Монолог. Глава 7

Глава 7.

Утром, 10 сентября 15-го, я так же, как и вчера, сначала направился на завтрак, а потом на пляж. Утром в ресторане я не увидел официантку Ан., о которой говорили ещё накануне Д. и Я. Все те, кто прибыл из России, ждали её, потому что она единственная из официантов разговаривала по-русски.
После обеда я подошёл к беседке «ресепшена», откуда я и мои новые знакомые-супруги планировали начать путь в городок Пиццо. Уже появлялись мысли о том, как долго, общаясь с ними, я не проявлю качества, вызывающие обычно нарекания в мой адрес. Могло показаться странным, что незнакомые в целом люди могли выразить вдруг недовольство моим поведением, моими качествами.
Но теперь я мог испытывать удовольствие общения – они воспринимали меня таким, каким я был в этот момент времени, в эти дни. Даже то впечатление, которое осталось у них после нашего первого общения, по всей видимости, было благоприятным. Если у меня и существовали причины в чём-либо себя упрекнуть, то они оказывались надуманными.
Встретившись на «ресепшен» и перекинувшись парой слов, я и супруги вышли за железную дверь, которая открывалась нажатием кнопки, на уличный солнцепёк. Солнце уже ушло из зенита, но всё ещё обладало сильной властью над этим миром. Дорога поднималась вверх, слева стали виднеться крыши домов, зелень деревьев. Вдалеке засверкало море. Место, на котором возвели нашу базу отдыха, находилось у подножия гор. Такую же картину я наблюдал, плавая год назад в греческой части моря, к которому спускался с территории своего отеля. Море любит быть рядом с горами. Даже в Египте, где сплошная пустыня, возвращаясь пешком к отельчику «4 звезды», я замечал вдалеке силуэты нелюдимых вершин.
Дорога должна была вывести к станции, на которую через некоторое время ожидалось прибытие поезда. Его все, даже туристы, не пробывшие в Италии и двух дней, называли электричкой. Расписание движения электричек находилось на столе в беседке «ресепшен». За этим столом я уже видел людей, закончивших отдых и ожидавших того момента, когда за ними приедет автобус. Это расписание заметил Д. Он и подкинул идею самостоятельно осмотреть итальянский городок.
Само такое путешествие заграницей, то есть там, где не владеешь языком живущих вокруг людей, казалось невероятным. Как само собой разумеющееся такие путешествия воплощались в виде совместных поездок с десятью-сорока незнакомыми людьми от ворот гостиницы и обратно – по принципу «увезли-привезли». То есть едешь не ты, а тебя довозят. Платишь деньги и с комфортом едешь до той точки, которую выбрал с помощью отельного гида. Однако, сам выбор этой точки ограничен – можешь выбрать только то, что есть у туроператора. В таком путешествии есть две заботы – запомнить номер общего автобуса и не отстать от группы в пеших экскурсиях.

Может быть, из-за мыслей о привычности путешествия в уже кем-то организованном виде меня теперь охватывал холодок грядущей неизвестности? Одна из этих мыслей, где-то под толщей сознания, которое теперь руководило движением по дороге к станции, пищала тонким голоском: а что если не получится?
Но этот холодок перешёл в бодрость, когда ноги уверенно прошли по асфальтовым дорожкам несколько сот метров, а глаза радостно оценили новые виды. Как это часто бывало, трус умер, освободив место для смельчака. Не в этом ли суть путешествия – идти навстречу неизвестному и открывать новое?
Из нас никто не знал, где точно находится станция. Нам ещё в отеле объяснили, в какую сторону двигаться, и, зная направление, мы пересекли арки двух мостов, расположившихся один над другим, и увидели через дорогу летнее кафе с железнодорожными проводами на заднем фоне. Подойдя ближе, мы увидели не кафе, а пару столиков со стульями и здание жёлтого цвета, охотно претендовавшее на звание привокзального заведения. За одним из столиков сидели двое мужчин, что называется «в теле». Окинув нас взглядом, они закончили свой разговор, почему-то встали и направились к зданию, в котором благополучно растворились.
Увидев их сначала, я почувствовал сомнение, а к станции ли мы подошли, но после ухода мужчин я посчитал опустевшую площадку годной быть рядом с привокзальным кафе. Здание с надписью «Zambrone» (Замброне) ещё раз напомнило, к какому населённому пункту относится наша база отдыха. Внутри оказалось не кафе, а магазин, правда также с двумя столиками и стульями. Здесь продавались мороженое, вино и сыр. Ознакомившись с внутренним интерьером магазина, я покинул его и, повернув направо, вышел к железнодорожным путям, тем самым достигнув полустанка. Здесь здание уже не было магазином, его жёлтая стена с закрытыми дверьми и расписанием электричек больше соответствовала зданию маленького вокзала. На платформе стояли только я и три разноцветных контейнера для мусора. Ещё в стене красовался железный ящик с надписью «poste». Не синий и маленький, как у нас, а красный и большой.
Вскоре ко мне подошли Д. и Я., закончив что-то выбирать в магазинчике. Мы сделали взаимные фотоснимки. Ближе ко времени прибытия электрички появилась компания из двух парней и девушки. Настоящие туристы! – подумалось мне. На них красовались выцветшие футболки и усеянные карманами бриджи. Не хватало только рюкзаков.

