Романтик далёкого прошлого

ЗАГАДКИ БИОГРАФИИ ЮРИЯ ЛИПКИНГА

Если мы обратимся к справочной литературе о биографии Юрия Александровича Липкинга, то обнаружим, что единого мнения о его родных корнях, места рождения, фамилии да и о его деятельности до послевоенного обретения под ногами курской тверди у исследователей и биографов нет. Этим, к сожалению, грешат и самые солидные издания – «Курск. Краеведческий словарь-справочник» и Большая Курская энциклопедия.
Сразу же сделаем отступление от главной темы и скажем несколько слов о названных «солидных» изданиях. Краеведческий словарь-справочник «Курск» издан в 1997 году по инициативе известного краеведа, ученого, писателя и издателя Юрия Александровича Бугрова (1934-2017). Административно-финансовую поддержку изданию для появления его в свет оказал первый губернатор Курской области, военный летчик, генерал-майор, Герой Советского Союза и бывший вице-президент РФ Александр Владимирович Руцкой, кстати, родившийся в городе Проскурове Каменец-Подольской области в семье офицера Советской Армии, но детские и школьные годы проведший в Курске.
Большая Курская энциклопедия, состоящая из трех томов и девяти книг, также была издана по инициативе Ю.А. Бугрова и под его редакцией в период с 2004 по 2011 год. Но административно-финансовую поддержку оказывал уже второй губернатор Курской области – Александр Николаевич Михайлов.

В краеведческом словаре-справочнике «Курск», в статье краеведа и научного сотрудника Государственного архива Курской области (ГАКО) Александры Юрьевны Дороховой «Липкинг (Александров) Юрий Александрович», кроме даты рождения – 26 декабря 1904 года, места рождения – город Винница (а также даты и места смерти –15 октября 1983 года, Курск) и профессиональной деятельности – археолог, писатель, педагог, – о герое статьи сказано: «Родился в семье военного. Учился в гимназии, но не окончил. После Октябрьской революции работал грузчиком, молотобойцем, золотоискателем, лесорубом, затем стал учителем, окончил заочно пединститут в г. Орджоникидзе в 1940 г. Перед Великой Отечественной войной работал директором школы в г. Новом Осколе Курской, ныне Белгородской области. В 1942 году ушел добровольцем на фронт, служил в мотопехоте, получил ранения в Сталинградской битве и на Курской дуге».
Далее, как и у всех последующих биографов, правда, без конкретизации вида деятельности и временных рамок, сообщается, что с 1944 по 1951 год преподавал в Курском суворовском училище. Затем работал в школе № 13, а позже – в Курском пединституте старшим преподавателем археологии.
Говоря об археологической деятельности Липкинга, автор пишет: «С 1950-х гг. вел археологические исследования на территории Курской области, работал в совместных экспедициях Института археологии Академии Наук СССР и областного краеведческого музея. В результате многолетнего труда по археологии Юрий Александрович собрал богатейший материал о прошлом нашего края, экономике, культуре, быте славян и дославянского периода. На этой основе написал интересные книги научно-популярного характера – «О чем рассказывают курганы (Воронеж, 1966), «Далекое прошлое соловьиного края» (Воронеж, 1971), статьи по итогам археологических раскопок, опубликованные в трудах Академии Наук и в краеведческих записках  областного краеведческого музея».
Поведав читателям о создании Юрием Александровичем археологической карты Курской области, включающей около 600 памятников, и его значительном вкладе в археологию области, А.Ю. Дорохова с археологическими изысканиями Липкинга, естественно, связывает и его литературную деятельность. Причем, не только научно-популярного жанра, но и художественного. Однако об этой стороне творчества Юрия Александровича повествует довольно кратко: «Увидели свет его повесть «Кудеяров стан» (М., 1956; Воронеж, 1965), роман «Сварожье племя» (Воронеж, 1966), рассказывающие о жизни славян-роменцев».   
К этому стоит добавить, что статья сопровождалась фотографией Липкинга, по-видимому, середины 60-х годов. Судя по ней, перед нами интеллигентный человек с ярко выраженными аристократическими чертами лица, волевой, исполненный собственного достоинства и благородства. Это подчеркивают не только взгляд умных глаз, но и строгий костюм – белая рубашка, темный галстук и черный пиджак.
А еще А.Ю. Дорохова указывает используемые ею источники и литературу. Среди этих (трех) источников статья профессора С.П. Щавелева «Последний романтик краеведческой археологии (к 90-летию со дня рождения Ю.А. Липкинга)», опубликованная в 3-м номере журнала «Российская археология» за 1995 год.
Следовательно, первая официальная биография педагога, археолога и писателя Ю.А. Липкинга (благодаря стараниям А.Ю. Дороховой), хоть и  не изобилует полнотой сведений о родословных корнях персонажа, но имеется и некоторые сведения все же дает.
Что же касается Большой Курской энциклопедии, то во второй книге первого тома персоналий на странице 24 имеет место быть статья «ЛИПКИНГ (наст. фам. ЛИПКИН) Юрий Александрович», автором которой указан С.П. Щавелев.
В статье не только подтверждается место и дата рождения (г. Виннице Подольской губернии, 26 декабря 1904 г.) Юрия Александровича, но указывается его настоящая фамилия – Липкин (выделено мной. – Н.Д.) и сообщается о том, что он родился в семье военного – капитана артиллерии.
Так впервые появляются данные, что отец будущего педагога, археолога и автора произведений на историческую тему был офицером русской императорской армии. И пусть имя и отчество отца пока не указаны, но почва к размышлениям все же подготовлена.
А еще в этой биографической статье о жизни и трудовой деятельности Юрия Липкинга-Липкина сказано: «В 1921-1925 работал пом. слесаря, молотобойцем в слесарно-кустарной мастерской в Каменец-Подольске. В 1925-1930 – член коллегии защитников при Каменец-Подольском окружном суде, в 1930-1932 –  юристконсульт главного приискового упр. «Союззолото» в Вост.-Сибирском крае. С 1932 по 1938 – учитель ср. школы в по. Юхта, в ст. Ассиновской Чечено-Ингушской АССР. С 1939 – завуч и учитель географии в с. Н.-Смородино Поныровского р-на Курской обл., директор школы в Новом Осколе».
Так автор статьи, оставив без внимания эпизод учебы Юрия Липкинга в гимназии, далее довольно полно, в хронологической последовательности, рассказал о трудовой деятельности интересующего его (и, надо полагать, многих из нас) персонажа, чего у предыдущего биографа Дороховой не было.
