Пристольный праздник единомышленников

В ком нет к партии родной любви,
Те сердцем нищие калеки.
И день 7-го ноября красный день календаря.
      
(Собственные стихи дворовой «поэтессы» Ариадны).

             Для старинных друзей день «7-е ноября» был и остался "пристольным" праздником, в смысле праздновали они его всегда при столе. Как и в данный момент. И это несмотря на всемирный «разгуляй коронавируса».
 
Стойкие коммунисты и примкнувшие к ним сочувствующие традиционно собирались в квартире  первого секретаря райкома партии, естественно бывшего, восьмидесятишестилетнего Ульяшкина Кондратия Порфирьевича, чтобы почтить дату значимого для них знаменательного дня.

             Несмотря на возраст, хозяин квартиры  был активен, бодр и оптимистичен,  чем вызывал  неудовольствие  со стороны  собственных  внучков. Своим  долгожительством  дед вносил  некоторый дискомфорт  в их  личные и   деловые планы.   

Ребятишки относились к той категории граждан, для  которых доказательством собственной правоты  были  веером растопыренные пальцы рук, при этом  указательный  и мизинец  топырщились  в стороны  от других, а на лацканах их пиджаков, как и положено, для  подобной  категории граждан,    красовались депутатские значки.   

            Ребятки давно точат резцы на   роскошную, четырехкомнатную  дедову квартиру в центре города.  Да вот  заковыка – старикан никак не хочет отбрасывать копыта.  Напротив, ведет активную,   полную удовольствий  и своеобразных инициатив, сообразно своего возраста жизнь.  "Пристольный" праздник «День 7-го ноября»  в кругу старых друзей и единомышленников один из  этих  самых  удовольствий.

            Бывший партийный лидер не отказался от укоренившихся в собственном сознании  рулевых привычек, как и не согласился со  сменой  коммунистического строя  на современный, демократический. Обзывая  его воровским,   а  внуков-депутатов  – бандитами.

            Местом сбора единомышленников старой партийной закалки,  и примкнувшего к ним беспартийного меньшинства  Кондратий, как всегда назначил безоговорочную  явку  в собственной квартире, несмотря  на «чумные» страсти,  выделив для общественного мероприятия  большую залу, с  массивным столом  посередине, некогда бывшим обеденным, не менее чем на двадцать персон.

 Вдоль стен разместились разномастные  потертые временем табуретки, и две, кем-то принесенные, кустарного производства облезлые скамейки.  Сидячих мест для гостей всегда было предостаточно.

            Некогда в громадной комнате, совместно с роскошным столом,  царствовали венские стулья, подобно тем, за которыми в свое время охотился товарищ  Бендер.  Исчезновение из залы венского гарнитура объяснялось просто. Единомышленники приходили, как принято, с  собственной  выпивкой-закуской и табуретками.

            Уходя, гости  не  уносили  родные  сиденья, однако, считали: покидать гостеприимную квартиру  с пустыми руками  как-то не совсем правильно. Еда съедена, напитки выпиты,  а руки свободные. Чтобы занять их,  взамен табуреток,   товарищи уносили хозяйские венские стулья.  Тот  не перечил желанию  гостей, потому как был расточителен и хлебосолен.

            Продолжалось стулоуношение до той поры, пока в зале не осталось ни единой единицы венского гарнитура, замененные на обычные рядовые табуретки.  Потом, уже позже,  кто-то из гостей принес  еще и   скамейки. Стол товарищи не смогли вынести, по причине его  габаритной  неподъемности.

            Яркой  достопримечательностью «банкетного зала» являло собой  стоявшее в углу, и распятое по стенке гвоздями, шикарное темно-вишневого цвета бархатное знамя, с кистями по всему периметру и  вышивкой золотым кантом словами:  «Ударнику коммунистического труда» с одной стороны, и  роскошного герба - серпа и молота - с другой.