С платформы открывался вид на горы, вдоль которых исчезала железная дорога. Именно на этой картинке появилась точка приближающегося поезда. Поравнявшись с нами, он напомнил новенькую «феррари» - таким же мощным и стремительным он казался. Поезд состоял из трёх вагонов, и в нём меньше всего было от электрички, которую я видел у себя на родине. Видимо, итальянцы – мастера делать красивыми не только автомобили. Внутри вагона нас встретил кондуктор в белой рубашке и красном галстуке. Лишь чёрная сумка наперевес выдавала в нём его профессию. В салоне вагона перемежались тёмно-синие кресла и диванчики того же цвета. Диванчики, которые имели подлокотники для каждого сидящего, стояли на возвышении. За окнами мелькало море.
Тёмно-серое чудо железной дороги высадило нас на такой же, как в Замброне, станции. Как и там, платформа здесь была вымощена брусчаткой. Никакого асфальта я не увидел. Перейдя пути, мы спустились по лестнице и очутились около кафе, стоявшего в огороженном дворе рыбацкого, наверное, хозяйства. Думать так позволяли лодка на крыше одного из строений и рыбацкая сеть, висевшая рядом. На той же крыше лицом к морю и домикам, расположенным напротив этого строения, стояла фигурка человека в монашеской одежде, а также лежали бутылки, наполненные водой. Саму крышу давно никто не красил.
Из кафе открывался вид на морской простор, перед которым белел песчаный пляж с одиноким стульчиком у воды. Как и на пляже в нашем отеле, так и здесь поражала чистота морской воды. Здесь также море отличалось спокойным нравом, говоря о том, что все эти места находятся в одной бухте. Около берега из моря вырастала гряда из аккуратно сложенных камней.
Мы продолжили путь по улочке, идущей верхом по отношению к строениям этого хозяйства. Чуть пройдя и оглянувшись, я понял, что те строения не входили в хозяйство. Там мы стояли над местом, куда улочка приходила в тупик. Строения были чьими-то жилыми домами. Улочка отличалась безлюдностью, но около домов стояло много машин. В основном, дома имели два-три этажа. Окна многих из них закрывались ставнями, похожими на стиральные доски и тоже давно не покрашенными. Я увидел между несколькими домами перетяжки из разноцветных треугольных флажков, символов праздничного шествия.

Путь пролегал по движению электрички – слева красовалось море, а справа – высокие горы. Мы словно зашли в туннель – настолько узкой оказалась следующая улочка. Необычность домов, даже ширины улицы удивляла, пробуждала интерес к тому, что будет дальше.
А дальше я увидел новостройку. Точно такую же, как в моём городе. Только здесь она была скромнее – всего шесть этажей. Улочка закончилась, и нам открылся пляж, на котором находились люди (вот, куда они подевались!). Зонты, надувные матрасы – ничего необычного. Место перед пляжем обустроили – та же брусчатка, металлические скамейки, дерево средней длины с розовыми цветами. Краска на скамейках, правда, уже выцвела. Дальше – снова кафе. LA NAVA. Оно было закрыто, но зал со столиками открыт. У стены этого зала подвесили лодку и укрыли рыбацкой сетью. Напротив кафе – здание в классическом стиле, совсем как в моём городе на улице Карла Маркса. После – снова вид на пляж. Теперь вместо гальки лежал песок, а на нём словно отдыхали 17 лодок. В основном, белых, но встречались и жёлтая, и синяя, и зелёная. Пару из них укрыли брезентом. Одна, жёлтая, стояла на тележке позади всех. Спокойное синее море с горным силуэтом позади себя, почти белый песок, словно разбросанные по нему лодки и конусообразная ель позади этих лодок составляли изумительный пейзаж.
Мои спутники, впрочем, как и я, знали одну из целей нашего турпохода – мороженое «Трюфель». О нём я услышал в автобусе, который вёз меня в «Борго». Гид, сидевший впереди салона, поведала вновь прибывшим, что это лакомство – одна из достопримечательностей Калабрии. Приехать сюда и не попробовать «Трюфель» - значит не побывать в Калабрии.
Мы условились попробовать это мороженое на набережной, которая, как мы думали, ждёт нас впереди. Около автомобилей на песке я увидел девушку, по внешнему виду – итальянку. Попытался спросить у неё на английском, как найти это кафе. Из её ответа я понял, что она не местная и не знает городок. Подумалось, как она воспринимает меня, когда я её спрашивал? Эта девушка внешностью разительно (в худшую сторону) отличалась от той молодой итальянки из моего отеля.
Супруги и я шли не спеша. Изредка я фотографировал их, как и виды городка. В отсутствии необходимости идти в группе незнакомых людей, спешащих за гидом, заключалась радость. Солнце обжигало руки, лицо, икры, но не несло опасности – открытые части тела перед выходом из своего номера я намазал защитным кремом.

Набережная привела к основанию горы, на вершине которой красовалась древняя крепость. Здесь же на пляже тоже лежали, стояли, сидели люди. Справа от нас виднелись кафе. Ближе к пляжу на скамейках в тени деревьев сидели старики, по всей видимости, местные. Почему-то они строго смотрели на нас. Что им не нравилось?
Спустившись к воде, я вновь убедился в прозрачности и теплоте моря. Искупаться бы! – день хоть и подходил к вечеру, но солнце грело также, когда мы только вышли из «Борго».
Кафе, в которое мы зашли, называлось «La Ruota». Достаточное интересное название – особенно пригодилось бы для тех кафе, где очень невкусно готовят. Звучит это слово как «ля рвота». А итальянцы этим словом обозначили колесо.
Нам подали шоколадное мороженое по 4 евро каждое. Вкус его, однако, ничем примечательным не отличался. Шоколад как шоколад.
После кафе дорога пошла вверх. Улочки стали ещё уже. Теперь они могли сравниться с коридорами в коммунальных квартирах. Мы проходили внутренние дворики, где на некоторых домах краска уже облупилась, а на других между балконами красовались картины. На одной из этих картин на бордовом фоне жёлтым нарисовали колесницу, запряжённую четвёркой скакунов. Наездник, похожий на древнеримского бога, держал в свободной руке флажок с надписью «progresso» (прогресс).
Улочки, как тропинки в горах, вели нас всё выше и выше. На одном из домов красовалась табличка «Vico del Solo» (обледенение солнца). На излёте одной из улочек, уже у основания крепости открылся великолепный вид на спокойное море. Тут же на площадке я увидел фигуру человека, сплетённого из железной сетки, который был в два раза больше меня. Он сидел, опершись руками об землю, и смотрел на море. Вид его был задумчив, словно он знал, что завтра уже не увидит этого простора, что завтра он не будет также свободен как сейчас, когда нет ни условностей, ни ограничений, когда ты предоставлен самому себе и делаешь то, что хочешь. Чуть пройдя и оглянувшись, я увидел, что его лицо обращено в мою сторону. Чудеса искусства по плетению!
Закончив восхождение, мы очутились на площади, в конце которой виднелся католический (скорее всего) храм. Но храм этот, как и все здания, был мал в размерах и напоминал домик, но с крестом сверху. Сама же площадь кипела жизнью. Казалось, здесь под зонтиками за столиками, относящимися к разным кафе, сидели не только туристы, но и местные жители, потому что, чем ещё можно было заниматься в вечернее время, как не отдыхать?