Об участии Юрия Александрович в сражениях Великой Отечественной войны новый биограф сообщает примерно то же самое, что и А.Ю. Дорохова: «В июне 1942 года добровольцем ушел на фронт. Участник обороны Сталинграда, Курской битвы». А о послевоенной жизни и работе в Курске, внося уточнения и дополнения в сведения, данные Дороховой, сообщает: «После ранения преподавал в Курском суворовском училище (1944-1951). С 1953 – на кафедре географии и геологии КГПИ, с 1964 – преподаватель истории и археологии КГПИ».
В отличие от Дороховой, акцентировавшей внимание на археологической деятельности Ю.А. Липкинга и его вкладе в эту область науки, автор энциклопедической статьи немногословен. Он лишь отмечает, что Липкинг – «автор многих научных и научно-популярных работ по краеведению, археологической карты Курской обл., схемы распространения городищ Курского Посеймья». И все. А о литературной деятельности Юрия Александровича вообще не упоминает, словно ни повести, ни романов написано и издано не было.
Правда, как и работа Дороховой, эта биографическая статья также была снабжена фотографией Ю. Липкинга. И имелись ссылки на источники, в том числе на работу Г.Ю. Стародубцева и С.П. Щавелева «Историки Курского края», изданную в Курске в 1997 году.
Чтобы прояснить для себя некоторые разночтения в биографии Юрия Александровича Липкина-Липкинга- Александрова в двух официальных источниках, я иду в отдел краеведческой литературы Курской областной научной библиотеке и с помощью сотрудников отдела вооружаюсь десятком справочников. Среди них Малая курская энциклопедия в двух изданиях (первое – однотомное 2005 года, вышедшее в Курске, второе – четырехтомное, выпущенное в свет в 2008 в Хайфе), «Первооткрыватели курских древностей» А.В. Щавелева, «Историки Курского края» Г. Стародубцева и С. Щавелева, «Литературная жизнь Курского края», брошюра-памятка «Ю.А. Александров (Липкинг)» и другие. (Книги «Ю.А. Липкинг: Курский археолог, писатель, педагог» 2003 года издания, «Историки Курского края. Биографический словарь» С.П. Щавелева 2009 года издания и «Литературные хроники Курского края» Ю.А. Бугрова 2011 года издания оставляю на «потом». Они имеются в мой домашней библиотечке.)  Пока же спешу познакомиться с теми, которых у меня дома, к сожалению, нет.
В биографических статьях Малой курской энциклопедии о Ю.А. Липкинге со ссылкой на А.В. Зорина сказано, что родился он 1 января 1904 года в городе Коломне (выделено мной – Н.П.) в семье генерала-артиллериста Александра Ксенофонтовича. А дальше  более краткий повтор того, что имелось в Большой Курской энциклопедии. Правда, есть указание, что Сибирь покинул в 1936 году, отправившись в станицу Ассиновскую работать в школе учителем географии.
В сборнике, точнее биографическом словаре «Историки Курского края», изданном в 1997 году (авторы-составители Г.Ю. Стародубцев, С.П. Щавелев) к сведениям, имеющимся в других источниках, добавлено то, что Юрий Липкинг родился в семье генерала А.К.Липкина. А также то, что его старшие братья Александр и Владимир были половниками-артиллеристами, выпускниками Академии Генштаба, принимали участие в 1-й мировой войне. При этом Владимир погиб, а Александр после революции примкнул к белым и после их поражения оказался в эмиграции. Это было новым по сравнению с тем, что давалось в предыдущих биографических работах. Остальные данные в значительной мере соответствовали тому, что было написано о Липкинге в других справочных изданиях.
Необходимо отметить, что авторами статьи о Липкинге значились А.В. Зорин и С.П. Щавелев.
Не добавила ясности и восьмистраничная брошюра-памятка «Ю.А. Александров», составленная и изданная в 1976 году, то есть при жизни самого Юрия Александровича, сотрудником Курской областной научной библиотеки имени Н.Н. Асеева С. Белевцевой, хотя сведения, отличные от тех, что имелись в более поздних биографических работах, в ней присутствовали. Например, в памятке было сказано, что Юрий Липкинг родился в Виннице. Потом их семья переехала в Коломну, а оттуда в 1915 году (выделено мной. – Н.П.) родители возвратились на Украину и жили сначала в Полтаве, затем – в Каменце-Подольском, где Юрий встал на трудовой путь. Важной стала информация о том, что читать книги он начал в раннем детстве. В детстве же пробовал писать стихи, а повзрослев, – прозу.
Совсем расплывчато-туманно о биографии Ю.А. Липкинга говорилось в статье известного курского журналиста М. Лейбельмана «Увлеченный человек», опубликованной 15 марта 1964 года в газете «Курская правда». Разве можно почерпнуть какую-либо конкретную информацию о его корнях и семье из фраз «он родился в начале нашего бурного века и недавно отметил свое шестидесятилетие» или «кем только не был Липкинг! Грузчиком, молотобойцем, слесарем…»? Конечно, нет. Подобное допустимо для характеристики лирического героя очерка – и этим корреспондент «Курской правды» Лейбельман умело воспользовался, – но для биографии, согласитесь, маловато.      
Словом, чем больше я использовал источников, в которых говорилось о Юрия Александровича Липкинга, тем биография его становилась все путанее и путанее. Какая-то сплошная фантасмагория… По-прежнему оставались открытыми вопросы: «Кто же родители писателя?», «Были ли у него братья и сестры помимо Александра и Владимира? А если были, то какова их судьба?», «Почему так прытко мотался по стране в тридцатые годы?», «Каково семейное положение Липкинга-писателя, есть ли дети?», «Почему для научно-популярных и художественных произведений избрал литературный псевдоним с довольно распространенной русской фамилией – Александров? Собственное отчество что ли использовал?.. Да и с фамилией Липкин или же Липкинг опять что-то не просто. Ведь что-то же заставило Юрия Александровича отказаться от первоначальной, унаследованной от отца… А с датой и местом рождения вообще путаница…».
Чтобы найти ответы на данные вопросы, находясь дома, принимаюсь за книгу «Ю.А. Липкинг: Курский археолог, писатель, педагог», изданную, как отмечалось выше, в 2003 году в Курске к 100-летию со дня рождения Липкинга и приобретенную мною по случаю, кажется, в 2017 году. До нее (по внешнему виду неброской, в мягкой обложке светло-коричневого с легкой желтизной цвета) все как-то «не доходили руки», и она мирно покоилась на полке одного из книжных стеллажей в ожидании «своего часа».
