Дочки-матери

ДОЧКИ  — МАТЕРИ
( Из книги «ПИСЬМА К СЫНУ»)

      Я ребенок, выросший без любви. Из детства все мои беды в отношениях. В семье у нас и слова такого не произносили - любовь. Мать считала главным жалеть друг друга. Но выходило у нее это не по-женски, сурово. Никогда мать не приласкала меня, не прижала к себе, не погладила по голове. И для мужа не находила добрых слов. Только вот Валюшу-Валерика - младшенького,  появившегося из-за несостоявшегося аборта, мать выделяла каким-то особенным потеплевшим взглядом. По сути недосуг ей было возиться с детьми: работала много и тяжело.
      В семьях подруг-одноклассниц я наблюдала близость матерей с дочками. Один только раз попробовала и я подластиться к маме - на праздник 8-ое Марта. На сэкономленные от школьных завтраков гривенники купила в подарок любимую мамину пудру "Лебяжий пух" в зеленоватой картонной коробочке, красиво обвязала ее атласной лентой.
       Поздравление вышло неловким: я торжественным от волнения голосом сказала какие-то слова, поцеловала мать в щеку и протянула коробочку с бантом. "Делать те нечева", - услышала я в ответ, а мой подарок был небрежно сунут в тумбочку. Глупо улыбаясь я пошла в свою комнату и внезапно поняла: не нужны маме ни мои подарки, ни мои поцелуи, ни я сама. Мне стало жаль не себя, а ее.
      Помню, у меня заболело горло. Гланды распухли так, что дышать нечем. Мы спали с Валериком в одной комнате на железных кроватях с панцирными сетками. А вместо покрывал заправляли свои постели серыми солдатскими одеялами. Валерик увидел, что я не встаю в школу и глаз не открываю, побежал за матерью, на ходу повторяя "У Верки горло болит". Мать скептически глянула на мое осунувшееся лицо и посоветовала… попить ледяной воды из крана. Я непроизвольно ахнула. А она махнула рукой: "ПобОлит да подживёт". И ушла.
       Валера потом поил меня чаем с малиной и сам - сладкоежка страшный ложку за ложкой облизывал.
        Лет в 12 у меня в грудке прямо вокруг соска образовалась твердая больная шишка. Спросила маму: может нарыв и надо врачу показать? Та ответила, что сроду врачей не признает. А ты, мол, хочешь, иди в больницу.
      Поликлиника недалеко от дома.  Меня записали к хирургу. Мужик помял, погладил мои грудки, усмехнулся да и объяснил что к чему. Оказывается, я становлюсь девушкой, у меня растет и формируется грудь.
       Вышла из кабинета как побитая собака, от стыда готова была сквозь землю провалиться. Дома с обидой рассказала обо всем матери: она-женщина,  послала дочь на позор к врачу и мужчина вместо неё рассказал о сокровенном. Мать нахмурилась и буркнула: "А я помню что ли, когда титьки росли?". Вечером она со смехом пересказала отцу о моем походе к доктору и оба удивились, что я от расстройства не вышла в кухню ужинать.
       В таком же неведении я встретила главное для девочки событие - месячные. В седьмом классе на уроке у меня вдруг дико заболел живот. Учительница заметила, что я побелела и глаза закатываются. Отпустила домой. А меня шатает от боли. Подружка Зойка вызвалась проводить.
       Я легла в постель, скрючилась и с ужасом увидела пятна крови на трусиках и простыни. Пришла мама: "Что разлеглась, как барыня?".
       Я реву и объяснить толком не могу, боюсь за простынь попадет. А мать, не глядя на меня: "Эдак каждый месяц у всех баб бывает!".
       Я опешила: почему же ты мне ничего не рассказала? Но мать уже торопилась в кухню и ей было не до меня.
       На следующее утро она принесла мне сшитый из клеенки пояс под трусики, чтоб поддерживать прокладки из чистых тряпочек. Никто из взрослых не предупредил меня, что в эти больные дни нельзя носить тяжести, заниматься физкультурой.