В саму крепость входили желающие, но у нас не оставалось времени: мы планировали пройтись до церкви, супруги, кроме того, посмотреть магазинчики, а после – успеть на электричку. Никто не хотел опоздать на ужин в отеле.
Центр площади обозначался кругом, с одного края которого стояли три памятника. Один – бюст усатому генералу, второй – столб с изображением кинжала, перевязанного лентой, а третий – девушка в тунике. Генералом оказался Умберто Первый, по всей видимости, император или князь, похожий на нашего Александра Второго. Этот памятник, судя по надписи, возвели в 1902 году. На втором памятнике написали «Al suoi eroi» (к своим героям).
Мы дошли до храма католиков, свернули на узкую улочку. У Я. во всём путешествии имелась одна цель: приобрести «качественные» товары за приемлемую цену, то есть брендовое и дешёвое. В одном из магазинчиков я купил бежевую шляпу. Я. заметила, что она мне идёт. Сам же я надеялся на появление стиля в своём облике.  Внутри головного убора белел ярлычок с надписью «MADE IN CHINA», что меня покоробило.
Вскоре я наткнулся на барельеф в стене, под которым из четырёх голов лилась вода. Полукругом вверху барельефа надпись гласила, что это фонтан – «FONTANA GARIBALDI». Рядом в горшке чахла ёлка, чуть выше неё висела доска, а на доске чернели слова – «В водах этого старого фонтана 15 века гарибальдинцы бригады Орсини в августе 1860 года нашли прохладу и свежесть среди гостеприимного населения, которые окружают их с любовью на крик «Да здравствует Италия!».
Солнечный отсвет становился темнее. Наш путь повернул обратно. Мой взгляд упал на один из домов, и я удивился: на первом этаже - дверь слева, лестница без перил диагональю уходила на второй этаж к другой двери, которая была с правой стороны. У дверей другого здания я увидел якорь.
Мягкость уже не палящего солнца, тишина моря, тёплый воздух, спокойствие, как будто разлитое среди людей, сам городок своими тропинками улиц, домами, такими же разными, как и сами люди – всё это привело к редкому состоянию, которое иногда навещало меня – состоянию довольства миром. Мелькнула мысль, что такими должны быть пространства природы и людей, чтобы их приняло внутреннее пространство.

Возвращались мы той же дорогой, и я прислушивался к голосам, доносившимся из открытых окон. Итальянцы, какие они есть, вызывали интерес. Не такие дружелюбные, как греки или мы, но эмоциональнее нас. Поэтому услышав, как раздавались голоса людей, споривших на повышенных тонах, я не удивился.
Когда мы уже шли по улице, которая сворачивала на станцию, я увидел ещё одно чудо техники – трёхколёсный автомобиль! На тёмно-жёлтой кабине значилось «ape». По виду он напоминал раритет, который усилиями хозяина ещё держится на ходу. Однако, этот автомобиль смахивал на мотороллер, который когда-то у нас можно было увидеть развозящим газовые баллоны. Теперь получалось, что на мотороллер насадили кабину.
Около здания, стоявшего рядом, воздух разрезали стрижи. Каждый из них издавал свой щебет, но, становясь общим, щебет летавших здеь птах превращался в прерывистое дыхание большого существа. Тут же я услышал итальянскую речь – около машин стояли двое мужчин. Чуть пройдя, я обнаружил небольшие ржавые ворота. Они перекрывали тропинку вдоль моря. На этих воротах, напоминавших скреплённые между собой калитки, висела дощечка со словами, написанными от руки «lasciare libero passo», что означало «оставить свободный проход».
Солнце всё ближе и ближе подходило к горизонту. Свет стал мягче и приглушённее. В этом свете и щебет стрижей, и итальянская речь начинали обволакивать, доводя внутреннее спокойствие до небывалой высоты. Даже показалось, что появись вдруг у моря волны, то и они бы нарушили это спокойствие!
Стало понятно, что пространство природы может растворить в себе, а значит, растворившись, я могу забыть в себе внутреннего человека. Но почему бы ему не стать единым целым с природой? Ответ находился простой: потому что они разные по своей сути. Не так ли можно было увидеть «внутреннего», то есть вычтя его из такого ощущения природы? Но теперь я не мог этого сделать, ибо полностью отдался тому ощущению.

На станции было видно, как вершины гор ещё освещены солнцем, отчего здесь внизу казалось темнее, чем есть на самом деле.
Ещё в автобусе, который меня вёз из аэропорта до «Борго», гид рассказывал о Калабрии, части южной Италии, как бедном регионе. Облупленная краска на фасадах, ржавые столбы и такие же спутниковые тарелки, даже мотороллер, сделанный под автомобиль, подтверждали эти слова.
В отель наша компания приехала уже затемно. Когда мы увиделись в ресторане, Д. сказал, что видел Ан. Странный случай – все о ней говорили уже второй день, а я так и не видел её. Вскоре и я вошёл в число тех, кто познакомился с официанткой, говорящей по-русски. Ею оказалась девушка среднего роста с небольшими голубыми глазами и бежевыми волосами, схваченными сзади в хвостик. Глазами она напомнила мою одноклассницу. Та была невысокого роста и с лёгким, необидчивым характером. Именно глаза, а ещё форма лица человека, с которым я виделся впервые, не раз наталкивали на мысль об их схожести с теми людьми, которых я знал и имевших то же выражение глаз и форму лица. Конечно, речь шла о сплаве этих двух черт. Если я замечал схожесть только одной из этих черт, то даже не думал о схожести с кем-то из моих знакомых.
Но с Ан. было и другое: ожидание девушки, учитывая настойчивое стремление к девушкам вообще, уже рисовало её образ, но только образ того человека, который может мне понравиться. Поэтому какое-то сходство с одноклассницей отходило на второй план. Увидев Ан., я словно провёл анализ, длившийся секунд пять и давший итог: не та.
Вечный поиск. До тех пор, пока не найдётся та самая девушка. Девушка, образ которой уже теперь казался только свойством воображения. Я в силах не смотреть, избегать этого поиска. В этом тоже проявлялась власть пространства чувств, которая, кстати, и позволяла пространству природы вбирать в себя разум. Эта власть превращала меня в марионетку – я всё равно смотрел на девушек, и поиск этот включался снова. Возможно, в моей жизни власть эта влияла на другие мои поступки и мысли, и в этом случае это влияние не замечалось даже разумом.
Первое впечатление на меня произвёл взгляд Ан. Он не был из тех, что становится первой из причин, по которым возникает влюблённость. Теперь в некоторых чертах девушки я замечал схожесть с одноклассницей. В этом взгляде обнаруживались и страх, и решимость одновременно, но решимость эта не обладала достоинством. То самое достоинство, которое отличимо от гордыни и высокомерия. Это качество человека, как существа разумного. А разумный – возможно, умный, потому что слово «умный», которое употребляется в нашем обществе, не схватывает качества достоинства. Слово «умный» звучит иногда некстати, потому что определить, умён человек или нет, может не каждый…