Замечательный современный курский писатель-прозаик Борис Петрович Агеев, склонный к философским размышлениям и самокритичности, в автобиографическом очерке с сожалением отметил, что за свою жизнь, особенно в молодости, прочел уйму ненужных книжек. Возможно, он в чем-то и прав… Однако полностью с ним согласиться не могу, ибо в каждой книжке, даже самой захудалой и никчемной, обязательно есть рациональное зерно – мысль, фраза, образ, слово. Если же следовать изречению Агеева, то в моей домашней библиотеке – а это не менее трех тысяч книг художественной, исторической, политической, социологической, библиографической, юридической, научной, научно-популярной, справочной, религиозной и антирелигиозной направленности, – большинство ненужных для чтения книг. Но это не так. Просто одни книги пользуются популярностью, читаются сразу и, возможно, взахлеб, а другие, «более скромные» – в необходимое время, в нужный момент, неспешно и с особым интересом. Вот и с книжкой о Липкинге вышло так.   
Открываю, листаю, знакомлюсь с содержанием и среди авторов в главе (разделе) «Биография» вижу фамилии Щавелева и Зорина. «Кажется, повезло…  – тихо радуюсь про себя. – Наконец-то о Липкинге все узнаю». А когда во второй главе – «Воспоминания» обнаруживаю фамилии десятка известных в Курске личностей, имеющих непосредственное отношение к культуре, истории и литературе Курского края, а также фамилию «Липкинг» с инициалами «Н.Ю.», уверенность, что повезло, крепнет сторицей.
Вооружаюсь карандашом и приступаю к чтению – с редакционного предисловия «Вступительные строки», датированного 1 августа 2003 года. И хотя в редакционную коллегию, как указано в исходных данных книжки, входит писатель В.П. Детков, предисловие все же принадлежит не ему, имеющему свой специфический стиль письма, а кому-то из профессоров – А.Н. Курцеву (КГУ) или С.П. Щавелеву (КГМУ).
Во «Вступительных строках» много добрых слов о Липкинге, о составителях – А.В. Зорине и И.В. Черенковой, много интересного материала о создании настоящего сборника и предшествующих биографических работах Щавелева и Зорина, немало лестных слов в адрес авторов воспоминаний, в том числе и в адрес дочери Юрия Липкинга – Натальи Юрьевны Липкинг. Это, конечно, важно и нужно, но интересующих меня сведений все же нет. Однако не огорчаюсь, ибо надеюсь, что впереди должны быть не только страницы увлекательного и познавательного чтения, но и новые открытия о родословной Юрия Александровича, его родителях, детстве и причинах довоенного путешествия по стране.

Очерк С.П. Щавелева «Летописец сварожьего племени» с подзаголовком «Биографический этюд к творческому портрету Ю.А. Липкинга», открывающий раздел сборника «Биография», не только самый объемистый – занимает одну треть страниц двух первых разделов, – но и весьма добротный по информативности, обстоятельности подачи материала, литературной составляющей.
Уже с первых строк следует: «Рассказать о Юрии Александровиче Липкинге на нескольких страницах трудно. Слишком широка и разноречива была его замечательная натура». Это прибавляет оптимизма моим ожиданиям узнать как можно больше о личности Юрия Александровича.
И хотя вскоре идет оговорка автора, что «нижеследующий очерк не претендует учесть в одинаковой степени все обстоятельства его долголетней и энергичной деятельностью на научно-педагогической и литературно-художественной нивах», надежда приобретения ценных познаний меня не покидает. Тем более что вскоре С.П. Щавелев приводит биографическую справку, составленную Натальей Юрьевной Липкинг об отце и хранящуюся в личном фонде писателя в ГАКО.
Но читаю эту справку и прихожу к выводу, что нового о месте рождения, детстве, семье Юрия Александровича, его скитаниям по стране нет. Лишь имеются некоторые уточнения о периоде его участия в Великой Отечественной войны и о работе в Курском суворовском училище. Привожу это по тексту: «В 1942 году ушел добровольцем на фронт (до этого не был призван по состоянию здоровья), был автоматчиком (автодесантной роты) мотопехоты; тяжело ранен под Сталинградом (после излечения признан не годным к строевой службе и работал в эвакогоспитале в качестве инструктора-пропагандиста, начальника клуба). Весной 43 г. снова добровольцем вернулся в действующую армию. Контужен под Курском (после чего окончательно списан в запас). С 1944 по 1951 – [по путевке Курского обкома ВКП(б)] преподаватель географии Курского суворовского училища…».
Новое последовало после того, как С.П. Щавелев, поиронизировав по поводу советского клише – «обыкновенной биографии в необыкновенное время», – вдруг сообщил о том, что Юрий Александрович в зрелом возрасте занимался сочинительством стихов, причем довольно серьезно: «В 1968 г. он шлет подборку своих стихов военной тематики (явно не лучших, на мой вкус, в своем творчестве) К.М. Симонову с просьбой «посмотреть», а может быть, «куда-либо рекомендовать» их».
Это не только ново, но и удивительно: Юрий Липкинг, давно зарекомендовавший себя как прозаик, как автор научных статей по археологии, научно-популярных очерков и больших художественных работ в прозе, оказывается «крепко дружил» и с поэзией. И не просто дружил, но и счел возможным свои стихи опубликовать в столичных сборниках, раз обратился не в редакцию Центрально-Черноземного книжного издательства, где был уже известен, а к одному из ведущих советских писателей в Москве. (Кстати, Щавелев награждает Симонова довольно язвительными эпитетами – «любимец читателей и фаворит партийных вождей»; чувствуется нелюбовь профессора, уроженца г. Магадана, ко всему советскому и социалистическому.) Об этой стороне творческой литературной деятельности Липкинга никто из вышеперечисленных биографов, кроме составителя брошюры-памятки, даже не заикался, не говоря о том, чтобы предавать огласке в печати. Да и в писательско-литературных кругах, в которые я вхож с 2010 года, о поэтических увлечениях Юрия Александровича речи никогда не велось, хотя о его прозаических произведениях говорилось не единожды.
Новым стало и то, что С.П. Щавелев, оттолкнувшись от анкетных данных Липкинга в послании к Симонову: «Не судим. Русский. Образование высшее. По специальности – бродяга-археолог. Разведываю, копаю, преподаю археологию в институте»,  – тут же усомнился в их безукоризненной объективности и поделился своим видением причин, заставивших Юрия Александровича оказаться на просторах Сибири, затем в Чечено-Ингушетии и, наконец, в Курской области.