           Знамя собственноручно самим Кондратием  было  вынесено  из здания райкома, когда  борзомладодемократ, выходец  из бывших комсомольских вожаков, волок реликвию за древко, дабы забросить его в кузов самосвала и вместе с другими, ставшими ненужными в новой жизни партийными реликтами, отправить на свалку.

           В просьбе забрать знамя бывшему партийному лидеру не перечили. Таким вот макаром  Переходящее знамя  района оказалось в квартире  Ульяшкина Кондратия.  Товарищи по партии, и иже с ними беспартийные и сочувствующие одобрили его поступок, и признали Кондрата  своим  вожаком.   

           Посовещавшись,  организовали   на базе его квартиры  общество, назвав  его «Клубом стойких патриотов России». С названием согласились все.  По этому поводу Ариадной - дворовой поэтессой  были  прочитаны  стихи, по ее словам,   собственного сочинения на злобу дня, правда, некоторые  товарищей выразили  в ее авторстве некоторое сомнение:
            
              Пока отвагою горим,
              Пока сердца для жизни  живы,
              Мой друг, отчизне посвятим
              Души прекрасные порывы.

           Стихами все остались довольны, чем несказанно польстили поэтессе.  Присутствие Знамени придавало «Клубу» официальность и торжественность.      

           По традиции,  как и в прежне-давние времена, в  знаменательный  «День  7-го  ноября» гости  начали подтягиваться  к  двенадцати часам   пополудни.

           Первым  прибыл Курочкин Семен Емельянович,  семидесятидевятилетний бывший флотский юнга, не отличавшийся  оригинальностью: явился как всегда  в разных носках, с галстуком на боку,  с медалькой  на лацкане пиджака по соседству с  пятном  неизвестного происхождения,видать  оставленным слюньтявым внучком. С собою моряк принес  трехлитровую банку  маринованных огурцов, булку хлеба  и комья грязи на  ботинках. За окном, который день шел нудный дождь.

           Хозяин радушно приветствовал гостя не побоявшись  обнялись, поздравили друг друга  с великим праздником, и прошли в залу, дабы открыть банку с огурцами и нарезать хлеб. На столе уже красовалась громадная кастрюля с  отварным картофелем, укутанная  Кондратовой курткой.

           Прозвенел дверной звонок. На пороге появилась Нина Павловна, с традиционным малосъедобным пирогом собственного изготовления, упакованного  в обувную коробку,   до безобразия  накрашенными веками синими тенями, ангельской улыбкой, медицинской маской под бородой  и двумя  шестилетними внуками-близнецами.

           Дети тут же запросили пирога, который к приходу остальных гостей успели слопать  без остатка, после чего запросились  у бабушки  домой. Благо огольцы жили на одной площадке с Ульяшкиным.

           Следующий, явившийся сосед    Матвей Платонович, был на год моложе хозяина,  человек смирный, маленького роста и обладал  благообразной внешностью. Некогда его густые смоляные волосы в неравной схватке с  жизненными невзгодами превратились в   пегую, реденькую  растительность. В руках, по устоявшейся традиции,  ветеран держал букетик бумажных цветов, потерявших уже первоначальную окраску по причине  многолетней эксплуатации.

Гость совместно с хозяином поместили цветы  в роскошную хрустальную вазу,  и  водрузили  в центр стола.
         
 Покидая «Клуб», Матвей забирал букетик.  В этом ему никто не перечил. Знали,  на следующий год цветы  вновь будут радовать всех своим присутствием. Ветеран кроме букетика никогда ничего не приносил к застолью, по причине  собственного вдовства.
 
          Просить гостинцы у  злющей невестки, оккупировавшей его собственную квартиру, подобно фашистским  захватчикам, не решался. Жил в крохотном закутке на птичьих правах, рискуя в любую  минуту совместно с сыном, то есть ейным супругом,  оказаться на лестничной клетке свободными от всяческих жилищных обязательств.  Его сын, как и он, сам, слова не  пикали супротив  оккупанта, опасаясь  гнева супостатки. Товарищи знали о Матвеевых невзгодах, многие из них  живут в похожих условиях.  Потому и не осуждали.      