Ан. подошла к нашему столу и раскрыла один секрет. Оказывается, чай и кофе в баре можно брать бесплатно. Тут же она сделала нам приятное: всем троим принесла по чашке чая. Д. сказал, что она, как носитель русского языка, сможет донести сотрудникам ресторана наши потребности.
Сразу я почувствовал и другое: Ан. – хороший человек. В ней была отзывчивость. Качество, которое можно выдать за уступчивость, но таковым не являющееся. После ужина я договорился с супругами встретиться через час на «ресепшен» – продолжить наше общение.
Придя к беседке одноэтажного здания, я обнаружил, что оба стола заняты отдыхающими. Но вдруг семейная пара решила сменить место дислокации и покинула один из столов, который я благополучно сел. Чуть позже ко мне присоединились Д. и Я. Внутри самого «ресепшен» я увидел двух мужчин, как подумалось, приятелей.
Насколько человек бывает разным! В каждом это качество может доходить до неимоверных высот. Отличаться от других и при этом для окружающих быть таким, кто не сильно выделяется среди остальных людей. Даже для себя я неизвестен настолько, что не могу объяснить себя другим. Каждый, кто возникает из пространства людей, познаётся мной через его слова, взгляды, даже по каким-то ужимкам, поворотам головы, жестам. Слова в этой мошкаре информации – конечно, главное. Но если говорить о симпатии к человеку, то человек может понравиться мне и без сказанных слов. Если говорить о себе, то я не только не могу объяснить себя перед другими, но  и то, что я скажу, не покажет того, что я хотел. Но если слова – главное, то я для других тот, каков я в словах, как и другие для меня те, каковы в словах, которые они произнесли. Есть ещё первое впечатление, в том числе от первых слов. Оно может держаться долго, а может остаться, не смотря на тысячу слов, сказанных после.
От Д. и Я. первое впечатление, которое я вынес – обычные люди. Городские жители, каждому за 50. Женившись в молодости, живут вместе до сих пор. Ничего необычного, что могло отличать их от других людей, я не заметил. Но дальнейшие разговоры с ними стёрли это впечатление, но не полностью. Они уже выделялись среди остальных, потому что я знал их больше, чем при первых разговорах, но в целом, они показывали себя такими, каких тысячи, сто тысяч – с теми же устремлениями, целями, желаниями.

Те двое приятелей внутри «ресепшен» невольно привлекали к себе внимание – тем, как они разговаривали, даже тем, как они выглядели. Один из них – старше другого, толстоват. Футболка на нём подчёркивала выпирающий живот. Глаза его были выпуклы, но, как казалось, не от природы, а от чрезмерного употребления алкоголя или, может быть, наркотиков. Второй выглядел обычным парнем, но при своей обычной одежде, купленной на каком-нибудь российском рынке, он обулся в большие кроссовки.
Чуть посидев, супруги и я приняли решение пройтись до амфитеатра. Аниматоры вновь не удивили меня, супруги тоже не проявили положительных эмоций от их выступления. Мы вернулись к зданию «ресепшен». Д. сказал, что у него болит голова, и ушёл в номер. Мы с Я. разместились за столом, который, как ни странно, не был занят. За соседним столиком сидели двое мужчин и две женщины. Они обсуждали (мы их слышали отчётливо) кухню ресторана, сетовали на её однообразие. Через некоторое время одна пара из них, видимо, супругов, попрощалась с другой парой, и покинула беседку. Вторая пара, по всей видимости, также состояла из супругов. По возрасту и мужчине, как и женщине, было за 50. Последняя с недовольством (я видел её лицо) сказала: «деревня!». При этом буква «д» звучала так, что выражала всё недовольство женщины. Глядя на неё, я вспомнил своего преподавателя по английскому в университете. То же узкое, сморщенное лицо, то же щуплое тело.
Моя новоиспечённая спутница, видя, как я подумал, мой интерес к этой паре, решила повернуться к ним и поговорить с ними. Она спросила, как давно они отдыхают. Две недели – ответила щуплая отдыхающая. Дальнейший разговор построился по принципу «вопросы – ответы», и вот, что довелось узнать. Сами они из Москвы. Здесь море чище, но на севере Италии лучше – и культура богаче, и еда изысканнее, а здесь – деревня! Я. улыбнулась, как и я, видимо, не понимая причин такой оценки. Как только они ушли, она сказала, что они же из Москвы. «Высокомерны» - подумал я.
Тем, кто недоволен, всегда хочется возражать. Жаловаться на что-то – значит проявлять слабость. Жаловаться – как сдаться. Кто-то начинает ругаться, чувствуя в себе недовольство, - значит, он проиграл. Но супругам из Москвы я возражать не стал – чувствуя настрой женщины, я понимал, что мои возражения не повлияют на её мнение. Да и что я мог возразить, не побывав на севере Италии? Но если и защищать место нашего отдыха, то требовалось, по меньшей мере, выразить все свои впечатления от посещения Пиццо, а они ещё не обрели во мне окончательной формы.