«Не судим?» – задается риторическим вопросом историк, глубоко сомневаясь в этом, и тут же дает развернутый ответ, из которого следует, что Каменец-Подольский, где жили родители, Юрий Липкинг покинул не по собственной воле. Не по собственной воле оказался в Сибири и в станице Ассиновской, а затем и в селе Нижнее Смородино Курской области. Вывод же делает такой: «…если и не сидел в концлагере, то уж, по всей видимости, выслан на спецпоселение «в места отдаленные». Из чего следует, что ученый историк все-таки склоняется к тому, что Липкинг в 1930 году был осужден (если не в уголовном порядке, то в административном) и отправлен отбывать наказание в сибирскую глухомань.
Не поверил он и в версию Юрия Александровича, что фамилию Липкинг вместо родовой Липкин он получил по недоразумению, когда служащий паспортного стола при оформлении паспорта, якобы вместо устаревшего «Ъ» (ера) в окончании фамилии ошибочно написал букву «Г».
В логике С.П. Щавелеву не откажешь. Однако в вопросе судим или не судим Юрий Липкинг, лично я склоняюсь к тому, что все же судимости он избежал. И вот почему. У моего родного деда был старший брат Иван Григорьевич, участник  1-й мировой войны и полный Георгиевский кавалер. В 1916 году он получил первый офицерский чин в царской армии – прапорщика, а в 1918 после излечения в госпитале принял сторону красных и с Первым Курским Революционным полком в качестве командира роты отправился на фронт с белочехами, поднявшими мятеж в Поволжье. Позже в качестве командира полка воевал с деникинцами и врангелевцами. В 1920 году, попав под демобилизацию из Красной Армии, возвратился в родное село и работал в артели сапожников. Но наступил приснопамятный 1937 год, и Иван Григорьевич по доносу односельчанина был арестован, обвинен в антисоветской деятельности и вскоре же расстрелян. Когда до его троих взрослых сыновей, учившихся и работавших в Курске и других городах области, докатились известия об аресте отца, то они, опасаясь за свою свободу и жизнь, по совету добрых людей покинули места проживания и отправились на Кавказ. Когда началась Великая Отечественная война все трое были призваны в Красную Армию, храбро сражались с немецко-фашистскими захватчиками и вернулись в родные места с орденами и медалями. Правда, фамилию свою, насколько это мне известно, не меняли. Но сам факт их скитальчества по стране имел место.   
К тому же, как подсказывает мой опыт службы в правоохранительных органах, скрыть судимость в советское время, как, впрочем, и в нынешнее «демократическое», дело весьма сложное. Информационные центры были и есть в каждой области и в каждом крае, а в Москве существует общий банк данных, в который стекались и стекаются сведения со всех уголков страны. Правда, некоторым лицам это удавалось. Например, путем изменения фамилии в документах как при помощи подделки, так и при их замене, в том числе после утраты. Можно сменить фамилию и вполне официально: во время бракосочетания, взяв фамилию супруги. В моей служебной практике таких случаев среди лиц, ранее судимых, было предостаточно. Некоторые дельцы-удальцы умудрялись проделать такие фокусы по два-три раза, вступая в новые браки и меняя место жительства. Только шила в мешке не утаить, как говорит русская пословица. Пусть и не сразу, а по истечении какого-то времени, все эти махинации все равно всплывали на поверхность общественной жизни…
Однако возвратимся к главной теме. Первым из всех серьезных биографов Юрия Липкинга профессор С.П. Щавелев  называет его отца «генералом от артиллерии» А.К. Липкиным. Правда, с оговоркой типа «по непроверенным сведениям»: «Его отец – старший офицер царской армии (по непроверенным сведениям – генерал от артиллерии) А.К. Липкин…».
И далее вообще проливает бальзам на мою душу, жаждущую новых данных, сообщая о том, что Липкин-старший в 1914-1916 годах был в действующей армии, даже находился при штабе командующего 2-й армией генерала А.В. Самсонова, а также награжден  знаком отличия Георгиевского ордена. Мало того, Сергей Павлович сообщает, что отец Юрия Липкинга «после революции преподавал в военном училище и общеобразовательной школе, а умер в 1932 году».
Забегая несколько вперед, замечу, что в интернете я отыскал не только подтверждение тому, что А.К. Липкин, точнее Александр Ксенофонтович Липкин, был генералом, но и даты его жизни – 1862-1932 годы. А еще в интернете приводятся версии происхождения фамилии «Липкин». По одной из них, она образована от имени Липка, которое восходит к одному из крестильных имен: Алипий, Олимп, Филипп, Ипатий – через просторечную форму Липат. По другой – от уменьшительного названия дерева липа – липка или от слова «липучий», то есть «докучливый и неотвязчивый человек». По третьей –  в качестве топонимических параллелей с названием населенных пунктов Липки, Липкино, Липовец. (Кстати говоря, в Конышевском районе Курской области есть селение Липница.) Наконец, существует версия, что данная фамилия имеет иностранные корни – немецкие и еврейские (идиш), – в основе которых Liebe – «любимый, любимая». Исторические примеры людей с фамилией или прозвищем Липка можно обнаружить в «Словаре Уральских фамилий» А.Г. Мосина. Например: «Адам Липка, слуга, в Литовском княжестве, 1592 г.; Герасим Липка, путивльский пушкарь, 1667 г.» и так далее.

Итак, часть моих ожиданий оправдалась: стали известны не только имя и отчество отца будущего педагога, археолога и писателя, но и род его деятельности – воинская служба до революции, и преподавательская деятельность – после. В том, что Александр Ксенофонтович принадлежал к дворянскому служивому сословию, сомневаться не приходилось. Тем более после того, как автор очерка поведал о братьях Юрия Александровича – Александре, артиллерийском полковнике царской армии, в годы Гражданской войны воевавшем на стороне белых и затем эмигрировавшем в Болгарию, и Владимире, но не погибшем на фронтах 1-й мировой, а ставшем писателем. А еще и об их сестре Наталии, находившейся замужем за начальником «Главсевморпути» и вместе с ним репрессированной в 1937 году. О ее непростой судьбе С.П. Щавелев, не скрывая своего негодования, пишет следующее: «…имея накануне ареста годовалого ребенка, отбыла в лагере почти все отмерянные ей 25 лет».
Из почерпнутого у автора биографического этюда о Наталье Александровне делаю вывод, что власть, вынося столь суровый приговор, по-видимому, не только наказала ее за надуманные антисоветские вредительские деяния супруга и ее собственные, но и припомнила социальное происхождение – дворянство.