       Что я могла почерпнуть в семье о любви? Вот в кино - другое дело. Но тогда на фильмы с любовными сценами детей до 16-ти лет не допускали. И мы с подружками думали, любовь - это что-то стыдное. Девчонки из параллельных классов, которые считались красивыми, у нас вызывали недоумение. Чего в них красивого? Чего в них влюбляются? А в них была (теперь я это понимаю!) сексапильность - зов пола, рано разбуженная женственность. И именно такие природные качества, а не красивые глаза и ноги привлекали мальчишек и взрослых парней.
       Я же росла совершенной дурехой! Помню, как я влюбилась в первый раз в шестом классе. У новенького мальчика было непривычное нашему слуху имя  - Лев. Приятели звали его Лёвка, учителя - Лёва. Отличался Левка высоким ростом, черными глазами и необычным почерком. Каждая буква у него писалась с наклоном и изгибами. Я скопировала этот почерк в записке якобы от имени Левки "Ты мне нравишься!".
На перемене перед своими закадычными подружками Валькой и Зойкой я вытащила записку из кармана фартука и, притворно охнув, зажала ее в кулаке. Естественно подружки послание отняли. Лёвку с его другом привели на разборку к моему дому. Пришлось сознаться, что записку в шутку написала я сама.
      -Нужна она мне, как собаке пятая нога, - скривив губы обратился к держащим меня подругам Лёвка.  - У меня другая девчонка есть.
       Я сгорала от стыда, унижения и разочарования. Вот тебе, Верка, по носу, чтоб не задавалась! А еще я подивилась злорадству моих подружек, притащивших меня на эту позорную очную ставку.
     -А-а-а! - выговаривали мне Зойка с Валькой, - такая ты вся правильная, а вот попалась на вранье, да еще на пацана наговорила, что он в тебя влюбился. Дура выбражулистая!.
       Слава Богу учиться в седьмой класс мы перешли в новую школу, открытую по месту жительства, а Лёвка остался в старой. Тут я опять влюбилась в синеглазого Дамира, а он на меня ноль внимания. Зато его друг-старшеклассник Олег (он называл себя Алька) пригласил вдруг меня на свидание в кино.
        Я нарядилась в пиджачок, перешитый из маминого платья и пошла. Чувствую в темноте зала Алька вложил в карман моего пиджака горсть конфет в шуршащих фантиках. И ни слова. Проводил меня после кино домой - на том и расстались. Больше на свидания он меня не приглашал и вскоре переключился на новенькую бойкую армяночку. 
        Похоже Алька искал девчонку для первых любовных опытов, а я ему не подошла. Еще бы: нос кверху, губы сжаты, лицо каменное - попробуй тронь. Потом я узнала, что Дамир с Алькой завели в школьный подвал девчонку из параллельного класса для совместного целования и обжимания. Девочка по фамилии Полякова была согласна на большее (позднее она доказала всем желающим свою отзывчивость), но пацаны на этот раз побоялись действовать решительно.
        Между тем слухи о подвальной встрече связали с моей фамилией (та - Полякова, а  я - Полянская). Попереживала я крепко - слава-то не из приятных. К счастью, правда быстро выплыла наружу, и я опять ходила, гордо вздернув и без того курносый нос.
        После окончания седьмого класса мать отправила меня в пионерский лагерь куда-то под Бугульму. И вот тут я увидела как надо влюбляться и дружить с мальчиками. В нашем отряде был симпатичный (опять черноглазый) паренек по имени Сергей.  Они с другом Сашкой вечерами на улице пели популярную в то время песню "Колокола".
А мне - семикласснице в ту пору легли на сердце простые и чувствительные строчки песни:
А ты опять сегодня не пришла,
А я так ждал, надеялся и верил,
Что зазвонят опять колокола,
И ты войдешь в распахнутые двери.
Перчатки снимешь прямо у дверей,
И бросишь их, шутя на подоконник.
"А я замерзла, -  скажешь, - обогрей!"
Протянешь мне озябшие ладони.
А я возьму и каждый ноготок
Перецелую, сердцем согревая.
Мне кажется, ты ступишь на порог,
Но в парк ушли последние трамваи.
        У меня от этой песни, от голоса Сережки голова закружилась. Он понял, но рассказал, что в Бугульме у него есть девчонка, они дружат с первого класса и их считают женихом и невестой. Дал мне свой бугульминский адрес и предложил переписываться.