Я. стала рассказывать о двух приятелях, сидевших внутри «ресепшен» (глаза её сужались, как только она улыбалась). Это отец и сын. С ними приехала мама и бабушка в одном лице. Вдруг я вспомнил, что в ресторане с ними была женщина с полуопухшим лицом. Тогда я вновь подумал, что она из тех, кто не знает меры в алкоголе. Я. тоже сказала об этом. «Днём она не появляется, значит сидит в номере и там употребляет» - сказала Я., став похожей на маленькую девочку, раскрывшую самый большой секрет на свете, но большой только для неё. Потом она сообщила, что эти москвичи богаты, потому что уже много чего накупили, и много куда в Италии съездили. Моя спутница любила поболтать.
Отец с сыном вышли на крыльцо и сели за освободившийся после земляков стол. Услышав рассказ Я., теперь я понял, что поменял мнение об этих людях. Как это легко – человек, которому ты веришь, говорит о другом человеке, и мнение о другом человеке меняется, сам этот другой человек уже выглядит не так, как прежде. Иллюзия. Думать о человеке надо, исходя из его поступков, которые видел сам, из его слов, которые слышал сам. То же самое касалось и матери-бабушки. Если я не видел, как она пьёт алкоголь, то могу ли я говорить, что она алкоголичка? А лицо может быть опухшим и по другой причине.
К москвичам подсели две женщины. У компании завязался разговор. Папа-москвич надел очки, придав своему виду болезненность. Женщины, подсевшие к мужчинам, по внешнему виду  находились в возрасте от 30 до 40 лет. Обе полноватые, но одна с чёрными, а вторая со светлыми волосами. Москвичи шутили, а они смеялись.
Через некоторое время, видимо, по той причине, что никого больше около «ресепшен» не было, мы с Я. присоединились к москвичам и их спутницам. По лицам собеседников я пытался угадать их отношение ко мне. Сын, словно слушая в наушниках музыку, не проявлял особого интереса к разговору, на меня внимательно посмотрел лишь при первом взгляде, потом – старался не задерживать взгляд. У отца взгляд обладал большей тяжестью. При первом взгляде он как будто считал с меня информацию, которой ему, видимо, хватило для дальнейшего восприятия. Женщины с самого начала вели себя легко, воспринимая всех одинаково дружелюбно.

Я спросил о поездке в Рим, думая о поездке в этот город, ибо, как мне казалось, поездка в Вечный город для попавшего в Италию – главная цель. Папаша-москвич, не проявив ни одной эмоции на своём лице, стал говорить об этой поездке так, словно это был поход в ближайший магазин за продуктами. Он рассказал о семейных планах съездить в Рим на электричках (я тоже думал об этом способе) и потратить на это два дня. С тем же выражением лица, словно пытаясь показать, что для него этот обычное занятие, он стал рассказывать о поездках в другие итальянские города и о том, сколько денег на всё было потрачено. К разговору подключился его сын и сказал, что сегодня они были в каком-то городке здесь, в Калабрии, и он потратил много денег на покупку кроссовок. «Высокомерие, но в другом виде» - подумал я.
Женщины оказались русскими немками, то есть выходцами из России, живущими в Германии. Блондинка сказала, что ей приходится внутри себя переводить с немецкого, чтобы озвучить слова на русском.
Вскоре со стороны ресторана пришла Ан. Это случилось в тот момент, когда мы с Я. уже встали из-за стола, чтобы разойтись по номерам. С девушкой пришёл официант по имени Ок. – тот самый, что интересовался моей национальностью. Мы с Я. остановились, Ан. с Ок. подошли к нам. Девушка сказала, что Ок. просит её научить ругательствам на русском. Ок. тут же продемонстрировал знание «великого могучего». Ан. толкнула его в плечо, показывая, что он ведёт себя неправильно.
К нам подошёл сын-москвич, показал на телефоне фотографию, на которой он сидит на каком-то троне. Потом стал хвалиться, что это он в церкви, на месте священника. Я посмотрел на него удивлённо: то есть никакого уважения к чужой религии? Парень, видя наши недоуменные взгляды, а, может быть, и достигнув этой цели специально, стал рассказывать, что не верит в Бога, поэтому для него это просто трон. Потом он вдруг выдал, что сам себе Бог, сам определяет, что хорошо, а что плохо. А если бы кто-то попробовал стащить его с этого трона, то он ответил бы кулаками, потому что он силён как никто…Никто с ним не спорил. Когда он ушёл вместе с отцом, все мы согласились в одном: отмороженный.

Ан. спросила меня и Я., не пара ли мы. И жена Д., и я каждый по очереди удивлённо переспросил: как возник такой вопрос? Разница в возрасте, и женщина старше мужчины. Девушка ответила, что для Европы это нормально. Потом она рассказала о себе. Родом из Восточной Украины. На самом деле она разговаривает не на русском, а на сурже – смеси украинского и русского языков. В 16 лет уехала в Италию к матери, сейчас ей 21, учится в университете. На итальянском разговаривает хорошо. В «Борго» работает первый сезон. Наш вопрос о происходящем у неё на родине был естественен. Она ответила, что никакой вражды внутри страны нет, но стали забирать в армию. За её отцом уже приходили, но его не оказалось дома, а парня сестры забрали. Война есть война.
Мы довольно долго разговаривали вот так, стоя, и у меня возникло ощущение особого разговора, когда почему-то кто-то начинает говорить обо всём на свете, а ещё днём от него слышишь лишь короткие фразы. Такие разговоры происходят чаще всего ночью.
После того, как мы распрощались, я долго ощущал неудовольствие от слов, сказанных сыном-москвичом. Его слова словно проверяли на «вшивость» людей, серьёзно относящихся к Богу. Вновь возникало желание возразить, но тупость взгляда этого парня приводила к мысли о том, что ему и так известно, что он не Бог, что теперь он рисуется, что слова его пусты, потому что ничего серьёзного в их подкрепление он не сказал.
Бог себя в обиду не даст, но правильно ли было не заступиться за него? Если нет, то эта претензия могла стать одной из многих в мой адрес за последнее время. Читались молитвы, пост выдержан, но в остальном – что я сделал для укрепления своей веры? Выучил ли я язык, на котором изложено писание, чтобы лучше понимать его? Выполнял ли другие правила по религии? Я поехал в Италию, купался не в одежде, закрывавшей тело от пупка до колен, а в обычных плавках, смотрел на девушек, даже ел мясо, которое не считается разрешенным, то есть делал то, что не вписывалось в религию. Всему, конечно, я находил оправдания, главное из которых заключалось в непонимании обязательности правил. Это непонимание означало отсутствие искренности, с которой я мог бы эти правила исполнять.
18 августа 16-го утром позвонил брат Та. Он спросил о предстоящем путешествии и о том, не держу ли я обиду за стычку, которая случилась у нас. О своём поведении он не мог ничего сказать, потому что ничего не помнил. С кем не бывает. Я ответил, что не держу, задал встречный вопрос, не держит ли он зла на меня. Ответ был – нет.

