07. Проблема поведения. Часть 1
* 1 *
Своим полным именем Отто Людвиг Клаус Мария фон Лендорф-Боршнитцен никогда не пользовался в повседневной жизни, стараясь обходиться укороченным вариантом. В Россию он приехал в середине нулевых. Не сказать, чтобы его семья и друзья положительно восприняли этот поступок. С их точки зрения, это была какая-то необъяснимая блажь. Отучившись на факультете журналистики, выходец из знатной и состоятельной западногерманской семьи мог бы выбрать страну и получше, но Отто с самого начала влекло именно в Россию, которую он считал второй родиной всего семейства Боршнитценов. Ещё во времена Ливонского ордена воинственные предки Боршнитценов осели недалеко от Митавы. Когда онемеченная Курляндия вошла в состав царской империи, Боршнитцены, подобно многим остзейским немцам, обрусели. После революции Прибалтика, впервые за все века, получила независимость, что спровоцировало дичайшую вспышку местного национализма. Латыши гнали немчуру вон, выкидывали из домов, не давали даже собрать личные вещи. К счастью, Боршнитценам всегда была свойственна прозорливость. Они не стали дожидаться немецких погромов и перебрались в Германию перед началом Первой Мировой, когда в воздухе ощутимо пахло порохом и многим было ясно, что дело неуклонно движется к войне. Благодаря этому Боршнитцены сумели сохранить своё благосостояние, в то время, как многие их остзейские земляки потеряли всё и едва не лишились жизни.
Довольно быстро следом за Первой вспыхнула Вторая Мировая, а за ней и Холодная. Казалось, сама история навсегда размежевала Боршнитценов и их бывшую родину. Всё это казалось Отто чудовищно несправедливым и неправильным. Он искренне верил: какими бы ни были эксцессы между двумя великодержавными нациями, всё давно уже осталось в прошлом.
На переезд в Россию он твёрдо решился ещё во время учёбы. Заново получившая независимость Прибалтика нисколько его не интересовала. Отто пару раз побывал там, проехался по историческим местам, посмотрел, где раньше жили его предки… Стараниями еврочиновников Прибалтика стремительно превращалась в восточноевропейское захолустье, вроде Албании. Молодому и перспективному немецкому журналисту там совершенно нечего было искать.
То ли дело огромная, противоречивая и загадочная Россия, где бурлили процессы и события, о которых среднестатистический европеец почти ничего не знал, кроме каких-то застарелых пропагандистских клише, оставшихся ещё со времён Геббельса. Многое в ней было непонятно и самому Отто. Например, его поражала навязчивая убеждённость россиян в том, что они являются частью Европы. Насколько он знал, в Европе-то никто так не думал, европейцев настолько же поражала подобная точка зрения, как если бы частью Европы вдруг объявили себя Монголия, Ямайка или Зимбабве. В своей книге «Столкновение цивилизаций» западный политолог Хантингтон изложил европейский взгляд на этот вопрос, выделив Россию в совершенно отдельную, самостоятельную цивилизацию, отличную от западной, евро-атлантической. И за прошедшие десятилетия, насколько Отто было известно, никто эту книгу не оспорил и не опроверг, что было весьма показательно.
Россия манила к себе множеством тайн, которые Отто хотелось бы исследовать и разгадать, желательно прямо на месте.
Близкие Отто были не в восторге от его выбора профессии. Занятия журналистикой, мягко говоря, не присущи аристократам. Кроме того, у родных Отто в голове не укладывалось, как можно добровольно стремиться в опасный и непредсказуемый Мордор с его медведями, балалайками, всеобщим пьянством и разгулом бандитизма, где журналист ни от чего не застрахован и с ним может произойти что угодно, примером чему служат судьбы Влада Листьева, Дмитрия Холодова, Анны Политковской, Пола Хлебникова и многих других.
Однако, Отто был непреклонен и всем пришлось, скрепя сердце, смириться с его решением, в надежде, что суровые российские реалии быстренько вправят наивному молодому человеку мозги и заставят примчаться назад, поджав хвост. Обратная сторона российской действительности неизбежно должна была преподать Отто урок и научить думать, прежде чем бросаться, очертя голову, в сомнительные авантюры.
Вопреки этим чаяниям, Отто ни о чём не пожалел и назад не вернулся. Наоборот, он устроился, как ему казалось, довольно неплохо и наслаждался любимым делом.
Поначалу он подписал контракт с одним западногерманским изданием, получил от него аккредитацию и приехал в Москву. Никаких сложностей в общении с мордорскими аборигенами не предвиделось - по традиции, в роду Боршнитценов знание русского языка было обязательным. Однако, в какой-то момент отношения Отто с работодателем испортились. Издательству не понравилось то, под каким углом Отто освещает российские события. Из его материалов следовало, что Мордор - вовсе не Мордор! Это обычная страна, где нормальные люди живут нормальной жизнью, кто-то лучше, кто-то хуже, как и везде, и вовсе не помышляют сожрать весь мир живьём. Указание изменить подачу материала Отто с возмущением отверг и тогда с ним распрощались.
К этому времени он успел приобрести некоторую известность в российских журналистских кругах, у него появились друзья, замолвившие за него словечко, и сразу несколько изданий предложили ему вести собственную колонку. Так Отто Боршнитцен сделался российским колумнистом. Помимо этого, у него имелись аккаунты в Твиттере и других соцсетях, где он также постил свои материалы.
Человеком он был открытым и дружелюбным, никому не завидовал. Его даже считали забавным из-за незнания некоторых бытовых и культурных тонкостей. Друзья и коллеги относились к нему в основном хорошо, они же придумали ему безобидное прозвище Борщ-Шницель, созвучное его фамилии. Как известно, тем, кто не нравится, безобидных прозвищ не дают.
В генетическом наследии Боршнитценов, где веками смешивались русские и немецкие хромосомы, русская доля, должно быть, имела изрядный вес, потому что всего за несколько лет Отто всем сердцем полюбил Россию и сжился с ней всей душой.
Поначалу он снимал квартиру в тихом районе на западе Москвы. Ветхая панельная пятиэтажка выглядела неказисто, зато была отгорожена от проезжей части густой зелёной стеной берёз, тополей, рябин, клёнов, вишен, яблонь, верб и черёмухи. Весной всё это великолепие начинало цвести и благоухать. Прямо перед окнами четвёртого этажа шумели пышные кроны, напоминая Отто родовой особняк Лендорф-Боршнитценов, утопавший в роскошном саду. Там Отто родился, вырос и провёл большую часть жизни. Тогда же он на всю жизнь полюбил буйную растительность, без которой для него не существовало понятия «уюта». Он с удовольствием жил бы в ветхой пятиэтажке и дальше, вот только её снесли по программе реновации жилья и возвели на её месте уродливую махину с нелепыми косорылыми балконами. Зелёные насаждения, само собой, вырубили.
Отто начал снимать жильё у одинокой разведёнки, которую бросил муж-алкаш. И всё бы ничего, но алкаш периодически наведывался, ломился в дверь, скандалил, орал, угрожал, заявлял, будто тоже имеет право здесь жить… Обращения в полицию не помогали. Приезжал наряд, увозил дебошира, а спустя несколько дней тот снова возвращался. Всю работу Отто выполнял на дому, так что его жизнь стала совершенно невыносимой. Он терпел, сколько мог, а потом расторг договор с хозяйкой и съехал.
Друзья сосватали ему знакомую риэлторшу и та сразу нашла идеальный вариант.
- Дом - как ты любишь, с тихим зелёным двориком вдали от проезжей части. Одинокая дама, незамужняя, бездетная, сдаёт комнату в двушке. Сама дома почти не бывает, круглый год в разъездах и командировках, приезжает на два-три дня и снова исчезает. Фактически, вся хата в твоём распоряжении, жить будешь один. И даже в те дни, когда хозяйка дома, она почти всё время проводит с дедушкой. Дед - престарелый лежачий больной, живёт по соседству. За такими нужен регулярный уход, так что к нему ежедневно наведывается соцработник, ну и внучка старается, как может. Чтобы во время её продолжительного отсутствия квартира не оставалась без присмотра, она и подыскивает нормального жильца. Раньше у неё там вроде кто-то жил, пожилой дядечка из Средней Азии… Но у него тоже со здоровьем не ахти и он вернулся на родину. В общем, вариант в самый раз…
Вот так Отто познакомился с Вероникой Алёхиной, женщиной примерно тридцати лет, среднего роста, с атлетичной фигурой. Либо барышня не вылезала из спортзала, либо её работа была как-то связана с физической нагрузкой.
Во время их первой встречи они с Отто долго присматривались друг к другу. Вероника не сразу вынесла вердикт, она подробно выспрашивала Отто о его жизни, о его работе, о его предпочтениях, словно не жильё сдавала, а допрашивала подозреваемого в убийстве. Делала она это весьма умело, беседа текла легко и непринуждённо, Отто расслабился и не заметил, как пролетело три с лишним часа. Вероника в итоге узнала о нём всё, что хотела, а он о ней ничего. Это показалось ему ловким ходом, не совсем справедливым, зато оправданным - на месте одинокой женщины он бы тоже не пустил в дом кого попало.
- Только у меня к вам будет просьба, - застенчиво произнесла она. - Если вас не затруднит, я бы хотела попрактиковаться в немецком. Знаете, мне хорошо даются романские языки - на испанском я вообще говорю, как на родном, - а вот немецкий… Он как неприступная крепость. Ну прям никак! Приходится частенько бывать в Центральной Европе, а я ни бе, ни ме, даже стыдно…
В Отто взыграла благородная кровь десятков поколений Лендорф-Боршнитценов и он галантно заверил даму в готовности помочь ей в чём угодно.
В процессе знакомства Отто решил, что Вероника ему больше нравится, чем нет. Она показалась ему приятной. За годы работы журналистом он научился, как ему казалось, разбираться в людях. Женщину нельзя было назвать ослепительной красавицей, но Отто всё равно с удовольствием любовался симметричным лицом с правильными тонкими чертами, украшенным россыпью веснушек на лбу и на переносице. Под светло-золотистой шапкой коротких вьющихся волос сияли небесно-голубые глаза. Смуглая загорелая кожа блестела золотистым пушком…
В разговоре Вероника случайно обмолвилась о частых посещениях Латинской Америки. «Ну, там-то не мудрено так загореть», - подумал Отто с некоторой завистью. За всё время пребывания в России он никуда не выбирался дальше Крыма и Кавказа.
Наконец Вероника взглянула на часы и решительно протянула немцу связку ключей.