Всего, по данным Сергея Павловича Щавелева, в семье Александра Ксенофонтовича, кроме Юрия было еще одиннадцать детей. Однако все они, за исключением Юрия, Александра, Владимира и Натальи, в рассматриваемом очерке остаются безымянными. Их судьбы почему-то не заинтересовали доктора исторических и философских наук, или же, при наличии интереса, он не смог отыскать необходимые сведения… Такое тоже случается…
Безымянной у С.П. Щавелева остается и мать Юрия Александровича Липкина-Липкинга, о которой он сообщает лишь то, что «была учительницей и умерла в Ташкенте в 1942 году во время эвакуации».
Пополемизировав с читателями (а возможно, и самим собой) на тему «судим – не судим», автор очерка обратился к другому анкетному указанию корреспондента К. Симонова в качестве поэта, что он русский (выделено мной. – Н.П.).
Начав вновь с риторического вопроса: «Русский?» – С.П. Щавелев, пройдясь язвительно по советской практике национальной политики, констатирует: «Юрий Александрович всячески подчеркивал свою русскость». И далее, развивая мысли в данном направлении, в качестве доказательства приводит такой аргумент: даже «избрал безупречный в этом плане литературный псевдоним «Юрий Александров» (по фамилии матери)».
Есть в очерке и продолжение авторской интерпретации «подчеркивания» Липкингом своей русскости, в том числе через фамилию одного из главных героев своего произведения. Но оставим это (как и прозрачный намек на возможное наличие еврейской крови в жилах писателя) за скобками исследования и обратим внимание на слова «по фамилии матери». И тогда возникает вопрос: если Щавелеву известна девичья фамилия матери Липкинга – Александрова, то почему неизвестны ее имя и отчество? Или фраза «по фамилии матери» – просто предположение, оговорка историка и философа?.. Но это никак не вяжется с набившей оскомину щепетильностью известного в научных и литературных кругах ученого в вопросах исследовательской деятельности и точности формулировок.
Вопросы… Вопросы… Вопросы…

Так как никаких новых сведений о родителях, братьях и сестрах Юрия Александровича в очерке больше не имелось, а на многих страницах шла лишь речь о его археологической деятельности и сопутствующей ей литературной, то я решил очерк временно оставить в покое. И, не теряя время даром, приняться за биографическую статью профессора С.П. Щавелева о Липкинге в книге «Историки Курского края». Исходил из того, что эта книга, во-первых, в моем распоряжении имеется, во-вторых, она издана в 2009 году, следовательно, в ней могут быть более свежие данные о личности героя моих изысканий и его семье. На данное обстоятельство, кстати, указывала надпись на титульном листе книги, что это «издание второе, исправленное и дополненное».
Однако разочарование наступило при чтении первых строк статьи. В них говорилось, что Юрий Липкинг родился в семье артиллерийского офицера А.К. Липкина и что кроме него в семье было еще трое детей (выделено мной. – Н.П.). И дальше речь шла уже об упоминаемых ранее Александре, Наталии и Владимире, но опять не писателе, а военном, погибшем в 1-ю мировую войну.
Полнейшая неразбериха с количеством детей: двенадцать или четверо?! И Владимиром – он писатель или все-таки военный?.. Или, может быть, в семье Александра Ксенофонтовича было два сына с именем Владимир, как, например, в семье деда автора тридцатитомного сочинения «Деяний Петра Великого» курянина Ивана Ивановича Голикова (1735-1801), в которой родились и жили Иван (большой) – дядя и Иван (меньшой) – отец сочинителя?.. Однако, что позволялось в XVIII веке в семьях купеческого сословия, то вряд ли разрешалось в семьях дворян XIX и тем более ХХ века.
Вопросы, вопросы, вопросы…

Остальной текст данной работы в значительной мере соответствовал тому, что имелось как в статьях из краеведческого словаря-справочника «Курск» и  Большой Курской энциклопедии, так и в предыдущей статье самого С.П. Щавелева. Правда, в конце статьи были названы дети археолога Юрия Александровича Липкинга – Наталья и Александр. Это несколько смягчило остроту моего разочарования. «Наконец, что-то новое и понятное в биографии писателя, педагога и археолога!» – мысленно поблагодарил я автора за данные сведения.
Заканчивалась же эта биографическая работа отречением Сергея Павловича от авторства статьи о Ю.А. Липкинге в БКЭ и переадресацией ее авторства А.В. Зорину, кандидату исторических наук и сотруднику Курского областного музея археологии. Это неожиданное откровение и удивило, и в очередной раз напомнило изречение: «Доверяй, но проверяй». Оказывается, даже в таких солидных изданиях, как энциклопедия, могут быть неточности и ошибки. Впрочем, их ведь составляют и редактируют люди, а не сверхчеловеки…
К этому остается добавить лишь то, что данную работу можно видеть на многих интернетстраницах. И написана она, по всей видимости, была не в 2009 году, когда вышло второе издание сборника «Историки Курского края», а намного раньше, еще до 2003 года. В сборник же перенесена автоматически, без внесения необходимых исправлений. Бывает. Конь о четырех ногах, но и тот спотыкается… 

Заинтригованный возвращаюсь к сборнику «Ю.А. Липкинг…» и приступаю к чтению статьи кандидата исторических наук, а также главного хранителя Курского государственного областного музея археологии (КГОМА)  А.В. Зорина «Патриарх курской археологии». Правда, особых надежд уже не питаю – обжегшись на молоке, на воду приходится дуть…
Однако читая, прихожу к выводу, что Александр Васильевич в данном очерке, в отличие от всех предыдущих работ, в том числе и собственных, дал наиболее полную картину биографии педагога, археолога и писателя Юрия Александровича Липкинга. Причем не сухо и сжато, как поступают биографы, а пространно и обстоятельно, с приведением новых интересных данных и на хорошем литературном языке.
Во-первых, ссылаясь на документы из архивов КГУ, ГАКО, КГОМА, в том числе на обнаруженные там анкеты, характеристики, автобиографию самого педагога, он придерживается того, что Юрий Липкинг родился все же 26 декабря 1904 года, хотя  и делает оговорку, что сам фигурант очерка в некоторых официальных документах датой своего рождения указал ноябрь месяц.
Во-вторых, местом рождения Юрия Александровича в его видении является все-таки не город Винница, как следует в официальных биографических статьях, а город Коломна в Подмосковье. Винница – всего лишь промежуточный этап в военной карьере отца будущего археолога,  генерала от артиллерии Александра Ксенофонтовича Липкина (естественно, и всего семейства). К тому же Зорин твердо озвучил версию, что глава семейства Липкиных принадлежал к сословию служилых дворян: «Александр Ксенофонтович принадлежал к старинному служивому роду черниговских дворян Липко, практически все представители которого избирали себе военную карьеру».