Самолёт. Полёт над облаками напомнил путешествие по морю. «Вот, почему воздушное судно» - подумалось мне. Попытался услышать внутреннего человека. Людские голоса в салоне в очередной, пусть и редкий, раз напоминали собрание незнакомых звуков. Показалось, что музыка Шопена поможет выйти на соответствующее настроение, но она стала хорошим фоном к просмотру облаков за бортом самолёта.
Приземлившись в Симферополе, я выполнил обещание и послал А. смс. В ответ она поблагодарила. Мне подумалось, что я совершил несвойственный для себя поступок.
До Судака требовалось ещё добраться. На выручку пришёл один хороший знакомый. Он и отвёз меня до пансионата «Крымская весна», по пути заехав в кафе «Кипарисная аллея». В номер я зашёл после 11 вечера. В качестве номера я увидел маленькую комнату, в которой плотно расположились стол, небольшой холодильник, кровать. Над кроватью висел кондиционер. На холодильнике сидел кузнечик больших размеров. «Потому что местный» – подумал я. Поймать себя он не дал, заскочил в холодильник. Ты сам выбрал такую судьбу – сказал я, засадив шнур питания в розетку и закрыв дверцу холодильника.
Открыв окно, чтобы избавиться от духоты (под кондиционером я боялся замёрзнуть), и, расположившись в кровати, подумал, что поступил по отношению кузнечику нехорошо – от температуры плюс 4 он мог погибнуть.
Утром (19-е августа 16-го) к моей радости обнаружилось, что «кузнец» жив. Теперь он не отличался активностью, поэтому я смог его взять в полотенце и вытряхнуть за окно. Теперь я должен был получить у администратора в службе размещения талоны для столовой. Женщина за стойкой спросила, как показалось, резко: «на завтрак успеваете?», выдала ещё талоны – отдельно на пляж и отдельно для администратора в моём корпусе. После она спросила, почему я так испуганно на неё посмотрел. Не испуганно, а удивлённо – мог бы я её поправить, но спросонья не хотелось вступать в разговор на грани спора.
Питание туристы в пансионате получали в три смены, то есть завтрак, обед и ужин подавались по три раза. Я выбрал самую позднюю из смен - (9.20-10.00, 14.40-15.20, 19.20-20.00). В качестве арены для приёма пищи мне определили стол №7. Но это временно, окончательно мой стол определится официантом, за которым я буду закреплён. Иначе, как сказала мне женщина в белом халате, «передерутся». За омлетом образовалась очередь.

Территория пансионата напомнила «Борго» - ухоженные лужайки, аккуратные деревца. Одно осталось непонятным – почему столовая столь мала, что приходится разбивать туристов на три захода?
Море находилось внизу. На одном из столбов висел листок формата А4, закрытый в целлофановый файл. На листке нарисовали стрелку направо, а под ней большими буквами чернело – К МОРЮ.
Приближалось новое свидание со стихией. Трепет я ощущал и теперь. Благодаря табличке я вышел на мостик, проложенный над автомобильной дорогой, спустился вдоль башни древней крепости к забору, показал талон охраннику и увидел море. Лежаки располагались на веранде, в пределах которой работал бар, и на пирсе, открытом солнцу и ветру.
Снова я смотрел на девушек, подмечая их известные всем части тела. В некоторых взглядах играло вожделение. Море оказалось тёплым. Одна из девушек, лежавших в пределах веранды, напомнила А. – той же смуглой кожей и комплекцией тела. На её лице запечатлелась грусть, подчёркивавшая подбородок, который был скошен, лишая красоты профиль лица. С той же грустью и небольшой надеждой в глазах она посмотрела на меня.
Мысли и состояние от А. не отпускали меня. Испытывая обычные ощущения от встречи с незнакомыми людьми, отдыхавшими в пансионате, я чувствовал ещё, что состоянием от А. словно соорудил новый скелет. Теперь под светом солнца и с воздухом моря я мог отчётливо увидеть эту конструкцию. Мысли могли легко оторваться от чувства и остаться только этим скелетом, его тяжестью.
В обед меня определили за стол №8. Когда я зашёл в столовую, накрапывал дождь, здесь в Крыму своим появлением навевая грусть. Напарниками по столу оказались молодая женщина и её маленький сын. Сама она не отличалась красотой, навевая скуку узким лицом и тонкими губами. Мальчик лет пяти, напротив, смотрел на мир восторженными голубыми глазами, но всё же держа баланс обычной внешности за счёт оттопыренных ушей.
После обеда я присел на скамейку около здания столовой и вспомнил о своём первом приезде в Крым 11 лет назад. Тогда первый день после приезда длился бесконечно, словно в течение него я прожил месяц. Никогда после день так не растягивался. В тот день я впервые в жизни увидел море, и та поездка была первой куда-то за пределы родного города, не считая поездок в родные места родителей.

