А виновата ты лишь в том, что мама хочет кушать 18

Глава 18.

Возле двора второй бабушки был общий почтовый ящик. Оранжевый. Много отделов с номерами домов. По утрам туда приносили почту. Я очень любила при этом присутствовать. Помогала раскладывать. А если не успевала на раздачу, то уж забрать почту с ящиков бабушек - это было мое любимое занятие. Запах свежих газет. Я получала удовольствие от всего этого. От газет и журналов. Они были детские, с рисунками, и взрослые, только с текстом. Пока была совсем малая, меня интересовали только с рисунками. А потом и тексты пошли в ход.

Я очень рано начала читать. А стишки заучивать и того раньше. Мне очень нравилось смотреть на картинки. Повторять эти стишки. Я прямо вживалась в образ. Сопереживала героям стишков. Это у меня от второй бабушки, она была любительница читать. Был период, когда только книги и спасали. Были и друзьями, и собеседниками, и утешителями, и спасителями, и развлекателями. А тогда в детстве в этот ящик помимо газет и журналов иногда приходили письма или телеграммы. Вот в то самое утро в одной такой телеграмме сообщили, что у меня родилась сестра.

Мы все были как раз на лавочке у второй бабушки. Народ шел с молоком и свежим хлебом. Поэтому в то утро многие стали свидетелями этого события. Дедушка даже заплакал, но потом начал возмущаться, что имя не то дали, которое он просил. Он хотел, чтобы назвали именем его младшей, умершей в младенчестве, дочки. Бабушка его претензию не одобрила.

- Нельзя называть в честь умерших!- сказала моя вторая бабушка. Дедушка обиделся и ушел к себе во двор. Обрадовался он рождению второй внучки или расстроился из-за имени, я так и не поняла. Он вообще никогда никого не хвалил. И никому особо не радовался. Только критиковал, даже свою идеально красивую и хозяйственную жену. Которая помимо всего прочего обалденно вкусно готовила, но никогда не слышала от него похвалы. Он только кривился.

На вопрос:

– Вкусно ли?

Отвечал:

– Есть можно

А если что-то ему не нравилось, то кастрюля летела в угольный ящик. Вообще, если он психовал, летало все, что под руку попадется.

Мать моя такая же психованная. Если она меня била, то с остервенением. С особой жестокостью. И даже когда я закатывалась в истерике от боли, она не останавливалась. Если дед швырял только кастрюли, то она превзошла его во много раз. Она била и швыряла свою маленькую дочку.
Долгий перелет с пересадкой в Москве. И вот мы вчетвером заходим в наш барак. Мама пробегает от ванны в комнату с мокрой пеленкой, видимо, стирала, и теперь ей нужно ее повесить на батарею сушить. Она не здоровается со мной вообще никак. Всем своим видом показывает, что мы пришли не вовремя. Малышка, видимо, обгадилась, а это значит, что матери нужно стирать пеленки и мыть ляльку, а тут нагрянули: свекровь, мать нелюбимая, да старшая дочь, которую она знать не знает....

Мы раздеваемся. Проходим в комнату. Я захожу первой. И вижу, что на моей любимой кроватке лежит нечто и при этом дергает ручками и ножками, да еще и пищит.

- Знакомься, Дариночка – это твоя сестричка - говорит вторая бабушка.

- А почему она на моей кровати? А где теперь буду спать я?

Мне не ответили. Отмахнулись. Почему это стало для меня такой трагедией? Я не знаю. Но было ощущение, что для меня в этом доме теперь не осталось совсем никакого места.

Пока гостили бабушки, мы с моей бабушкой-мамой спали на диване родителей. А те в свою очередь вместе с малышкой перебрались в третью комнату, которую выделили отцу по случаю рождения второго ребенка. В стене появилась большая стеклянная дверь с замком.

Когда бабушки уехали, я почему-то оказалась в первой проходной комнате. Я не помню, почему так получилось. Но спала я теперь рядом со входной дверью, в комнате, где не было окон. Она как бы была прихожей что ли. Там стоял большой шкаф с запасами продуктов. Холодильник. Раковина, в которую мама писала по ночам. И детские горшки. За ночь моча в горшке застаивалась и плохо пахла. От раковины тоже плохо пахло. Она не для этого предназначалась, и там не было крана, чтобы смыть водой. А в общий коридор за ковшиком с водичкой, мама по ночам не выходила.

И среди всего этого "великолепия" была моя кровать. А еще висело зеркало на стене. Очень большое и круглое. В эту зиму, я четко помню, как часто и подолгу в него смотрелась. Даже не на себя. Не на свое лицо или тело. А очень близко в глаза. И в голове почему-то был один вопрос: -Неужели это я?

Что мог обозначать этот вопрос и откуда взялся в голове у 6-тилетней девочки? Возможно, это мой Повелитель не давал мне до конца забыть, что все это происходит временно, и я совсем не то, что мне пытаются внушить два взрослых человека, под названием - родители. Очень часто, глядя в свои глаза, я пыталась вспомнить что-то очень важное, но никак не могла. Мне казалось, что если вспомню, то все изменится. Почти каждый раз я видела этот фрагмент со стеной и нашей беседой, но я уже не помнила кто Я. И мне стало казаться, что это сон или выдумка. Как могло присниться такое маленькой девочке, которая никогда в жизни не видела дворцов и длинных платьев из дорогой ткани? Все эти сомнения и вопросы мне не давали покоя. И я снова и снова подходила к зеркалу и вглядывалась в глубину своих глаз.

Подолгу смотрела и мысленно задавала себе вопрос:

- Неужели это Я?!

Потом эти сеансы прекратились. Но смутные воспоминания о беседе у высокой колонны огромного дворца остались со мной навсегда. Продолжение следует..