          Сосед с нижнего этажа Поликарп Демьянович,   восьмидесятидвухлетний ветеран войны, орденоносец, как он называет себя,  предстал перед  обществом с огромной бутылью самогона, купленной у соседки по даче -  в одной руке, и под завязку, с нагруженной продуктами  хозяйственной сумкою - в другой. Поликарп  красовался в клетчатой  рубахе, с несовместимостью  петель с пуговицами, отчего зрительно кривился набок, и, как всегда, с  нахальной самоуверенностью.
               
          -Ну, что, молодежь! - Как всегда громогласно закричал он, приветствуя товарищей. - Все подтянулись?

          -Еще не все, но вот-вот прибудут, - заявила Нинка, принимая Поликарпову приноску.

           Все принялись активно выгружать припасы. Бутылка самогона заняла почетное место на столе  рядом с цветком в хрустальной вазе.

           Без звонка,  распахнулась дверь, и на пороге нарисовалась местная дворовая  достопримечательность   поэтесса - Ариадна Ферапонтовна  в туго натянутой на уши голубой маске, считавшая себя значительно  моложе своих  единомышленников. В прошлом месяце, по ее словам  ей только-только стукнуло  семьдесят два.

Хотя всем известно, что  еще в позапрошлом году она отметила  свой    семидесятипятилетний  юбилей. Да кто будет считать  эти годы?! Кому, собственно, они нужны! Главное все они молоды… душой, и снижать своего  энергетического накала не собираются.
 
           Ариадна  Ферапонтовна  считала себя самородком, в смысле поэзии, утверждая, что  является родной сестрой Анны Ахматовой. А когда кто-то из умников спросил, почему, дескать,   у них не совпадают отчества, не моргнув глазом, парировала:

           -В целях конспирации ее  родители поменяли им имена и фамилии.  Никто не стал с ней спорить.

           Ариадна принесла с собою хорошее настроение,  баночку малинового варенья,  новость о  зараженных вирусом ее знакомых, привет и поздравления от очередного  мужа,  непризнанного литературного гения, подобно ей самой и   собственные стихи, которые тут же, содрав маску,  порывалась  прочесть. Однако была остановлена в поэтическом порыве  Кондратием, дескать, прочтешь, когда соберутся  все  гости. Ариадна согласилась.


            В дверь позвонили.   Хозяин сердечно обнялся с очередным гостем  Захаром Лукичем,  своим ровесником, жившим  в частном секторе, недалеко от  Ульяшкиного дома. Знакомы  ветераны с давних времен по совместной партийной работе, когда один из них в райкоме числился «Первым», а другой «Вторым». Связь и дружбу не потеряли, взгляды на современную политику   имеют одинаковые - отрицательные.

            Захар  Лукич принес с собою  традиционную литровую банку меда с собственной пасеки. Целый карман разнообразных таблеток, которые поглощал без разбора, какие попадались под руку. Объясняя, дескать, пока достанешь  выписанные врачом, этих уже не будет.

           -У тебя, Кондрат,  не завалялись какие ненужные препараты? так я заберу, - каждый раз при встрече спрашивал  своего однопартийца  Захар. И всегда получал один и тот же ответ:

          -Не, не завалялись. Я их не употребляю,  считаю вредными  для организма, как и нынешнюю демократию.  - На этом обычно разговор о медикаментах заканчивался.  Мёд разлили в красивые вазочки, потом их поставят   к чаю.

           Последней из традиционного общества явилась ровесница  Ариадны, Зинаида Петровна без маски, но в хозяйственных резиновых перчатках - теща нынешнего начальника  районного отделения полиции,  в кирзовых сапогах и  милицейской шинели, с  оторванном погоном, второй не смогла отодрать, потому как некогда сама же его и пришила, заметив, что тот скривился на зятевом плече. Зинаида экономила на собственной одежде, и ходила в списанном   зятевом обмундировании.