- Что ж, вы мне подходите, герр Боршнитцен, - сказала она так, словно брала его на работу. - Плату вперёд я брать не привыкла, рассчитываю на хвалёную немецкую честность и педантичность. Каждый месяц просто кладите деньги вот в эту банку из-под чая, я потом заберу. Оплата коммунальных услуг тоже ложится на вас. Сомнительных гостей чур не водить, домашних животных тоже, оргий не устраивать…
Она проводила Отто до двери.
- И ещё об одном хочу вас попросить. В соседней квартире, вон там, живёт мой дедушка. Он совсем старенький и почти не встаёт с постели. Я специально так купила квартиру, чтобы быть с ним рядом. Вернее, я думала, что смогу быть всё время рядом, но работа постоянно удерживает меня где-то вдали… Входную дверь в дедушкину квартиру я не запираю, специально для соцработников. И хоть подъезд у нас тихий, с консьержем и домофоном, всё же мало ли что. Посматривайте пожалуйста в глазок, если вас не затруднит.
Отто незамедлительно заверил Веронику в готовности неусыпно бдеть. Ему уже нравилась и квартира, и хозяйка, и он был готов согласиться на что угодно, лишь бы поселиться именно здесь.
Когда на следующий день он привёз свои вещи, Вероники уже не было, она улетела в очередную командировку. Не дожидаясь конца месяца, Отто сунул деньги в жестянку и ещё раз с любопытством осмотрел своё новое жильё. Из-за того, что хозяйка здесь почти не бывала, в квартире царила спартанская обстановка. Интерьер в большой комнате, которую Вероника сдала Отто, ограничивался диваном, шкафом-купе и телевизором. Чисто ради интереса Отто одним глазком заглянул в комнату Вероники и убедился, что та обставлена не менее скупо.
Поскольку Отто всё равно целый день проводил за ноутбуком, скудный интерьер его совершенно не беспокоил. Пользуясь тем, что на дворе лето, он с удовольствием расположился на застекленном балконе, открыл окно и погрузился в работу. Времена, когда пишущий журналист был вынужден сутками просиживать в редакционном офисе, к счастью, ушли в прошлое. Из дома он выходил только в магазин за продуктами и на ежедневные пробежки, а в остальное время работал, упиваясь творческой свободой. Никто больше не требовал от Отто подгонять свою точку зрения под корпоративные взгляды, никто не вынуждал его следовать «генеральной линии партии». Разумеется, свои личные пристрастия Отто старался держать при себе и в публикуемых материалах придерживался объективности и беспристрастности.
Долгожданная свобода продлилась до того момента, пока у издания не сменился владелец. Прежнему надоел этот бизнес, он продал контрольный пакет акций за хорошие деньги и укатил с молодой фотомоделью-женой куда-то на тропический остров. А у нового владельца оказалось своё видение того, какие мнения колумнисты могут выражать в своих статьях, а какие нет.
Отто очутился в похожей ситуации, как с прежним работодателем - издание начало ограничивать творческую свободу и загонять её в жёсткие рамки, малейший выход за которые считался недопустимым. Формально это называлось «редакционной политикой», но по факту было самой настоящей цензурой. То один, то другой материал Боршнитцена оказывались сняты с публикации. Отто всё чаще задумывался о том, существует ли вообще такой феномен, как «независимые СМИ»? Есть ли какие-то перспективы у его работы? Стоит ли продолжать, стоит ли делать вид, будто всё нормально и заниматься «казённой» журналистикой, или лучше бросить всё к чёрту и попробовать себя в чём-то другом, пока молод, пока ещё есть силы и задор? К примеру, стать блогером. Это нынче модно…
Редкие визиты Вероники отвлекали Отто от собственных неурядиц. Пару раз в месяц, не чаще, она возвращалась из командировок, в которых не просматривалось какого-то чёткого графика. Вероника объясняла это тем, что работа у неё непредсказуемая и ненормированная, зависит от множества изменчивых обстоятельств. Что это за работа, она по-прежнему не уточняла.
Едва войдя в квартиру, она бросала вещи в прихожей и спешила в соседнюю дверь, к дедушке, у которого просиживала большую часть времени, возвращаясь в свою комнату только чтобы лечь спать. О своей же просьбе попрактиковаться в немецком, Вероника не вспомнила ни разу.
О чём они с дедушкой говорили? Если бы Отто захотел, он бы это узнал. Трубы и батареи центрального отопления являются идеальными проводниками звука. Дедушкина квартира располагалась точнёхонько за стеной комнаты Отто. Батареи там и там шли от одного стояка. Благодаря этому, каждое слово, произнесённое по одну сторону стены, было отчётливо слышно по другую, как если бы было там и произнесено.
- Кто у тебя в квартире? - услышал Отто во время первого визита Вероники. Старческий голос её деда звучал недовольно. - У тебя там кто-то есть! Я каждый день его слышу!
Старик Алёхин произносил фразы чересчур громко, потому что, возможно, с возрастом стал слегка глуховат. Воспитание не позволяло Боршнитцену подслушивать чужие разговоры, тем более разговоры с больным стариком, и он во время визитов Вероники деликатно удалялся на кухню и включал на ноутбуке музыку.
Изредка, если дедушка рано засыпал и если у Вероники было настроение, она коротала с Отто вечерок. Они снова болтали обо всём на свете, не замечая, как летит время. Обсуждали различные события - что произошло в России, что в других странах… Иногда Вероника могла провести дома целую неделю. Её общество никогда не напрягало Отто. Будь он понаглее, он не дал бы ей покоя с расспросами, пока не узнал бы о ней хоть что-нибудь, вот только Отто считал неприличным навязывать кому-то своё любопытство и лезть в душу. Обычно такой подход не свойственен журналистам, которые должны уметь во всё совать нос, но Отто так воспитали и он ничего не хотел в себе менять. Если Вероника пожелает, она сама предоставит ему необходимые подробности, а до этого надлежит довольствоваться тем, что есть, стараясь не испортить сложившихся дружеских отношений. Такая позиция требовала терпения, с которым у Отто никогда не было проблем.
* 2 *
Помимо нарождающейся дружбы с Вероникой Алёхиной произошло ещё кое-что, позволившее Боршнитцену отвлечься от неудач на рабочем поприще.
Как-то раз он собрался в магазин и заметил, что дверь в дедушкину квартиру приоткрыта. Должно быть, она была неплотно прикрыта и её отворило сквозняком.
Предполагая, что соцработник ещё не ушла, Отто осторожно заглянул в щель. В квартире было тихо, никто не готовил, не стирал, не убирался. Не было никаких звуков, которые бы свидетельствовали о присутствии постороннего.
Решившись, Отто осторожно толкнул дверь и тихонько скользнул в прихожую. В сравнении с евроремонтом, который забабахала у себя Вероника, квартирка деда выглядела так, словно ремонт в ней последний раз делали ещё при Брежневе. А помимо этого в глаза Отто сразу же бросились вещи, целые горы и кипы вещей громоздились буквально на каждом шагу, словно Алёхин-старший всю жизнь страдал силлогоманией, патологическим накопительством, благодаря Гоголю известным также как «синдром Плюшкина». Шкафы, шкафчики, полочки и тумбочки были забиты так, что не закрывались дверцы и не задвигались ящики. Везде торчали какие-то жёсткие чехлы, саквояжи, чемоданы, ящики, скособоченные коробки, пузатые стопки пожелтевших от времени бумаг…
К стене был прикреплен городской телефон, которому на вид стукнуло сто лет. Такие аппараты Отто видел лишь на картинках и в старых чёрно-белых фильмах. Толстый бакелитовый корпус с диском выглядел массивным и прочным, если таким треснуть по башке, можно запросто проломить череп.
На пыльном футляре из-под аккордеона лежала аккуратная стопка коммунальных счетов. На всех было указано одно имя: Радий Яковлевич Алёхин. Имя достаточно редкое - Отто понимал это, даже не будучи русским. Он слышал, что в годы зарождения советской власти некоторые родители давали своим детям необычные имена - тогда было такое время…
Боршнитцен аккуратно протиснулся между залежами барахла в прихожей и заглянул в комнату, намереваясь сразу же уйти, если дедушка бодрствует. Но, очевидно, соцработник накормила старика и дала ему лекарство, он крепко спал.
В единственной комнате свободного места было чуть больше, но, в целом, она выглядела как прихожая. Целые эльбрусы и эвересты вещей возвышались со всех сторон и как-то сохраняли устойчивость, не обрушиваясь и не хороня под собой владельца. Что творится на балконе, Отто решил даже не думать.
Взирая на захламлённое жильё, он понял, отчего Вероника не поселила деда у себя, а вместо этого купила отдельную квартиру. Чистоплотный немец не представлял, как можно жить в такой помойке. Он слышал, будто старики физически не могут расстаться с вещами, с которыми у них ассоциируются различные воспоминания о том или ином фрагменте прожитой жизни. Не исключено, что к старости и сам Отто превратится в такого же старика, но пока это выглядело противоестественным и ненормальным.
Соцработник хотя бы догадалась открыть форточку, так что в комнате было относительно свежо, характерный запах старого хлама практически не ощущался.
Отто осмотрелся. Рядом с Радием Яковлевичем, на прикроватной тумбе, стоял стакан с водой, где плавали пластмассовые челюсти. Лицо старика во сне выглядело спокойным и умиротворённым.
Вдоль стен выстроились массивные дубовые шкафы, до самого потолка заставленные книгами. Почти исключительно старинные издания, какие теперь не найдёшь ни в одной библиотеке. Толстенных томов с витиеватым тиснением на корешках насчитывалось, наверно, несколько сотен, во всяком случае, утрамбованы они были плотно. Помимо книг на полках были расставлены и разложены всевозможные фигурки, украшения и экзотические сувениры со всего света, какие-то приборы, устройства и много чего ещё. Алёхин, оказывается, везде поездил. Что-то выглядело таким же старым, как книги, а что-то было новым, привезённым, наверняка, Вероникой. Возле входа в комнату примостился потрескавшийся секретер с раскрытыми ящиками, из которых торчало неимоверное количество рукописей, тетрадей, журналов и справочников.