Погода осталась пасмурной. После четырёх вечера я вновь пришёл на пляж. Вода показалась холодной, но потом ощущалась как тёплая. В море появилось много медуз. Та девушка, похожая на А., также тоскливо поглядывала на меня. Зачем грустить?
За ужином соседка по столу рассказала, что на её предприятии мешает работать множество вертикальных должностей (слесарь-мастер-заместитель начальника-начальник), а ещё о том, как отсутствие внутренних приказов влечёт ситуации, при которых технические регламенты не применяются.
В этот ужин я наелся. Вернулся в номер. Ещё одна причина для радости – безлимитный интернет с хорошей скоростью. Так вышло, что я сидел прямо над холлом корпуса, где стоял роутер. В соцсети я обнаружил сообщение от А. Ответил. Длинно, желая выразиться. Всякий раз до этого мои попытки выразить девушке своё чувство к ней с тем, чтобы она всё поняла, а, поняв, выразила в ответ своё отношение к этому чувству, терпели неудачу. С новой надеждой я несколько раз заходил на сайт в надежде увидеть ответ А. Не увидел.
На следующий день (20 августа 16-го) на небе я не увидел ни облачка. Чуть покраснев после вчерашнего солнца, сегодня я лежал в тени веранды. Уже собравшись уходить к себе в номер, увидел на ограде веранды стрекозу. От неё взгляд устремился вдаль к морю и охватил ослепительный солнечный день. Лето как настроение, когда счастлив тем, что видишь. Пытаясь обрести это настроение, я стал смотреть на море.
Но кроме солнца здесь царил сильный ветер, который моментами ощущался как холодный. Два раза случилось так, что надувные круг и матрас вырвались из рук своих владельцев и весело понеслись по морским волнам. Круг попытались спасти: мужчина ускорил плавательные движения, но тщетно. За матрасом парень выбежал на пирс, но в воду не полез.
Вернувшись в номер, я обнаружил сообщения А. Она написала, что с солнцем надо быть поосторожнее: оно, как и женщина коварно. В ответ я сообщил, что коварства женщин не узнал, но уже с красной кожей. Радует, что не вся она красная. Она ответила тут же: наверняка, кожа не красная под плавками. Иногда шутки других людей не несут одного смысла. Так и здесь: я пытался понять, о чём думает А. Написал ей следующее: у тебя игривое настроение. Она подтвердила. Потом я сообщил, что хотел бы видеть её в этом игривом настроении. Ответа не последовало.

В полпятого вечера я начал свой путь на пляж. Подумал о выражении своего лица. Оно постоянно что-то отражает. Настроение, мысли…Каждый раз оно не моё, как и мысли, которые не подвластны сознанию.
По пути взобрался на гору. Фотографировал открывшиеся виды. Четыре вершины уходили от меня справа далеко-далеко. Самая крайняя была ниже  всех и напомнила голову динозавра, припавшего к воде.
Уже на пляже подумал о своей походке. Потом, словно завернувшись в одеяло, оценил себя: сам в себе. Вариться в собственном соку. Отдыхая после очередного заплыва, обнаружил, что было бы неплохо, если с кем-то…А то один, один. Но если, была уже следующая мысль, жить, держась одной линии, на одной основе, разве одиночество станет причиной ухода от этой линии? А если взять за линию путь понимания, разве перекидываться к людям из-за боязни быть одному не против этой линии? Не поэтому ли нет постоянных разговоров с соседями по столу, а только две-три реплики?
На бетонной площадке, находившейся слева после входа на пляж, ближе к вечеру организовали урок по «танцу живота». Отдыхающие девушки и женщины активно включились в обучение. Сидя на пирсе, я подумал о том, что всё будет хорошо, только надо разобраться в причинах своих состояний. Потом плавал до усталости в руках. Ещё позже ощутил, что как будто разучился разговаривать.
Вернувшись в номер в полседьмого, написал в соцсети сообщение А.: как протекает игривое настроение? Она ответила: лучше не спрашивай, сейчас занимаюсь его воплощением.
Её слова об игривом настроении могли выразить и моё отношение к ней. Её весёлость доставила бы мне удовольствие. Возникала и другая мысль: а нет ли в этом удовольствии постыдной цели? Если А. стала бы бестией, лёгкой девушкой, которая вызывает желание – то желание, взявшее, возможно, роль крючка, за который взяли меня, как бы я оценивал своё положение? Тогда желание выглядело очевидной причиной. Ни о какой любви не могло быть и речи. Получалось бы, что я лишь увидел образ скромной, благочестивой девушки. Внешне она выдавала бы себя такой. Казаться – не более того. Тогда её способность вызывать желание затмевало бы способность влюблять в себя, а значит, моё отношение к ней стало бы греховным. Её замужний статус лишь отяготил бы мой грех.

Её слова о том, что мне лучше не знать, говорили об её отношении ко мне, то есть как к человеку, который испытывает к ней романтическое чувство.
За ужином слушал новую соседку по столу – женщину на вид около 50 лет. Она рассказывала о своей экскурсии в Ялту, которая длилась 17 часов. Увидел красивую девушку, занявшую соседний стол. Сейчас она была при косметике, а вчера я заметил её на пляже – платье, ноги, а главное, лицо и глаза. Удивился про себя: всё-таки, они существуют. Одна из них перед моими глазами. Неужели, эта та девушка, которая запомнится в качестве главной девушки этого отпуска?
После ужина я уже написал в соцсети: что-то ужасное будет воплощено? В любом случае я готов знать. А. написала только после 9 вечера: пришла мысль собрать подруг и нагрянуть в ночной клуб. Некоторых из девчонок пришлось даже отпрашивать у мужей. Кальян, суши-роллы…Прочитав, я подумал, что быть бестией у А. – это быть открытой к отношениям, разным по своему характеру. Самой быть разной до безобразия. Написал ей о том, почему не хотела говорить об этих планах. После, полушутя (как я подумал), добавил: или, о, боже! Будет продолжение? Она ответила: ммм…
Самый лучший путь – своими разговорами, признаниями пытаться подтолкнуть её к решению оставить мужа. Но потом, усмехалась мысль: если она оставит мужа сейчас, то где гарантия, что она не оставит тебя в будущем и тоже ради другого?
Потом это всё казалось глупым. Я не слышал фальши в песне двух рэперов, которая стала символом моего отношения к А. В ней звучал такой припев – моя королева подарила мне сон. Дорогая, по уши в тебя влюблён. Строки, от которых я готов был заплакать в некоторые моменты, чувствуя при этом дрожь в верхней части спины. По уши влюблён – это правда? Снова иллюзия музыки – песня воплощает чувство. Почему я привязываюсь к песне? Эмоции, эмоции…Захлестнув, они уводят за собой, лишая разум способность мыслить выверенно. Остаётся вздыхать, вспоминая об А. и уверяя себя в подобии отношений с ней.