          Петровна  явилась с кастрюлей вареников с капустой, и советом как их  лучше есть, с новостью из полиции,  о сбежавшем арестанте,  с пакетом овощей и моложавой подозрительной личностью мужского полу.

         Судя по слоганам ГИБДД  на спине, рукавах и  нагрудных карманах,  в незнакомце угадывался представитель автодорожных властей. Впрочем, гость, подобно Зинаиде,  мог одеть и не свою одежду. Однако, Поликарп Демьянович, имеющий внука - злостного нарушителя дорожного движения, на всякий случай подсуетился в сложившейся ситуации, подхватил личность под руку, подвел к столу, и усадил на одну из облезлых табуреток.  Потом в течение  всего застолья  подхалимно подливал   ему самогон из  большой бутыли.

          Спустя некоторое время, «гаишник»  стал наливаться свекольностью, страшно вращать глазами, словно радарами на дороге,  и неожиданно  опрокинувшись навзничь  вместе с табуреткой,  рухнул на  пол,  где и затих.

          -Пусть отлежится. Это  Володька, брат моего  зятя, - пояснила полицейская теща о родственнике. -  Каждый раз как поругается со своею мымрой, тут же несется к нам, и живет у нас, пока его ведьма не приползает с капитуляцией. Володька к нам  только вчера  к ночи прибежал. Оставлять его у себя  дома одного не стала,у него сегодня выходной, вот и  привела с собой. Да он безобидный, -  успокоила она общество.

          -Пусть отдыхает. Здесь его ни одна зараза не тронет, - сказал подхалимный дед внука-лихача - Поликарп Демьянович, вылезая из-за стола.

          Подхалимчик вытащил из-под ног обиженного собственной бабой гаишника табуретку, снял с вешалки свое пальто и подложил страдальцу  под голову. За это его никто не осудил.  И  праздник покатился  дальше.

          Тосты были разные, но в основном об Октябре,  о советской власти, о КПСС, о Зюганове, о самих себе. «Клубники» подзахмелели  и воодушевились.  Поликарп Демьянович, соблюдая ежегодную традицию зычным, противным голосом гаркнул:
               
                Неба утреннего стяг…
                В жизни важен первый шаг.
                Слышишь: реют над страною
                Ветры яростных атак!

         При первых словах песни все, как один встали.  Кондратий  содрал  с гвоздей знамя и  держа его за древко  воинственно размахивая им, торжественно  со всеми   горланил  припев песни их молодости:
               
                И вновь продолжается бой,
                И сердцу тревожно в груди,
                И Ленин такой молодой,
             И юный Октябрь впереди!

        Пели в разнобой, но зато громко. Певческими  талантами никто из  гостей  избалован не был,  однако   это не мешало  им исполнять любимые песни. Далее, уже сидя спели:  «Там, вдали за рекой»,  «Мы смело в бой пойдем»,  «Наверх, вы товарищи, все по местам», и другие, не менее важные   для   торжественного случая  песни.

        Накричавшись,вновь предлагали тосты. Всем было весело и легко. «Клубники»  имели возможность за столом говорить  все что им вздумается.

        -Слушай, Захар, что это у тебя на днях  вечером петух в курятнике орал, будто его режут?  - спросила Нина Павловна, балкон которой выходил на  частное подворье  Лукича.

        -Это я его на зимнее время переводил, - пошутил дед, хотя петух орал совсем по другой причине: запутался в старой рыбацкой сетке, брошенной на заборе у курятника.  Хозяин  старался освободить  беднягу, а тот орал благим матом.

       -Ты, что совсем сбрендил, старый!  -  осудила его Зинка, не поняв юмора.

       -Я старый? – не на шутку  обиделся  хозяин петуха. – Да мне врач сказал, что мой организм работает как часы!

       -Ага, как песочные, - тихонько  засмеялась Нина Павловна, чтобы в очередной раз не обидеть  клубного   товарища.

       -Врачи насоветуют, ты их  больше слушай, - не по теме вмешался в разговор Семен Емельянович. - Пришел тут как-то к нам  сынов  товарищ, тоже врач, я у него и спрашиваю: вот, дескать, говорят  мясо есть вредно, от него стареют.  Так как же быть  в таком случае?  А он, стервец, и говорит:  от мяса стареют после восьмидесяти,  а без мяса после сорока.

        -Это как же? – не поняла   полицейская теща.

        -Я тебе, Зинка, потом объясню, - засмеялся Семен, довольный тем, что не только  он один, остался в дураках с мясом, но и Зинка.

        -Вот вы говорите о здоровом образе жизни. Мяса  не есть, того не есть, - начал Поликарп Демьянович. – А я вам совсем другое скажу. Мой  батя всю жизнь пил водку заместо чая, курил, по бабам бегал, ел мясо, и ничего. Дожил едва ли не до ста лет, и сейчас живет, а его брат, ну, мой дядька,  не пил, не курил, не говоря уже о бабах, а  загнулся в трехмесячном возрасте. Вот так, а вы говорите.

         На подобное доказательство ни у кого  не нашлось возражений.

         -Это еще ничего. А вот что произошло со мною лично, - заерепенилась  Ахматовская родственница. - На литературном вечере, одна  посредственность вздумала  критиковать мои  стихи,  дескать,  такое может сочинять только психически больной человек. Я тут же побежала в диспансер  за справкой, чтобы подать на критиканку в суд за оскорбление.  Там я, как положено,  прочла врачу, мною, сочиненные стихи: «Мороз и солнце день чудесный…», стихи были кстати, за окном морозил январь.  И можете себе представить, какое заключение он мне  написал?  «Психических заболеваний нет. Просто дура».

         -А ты подай на него в суд за оскорбление, - посоветовала Зинаида Петровна, внутренне не симпатизировавшая поэтессе.

         Все громко засмеялись. Ариадна обижена принялась грызть соленый огурец.         
 
Праздник  катился,  по привычному руслу.

        Неожиданно на полу зашевелился   упавший гость, и тут же резво вскочил на ноги.  По виду мужик казался совершенно трезвым, и если бы очевидцы не видели, как  тот  навзничь опрокинулся  с табуреткой,  не поверили, что именно   он  почти целый час валялся  на полу  в отключке.

         Инспектор обвел присутствующих  осмысленным взором, и поинтересовался:

         -По какому поводу застолье?

         -Сегодня  «День 7-го ноября», - пояснила  Зинаида,  усаживая родственника  рядом  с собою, и   рукавом  кофты  вытерла висевшую под носом  зятева брата прозрачную каплю, и добавила: - Красный день календаря.

         -За это стоит поднять тост, - предложил  представитель службы дорожного движения. Все его поддержали.

         -Вот я не понимаю,  как такое может быть? - заявил, молчавший до сих пор  Кондратий Порфирьевич,  в свое время добивавшийся от подотчетных ему членов партии точной отчетности. -  Нынешняя статистика  говорит, что семнадцать процентов  всех дорожных аварий происходит по вине пьяных водителей.  Пользуясь присутствием  за  столом представителя нашей славной  ГИБДД, позвольте, товарищ, у вас поинтересоваться,  верна ли статистика?   Тогда выходит, что  восемьдесят три процента аварий происходят по вине трезвых водителей?

         -Да слушайте вы этих очковтирателей!  Они пишут, что им в голову взбредет, - закусывая вареником с капустой, высказался представитель дорожной службы.

         -В этом я с вами полностью согласен, - удовлетворенно  откинувшись от стола, подтвердил Кондратий, забыв, что сидит на обыкновенной табуретке, без спинки, отчего едва не ахнулся, подобно своему  оппоненту.