         Вожатую нашего отряда звали Мира, она тоже жила в Бугульме. Мира уже закончила школу и была полногрудой, высокой девушкой с кудрявыми короткими волосами. В нее влюбился друг Сергея Сашка: смотрел преданными глазами, водил ее после отбоя гулять. Мира поощряла такие ухаживания. С Сашкиной подачи (он жил в Зеленодольске - далеко от Бугульмы) мы упросили Миру устроить встречу после лагеря у нее дома.
       Кроме вожатой я еще подружилась с Нелей Мартыновой из нашего отряда. С ней мы тоже решили переписываться и бывать друг у друга в гостях.
       Встреча дома у Миры прошла неловко. Мы приехали в воскресенье, она была не совсем здорова. Показалась нам взрослой и какой-то отчужденной. Сашка, увял, поняв, что он просто пацан перед Мирой, но обещал приезжать к ней при первой возможности.
        А с Сергеем мы потом гуляли по улицам, рассказывали друг другу о своих интересах и он все посмеивался над моим пристрастием к театру. Я сочиняла какие-то сценки для школьной самодеятельности, и сама их ставила как настоящий "режиссер".
        Помню, как я решила обыграть на сцене исполнение песни "Купите фиалки". Нарядила девчат-одноклассниц в торговок разными товарами. Они наперебой кричали, предлагая прохожим семечки, яблоки, морковь. А я - главная героиня в длинной юбке с фартучком, ходила мимо "торговых рядов"  и, протягивая крошечный букетик, пела "Компретен, синьоры!" - якобы по-французски  "Купите фиалки, букетик лиловый. Мою грустную песню вы послушайте снова". Далее слов не помню, но что-то о несчастной любви и покинутой девушке. Здорово получилось, настоящий клип по нынешним временам.
        Несколько раз я ездила в Бугульму в гости к Неле с ночёвкой. Они жили в финском доме, мать работала на продуктовом складе и еда на столе была не в пример нашей. Нелин брат по моей просьбе ходил за Сережей, мы гуляли и я млела от своей влюбленности.
        Бугульма в то время была маленьким городком: улицы узкие, дома деревянные. Зато был аэропорт откуда летали в Казань, в Куйбышев и еще куда-то самолеты ИЛ-14. Это теперь Бугульма - родина певицы Алсу и вотчина ее отца - нефтяного магната. А тогда наш Альметьевск (второй Баку) казался современным красавцем с трехэтажными домами, несколькими кинотеатрами, парком и огромным Дворцом культуры и  техники нефтяников. В этом Дворце со сценой и зрительным залом выступали заезжие артисты из Баку, Москвы, Ленинграда.
        Хорошо помню творческую встречу с композитором Александрой Пахмутовой и поэтом Николаем Добронравовым,выступление азербайджанского  эстрадного квартета "Гайя".
        И вдруг в Альметьевске появляются афиши популярного певца Жана Татляна (он почему-то жил одно время во Франции, а потом вернулся в Москву). Для меня кумиром был Муслим Магомаев, а Татлян где-то на втором-третьем месте. По телевизору в программе Юрия Николаева "Утренняя почта" часто звучали его песни "Фонари", "Море зовет" и другие. Хотелось увидеть и услышать Татляна живьём. Пишу в Бугульму Неле, приглашаю на концерт, обещая заранее купить билеты.
        Неля приехала на два дня, а у нас дома из еды - шаром покати. Мама варила обычно какой-нибудь суп и все. Не наелись, пейте чай. А еще мы с Валериком делали салат из слегка бурых помидоров, которые мама снимала в огороде зелёными и раскладывала доспевать осенью под нашими кроватями. Помидоры слегка горчили, но мы добавляли растительного масла, соль, перец и трескали за обе щеки с печеной в духовке картошкой в кожуре.
         Моей Неле "недозрелый салат" за два дня надоел до ужаса. Она даже на изжогу пожаловалась (я, правда, не знала, что это такое). Мне было стыдно за наш бедный стол, но что поделаешь, родители получали копейки и негде взять больше.
      -Что я вам из ноги выломаю мясо-то? - говаривала сердито моя мама.
      Зато главным угощением для Нели стал Жан Татлян с его концертом. Очень он нам понравился, хотя и ростом не вышел и голос не такой мощный как у Муслима.
        …Переписка с Сергеем оборвалась внезапно. Позже Неля сообщила мне, что за хулиганство он попал в тюрьму. И я осталась без предмета обожания. На школьных вечерах, когда я в концертах читала стихи, пела, танцевала, парни конечно же, обращали на меня внимание. Может, я кому-то и нравилась. Гости из других школ (мне говорили потом об этом) интересовались мной, расспрашивали как зовут и что я из себя представляю. Но видно, полученные сведения не очень-то настраивали парней на ухаживания. Потанцуют со мной раз-другой, понаблюдают за моими "манерами" - отводить от партнера глаза и сохранять на лице невозмутимость и неприступность, да и перекинуться на девчонок посговорчивее.
           Подружки мои Зойка и Валька время от времени встречались с парнями, но никаких влюбленностей у них не было.  Допытывались,а ты чего ждешь?
Я и сама не знала. Вроде берегла себя, не хотела размениваться. Сводит тебя парень в кино, а потом в  тёмном подъезде с ним стой, да еще обниматься начнет. Бр-р-р!
      Вторая подруга Валька решила действовать не уговорами. Познакомила меня со своим односельчанином Борей. Он учился в Барнауле в индустриально-педагогическом техникуме, готовясь стать учителем труда. 
Приехал он как-то на каникулы к родственникам, зашел к Вальке, а потом увидел меня на улице и влюбился, как сказал, с первого взгляда. Он был высокий, синеглазый парень, с открытой улыбкой и очень скромный.
        Договорились, что мы с Валькой приедем в выходные в их родную деревню Шумыш (во название!). Поехали. От автобусной остановки 2 км по пыли шли. Валькина баушка (бабушка по-деревенски) летом затопила русскую печь, сунула в нее картошку, залитую молоком - получилось вкусно. Как она объяснила, в городу на газе пища полусырая, а в русской печке продукты отдают весь скус.
        Вечером пошли в клуб на танцы под пластинки. Потом гуляли втроем по деревне - я, Борис и Валька. Мы с Валькой все песни модные перепели из репертуара Ларисы Мондурс, Марии Пахоменко,  Майи Кристалинской.
Знакомство продолжили в письмах. Я пошла уже в десятый класс, а Боря заканчивал в Барнауле свой техникум. Писал он часто длинные письма, восхищался такой девушкой как я. А я восхищалась его почерком - изумительно красивым без единой помарочки и ошибки.
        Осенью Бориса призывали на службу. Он умоляет в письме приехать на проводы в деревню, мол, хочет представить родителям меня как невесту. Мне показалось, что в таком звании походить неплохо: пока школу закончу, пока он отслужит, времени много пройдет. Да и не думалось тогда о свадьбе и прочем.
        Проводы Бориса запомнились мне плохо. В избе было почему-то полутемно. За столом сидели родственники, пили самогонку и ели пироги с калиной и рыбой, причем рыба клалась на тесто целиком с костями, головой и хвостом. По-моему, мы с Борькой ничего в рот взять не могли, сидели рядышком и смущались.
Вот с этим, якобы женихом, я в первый раз поцеловалась. Он провожал меня до автобусной остановки и все вздыхал. Поцелуи меня разочаровали: ничего не дрогнуло в моем сердечке, только волновалась немножко.
        В Барнауле в военкомате пересмотрели Борины документы и решили дать ему возможность доучиться. А в армию - через год. Вот тебе и проводы! Письма от Борьки идут одно за другим. Я их храню, отвечаю, но про любовь ни слова: врать не хочется, а чувства к нему так и нет.
        И тут Валька злорадно рассказывает мне, что Борис прислал в деревню фото знакомой девочки, которой он очень нравится. "А одета девчонка, не то что ты, Верка, - подколола подруга. - На ней юбочка плиссированная, свитерок в обтяжку и сапожки настоящие!".  Я собрала все Борькины письма и без объяснений отослала  ему в Барнаул.