На самом видном месте лежала раскрытая рукопись. Листы мелованной бумаги были аккуратно сшиты шёлковым шнуром. Отто бережно взял и пролистал рукопись. Каждую страницу сверху украшал золотистый вензель в виде греческой буквы «дельта». В ящиках секретера виднелась такая же бумага с вензелями в виде «беты» и других греческих букв. Текст рукописи не был отпечатан на принтере, каждую страницу написали от руки, красивым каллиграфическим почерком, судя по всему, пером. На первой странице размещалось дарственное послание:
«Во имя Аллаха, милостивого, милосердного! Дорогой друг! Я с преогромным огорчением узнал о твоей болезни. Прошу тебя, поскорее поправляйся; мы с тобой непременно должны увидеться перед смертью - скорее всего, в последний раз. Так что я желаю тебе скорейшего выздоровления и посылаю кое-что, что несомненно скрасит твой досуг и усладит твой недюжинный интеллект. Слава Аллаху, господину миров! Поздравь меня, ибо сбылась наконец моя давняя мечта и я завершил главный труд своей жизни, труд, над которым корпел долгие годы и упоминаниями о котором наверняка тебя замучил. Поверь мне, старый друг, драконы хранят в себе гораздо больше тайн, чем мы можем себе представить. Сомневаюсь, что даже наши правнуки доживут до тех времён, когда эти тайны окажутся раскрыты все до единой… Однако, могу признаться, что по крайней мере одной такой тайной у драконов стало меньше, и ты сам можешь в этом убедиться. Ты держишь в руках копию моей монографии о причинах неугомонной тяги драконов к золоту и о том, как на них влияет сей благородный металл… Сам мир драконов я описывать не стал, это тема отдельных монографий, которыми занимаются другие исследователи «Дельты». Передай от меня привет восхитительной Нике и пришли мне уже наконец её фото, я хочу взглянуть, как она изменилась с нашей последней встречи. А когда выздоровеешь, старый друг, обязательно приезжайте с ней в гости. Ещё передай, что дядя Мустафа от всего сердца заклинает её быть осторожней с П.У. и прочими дьявольскими предметами. Я всё понимаю, но не проси меня изменить о них своего мнения. Мне жаль, что «Омикрон» в этом вопросе не проявляет твёрдости. Наверняка Ника сочтёт мои слова старческим брюзжанием, а ведь я всего лишь беспокоюсь о ней и желаю ей только добра… Впрочем, раз она справляется, мне остаётся лишь молить Аллаха дать ей силы и мудрости не потерять хватку, ведь иначе её дело её же и погубит. Прости, прости, дорогой друг, за эти старческие сантименты! Я ведь прекрасно помню, что и мы с тобой когда-то были молоды и горячи, как Ника. К несчастью, осторожность и благоразумие приходят с возрастом. Сейчас-то я в ужасе от себя молодого. Я не рискнул бы повторить и десятой доли того, что творил… Ещё раз всех тебе благ, старый друг! Если не трудно, черкни мне пару строк, когда прочтёшь монографию; очень уж хочется узнать твоё мнение. И Ника пусть тоже обязательно напишет, её мнение мне особенно интересно. А я буду каждый день молить всевышнего о твоём здоровье. До встречи, старый друг! Хвала Аллаху, высокому, великому!»
Пространное и велеречивое послание подписал некий Мустафа Хаким-заде Граматурк. «Прямо какой-то парад необычных имён и фамилий, - подумал Отто. - То Радий, теперь Граматурк…» Два странных человека - один в Москве, другой, судя по исламскому лексикону, скорее всего где-то на Востоке… Может, это и есть бывший жилец Вероники, о ком говорила риэлтор? Мустафа Граматурк хорошо знал Веронику, знал много лет, а её дедушку и того больше. Немного пугающими выглядели его опасения насчёт какого-то П.У. и «дьявольских предметов», которые могли погубить Веронику, если та «потеряет хватку». Отто ощутил лёгкое беспокойство.
Но самыми курьёзными и экстравагантными ему показались фразы о драконах и их тайнах. Граматурк высказывался вполне определённо и совершенно серьёзно. Отто убедился в этом, пролистав рукопись. Едва ли не на каждой странице красовались выполненные от руки карандашные рисунки драконьей анатомии и препарированных внутренностей. Мустафа Хаким-заде не лукавил, его рукопись действительно была строго научной монографией, оформленной по всем правилам. Кроме рисунков в тексте было много химических формул и математических расчётов.
Отто Боршнитцена вырастили в традициях немецкого фейербаховского материализма, поэтому он всю жизнь считал себя здравомыслящим реалистом и рационалистом. Ему легче было поверить в то, что оба пожилых респондента выжили из ума, или же ведут некую ролевую игру, чем в то, что где-то действительно обитают настоящие драконы, которых Граматурк видел собственными глазами. Известны лишь три места, где существуют драконы: старинные бестиарии, сказки и фентезийная литература. Не исключено, что дома у Граматурка пылится аналогичная «монография» Р. Я. Алёхина про русалок или сапоги-скороходы. А что? Два эрудированных пенсионера с кучей свободного времени и с тягой к интеллектуальным забавам вполне могли придумать себе такое развлечение…
Радий Яковлевич заворочался во сне. Опасаясь невзначай его потревожить и понимая, что больше ему в чужой квартире нечего делать, Отто на цыпочках проследовал к выходу. Он плотно притворил за собой входную дверь и только тогда обнаружил, что всё ещё держит в руках рукопись о драконах. Вторично лезть к спящему больному человеку было неудобно, к тому же Отто охватил знакомый журналистский зуд. Теперь он уже не смог бы отделаться от любопытства, ему хотелось узнать, что же такого интересного насочинял про драконов их «исследователь»?
Заказав доставку еды, Отто удобно устроился на диване и погрузился в чтение, решив, что вернёт рукопись как-нибудь в другой раз, позже.
Довольно быстро он убедился, что к написанию своей фентезийной «монографии» Граматурк подошёл весьма обстоятельно, как настоящий учёный, которым он, вполне возможно, и был. Всё его «исследование» вращалось вокруг двух известных тезисов о драконах - известных, благодаря отцам-основателям фентезийного жанра, вроде Дж. Р. Р. Толкина, - 1) у драконов сверхпрочная, практически непробиваемая броня-чешуя и 2) драконы любят накапливать в пещерах горы золота и затем спят, зарывшись в него.
Несмотря на то, что оба тезиса казались никак не связанными друг с другом, Мустафа Хаким-заде брался доказать, что один напрямую следует из другого. Начал он, правда, издалека, то есть с описания золота и его многочисленных свойств. Драгоценностями Отто никогда не увлекался, золотых побрякушек не носил и потому никаких особых подробностей о благородном металле не знал. Ему стало интересно.
Первым делом Мустафа разъяснил название. Оказывается, золото считается благородным из-за своей стойкости к химическим воздействиям и из-за того, что почти не вступает в реакции с другими веществами. Золото более-менее взаимодействует лишь с галогенами, цианидами, ртутью и теллуром, а растворяется лучше всего в «царской водке» - смеси соляной и азотной кислот.
Затем Граматурк скрупулёзно перечислил основные характеристики семьдесят девятого элемента - температуру плавления и температуру кипения, плотность, радиус атома в ангстремах; напомнил, что золото является одним из немногих моноизотопных элементов и что его кристаллическая структура представляет собой гранецентрированный куб; сообщил, что литровая бутыль, набитая мельчайшим золотым песком, весит ровно шестнадцать килограммов, и что в природе встречается одновалентное и трёхвалентное золото, которые ведут себя как разные химические элементы - первое как щелочной металл, второе как слабокислый…
Множество любопытных фактов относительно золота Мустафа Граматурк преподносил легко и непринуждённо, его монография (по крайней мере, в своей преамбуле) не стала для Отто мозголомным чтивом. Автор описывал, насколько золото ковкое и как из него прокатывают тончайшие, в несколько микрон, сусальные листы для церковных куполов. Вместе с тем золото способно легко истираться и превращаться в пыль, из-за чего оно рассеяно буквально везде и даже в мировом океане растворено от одной тысячной до четырёх десятых миллиграмма золота в каждой тонне морской воды. Ещё золоту свойственна высокая летучесть, вследствие чего велики его потери при различных высокотемпературных процессах и операциях.
Человек узнал о золоте и начал его добывать около шести или семи тысяч лет назад. Чаще всего жёлтый металл встречается в природе в виде самородков. Иногда самородок покрывает плёнка оксида железа и тогда его очень трудно заметить и отличить от пустой породы. Горняки-старатели говорят про такое золото, что оно «в рубашке», и очень его не любят. Получается, что оно как бы обманывает их, прячется под самым носом.
Издревле золоту приписывались антисептические и лечебные свойства, наряду с серебром. Считалось, что оно способно дезинфицировать воду. Авиценна был уверен, что золото лечит болезни сердца и избавляет больных от дурного запаха при гноящихся ранах и гангрене. На Востоке верили, что если пользоваться посудой и столовыми приборами из золота, то можно не бояться отравленной пищи.
У золота высокие тепло- и электропроводность, оно превосходно отражает инфракрасные лучи и служит хорошим катализатором химических реакций.
Последнее свойство благородного металла Мустафа Граматурк решил рассмотреть поближе, поскольку это ему требовалось для дальнейшей доказательной базы. Вначале он со всеми подробностями объяснил, что же такое катализ. Отто, например, этого не знал. Катализ - это возбуждение химической реакции между веществами, которые сами в неё вступить не могут, или же увеличение скорости реакции, когда она протекает слишком медленно. Одни катализаторы ускоряют преобразование веществ лишь в одну сторону, такие используют в необратимых реакциях, а другие катализаторы ускоряют как прямое, так и обратное преобразование, и их используют в реакциях обратимых. На концентрацию реагентов и конечного продукта катализатор не влияет, никогда не нарушая константу равновесия.
Технически работа катализатора состоит в том, чтобы открыть новый путь для протекания реакции. Он помогает большему числу молекул реагирующих веществ соединиться друг с другом за единицу времени. Расходуясь на одной стадии реакции, катализатор регенерирует на другой и таким образом всё время используется повторно, потому и нужен всегда в небольших количествах.
Основная и наиболее частая схема катализа такова. Реагент А сначала вступает во взаимодействие с катализатором С и образует промежуточный интермедиат АС. Затем это вещество вступает во взаимодействие со вторым реагентом В и получается требуемый конечный продукт АВ, а регенерировавший С высвобождается для нового катализа.
Катализаторы подразделяют на три типа: гомогенные, гетерогенные и биологические. Биологические - это ферменты, вырабатываемые всеми живыми организмами. Есть ещё отрицательные катализаторы, ингибиторы, которые наоборот замедляют реакцию, а то и вовсе останавливают её. В качестве примера ингибитора Мустафа Граматурк привёл хлорид золота, который при концентрации всего 1:200 полностью останавливает спиртовое брожение.
При гомогенном катализе реагирующие вещества и катализатор пребывают в одинаковом агрегатном состоянии - например, в виде газа. Так веселящий газ (оксид диазота N2O) при комнатной температуре совершенно инертен и чтобы разложить его на составляющие, нужна температура свыше тысячи градусов. Однако, в присутствии паров хлора веселящий газ спокойно разлагается при комнатной температуре - нужен только яркий свет. Свет запускает фотолиз молекул хлора, образуется активный химический радикал, который и отнимает у азота кислород. Получается свободный, чистый азот и нестабильная окись хлора, быстро распадающаяся на хлор и чистый кислород.
При гетерогенном катализе реагенты и катализатор пребывают в разных агрегатных состояниях. В этом случае все реакции происходят на границе фазового раздела. Реагенты, как правило, газы или жидкости, катализатор - твёрдое тело, а катализ обусловливается адсорбцией. Молекулы обоих реагентов скапливаются на поверхности твёрдого тела, например, металлического листа. В этом положении они перестают мотаться туда-сюда, подгоняемые непрерывным броуновским движением, и фиксируются рядом друг с другом в спокойном состоянии, получая возможность соединиться, а соединившись, покидают поверхность металлического листа, происходит десорбция - процесс, обратный адсорбции. Примерами таких каталитических реакций служат гидрирование и дегидрирование растительных масел на никеле при производстве маргарина, или крекинг углеводородов на алюмосиликатных глинах. Такую же катализирующую роль играет оксид ванадия в производстве серной кислоты, железо в синтезе аммиака или медь при получении уксусного альдегида…
Осветив в краткой форме эти химические нюансы, Мустафа Граматурк перешёл, собственно, к драконам. По его словам, у драконов, как и у известных нам пресмыкающихся, чешуя образована ороговевшим наружным слоем эпидермиса и пластинами из костной ткани - дентитом. И это у драконов с рептилиями практически единственная общая черта, в остальном морфология и физиология огнедышащих созданий устроены совершенно иначе.
Отто без сожалений пропускал многоэтажные биохимические формулы и числовые расчёты, в которых всё равно ничего не понимал, уделяя внимание лишь резюмирующим выводам.
Оказывается, где попало драконы не обитают и не роют себе пещеры. Они чувствуют золотоносные жилы, скрытые в недрах земли, и селятся лишь в таких горах, где порода содержит золото в концентрации хотя бы пять миллиграмм на одну тонну. В среднем же в горах, где водятся драконы, один кубический километр пород содержит не меньше четырнадцати тонн золота. Молодому, растущему дракону, недавно вылупившемуся из яйца, на первых порах этого хватает, но затем ему необходимо наращивать концентрацию золота искусственно - похищая его у людей в виде слитков, монет, посуды, украшений и других готовых изделий…
Поскольку золото, как уже упоминалось, растворено и в морской воде, встречаются не только сухопутные, но и водоплавающие драконы, чьи крылья и лапы видоизменились в плавники, как у плезиозавров. Кое-кто даже считает, что таковым водоплавающим драконом могло быть знаменитое лох-несское чудовище…
Мир устроен так, утверждал Мустафа Граматурк, что едва ли не все золотоносные месторождения сконцентрированы в горных регионах, отсюда и страсть драконов к горам и горным пещерам. То есть драконы выбрали себе среду обитания неспроста. В древности, когда первобытные люди ещё не умели добывать и обрабатывать золото, драконам приходилось обходиться чисто природными месторождениями. В ту далёкую эпоху их броня ещё не была неуязвимой…
Не исключено, что древние люди открыли золото следующим образом. Они нашли раненого дракона, последовали за ним в пещеру и обнаружили внутри блестящие жёлтые крупинки, или блестящие прожилки в камнях - золотоносные кварцевые жилы.
Могло быть и иначе. Известно (Отто так и не понял, откуда Мустафе Граматурку это известно, а ссылкой на источники тот пренебрёг), что в некоторых первобытных шаманских практиках - светлых и тёмных - использовались кристаллы кварца. Шаман или его помощник пошёл в горы за кварцем, а поскольку золото чаще всего концентрируется в кварцевых жилах, то в стойбище человек вернулся не только с кварцем, но и с блестящими кусочками неизвестного доселе вещества - металла. Золото, кстати, было первым металлом, с которым познакомился человек.
Для людей золото представляет экономическую и эстетическую ценность. Драконы же копят жёлтый металл ради одной-единственной физиологической потребности. Большие массы чистого золота катализируют превращение обычной роговой чешуи в непробиваемую броню.
При ближайшем рассмотрении метаболизм драконов поражает своей чудовищностью не меньше, чем их внешность. В обмене веществ участвуют кремний, цианиды и множество других соединений, смертельных для любого другого создания. Например, поры на коже человека выделяют пот (солёную воду) и жир. На коже дракона, между чешуйками, тоже имеются поры, только вместо жира они выделяют полиэтиленгликоль, а вместо солёной воды раствор борогидрида натрия и цианистого калия. Логово взрослого дракона насыщено настолько едкими и ядовитыми миазмами, что туда лучше не заходить без костюма химзащиты. Большинство смельчаков, позарившихся на драконье золото, погибает от этих испарений раньше, чем от драконьих зубов и когтей. А присутствие в драконьем метаболизме цианидов означает, что огнедышащие рептилии невосприимчивы к большинству наиболее распространённых ядов.
Купаясь в золоте, дракон трёт его своей чешуёй, словно наждачкой. Микроскопические частицы оседают на чешуйках, набиваются под них и соприкасаются с потной кожей, покрытой цианистым калием и полиэтиленгликолем. В них золотые микрочастицы растворяются и через поры просачиваются в тело, прямо в кровь. Ультрадисперсные микрочастицы настолько малы, что буквально все атомы в них являются топологической границей, разделом поверхности и окружающей среды. Каждый атом вовлекается в реакцию и это необыкновенно усиливает каталитические свойства золота. В силу своих крохотных размеров микрочастицы проникают вглубь мельчайших пор в роговых пластинах, подвергая их каталитическому воздействию равномерно по всей толщине. Драконьи чешуйки не ороговевшее насквозь сплошное вещество, как у черепахи или крокодила, изнутри они пористые, как губка - в противном случае их тяжесть не позволила бы драконам летать. Поры пронизаны капиллярами, по которым золото попадает в чешую.
Каталитическая функция золота в драконьей чешуе особенна и уникальна, она выбивается из перечня основных типов катализа. Для примера можно взять целлюлозу. Это вещество похоже на глюкозу или крахмал, но, в отличие от них, на него не воздействуют естественные пищеварительные ферменты животных и человека. Происходит это потому что полимерные молекулы целлюлозы скреплены особыми перемычками, которые делают её устойчивой к пищеварительным сокам. Растительноядным животным пришлось вступить в симбиоз с определёнными кишечными бактериями, чьи ферменты разрушают скрепляющую перемычку. Только в этом случае целлюлоза может перевариваться и усваиваться. Будучи высококалорийной, как крахмал, она позволяет травоядным наращивать массу.
Золото катализирует образование на полимерных молекулах роговых пластин аналогичные скрепляющие перемычки. Они-то и повышают прочность драконьей чешуи в десятки и сотни раз. Помимо этого, частицы золота катализируют преобразование на открытом воздухе борогидрида натрия в нитрид бора, который затем кристаллизуется на поверхности роговых пластин. Нитрид бора также известен как боразон и считается одним из самых твёрдых веществ в мире, сопоставимых с алмазом.
Однако, этим участие золота в драконьем метаболизме не ограничивается. Железа в глотке дракона, генерирующая знаменитое драконье пламя, вырабатывает несколько сильнейших горючих и взрывчатых веществ, среди которых достаточно упомянуть пальмитиновую кислоту (составную часть напалма), фосфид кальция (который при взаимодействии со слюной дракона выделяет фосфин, самовоспламеняющийся на воздухе) и так называемое «гремучее золото», Au(NH)3(CH)3, которое легко взрывается при нагреве.
Только под конец рукописи Мустафа Граматурк счёл нужным сообщить, что драконы - теплокровные рептилии. При таком-то обмене веществ они физически не могли оставаться хладнокровными, подобно остальным пресмыкающимся.
Последнюю часть монографии исследователь посвятил скептикам, которые не в состоянии принять тот или иной факт. Кто-то не верит в то, что полимеры способны создавать высокопрочные структуры. Таким Мустафа напомнил про кевлар, который в пять раз прочнее стали, и про паутинную нить, прочность которой на разрыв также превышает показатели стали.
Другие предполагают, что драконы копят золото для каких-то иных нужд, а чешуя здесь не при чём. У них Мустафа спрашивает, что же это за нужды? Разве драконы подобны сорокам, которые тащат в гнездо всё блестящее? Птицам простительно жить инстинктами и не преследовать никакой разумной цели, но ведь драконы считаются мудрейшими из существ. Мудрость как-то слабо стыкуется с патологической клептоманией.
Объективно ведь драконья чешуя становится прочнее? Становится, иначе драконы не были бы неуязвимыми и не жили бы по несколько веков и тысячелетий. Чешуя становится непробиваемой у взрослых особей, уже скопивших в логове достаточно золота, а у молодняка чешуйки намного мягче. Так что прямая связь с золотом налицо.
Неужели поверить в это сложнее, чем в то, что дракон - это обыкновенный скупердяй? Мудрецы не стяжают материальных благ, у них иные идеалы. Зачем бы мудрым драконам понадобились материальные ценности? Что бы они с ними стали делать? Отдавать в рост под проценты? Ссужать кредиты нуждающимся? Инвестировать в перспективные стартапы? Ни один дракон пока не был замечен в финансовых махинациях и спекуляциях. Если счесть, что драконы падки до золота ради богатства, значит это богатство лежат у них мёртвым грузом, что экономически бессмысленно и не делает чести их мудрости. Получается, что либо драконы вовсе не мудры, как все о них думают, либо золото является для них безусловной жизненной потребностью, как воздух, вода и пища. Люди привыкли мерить всех по своей мерке, им представляется, что раз сами они алчут золота, чтобы разбогатеть, то и остальные должны вести себя так же. Но ведь это вовсе не обязательно. Драконы - не люди, и не обязаны страдать человеческими пороками и слабостями.
Не может золото прельщать драконов и с эстетической точки зрения, потому что это тоже чисто человеческая черта. Косвенным подтверждением тому служит факт совершеннейшего безразличия драконов к тому, в каком виде золото ими добыто. Будь они эстетами, их бы тянуло к какой-то конкретной форме. Они бы старались завладевать только золотыми кубками или статуэтками. Но драконам плевать на художественные качества и эта всеядность опровергает эстетическую теорию…
Отто дочитал рукопись с двояким чувством. С одной стороны, было интересно, высказанная гипотеза показалась ему весьма любопытной, но с другой стороны оставался какой-то неприятный осадок. Два человека, достаточно умных и эрудированных, не нашли себе никакого занятия в старости, кроме как сочинять квазинаучные фентезийные сказки…
Через несколько дней Боршнитцен снова улучил момент, когда Радий Яковлевич крепко уснул, и вернул рукопись на место. Пользуясь случаем, он украдкой скользнул вдоль книжных шкафов, чтобы получить представление о вкусах и пристрастиях старика. Его взору предстала вереница неведомых авторов и названий, бесчисленные раритеты, настоящая библиофильская сокровищница, за которую коллекционеры продали бы родную мать. Отто поразился наивности Алёхиных, которые надеялись на консьержа и домофон и вели себя так, словно в квартире не имелось ни грамма ценностей. Его так и подмывало сделать Веронике выговор, только он не представлял, как начать разговор. Не признаешься же, что тайком, без спросу, шарил в чужой квартире.
Некоторые фолианты были рукописными, со страницами из пергамента, на латыни, греческом или церковнославянском языках. Попадались инкунабулы в кожаном переплёте с медными застёжками. Имелись книги на арабском и арамейском. Глядя на них, Отто недоумевал - кто же этот загадочный старик со странным именем? Как он сумел собрать такую библиотеку и почему не боится хранить её в незапертой квартире?
Колумниста так и подмывало усесться и начать листать книгу за книгой. Его внутренний журналистский зуд запульсировал в предчувствии какой-то тайны. Отто вспомнил множество остросюжетных триллеров, где похожие на Алёхина старики оказывались связаны с чем-то невероятным…
Усилием воли Отто утихомирил свой зуд и заставил себя покинуть жилище Алёхина. Больше он не пытался к нему проникнуть, хотя временами испытывал прямо-таки непреодолимую тягу. Он перестал уходить из комнаты всякий раз, когда за стеной слышались голоса. Наоборот, Отто усаживался возле батареи и ловил каждое слово в надежде, что однажды проскочит что-нибудь любопытное. Унять его журналистский зуд теперь могла только разгадка тайны и ради этого благовоспитанный немецкий аристократ без малейших зазрений совести готов был пойти на что угодно, даже на то, что ещё совсем недавно считал неприличным.
Одним подслушиванием Боршнитцен не ограничился, он старательно пытался найти в интернете хоть какую-нибудь информацию об Алёхине. Должен же человек с таким нетипичным именем хоть где-нибудь засветиться. Однако, сколько он ни искал, так ничего и не нашёл…
* 3 *
Незаметно пролетела осень, наступила зима, Новый Год. Вероника вернулась точнёхонько к празднику и провела дома аж целых две недели. Не то, чтобы к её приезду, а просто так, для собственного удовольствия, Отто поставил и нарядил живую ёлку. Вероника была тронута, но всё же попеняла жильцу на лишние траты и указала на антресоль, где хранилась разборная искусственная ёлка. Отто не согласился с хозяйкой, живая ёлка смотрелась намного лучше искусственной, от неё шёл настоящий лесной дух. Вероника не спорила, ей живая ёлка тоже нравилась больше.
Во внезапном порыве откровенности Алёхина призналась Боршнитцену в том, что с работой и дедушкиной болезнью почти забыла о том, что такое праздники. Из предыдущих бесед Отто уже знал, что родители Вероники погибли при неустановленных обстоятельствах когда она ещё училась в старших классах. С тех пор у неё никого не было ближе Радия Яковлевича, он стал её семьёй.
Испытав прилив сочувствия и жалости, Отто сам не успел опомниться, как пригласил женщину прогуляться сразу после новогоднего боя курантов и поздравления президента. Чуть поколебавшись, Вероника согласилась, но сперва заглянула к дедушке - убедиться, что ему ничего не нужно.
- Куда ты собралась? - услышал Отто недовольный старческий голос. - С кем? С этим своим писакой?
- Он не «мой» и не «писака», - приятным бархатным голосом отвечала Вероника, словно мать, успокаивающая капризного ребёнка. - Отто Людвигович журналист…
- Я и говорю, писака! - упрямо стоял на своём старик. - Ходит всё вокруг да около, вынюхивает! Зря ты его приветила. Гони! Гони его в шею!
- Ну, нет, дедуль, нет, ты что, так нельзя. Никто ничего не вынюхивает. Тебе показалось…
- Не делай из меня дурака! Ничего мне не показалось, он был здесь несколько раз, рылся в моих вещах и что-то украл. Ворюга он, прощелыга, мошенник, прохвост! Охмурил тебя, прохиндей, а ты уши и развесила, глупышка. Прогони его сейчас же!
У Отто внутри всё замерло. Неужели старик только прикидывался спящим, а на самом деле внимательно наблюдал за незваным гостем?
- Оглянись, дедуль, видишь, всё на месте. - Терпению и спокойствию Вероники можно было позавидовать. - Видишь? Все вещи где лежали, там и лежат. Никто ничего не крал. Ложись, отдыхай…
Выйдя наконец к Боршнитцену, Вероника взглянула на него с виноватым видом. Немец деликатно промолчал. Да и захоти он, сказать ему было нечего. Не признаешься же, что на самом деле шнырял в чужой квартире.
Часа два или три они гуляли по округе под несмолкаемые пьяные вопли «ур-ра-а-а!!!» и оглушительные взрывы петард. Улицы и дворы, наполненные праздничной сумятицей, навеяли ностальгию. Вероника вспомнила счастливое и беззаботное детство, показала Отто, где жила с родителями, где училась, где и во что играла с подругами…
То ли под воздействием нахлынувших воспоминаний о дорогом сердцу периоде своей жизни, то ли из-за выпитого вина Вероника разговорилась и разоткровенничалась. Отто внезапно понял, что ей безумно хочется выговориться, ей, как и всем нормальным людям, необходимо регулярное общение, но она не может себе такого позволить - из-за своей работы, которая заставляет её быть немногословной и замкнутой, держать всё в себе.
Всё ещё не представляя, в чём именно заключается эта работа, Боршнитцен подумал, что не сумел бы продержаться на ней сколько-нибудь долго. Сам-то он тоже замыкался в себе, когда трудился над каким-нибудь материалом, зато потом непременно закатывал вечеринку со своими друзьями. Бывало и так, что те зазывали колумниста за город на шашлыки или в деревенскую баню, где все пили водку, веселились с девицами лёгкого поведения и ныряли в ледяную прорубь. Для друзей Отто это было своего рода развлечением - втянуть Борщ-Шницеля во что-нибудь чуждое немецким культурно-психологическим парадигмам и затем ухахатываться, наблюдая за его реакцией. Отто ни на кого не обижался, потому что всё делалось не со зла, да и он в Германии наверняка вёл бы себя с иностранцами точно так же.
Вспомнив о друзьях, Отто поймал себя на мысли, что за всё время, пока он живёт у Вероники, её никто ни разу не навещал и даже не звонил. Были ли у неё вообще друзья? Или она предпочитала жить в одиночестве и держать всех на расстоянии, чтобы… Чтобы что? Чтобы посторонние о чём-то не узнали? О какой-то личной тайне? Создавалось впечатление, что в жизни Вероники существует лишь её работа и старый больной дедушка, спящий на антикварных сокровищах, как дракон на золоте.
Отто не был психологом, но тут, похоже, впору было задуматься о том, действительно ли Вероника справилась с пережитой в детстве травмой, когда лишилась родителей, действительно ли преодолела последствия? Или же она до сих пор бежит от реальности, прячась в работе и в заботах о больном старике?
Благородный аристократ решил не оставаться в долгу и ответил откровенностью на откровенность. Он рассказал Веронике о своём детстве в родовой усадьбе Боршнитценов, о тамошних мальчишеских забавах, об обрусевших остзейских предках и об их семейных традициях, об учёбе в закрытой элитной школе и о тамошних наказаниях за ученические проказы… Веронику эти истории немало позабавили.
Домой они вернулись раскрасневшиеся, довольные и полуоглохшие от петард. Вероника быстренько проведала деда, после чего они с Отто долго сидели за столом, доедали праздничные закуски, допивали шампанское и болтали, безудержно болтали, не в силах остановиться, словно у обоих слетели вербальные предохранители. Как-то незаметно оба переместились из кухни в постель. Это произошло по обоюдному желанию, но инициатива всё-таки больше исходила от Вероники. Обрадовавшись столь неожиданному и приятному праздничному подарку, Отто вложил в секс все свои силы и страсть, чтобы доверившаяся ему женщина осталась довольна.
Оба проспали допоздна, а проснувшись, почувствовали себя неловко.
- Давай сделаем вид, что ничего не было, - предложила Вероника и Отто с готовностью согласился.
Однако, природа взяла своё и, проведя день в обществе друг друга, Отто с Вероникой снова очутились в одной постели. Дальше можно было уже не делать вид, что всё не по-настоящему, парочка стала спать вместе. Женщине импонировала скромность немца и его благородно-аристократичная, чуть ли не рыцарская готовность во всём идти ей навстречу. Хоть он и считался журналистом, которые, как известно, охочи до рытья в чужом грязном белье, Отто не лез ей в душу с навязчивыми расспросами. А не лез он потому, что прекрасно всё это понимал и боялся оттолкнуть от себя Веронику. Верил, что она и без навязчивости перед ним откроется, постепенно, не сразу, а по мере того, как он подберёт к ней ключик. Этого ему было достаточно, потому что чем больше он её узнавал, тем больше она ему нравилась. Отто не беспокоило, что при переходе на какие-то темы Вероника сразу замыкалась, словно волшебная пещера Аладдина, к которой нет заветного слова. Боршнитцен не сомневался в том, что всё у них будет хорошо. Главное - это искренняя любовь и честность. Последнее относилось и к его проникновению в квартиру Алёхина-старшего. Отто надеялся, что однажды они с Вероникой смогут сесть и спокойно обсудить странные причуды её деда и его восточного респондента.
Отношения между ними складывались естественно и без напрягов, об остальном Отто не заморачивался, хотя Вероника не переставала его удивлять. В повседневной жизни и в домашнем быту она могла быть совершенно разной, словно внутри неё жило два непохожих человека. Иногда она обсуждала что-нибудь с Отто, внимательно прислушивалась к его мнению, а иногда с неумолимой настойчивостью что-то решала и делала в одиночку, не желая слышать никаких альтернативных предложений. Настолько же разной она была и в постели. То лежала расслабленной и покорной, томно блаженствуя и пассивно позволяя мужчине делать с её телом всё, что пожелает, а то вдруг брала на себя доминантную роль, не позволяя партнёру проявлять никакой инициативы.
В конце концов, праздничные дни сменились рабочими буднями и Вероника снова куда-то улетела. Свидетелями её пребывания дома осталась лишь горстка безделушек - обязательных сувениров, которые Вероника привозила из каждой командировки.