(Должен заметить, что мое обращение к википедии не подтвердило наличие дворян Липко и Липкиных среди черниговского дворянства, есть только дворяне рода Липских. Впрочем, это ничего не значит…)
В-третьих, четко указал, что у Александра Ксенофонтовича и его супруги (имя и отчество опять, к сожалению, не названы), кроме Юрия, было шесть сыновей и пять дочерей (выделено мной. – Н.П.), «одна из которых, Татьяна, умерла еще в детстве».
 «Вскоре после рождения сына Юрия семья Липкиных перебралась сначала в Винницу, а затем в Каменец-Подольский, на место нового назначения Александра Ксенофонтовича, – опираясь на архивные документы и воспоминания дочери Юрия Александровича Натальи Юрьевны, сообщает Зорин о раннем периоде жизни интересующего меня персонажа. – Здесь, как всегда, был снят под жилье большой дом с садом, где и прошли детские и юношеские годы Юрия Александровича».
К этому Александр Васильевич мог бы добавить, что, обосновавшись на новом месте, семья генерала обзавелась гувернантками для детей, слугами – помощниками по хозяйству, садовником, возможно, кучером по найму. Об этом, кстати, в своих воспоминаниях об отце частично пишет Наталья Юрьевна Липкинг – дочь Юрия Александровича: «Деда, артиллерийского офицера, переводили из части в часть, и семья кочевала, как нынешние офицерские семьи… В каждом новом городе семья снимала новый дом, обычно с садом, помимо родителей и дюжины детей, няня, кухарка, портниха, обязательно денщик деда, кто-то еще…». Ничего удивительного – привычный уклад жизни многих дворян того времени. Впрочем, не только дворян. Например, крестьянка, уроженка деревни Винниково, Надежда Васильевна Плевицкая (в девичестве Винникова), став известной певицей и приезжая в Курск, снимала не только квартиру для временного жилья, но и нанимала экипаж вместе с его владельцем-кучером для передвижения по губернии. По воспоминаниям писателя Евгения Ивановича Носова (о них поведал Ю.А. Бугров), его дед по материнской линии Алексей Иванович Брынцев, имевший лошадь и коляску на рессорном ходу, неоднократно выступал в качестве извозчика прославленной певицы.
Впрочем, это всего лишь небольшое лирическое отступление от основной темы. А в очерке историк Зорин сразу же переходит к временам 1-й мировой войны и последующей за ней Гражданской. «Здесь семья, – продолжая речь о городе Каменец-Подольском, сообщает далее он, – пережила 1-ю мировую и гражданскую войны».
Об отце большого семейства Александре Ксенофонтовиче Липкине Александр Васильевич Зорин счел необходимым дать если не исчерпывающую, то весьма объемную информацию:   Глава семейства, Георгиевский кавалер, ветеран боев в Восточной Пруссии, как писал позднее сам Липкинг, «у белых не служил и права голоса не лишался, при советской власти работал в качестве преподавателя в военном училище и позже – в средней школе».
После чего, словно спохватившись, что пропустил значительный эпизод жизни Александра Ксенофонтовича с 1917 по 1920 год, когда старая Россия рушилась, а новая, Советская, особенно по ее окраинам, еще не окрепла, Зорин пишет: «Но до этого ему пришлось пережить захлестнувшие Украину смутные времена, когда ставший родным Каменец то и дело переходил то к красным, то к белым, то к петлюровцам».
Но этого автору очерка показалось сказанным недостаточно для полноты образа Александра Ксенофонтовича, и он вводит очень важные детали его жизни в период смуты: «Старорежимный» генерал, однако, неизменно пользовался уважением среди жителей города, которые даже избрали его чем-то вроде коменданта. Находясь на этом довольно рискованном посту, А.К. Липкин довольно успешно старался поддерживать порядок в  городе».
Здесь, по-видимому, стоит на время оставить очерк кандидата исторических наук А.В. Зорина и обратиться к истории города Каменец-Подольского. Известно, что он в русских летописях упоминается с XI века. Входил в Галицко-Волынское княжество и не раз подвергался нападению венгров и поляков. Во время нашествия на Русь монголо-татарских завоевателей был ими захвачен и стал центром Подольской тьмы. С 1362 года – под властью литовских князей Ольгердовичей. В конце этого века несколько раз переходил от литовцев к полякам и наоборот. В 1463 году Каменец-Подольский, согласно данным викопедии, был «провозглашён Королевским городом Польши».
В 1672 году вместе с Подольем в связи с предательской ролью гетмана Дорошенко вошел в Османскую империю. Однако с 1699 года вновь с составе Польши – Речи Посполитой. А с 1793 года, после второго раздела Речи Посполитой между европейскими государствами, вместе со всей правобережной Украиной отошел к Российской империи и вскоре (с 1797 года) стал центром Подольской губернии, просуществовавшей до 1917 года.
По переписи 1912 года в Каменце проживало более 50 тыс. человек – в основном русских, украинцев, поляков и евреев. Однако революционные события февраля и октября 1917 года и последующая затем Гражданская война внесли значительные корректировки в численность населения города. По переписи 1921 года в городе значилось только 26600 человек, в 1926 году в нем проживало чуть более 31 тысячи жителей, а в 1931 – около 33,5 тысяч.
Эти данные привожу для того, чтобы читателям было лучше ориентироваться в сообщении Зорина об успешном поддержании правопорядка «старорежимным генералом» А.К. Липкиным в указанный период времени в Каменце-Подольском. С этой же целью, по-видимому, стоит назвать и хронологию перехода города, кстати, находящегося в нескольких десятках километров от Румынии и Польши, «из рук в руки».
Согласно данным википедии, 23 апреля 1917 года в Пушкинском доме города начал работу первый двухнедельный съезд представителей Юго-Западного фронта, на котором с речью выступали военные деятели, в том числе такие, как А.А. Брусилов и Л.Г. Корнилов. Произносили свои воинственно-патриотические речи-воззвания «о войне до победного конца» также Борис Савенков и военный министр Временного правительства Александр Керенский. Были на съезде и большевики, которых представлял Николай Крыленко, ратовавший за прекращение войны.
26 октября (8 ноября) 1917 года, сразу же после событий в Петрограде, на совместном заседании Совета рабочих и солдатских депутатов в Каменце-Подольском была провозглашена Советская власть. Председателем городского Совета, как следует из истории города, был избран печатник местной типографии Михаил Николаевич Кушелев (1888-1971), а комиссаром по продовольствию назначен бывший наборщик этой же типографии Григорий Адамович Головановский-Барский (1896-1966). Новую власть поддержали военные части 12-го армейского корпуса.
Советская власть продержалась в городе около двух месяцев. В это время в Киеве была образована националистическая Центральная Рада, сформировавшая правительство, и 27 декабря 1917 года по решению украинского правительства в Каменец прибыла украинизированная 12-я сечевая стрелецкая дивизия под командованием губернского комиссара Центрального Совета Г. Степуры и установила в городе власть украинских националистов. Для управления городом была создана городская Дума.
21 января 1918 года солдаты 74-го Ставропольского полка и штабные офицеры 12-го армейского корпуса арестовали представителей украинской власти, распустили городскую Думу и выдворили украинские сечевые и гайдамацкие части из города.
Принимал ли в этом участие бывший генерал царской армии А.К. Липкин и его старшие сыновья, например, полковник Александр Александрович, – неизвестно. С одной стороны Александр Ксенофонтович вряд ли мог приветствовать украинских националистов, начавших отделение от России еще после февральских событий 1917 года и ратовавших за свободную Украинскую народную республику (УНР) и ее вооруженные силы, одним из военачальников которых стал бывший генерал-майор русской императорской армии Павел Петрович Скоропадский (1873-1945). С другой – в годы войны Скоропадский, возглавлявший конноартиллерийский корпус и служивший под началом А.В. Самсонова, мог быть лично знаком с А.К. Липкиным. И теперь, находясь у власти, на правах «старого знакомца», возможно, рассчитывал переманить на свою сторону опытного штабиста, обещая ему высокую зарплату. Семью-то ведь надо было как-то содержать… За лампасы, пусть и генеральские, деньги без наличия воинской должности не платят…
10 февраля (28 января по старому стилю) 1918 года премьер УНР Голубович объявил о подписании в Брест-Литовске мира с австро-германским командованием. Расчет на этот союз был прост: чтобы австрийцы и немцы оказали военную помощь в вытеснении советских сил с территории Украины.
Начиная с 18 февраля немецкие и австро-венгерские воинские части стали переходить украинский участок линии Восточного фронта и продвигаться вглубь Украины.
19 февраля немецкие войска вошли в Луцк и Ровно, и в этот же день в Каменец-Подольский прибыл полковник князь Игорь Комнин-Палеолог, выдававший себя за потомка византийских императоров Палеологов. Он обладал даром красноречия, и ему удалось сагитировать на сторону украинской власти находящийся в городе состав 3-го мусульманского батальона Кавказского корпуса. Ждали лишь подхода союзников.
Австро-венгерские войска вторглись в пределы Украинской народной республики 25 февраля, перейдя приграничные реки Збруч и Днестр, и с ходу, как сказано, в википедии, заняли города Каменец-Подольский и Хотин. Затем они, не встречая сопротивления, двинулись дальше, а в городе остался мусульманский батальон князя И. Комнин-Палеолога, переметнувшегося на сторону бывшего врага.
Таким образом, Советская власть в Каменце вновь была свергнута. Воинские подразделения в городе и его пригородах, до этого момента поддерживающие большевиков, были обезоружены и расформированы. Естественно, не обошлось без жертв.
И хотя в городе была восстановлена городская Дума, все решения принимали представители австро-венгерского командования. Правда, поддержание порядка как в самом Каменце, так и в ближайших населенных пунктах, если следовать данным википедии, возлагалось все же на солдат мусульманского батальона – в основном татар.
При этом имя генерала-миротворца А.К. Липкина вновь нигде не упоминается.
28 апреля германские военные в Киеве разогнали Центральную Раду, украинское правительство (многие были арестованы и посажены в тюрьму) и на следующий день фактически назначили Павла Скоропадского гетманом всей Украины с диктаторскими полномочиями. А Скоропадский, чувствуя поддержку немцев, как истинный самодержец, упразднил Украинскую народную республику, а также все революционные реформы и объявил Украинскую державу.
Так по мановению немецкой «волшебной палочки», а точнее – военной дубины был совершен государственный переворот на Украине. (В 2014 году не без участия Германии в Киеве будет совершен еще один государственный переворот. История украинцев ничему не учит. Впрочем, одних ли украинцев?..)
Правление гетмана П.П. Скоропадского для жителей Каменец-Подольского запомнилось указом от 17 августа 1918 года о создании в городе в дополнении к имеющимся гимназиям Государственного Всеукраинского университета. В период с 1918 по 1920 год, как сказано в интернетовской статье, на 5 университетских факультетах обучались более 1400 студентов.
В 1918 году тринадцатилетний Юрий Липкин, надо полагать, заканчивал очередной класс мужской гимназии и переходил в следующий. Следовательно, все происходящее видел собственными глазами. Возможно, увиденное пытался запечатлеть на бумаге – в стихах и прозе, – а еще подумывал о поступлении в университет после окончания гимназического курса.
В середине 1918 года после поражения Австро-Венгрии, Германии и их союзников в войне, гетман Скоропадский и его держава, лишившись поддержки, были обречены. 14 ноября бывшие деятели Центральной Рады (В. Винниченко, С. Петлюра и другие) учредили Директорию – высший орган государственной власти вновь восстановленной ими УНР. И в этот же день, опираясь на перешедшие на их сторону войска, свергли власть Скоропадского, вынудив последнего бежать за рубеж.
Главным атаманом (главнокомандующим вооруженных сил) УНР, а вскоре и председателем Директории (с 13 февраля 1919 года) был избран С. Петлюра, установивший военную диктатуру.
Но уже 28 ноября все того же 1918 года в пику Директории в губернском Курске Советской России было создано Временное рабоче-крестьянское правительство Украины в главе с Г.Л. Пятаковым. А 30 ноября декретом этого правительства была создана Украинская советская армия во главе с В.А. Антоновым-Овсеенко, основным ядром которой стали 1-я и 2-я Повстанческие дивизии и бывшие партизанские отряды, воевавшие с немецкими оккупантами
12 декабря части 1-й и 2-й Повстанческих дивизий начали наступление, в ходе которого были заняты  города Клинцы, Новгород-Северский, Глухов и ряд других. 21 декабря после отхода немецких войск, был взят Белгород, и началось наступление на Харьков.
Терпя поражение за поражением, 31 декабря Директория предложила Совнаркому РСФСР переговоры о мире. Совнарком согласился, но поставил условия, с которыми не согласилась уже Директория.
В ночь с 1 на 2 января 1919 года в Харькове началось большевистское восстание против Директории и петлюровцев. Совет немецких солдат поддержал восстание и выдвинул петлюровцам ультиматум – в течение суток вывести все войска из Харькова. 3 января в Харьков вошли подразделения Украинской советской армии.
16 января Директория объявила войну РСФСР, в которой тут же потерпела поражение. Уже в феврале 1919 года Красная Армия взяла Киев. Воинские части украинской армии, разочарованные политикой национального правительства и привлечённые социальными лозунгами советской власти, массово переходили на сторону большевистского правительства Советской Украины.
В марте 1919 года из крупных городов Украины под контролем Директории и правительства УНР находились только Житомир и Винница, откуда им тоже предстояло бежать. Остатки петлюровских войск были прижаты к пограничной реке Збруч.
Что же касается Каменец-Подольского, то 24 марта 1919 года в городе началось антипетлюровское восстание, в котором участвовали городские рабочие, часть солдат гарнизона и крестьяне окрестных сел. Для подавления восстания Петлюра был вынужден снять войска с фронта. Подавив восстание, петлюровцы жестоко и кроваво расправились с его участниками, избивая до полусмерти любого подозрительного горожанина, грабя и убивая невинных обывателей. Город запылал – начались еврейские погромы.
17 апреля 1919 года Каменец заняли фронтовые части Красной Армии. Естественно, представители Советской власти не очень церемонились с приверженцами Петлюры. Как отмечается в википедии, «особенной жестокостью отличалась сотрудник ВЧК Фаня Гурвитц, собственноручно производившая расстрелы врагов Советской власти». Однако жизнь в городе, несмотря на разбалансировку товаро-денежных отношений, инфляцию, дефицит товаров первой необходимости, спекуляцию, участившиеся случаи болезней и даже смертей от эпидемии тифа, постепенно налаживалась. Уже 20 апреля 1919 года при городском комитете КП(б)У начала издаваться газета «Большевик». 1 мая 1919 город посетил Г.И. Петровский, выступивший с речью на открытии первого цеха завода твердосплавного инструмента.
Но мирная жизнь города вновь продолжалась недолго. 3 июня 1919 года Третья дивизия армии Петлюры форсировав Збруч, осадила Каменец-Подольский. Три дня боёв за город сопровождались казнями большевиков, грабежом населения и еврейскими погромами. По данным википедии об истории города, были убиты сотрудники ВЧК, представили советских и партийных органов, не сумевшие покинуть город, а также 52 еврея в самом Каменце и 78 евреев в  Китай-городе.
6 июня 1919 года из Киева и Винницы, занятых Красной Армией, в Каменец перемещается Директория и правительство. Город становится столицей УНР. (Стоит отметить, что Директорию в этот период времени возглавляли Симон Петлюра, Андрей Макаренко и Федор Швец.) В город переехали многочисленные правительственные учреждения и целые министерства, а также типография казначейства УНР, где на германском оборудовании печатались украинские гривны, боны, облигации и другие ценные бумаги. В город ринулись массы всевозможных дельцов и спекулянтов. Причиной этому было значительная отдалённость Каменца от линии фронта и его выгодным расположением на нейтральной румынской границе.
17 июня к Петлюре обратилась делегация еврейской общины Каменца, требовавшая немедленного прекращения погромов. Петлюра пообещал пресечь мародерство, но ничего для этого не сделал, и случаи притеснения еврейского населения со стороны военных и гражданских лиц продолжались.
Возможно, в делегации еврейской общины был и бывший генерал Александр Ксенофонтович Липкин, которому на ту пору было около 56 лет, и он имел авторитет среди населения. Однако однозначно утверждать такой факт невозможно: никаких сведений на данный счет нет.
7 июля 1919 года к городу стали подступать войска Красной Армии, и Петлюра обратился за помощью к Диктатуре Западной Украинской Народной Республики – еще одной украинской националистической государственной структуры, образовавшейся на территория Австро-Венгрии и Польши с украинским населением. 16 июля  Галицкая армия ЗУНР переправилась через Збруч и вошла в город для поддержки армии УНР. Между Директорией УНР и Диктатурой Западной области УНР было достигнуто соглашение об объединённом походе против большевиков. Возглавил объединённые войска Головной атаман Симон Петлюра. Это на время остановило наступление Красной Армии, сражавшейся уже не только с петлюровцами, но и с войсками генерала А.И Деникина (1872-1947). 31 августа 1919 года в Каменце даже провели праздничный военный парад по случаю захвата украинскими войсками Киева.
Но уже 7 ноября 1919 Каменец вновь оказался зажат в кольцо противников: с севера наступали части Красной Армии, с востока – деникинцы, заключившие 6 ноября договор с командованием Галицкой армии о совместной борьбе против красных, из-за Збруча – польская армия. 15 ноября Директория, передав все права Петлюре, сбежала в Вену. А 17 ноября С. Петлюра вместе с правительством, штабами и армией покинул Каменец, в который тут же вошли части польской армии.
Теперь Петлюре и возглавляемой им Директории приходилось перемещаться с места на место по железной дороге, в штабном вагоне. По-видимому, в это время появилась поговорка «Едет вагон – в нём директория, а под вагоном вся территория». Вскоре Петлюра бежал из Украины в Польшу, где 21 апреля 1920 года от имени Директории заключил договор с польским правительством о совместных военных действиях армии УНР и польской армии против Советской России.
Что же касается Каменец-Подольского, то, как сказано в википедии, с ноября 1919 по апрель 1920 года Каменец-Подольский был занят белополяками, но по сути оставался нейтральным городом. Вокруг него стояли 4 противоборствующие армии: польская, деникинская, большевистская и румынская. Существующее положение давало возможность находиться в Каменце представителям различных украинских сил и течений, в частности премьеру Исааку Мазепе и ряду членов правительства УНР. Они поддерживали связь с Петлюрой в Варшаве и с остатками петлюровской армии.
Но во второй половине мая 1920 года Красная Армия в результате Киевской операции вытеснила белополяков и союзных им петлюровцев к Днестру, а за июнь-июль отбросила врага к Варшаве.
14 июля 1920 года Каменец-Подольский опять оказался под Советами. А 24 июля в городе, пострадавшем от артиллерийских обстрелов, был проведён первый коммунистический субботник.
Но уже 19 сентября во время очередного наступления белополяков и петлюровцев Каменец-Подольский в очередной и последний раз оказался под властью Директории. При штурме города в нем произошли пожары и разрушения, в том числе был сожжен губернаторский дворец.
12 октября 1920 в Риге между Польшей и Советской Россией был подписан прелиминарный мир, согласно с которым 18 октября по всему фронту прекращались боевые действия. