могиле: "Я так и знал, что этим кончится!"
А Чехов опять пишет о клетке:
"точно это были две перелетные птицы, самец и самка, которых поймали и заставили жить в отдельных клетках"
И вот прошло сто двадцать лет, и советская власть поначалу пробовала эти клетки сломать. Да не получилось.
Не выполнен завет Чехова:
"И казалось, что еще немного – и решение будет найдено, и тогда начнется новая, прекрасная жизнь; и обоим было ясно, что до конца еще далеко-далеко и что самое сложное и трудное только еще начинается"..
По молодости лет читая  рассказ, я думал: Тоже мне бином Ньютона! Послали бы все подальше да и жили бы вместе все время. А вместо этого развел Антон Палыч интеллигентщину!
Спустя сорок лет ситуация представляется мне уже по-другому.
Кто спросит "почему?", пусть перечтет "Анну Каренину".