В этот раз Отто позволил себе осведомиться:
- Когда вернёшься, Ника?
- Не знаю, лапчик, - ответила та и крепко его поцеловала, не вдаваясь в подробности. - Как только смогу…
Так продолжалось до следующего лета. Возвращаясь из длительных поездок, Вероника сначала проведывала дедушку, а затем набрасывалась на Отто, как изголодавшаяся тигрица, чьё тело ещё хранило тепло далёких стран.
Она не умела ворковать, как большинство женщин. Ни разу её нежные уста не произнесли: «ты мне нравишься» или «я тебя люблю». Лучше всяких слов об этом говорили её глаза и тот факт, что она до сих пор не выставила Отто из своей спальни. Похоже, что такие отношения вполне устраивали Веронику и она считала сожителя подходящим партнёром, с которым её не связывают лишние обязательства.
Отто регулярно подходил к зеркалу, чтобы проверить, насколько он ещё хорош и не потерял ли форму. Ему не хотелось разочаровывать Веронику и превращаться в заплывший жиром мешок - с учётом малоподвижной сидячей работы. Зеркало рассеивало его опасения, демонстрируя в отражении высокого тёмно-русого тридцатилетнего красавца, практически без лишних килограммов. Практически - потому что лишние килограммы всё-таки накопились. Отто решил взять себя в руки, не ограничиваться одними утренними пробежками, а подналечь ещё и на тренажёры.
Когда-то он посещал спортзал, после чего заметил, что по инициативе городского руководства в каждом дворе установили средства для активного отдыха - турники и тренажёры. И Отто рассудил чисто по-русски: зачем платить деньги за спортзал, когда есть возможность заниматься совершенно бесплатно?
* 4 *
Вскоре отношения с Вероникой стали едва ли не единственным светлым моментом в жизни Отто. На профессиональном поприще сделалось совсем нерадужно. Редакционная политика неуклонно ужесточалась, издание претерпевало мучительные метаморфозы и все это прекрасно видели. Сокращалось число читателей, уходили подписчики, а следом за ними и рекламодатели. Отто с тоской просматривал сайты аналогичных изданий, подумывая сменить работу, однако, почти везде натыкался на такое же болото, а где не натыкался, там в новых сотрудниках не нуждались.
По мере того, как Отто всё больше и больше становился неугоден новому руководству, прежние друзья и знакомые потихоньку стали рвать с ним связи. Из-за этого он чувствовал обиду и несправедливость. Получается, дружба была ненастоящей? Верность и солидарность исчезают как явление? Людям интересно дружить с тобой, пока ты на высоте, а стоит ситуации измениться и все разбегаются? Так дело в людях или виноваты условия, когда карьерный рост и собственное благополучие поставлены во главу угла? Или просто Отто Боршнитцен не умеет выбирать себе настоящих друзей?
Чем дальше, тем сильнее Отто чувствовал, что пресытился своим нынешним занятием, которое ещё совсем недавно казалось ему единственно интересным и заслуживающим внимания. Ему откровенно наскучило заниматься бессмысленными рассуждениями о наиболее «важных» событиях и «непредвзятыми», а в действительности предельно субъективными и потому донельзя жалкими оценками, как будто те могли что-то значить. Душа Боршнитцена стала рваться вон из этого болота, стала требовать чего-то большего, ему хотелось уйти на вольные хлеба и, подобно персонажу какого-нибудь триллера, найти и разгадать какую-нибудь сенсационную тайну, чтобы потом забабахать не статейку, а сразу целую книгу - с претензией на Пулитцеровскую премию.
Словом, ему срочно требовались серьёзные перемены в жизни и он своего дождался. В начале лета произошли сразу два события. Как-то раз Отто понадобилось что-то записать, он поискал тетрадь или блокнот и в письменном столе Вероники обнаружил пачку листов знакомой мелованной бумаги формата А4, вензель на которых изображал греческую букву «омикрон». На память сразу пришёл какой-то «омикрон», упомянутый Мустафой Граматурком в связи с неким П.У. и опасными «дьявольскими предметами». Журналисту трудно было поверить в то, что старческая ролевая игра приняла настолько нездоровые масштабы, что в неё вовлеклась и Вероника. Скорее можно было предположить, что та просто позаимствовала у деда немного чистой бумаги.
Вообще, тот факт, что ролевики заморочились со специальной бумагой и вензелями в виде греческих букв, внушал дополнительное беспокойство о состоянии их душевного здоровья. В эпоху интернет-технологий и электронных сообщений вести переписку на бумаге? Писать монографии вручную? Для этого нужно было быть или очень большим оригиналом и поклонником винтажа, или очень нездоровым технофобом.
Время от времени Отто осторожно пытался вытянуть из Вероники хоть что-нибудь относительно интеллектуальных причуд её деда. Однако, женщина всякий раз с кошачьей грацией уворачивалась от этой темы, которая почему-то была ей неприятна. И если раньше журналистское чутьё Отто издавало лишь слабый писк, то теперь оно превратилось в громогласный корабельный ревун. Ничто лучше уловок и увиливаний Вероники не свидетельствовало о действительной близости какой-то загадки.
Ситуацию осложняло то, что Отто не мог действовать напролом. Будь на месте Вероники чужой человек, он бы, может, и рискнул, но поступать так с любимой женщиной ему не хотелось. Его самого предали те, кому он доверял, и он не хотел уподобляться им. Дворянская честь Боршнитценов налагала вето на любые недостойные действия. Отто требовалась какая-нибудь ловкая хитроумная идея, но на ум, как назло, ничего не шло.
В один из жарких июньских дней в квартире Радия Яковлевича Алёхина неожиданно зазвонил телефон. Соцработник как раз собралась выходить, она перенесла аппарат из прихожей в комнату и ушла. Всё это время телефон продолжал настойчиво звонить, видно, у звонившего было весьма важное дело, которое не терпело отлагательств.
- Алё! - резко выкрикнул старик в трубку, когда убедился, что соцработник не услышит. - Кто это?
Некоторое время он молча слушал, а затем засыпал собеседника вопросами и репликами. Отто подсел к батарее, чтобы не пропустить ни слова.
- Сколько их? И зачем они там?… Заче-е-ем??? Как они узнали? Вот идиоты! Что ещё за сайт? Почему он до сих пор не прикрыт? Прикрыть его немедленно! Как это не можете? Мы - «Бета», мы можем всё! Ладно, ладно, не надо меня пичкать технической чепухой! Делайте, что можете, главное, делайте поскорей. Что? Нет, это бесполезно. Да, даже если я сам там буду. Всё равно не поможет. Ника? Да, она бы со своим П.У.… Но с ней непременно должен быть кто-то ещё, так сказать «жертва». Кто? Вы с ума сошли! Это который при виде крови в обморок падает? Не хватало ещё моей внучке кроме четырёх кретинов вдобавок и пятого на себе тащить. Нет, однозначно и категорически нет! Да не в том суть, болваны! Я со всякой чертовщиной имел больше дел, чем все вы вместе взятые! Нужно уметь трезво оценивать шансы. Хорошо, хорошо, я с ней поговорю, а вы уладьте этот вопрос с «Омикроном». И учтите, одна она не поедет. Точка! Ну всё, я перезвоню…
Чуть ли не с каждой фразой старик повышал голос и срывался на крик, а повесив трубку, зашёлся в долгом кашле.
Отто не знал покоя до самого вечера. Он чувствовал, что что-то происходит, что-то опасное и непредвиденное, во что некие «Бета» и «Омикрон» собираются втянуть Веронику. Это больше не напоминало ролевую игру выживших из ума стариков, скорее, это было похоже на некую закрытую группу или сообщество, причастное к чему-то таинственному. Снова прозвучало упоминание П.У. в одном контексте с какой-то «жертвой»… Всё это нехорошо попахивало и сулило неприятности, в которые старик был готов втянуть свою внучку.
Любопытство боролось внутри Отто с беспокойством. Он безумно хотел докопаться до сути и в то же время боялся, что любимая женщина окажется в беде. Эти два чувства буквально раздирали его пополам, он места себе не находил.
Вероника вернулась поздно ночью, судя по всему, досрочно. Оставив вещи в прихожей, она, по обыкновению, сразу бросилась к деду. Отто почувствовал лёгкий укол ревности, выскочил из постели, забежал в соседнюю комнату и приник к батарее.
- Твой писака нас точно не подслушивает? - ворчал Радий Яковлевич. - А то ему только дай повод…
Отто в очередной раз подивился тому, сколько же в этом пожилом человеке желчи и ещё больше подивился тому, что Вероника всё равно любит его больше кого бы то ни было.
Старик заговорил короткими, по-военному чёткими и лаконичными фразами, из которых следовало, что несколько немецких идиотов начитались постов на каком-то сайте и решили устроить себе сафари в России, в неком заповедном месте. Нашли себе проводника из местной провинциальной шантрапы, отправились на охоту, да так и сгинули. Последний звонок по спутниковой связи передал испуганные нечленораздельные вопли и звук выстрела. С тех пор о горе-охотниках ни слуху, ни духу.
- Нужно выезжать немедленно, - сразу высказалась Вероника. - Иначе может быть поздно. Они вот-вот погибнут, если уже не погибли…
- Я тоже так думаю, - согласился Радий Яковлевич. - Однако, до сих пор не решён вопрос о твоём напарнике…
- Кого-нибудь найду, - возразила женщина, которая по части упрямства и настойчивости нисколько не уступала деду. - Там ведь кто-то живёт поблизости? Есть какие-нибудь деревни?
- Есть одна… - Радий Яковлевич закряхтел. - И кукует там, по последним данным, единственный старый пердун, вроде меня…
- Это ещё что за словечки? - возмутилась Вероника. - Чтобы я такого больше не слышала! Лучше организуй мне вертолёт и необходимое снаряжение. Также не помешает крупномасштабная топографическая карта местности…
Перейдя к обсуждению технических деталей, они немного сбавили тембр и Боршнитцен перестал их понимать. Вдобавок за окном весьма некстати развылась автомобильная сигнализация.
Отто понял, что больше ничего не услышит и вернулся в постель, чтобы внезапно зашедшая Вероника не застала его случайно на «месте преступления». Он не знал, что и думать. Судя по тому, что Вероника досрочно вернулась из рабочей командировки и была готова немедленно рвануть куда-то ещё, случилось что-то из ряда вон выходящее. Может, они с дедом как-то связаны с МЧС? Кто ещё может наскоро организовать вертолёт и спецснаряжение? Но тогда почему МЧС не торопится само, без Вероники, спасать немецких туристов? Зачем непременно нужна младшая Алёхина?
Боршнитцен ломал над этим голову ещё примерно минут сорок, пока наконец не вернулась смертельно усталая Вероника, рухнувшая рядом с ним с блаженным стоном.
- Всё в порядке? - на всякий случай спросил Отто.
- Да, - с наигранной беззаботностью ответила она и чмокнула его в щёку. - Всё хорошо. Спи…
Журналисту показалось, что этот неуместный призыв не сработает и он не сможет уснуть до утра, однако, незаметно для самого себя, он заснул так крепко, что утром не услышал, как Вероника встала, собралась и ушла. С началом их романтических отношений женщина не изменяла привычкам - исчезала всегда тихо и не оставляла никаких записок на холодильнике, типа: «Буду тогда-то, люблю, целую».
В эти часы глубокого сна Отто привиделся кошмар. Он пребывал в каких-то мрачных подземных катакомбах, освещённых тусклыми коптящими факелами. Кроме него там присутствовали неясные зловещие фигуры в чёрных плащах с низко надвинутыми капюшонами, скрывавшими лица. Окружив кольцом несчастных немецких туристов, почему-то одетых в национальные альпийские костюмы, чёрные фигуры готовились провести над ними какой-то дьявольский ритуал. У всех немцев почему-то было лицо Отто Боршнитцена. Действие резко переместилось из душных катакомб в большой зал со сводчатым потолком, где был установлен окровавленный алтарь с выгравированными буквами П.У. Появились ещё люди в балахонах, волоча к алтарю закованную в цепи Веронику. Лица этих людей были закрыты фарфоровыми масками в виде сморщенной физиономии Радия Яковлевича Алёхина. У каждой маски во лбу зиял вензель - буква греческого алфавита. Сорвав с Вероники одежду, фигуры грубо швырнули женщину на алтарь, прямо на окровавленные буквы П.У.…
Колумнист подскочил на постели и в смятении огляделся. Солнце било прямо в окно. Отто обошёл пустую квартиру, Вероники нигде не было. Она ушла, даже не позавтракав - на плите стоял холодный кофейник.
Боршнитцен наскоро сварганил себе бутерброд и решительно направился к Радию Яковлевичу. Тот снова спал или делал вид, что спит - Отто было всё равно. Бронебойный телефонный аппарат, провод от которого тянулся в прихожую, стоял на краю прикроватной тумбочки и прижимал лист мелованной бумаги с вензелем «беты», на котором было что-то написано. Тихонько подкравшись, Отто взял лист и сфотографировал его своим смартфоном. На листе было всё - имена немецких туристов и их проводника, название области, района, деревни, указание, по какой федеральной трассе ехать и где сворачивать…
Когда Отто поспешно покинул квартиру, Радий Яковлевич открыл глаза и потянулся к телефону.
- Алло, Ника? Кажется, я только что нашёл тебе напарника, да такого, какого не жалко, если он сгинет ко всем чертям, хе-хе. Кого, кого… Писаку твоего ненаглядного, вот кого!
Навигатор в машине не сразу нашёл требуемый маршрут. Деревня, куда следовало ехать, располагалась в настоящей глухомани, куда можно было добраться только на машине и только летом, в сухую погоду. В остальное время там царило тотальное бездорожье, какое не всякая машина преодолеет. Хорошо, что у Отто имелся превосходный рейнджровер, на котором не страшно было заехать в любую глушь…
* 5 *
Двигаться нужно было в основном всё время на север. Правда, от МКАДа Отто отъехал недалеко - на первом же посту ДПС его машину перехватили. Необъятных пропорций майор лениво подбросил пухлую ладонь к голове, не столько отдавая честь, сколько просто обозначив этот жест. Представляться он и вовсе не счёл нужным.
- Гражданин Боршнитцен? - наклонился он к водительскому окну. - Съедьте на обочину, к вам сейчас подойдут.
- Кто подойдёт? - удивлённо спросил Отто, но гаишник его уже не слушал, нетерпеливо сигнализируя жезлом, чтобы рейнджровер освободил проезжую часть. Немцу ничего не оставалось, как подчиниться.
Почти сразу же послышалось стрекотание вертолёта и вскоре прямо на площадку рядом с будкой ДПС сел новенький блестящий «Ансат». Уклоняясь от вихревых потоков воздуха, гаишники схватились за свои фуражки и кепки. Из вертолёта выскочили две фигуры в армейском камуфляже и, пригибаясь, двинулись к Боршнитцену. Тому это показалось нехорошим знаком. Вид у фигур был специфическим, отбивающим всякую охоту вступать в дискуссию или качать права. Подобно гаишнику, они не посчитали нужным представиться и предъявить документы. Отто уже давно усвоил, что в России авторитетным людям и представителям власти нет необходимости в документах, подтверждение полномочий написано у них на лице.
Одна из фигур знаками потребовала у него выйти из машины.
- Проследуйте в вертолёт, - лаконично распорядилась вторая фигура. - О машине мы позаботимся.
- А что, собственно, случилось? - спросил Отто у пустоты, потому что обе фигуры, игнорируя его, уже устроились в машине.
Пожав плечами, Отто побрёл к вертолёту, тоскливо наблюдая, как его рейнджровер отъезжает от поста ДПС.
Пилот вышел и предупредительно распахнул пассажирскую дверцу. В салоне Отто увидел несколько баулов, два рюкзака и Веронику Алёхину, чьё выражение лица не сулило ничего хорошего. Отто называл эту способность «делать лицо». Представьте, что женщина пилит вас несколько часов подряд, перечисляя в мельчайших подробностях все ваши недостатки, ошибки и заблуждения. Вероника каким-то образом умела концентрировать весь этот обширный месседж в одном выразительном взгляде - делала лицо. В её арсенале имелось несколько таких выражений, но чаще всего она использовала два. Первое лицо давало собеседнику понять, что он самый законченный и неисправимый идиот во вселенной, а второе готово было испепелить собеседника на месте и сулило ему небывалые ужасы, невероятно мучительное и кровожадное возмездие, от которого содрогнутся Небеса и Ад.
Сейчас Вероника демонстрировала второе лицо, в воздухе, разве что, молнии не сверкали. Её буквально трясло от бешенства. Отто невольно съёжился под этим взглядом, забрался в салон и пилот захлопнул за ним дверцу. Место, куда сесть, было лишь одно - напротив Вероники, - что существенно облегчало ей зрительную атаку.
- Ты хоть знаешь, сколько времени я из-за тебя потеряла? - набросилась она на Отто. Шум от работающих двигателей стоял такой, что Отто ни слова не расслышал, показал на ухо и помотал головой.
Вероника сердито сняла висевшие рядом наушники с микрофоном и всучила ему. Отто почувствовал себя олухом, не додумавшись до очевидного, ведь тысячу раз видел в кино такие наушники у вертолётчиков.
- Что же это получается, герр Боршнитцен? - В голосе Вероники чувствовались ледяные нотки. - Дедушка был прав? Вы оказались волком в овечьей шкуре? Змеёй, пригретой на груди?
- Я не специально, - сказал Отто, понимая, что любое его оправдание будет выглядеть жалким и неправдоподобным. - В ваших домах хорошая слышимость, а твой дедушка прямо за стенкой и он… он очень громко говорит…
- Так ты правда подслушивал! - Вероника была потрясена. - Значит не зря дедушка считает тебя жалким писакой, который рыщет в поисках сенсаций, чтобы затем кропать вонючие статейки! Признавайся, что ты у него украл?
Не давая немцу ответить, Вероника не сбавляла обороты.
- Думаешь, я ничего про тебя не выяснила, Борщ-Шницель? А? Почуял неплохой материалец, да? За этим ты втёрся в доверие? А я-то, лохушка, уши развесила!
- Я никуда не втирался и ничего не крал! - Отто повысил голос, чтобы прервать этот поток несправедливых обвинений. - Я случайно узнал, что мои соотечественники оказались в опасности, а ты сломя голову помчалась им на выручку. Что, по-твоему, я должен был делать?
- Ага! Значит это я виновата?
- Никто не виноват, Ника. Я не гонюсь за сенсацией, я за тобой гонюсь. - Обладая солидным словарным запасом, Отто именно в этот важный миг не мог найти нужных слов, чтобы объяснить Нике, что он журналист, который не зациклен на постоянной погоне за сенсациями. Ему вполне может быть интересно что-то помимо сенсаций. Что-то или кто-то…
- Пожалуйста, Ника, не злись на себя за то, что поверила мне. Ты и дальше можешь мне верить. Не скрою, мне ужасно хочется знать, что вообще происходит, и я надеюсь, что в этот раз ты меня всё-таки просветишь, а не замкнёшься, как обычно, и не сменишь тему. Я не предам и не обману твоего доверия, клянусь.
Если до этой минуты самому Боршнитцену ещё не было до конца очевидно, за чем же он в действительности погнался - за женщиной или за разгадкой сенсационной тайны, - то теперь он, не колеблясь, выбрал женщину. Да и незачем было разделять эти две цели, между тайной и женщиной существовала неразрывная связь. Обретя женщину, Отто узнал бы и её тайну.
- Я люблю тебя, Ника, - признался он. - Люблю и хочу провести с тобой всю оставшуюся жизнь. Я понял это только теперь, перед угрозой потерять тебя навсегда. Ради тебя я пожертвую чем угодно, даже журналистикой. Лишь бы мы были вместе.
Алёхина-младшая густо покраснела и отвернулась.
- Дурак, Борщ-Шницель, - прошептала она. - Вот же ты дурак…
Это означало, что какое-то время девушка ещё будет дуться, просто из принципа, но основной ураган уже прошёл. Отто попытался взять её за руку и Вероника отдёрнула её с лёгкой гримасой.
- Слушай, Ника, мы ведь всё равно летим вместе. Не молчи. Лучше отругай меня ещё раз, только не молчи.
Вероника резко обернулась и снова сделала лицо. Отто почувствовал себя жалкой букашкой, которую сейчас начнут давить сапогом.
- Не молчать? Ладно! Только не думай, что это ты меня уговорил. Я просто следую дедушкиным указаниям. Использую тебя, человека со стороны, чтобы не рисковать никем из наших…
- Твой дедушка меня терпеть не может, да?
- Ага, - с удовольствием подтвердила Вероника. - С первого взгляда. Ты бы почаще в чужие квартиры лазил и вещи без спросу брал…
Теперь уже Отто покраснел.
- Каких это «ваших» ты имеешь в виду?
- В данном случае, полевых агентов отдела «Бета». Не жди от меня особо секретной информации. Не хватало, чтобы ты её потом слил в интернет, акула пера, несчастная! Килька ты, а не акула! Килька в томате! Шпрота в масле!
Отто только руками развёл, не понимая, за что в его адрес такие эпитеты.