        -Внимание! – приподнимаясь с места, лирическим голосом объявила  Ариадна Ферапонтовна. – Сейчас я  прочту собственные стихи на злобу дня:
            
                День седьмого ноября,
                Красный день календаря,
                Посмотри в свое окно,
                Все на улице красно.
                Вьются флаги у ворот,
                Пламенем пылая.
                Видишь, музыка идет,
                Там где шли трамваи.
                Все идут и стар и млад,
                Празднуя свободу,
                И летит мой красный шар,
                Прямо к небосводу.

Все заапладировали.
      
             -Слушай,   Ирка, этот стишок еще моя Зойка в яслях рассказывала на утреннике.  Какой   же это твой стишок? - возмутилась Зинка плагиатством  Ахматовской родственницы.

            -А я читала еще раньше твоей Зойки! Потому и   считаю его своим, - отбрила поэтесса  злостную критикантшу, каковой посчитала соседку по скамейке.

         
            -Девчата не спорьте,   тут не важно, чей  стишок, главное, что он  к праздничному застолью, - авторитетно заявил Кондратий Порфирьевич.

             Все, как один,  согласились со своим лидером, и празднество покатилось дальше.


           -Летом мне пришлось лечь в больницу с подозрением на  грыжу. Ложился без опаски, потому как знаете,  мой сын там работает хирургом, - перевел Семен Емельянович, бывший юнга разговор на светские темы. - Я сразу заявил  ему: если, сынок,  что случится   со мною, мать переедет к вам жить.

            -Да… ты его крепенько припугнул. Молодые не очень-то желают жить совместно со стариками, - сказала Нина Павловна, страдающая в совместном проживании  с дочерью, зятем и двумя внуками. Квартира официально принадлежит ей,  но сути это не меняло.

            -А я,  как овдовел, так и живу в квартире один. Как не плясали вокруг меня мои сыночки, желая заполучить дармовые хоромы, но я позиций своих не сдал.  Живут дети  в благоустроенных многоэтажках.  А теперь уже подросли и внуки,  тоже, стервецы,   ждут, не дождутся, когда   дед  отбросит  копыта, - как всегда пооткровенничал перед гостями  партийный лидер.

            -Вы, граждане, ежели что… ну в смысле… кто вздумает вас обижать,  я не позволю этого сделать, -  заявил вновь  опьяневший, гаишник. – Вы только шумните. Придем с ребятами, быстро усмирим кого надо. – И качнувшись в сторону,  добавил. – И кого не надо.

           -Тут мой сосед рассказал, - начал Захар Лукич. - Его невестка, жена  внука,  работает на секретном заводе, в ночную смену. Их, как она говорит, заставляют там пить водку, чтобы не помнили, что делают.  Она ничего и не помнит, приходит под утро, едва на ногах стоит, но деньги приносит  приличные.

           -А где этот завод? – заинтересовался  Матвей Платонович, с тайной  надеждой пристроить на доходное производство змеюку-невестку.  Главное, что работа в ночную смену.  Они   с сыном хоть отоспались бы.

           -Я точно узнаю, и тебе скажу, - пообещал Захар другу.
 
            -Сейчас я прочту свое новое стихотворение, посвященное осеннему времени году, - пробиваясь в лидерство на внимание,  снова  вылезла с листом бумаги в руке, доморощенная поэтесса Ариадна Ферапонтовна.  Она  встала с  табуретки, на которой сидела рядом с Матвеем  Платоновичем, и начала:
               
                Унылая пора, очей очарованье.
Приятна мне твоя  прощальная краса.
                Люблю я пышное природы увяданье,
                В багрец и золото, одетые леса.
                И ветра легкий шум и первые морозы,
                И снежной бури, отдаленные угрозы.

              -Ирка, ну что ты  нам на уши лапшу вешаешь? Это же написал Пушкин. Я хоть и имею восемь классов,  но этот стишок помню, - заерепенилась  Зинка-разоблачительница.   
         
              -А ты знаешь, что такое ремейк? – убила наповал  поэтесса  придиралу  незнакомым словом.

             Нет,  та не знала, что это такое,  на всякий случай  замолчала, опасаясь попасть  впросак. Все же  родственница самой Анны Ахматовой. Лучше уж помолчать.  Но обиду на поэтессу затаила,   мечтая,  как на новом празднике  подловит шарлатанку и  приструнит. За помощью обратится к внуку Димке, тот учится в Университете, отчего   шибко умный. С его помощью она-то и  заткнет Ферапонтиху за пояс.

            Закусочный  стол плавно перетек в чайный. Правда, гаишнику такая смена декораций  не понравилась, и он  запросился у братниной  тещи  домой.  Можно было бы еще посидеть  за столом, но Зинка внутренне  обиженная на  Ферапонтиху, так мысленно обзывала    поэтессу Петровна, решила уйти.

 Ей нечем было крыть балаболку с ее  стишками. Поблагодарив хозяина и гостей за праздник,  застегнула на пуговицы шинель с  погоном  подполковника, и, подхватив,   мотавшегося из стороны в сторону  зятева брата под руку, удерживая в другой руке кастрюлю, скрылись  за дверью.


          -Слушайте, что произошло  у нас дома накануне праздника, - начал  Семен Емельянович. -  Буквально позавчера.  Пошли мы с  бабкой на китайский рынок и купили там приемник, наш старый вышел из строя, а новости-то слушать надо. Включил это я его в розетку, а он ни гу-гу. Молчит. А потом вдруг из него пошел дымок. Думаю, что-то там не то.  А бабка и говорит,  видать у них  перекур. Подождем, пока покурят, глядишь, и заговорят.

         -Заговорили?

         -Не, приемник оказался некачественным.
         -Да вы видать включили его в электрическую розетку, - сумничала Ариадна. – А надо в другую.

         -Пользуясь отсутствием  представителя дорожной службы,  - вклинился в разговор Поликарп Демьянович. - Расскажу  приключившуюся со мной   дорожную историю.  Вам известно, что мой внук, хоть ему кол на голове теши, а все равно на дороге лихачит, а гаишников обзывает козлами. Так вот, едем мы, значит, на  внуковой машине. Он за рулем, а мы с правнучкой, его  пятилетней дочкой - на заднем сиденье. Смотрю, впереди стоят гаишники. Генка, говорю, притормози. А-а-а, говорит, снова козлы на дороге.
      
 Останавливают  нас, все как положено сын подает  инспектору права, техпаспорт. Все в порядке, говорит гаишник,  можете ехать.  И вдруг ребенок спрашивает: папа, а где  козлы? Наверняка  это услышал и гаишник. Я едва не сгорел со стыда.  Ругал, конечно, внука, да что толку.

         -Везде обман, - ни к селу, ни к городу заявила  поэтесса. Она, видать,  витала в поэтических грезах и не врубилась в суть рассказа. – Пошла я в аптеку, что бы приобрести средство для роста волос. Аптекарша  сует  мне под нос, какой-то порошок. Говорит, наилучшее средство. Видите того человека, что стоит возле витрины?

Действительно там стояла личность,   настолько заросшая  волосами, что можно было подумать,  явилась она из первобытных времен. Так вот, говорит  аптекарша, неделю назад этот  человек был лыс и безбород, а сейчас любо –дорого посмотреть на него. И все  благодаря вот этому порошку, и сует мне пакетик в окошко. Я не стала покупать  средство. Не превращаться же мне в  волосатую гориллу.

          Чаепитие  продолжалось до отведенного праздником времени.               
 
          Гости разошлись  в седьмом часу пополудни.  Встреча  друзей, как всегда,  прошла на высшем уровне.      


                ...................................................

               


Рецензии
Забавное чтиво. Автор не пожалела красок. Понравилось.

Ильхам Ягудин   05.12.2020 00:55     Заявить о нарушении
Приятно было "встретить" Вас за столом единомышленников. Заходите при случае еще.

Антонина Глушко   05.12.2020 06:08   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.