Следующим утром (21-е августа 16-го) вставать пришлось с трудом. Иначе никак – не успеешь на завтрак. Решил не заходить в соцсеть, не проверять, написала ли мне А.
Соседка по столу – молодая мама ругала своего сына за причёску. Тот, естественно, огрызался. Причёска напомнила солиста группы «Продиджи» - голова мальчика стала похожа на морского ежа.
Когда шёл на пляж, почувствовал усталость. Зашёл на веранду. Несмотря на небольшую красноту на груди, решил лежать на солнце. Плавал долго. Вернувшись, лёг в тени. Мужчина, занявший лежак передо мной, приподнявшись, стал разговаривать с женщиной, лежавшей позади меня. Неприятно. Вновь зайдя в море, пытался поймать взгляд одной девушки на пляже, но она, как это часто бывало, прятала глаза. Во мне в очередной раз взметнулась злоба по отношению ко всем девушкам на свете. Одно слово прозвучало во мне громко: достали! Подумал, что так и происходит отторжение от них, когда не заканчивается поиск, а неудачных случаев больше и больше.
После третьего захода в море ощутил, как всё-таки хорошо! Компенсация за зимнюю болезнь? Почему я не могу быть счастлив? Это хорошо – тёплое море, ясное небо и жаркое солнце. Сытная еда. Нет травм. Могу плавать вдоволь. А ещё я влюблён. Она красива? Нет. Но я хочу видеть её рядом с собой. В который раз возник вопрос: как? Как я влюбился? Потому что А. – уникальна.
Зайдя в свой корпус после пляжа, увидел соседку по столу – маму с сыном. Они уже оделись так, что было понятно, что уезжают. Об этом же говорили и стоящие рядом с ними чемоданы. Вспомнил, что она рассказывала, что они приехали из Липецка до Крыма на автобусе. 9 тысяч на двоих.
После обеда липчане также сидели на диванчике напротив стойки администратора. Подумал о том, сколько они сидят и, наверное, ничего не кушали. Мог бы взять для них булочки – укорил я сам себя. Открывая дверь номера, ощутил, что вопрос о морали рушит картину спокойствия. Тут же появилось оправдание: они выселились из номера, им не положено.

В номере, включив ноутбук, посмотрел, не написала ли А. Ничего нет. Почему она должна написать? Зашёл на её страницу, увидел на ней последние новости. Две показались знаковыми. Первая – цитата, которая гласила: не путайте мой характер и моё отношение. Мой характер зависит от меня, а моё отношение – от Вашего поведения. Сразу возникла во мне реакция: неправильно и зло. Отношение человека к другому человеку не всегда зависит от поведения другого человека. Вторая новость – тоже цитата: надо всегда улыбаться. Одним искренно, другим назло. Снова какая-то злая цитата от неё. Задал себе вопрос: стоит ли ей писать о том, как закончился её вечер в клубе? Ответил: не должен. Что у нас за отношения? Замужняя женщина не может иметь отношений с другим мужчиной. Точка.
Снова направившись на пляж, никого на диване я не увидел. На мостике, ведущем к пляжу, встретил семью из четырёх человек. Мальчик, схватившись за ограждения, громко говорил: тюрьма, это моя тюрьма! Все вон из моей тюрьмы! Если вдуматься, мальчик глубоко мыслит. Его, видимо, отец выдал: я и так уже с кувалдой по деревьям напрыгался.
После пяти вечера ветер стал ощутимо холоднее, чем вчера. А море подарило ощущение невесомости. Плавание с маской, когда смотришь на дно, укрытое растениями и камешками, напоминает полёт над землёй. Точнее даже не плавание. Замираешь в воде, вода держит тело, и я словно подвешен.
После ужина я чувствовал себя на улице в рубашке и бриджах неуютно, из-за чего оказаться в номере в этот вечер было комфортнее. Снова зашёл в соцсеть, снова огорчился, не увидев сообщений от А. Мысли о ней не кончались – они стали похожи на круг, из которого я не мог вырваться. Казалось, что я от неё завишу. Казалось, что она должна написать именно сегодня. Стал просматривать фотографии, сделанные на совместном отдыхе наших офисов в прошлом году. Её лицо на одном из снимков не внушало всего того, что чувствую теперь. Не мог я влюбиться в девушку с такой внешностью – звучало внутри. На чём завязано моё чувство?
Исток этого чувства лежал и во внутреннем человеке. Всё, что происходило теперь, как зуб корнем, звучало во мне этим истоком. Всякая красивая девушка отдавалась этим звучанием. Исток этого чувства, я уверен, был истоком любви – того самого чувства, о котором так много сказано и многим известно.
Чувствуя сопротивление пространства людей и боль, которая рождалась из пространства чувств, я понимал и другое. Внутренний человек мог стать тем, который уже ощущается мной, из этого сопротивления. Он знает, что есть исток, что есть чувство, которое рождается в этом истоке. Но пространство людей не отзывается, а пространство чувств мешает вырасти этому чувству, и это несоответствие и даёт обнаружить «внутреннего».

Он – воплощение этой идеи во мне. Идеи о том, что любовь возможна несмотря ни на что, а значит, есть смысл сопротивляться и выводам разума о невозможности достижения этого чувства, и пространству иллюзий, и даже желанию, согласившись с тем, что это влияние дьявола. Из сопротивления возникает сила.
Та же сильная идея и в идее пути. «Внутренний» знает, что есть такой путь. Возможно, ему повезло, а потому он знает о том, что этот путь связан с источником бесконечного счастья, того самого состояния, когда внутри царит бескрайняя радость, когда возникает понимание, что, действительно, обстоятельства, желание, страхи всего лишь мимолётные мысли, которые лопаются как пузыри.
Конечно, внешний человек возразит и скажет, что любовь и следование пути – иллюзии, как и сам «внутренний» человек, который мог быть придуман для оправдания существующего положения. Но «внешний» знаком со счастьем?