- Слушай внимательно, - отчеканила Вероника. - Дважды повторять не буду. На свете существует примерно два десятка довольно опасных паранормальных и сверхъестественных феноменов, от которых человечество ограждает аналогичное число секретных международных отделов.
- В каком смысле «ограждает»? - не понял Отто.
- Ты когда-нибудь слышал об этих феноменах? Сам с ними сталкивался? Что-нибудь тебе о них известно?
- Нет.
- Вот это и значит «ограждать». Девиз отделов: ничто не является тем, чем кажется. Почему? Потому что паранормальные и сверхъестественные явления донельзя искажены и мифологизированы коллективным бессознательным человечества, а также кинематографом, комиксами и литературой. Эти явления окружают нас повсеместно, хотим мы того, или нет. На какие-то из них можно не обращать внимания (хотя, отделы всё равно обращают), с какими-то можно мириться, просто за ними приглядывая, а с какими-то приходится вести безжалостную борьбу на уничтожение. Попутно отделы ограждают феномены от излишне любопытных, вроде тебя, любителей совать нос, куда не следует.
- Я не любопытный, а любознательный, - возразил Отто. - И не считаю это пороком. Скорее, наоборот, это одно из моих достоинств. Оно не делает меня скучным.
С этим утверждением он заработал лишь кислую ухмылку со стороны Вероники.
- Чем, по-твоему, являются сказочно-мифические существа? - внезапно спросила она.
- Вымыслом, - без колебаний ответил Отто и принялся развивать мысль в духе немецкого фейербаховского материализма. - Древние люди, не умея понять и объяснить…
- О, да, да! - замахала руками Вероника. - Эту песню я хорошо знаю, можешь не продолжать. «Нет дыма без огня» - тебе такая пословица знакома?
- Знакома. И я, при всём уважении, считаю её довольно глупой. Я не химик, однако, читал в научно-популярном журнале, что при взаимодействии аммиака с хлороводородом обильно выделяется именно дым без огня…
Под красноречивым взглядом Вероники Отто осёкся и замолчал.
- Считать, будто древний человек только и делал, что всё-всё на свете выдумывал, это значит быть слишком высокого мнения о его интеллекте и преувеличивать доступное ему свободное время. Я очень сомневаюсь, что при охоте и собирательстве у кого-то оставалось лишнее время на досужие вымыслы. Древний человек реально что-то видел, но только мельком, и затем начинал додумывать, восполняя пробелы воображением. Таким образом, увиденное им со временем искажалось до неузнаваемости. А ведь ещё же надо было посвятить в информацию соплеменников, чтобы те тоже были в курсе, с чем могут столкнуться. Ты и вправду думаешь, что первобытные человеческие языки, типа ностратического, настолько изобиловали точными терминами, что посредством них можно было выразить что угодно? Вот уж нет. Человек описывал увиденное, как мог, а затем уже его соплеменники начинали осмысливать и додумывать информацию. Потом эта информация передавалась потомству, устно, и происходило очередное искажение, а сколько всего таких искажений могло быть за всю историю, нам не известно. Но в начале всего неизменно было что-то реальное, что-то настоящее.
К примеру, некие существа, способные вести разумный образ жизни, но не такой, как у нас, не техногенный; существа не настолько многочисленные и неосторожные, чтобы попасться на глаза учёным; создания, обычно живущие где-нибудь на отшибе, в безлюдной глуши, где практически не ступала нога человека. Возможно, ты удивишься, но подобных мест на Земле, вообще-то, гораздо больше, чем освоенных…
Встречи людей с такими существами всегда случайны, всегда неожиданны и зачастую пугающи. В большинстве случаев человек просто не понимает, с чем или с кем именно он столкнулся. Наш рассудок очень не любит пребывать во взбудораженном состоянии и потому оснащён различными предохранителями, чья задача - помочь нам поскорее забыть взбудораживающие события, как плохой сон. Ничего подобного не происходит, если мы видим что-нибудь привычное и естественное. Человек не растёт и не живёт в вакууме, он прекрасно знает, что собой представляет окружающая действительность. При встрече с любым из её аспектов у нас не происходит когнитивного диссонанса и разрыва шаблонов. Тем не менее, существуют создания, чья принадлежность к действительности не столь очевидна…
Следующие слова вырвались у Отто прежде, чем он спохватился:
- Ты имеешь в виду таких существ, как драконы, которыми бредит ваш дядя Мустафа?
Вероника сразу ощетинилась, словно готова была его убить.
- Прости, прости, я виноват! - Защищаясь, Отто выставил перед собой ладони. - Рукопись лежала на виду и там были такие рисунки… В общем, я не смог удержаться.
- Несмотря на свой интеллект, таксономически драконы всё-таки относятся к животным, к заповедным животным, - сказала Вероника. - Ими занимается отдел «Дельта», где дядя Мустафа проработал всю жизнь. Дедушка же работает в отделе «Бета», который занимается разумными заповедными созданиями. Ты меня хоть слушаешь?
- Слушать слушаю, но никак не возьму в толк, о чём ты говоришь, - признался Отто. - Что ещё за заповедные создания?
- К твоему сведению, люди - не единственные в мире, кто способен на рассудочную деятельность. Хорошо бы, конечно, если б было так, но это не так. Мир устроен намного сложнее.
- Но ведь драконы…
- Да замучил ты уже со своими драконами! - не выдержала Вероника.
- Потому что их нет! - с жаром воскликнул Отто. - Считать иначе - это нездоровая маниакальная одержимость. Твой дедушка переписывается с больным человеком.
- Сам ты больной, Борщ-Шницель! Драконов нет только в нашем мире. Но он в мультивселенной не единственный. Подобных миров бесконечное множество. Какие-то почти неотличимы от нашего, а в каких-то встречается тако-о-ое…
После этих слов Отто впервые заподозрил, что Вероника, возможно, тоже слегка не в себе и та словно прочла его мысли.
- Ты отчего-то решил, что все вокруг такие же фантазёры-сочинители, как и ты, такие же жалкие писаки? Верно я угадала? Ты даже на мгновение не можешь себе представить, что дядя Мустафа потратил жизнь на изучение настоящих драконов в одном из иных миров, верно? И ты ещё смеешь утверждать, что ты не скучный?
Видя, что немец готов взорваться тысячей новых возражений, Вероника поспешно добавила:
- Однако, всё это не имеет отношения к отделу «Бета», которому я в данный момент оказываю дружескую и профессиональную услугу. Его полевые агенты наблюдают за ареалами заповедных существ и следят, чтобы не возникало нежелательных встреч. Сам должен понимать, чужаков заповедные создания не любят, особенно тех, кто не умеет себя правильно вести.
- Значит ты сама не из «Беты»? - спросил Отто.
- Я из «Омикрона».
Кое-что, по крайней мере, начало проясняться.
- Тогда какими существами занимается твой отдел?
- Не существами, артефактами. Предметами, которых обычным людям лучше не видеть и не касаться. С помощью одной такой штуки я могу спокойно войти в любое заповедное место и никакое заповедное существо ничем мне не навредит, как бы ни старалось.
Вероника похлопала по длинному чехлу, похожему на лыжный, внутри которого находилось что-то длинное и прямое, утолщающееся к концу.
- Если бы дедушка не был болен, - тихо добавила она, - он бы сейчас был здесь, со мной…
- Хочешь сказать, я всё испорчу? - догадался Отто.
Вероника двусмысленно пожала плечами и промолчала.
- Кстати, о твоём дедушке, - осторожно произнёс Отто. - Не будешь сердиться, если я кое-что скажу? Я видел его библиотеку, это же настоящая антикварная сокровищница! И вы при этом не запираете квартиру? Наверняка есть какое-то объяснение вашей беспечности…
- На базе чего, по-твоему, работают отделы в нашей стране? - не дала ему договорить Вероника. - Положение моего дедушки равнозначно генералу ФСБ. Ты правда думаешь, что кто-то рискнёт его ограбить?
- Да кто об этом знает?
- О, уверяю тебя, в России все, кому надо, прекрасно всё знают. Если кто-то залётный сопрёт хоть одну вещь, её уже через час вернут с извинениями, а залётного живьём закатают в асфальт. Я-то полагала, ты уже в курсе, как устроена Россия…
Отто смотрел на Веронику и не мог понять, шутит она, говорит серьёзно, или нарочно его пугает.
- Э-э… Ладно. - Он почувствовал, что пора сменить тему. - Так что нас сегодня ждёт?
Вероника и сама была рада поговорить о другом.
- Точные подробности ещё предстоит выяснить. Первичная информация такова: группа охотников из Германии приехала разыскать заповедное существо, о котором прочла на сайте xtrofoundation.net, посвящённом всему загадочному, паранормальному и сверхъестественному. В сопровождении проводника немцы углубились в лес, затем началась стрельба и вот уже трое суток от охотников нет никаких известий.
- Так может всё дело в банальных хищниках или браконьерах, которым туристы перешли дорогу? - предположил Отто. Из-за того, что пострадавшими оказались его соотечественники, он чувствовал неприятный осадок.
- Ну, учитывая специфику существа, владеющего данным заповедным местом, могло быть всё, что угодно. Немцы приехали не просто поглазеть на заповедное существо, они приехали на него поохотиться. «Нас ждёт лесное сафари!» - гласит последняя запись в их аккаунтах.
- Значит они вооружены и раз у них есть оружие…
- Ничего не значит! Заповедному существу плевать на оружие. Он просто не даст им выйти из леса и когда у них закончатся припасы… - Вероника многозначительно промолчала.
- Да что это за существо такое?
- Увидишь, - загадочно ответила женщина. - И будешь молиться всем своим тевтонским богам, чтобы поскорее развидеть.
Она подтолкнула к Отто один из баулов.
- Твой комплект. Переодевайся.
С этими словами она снова отвернулась, почти прижавшись лицом к стеклу. Отто открыл баул, там лежала пара резиновых сапог и камуфляжный костюм, как у той парочки, что забрала его машину. Отто молча начал переодеваться, не переставая размышлять над тем, что услышал. История смахивала на что-то в духе «Секретных материалов» и была похожа на розыгрыш, однако Отто не верил, что это розыгрыш. Женщины разыгрывают, когда пребывают в соответствующем игривом настроении, вот только Отто прекрасно видел, что настроение у Вероники далеко не игривое. А в то, что розыгрыш мог устроить её едкий и желчный дед, вообще не верилось.
Отто мысленно повторял про себя, как мантру: «любовь и честность, любовь и терпение», в надежде, что в самое ближайшее время все загадки разрешатся - и старые, которые так, практически, и не разрешились, и новые, добавившиеся к старым…
Свидетельство о публикации №220110701733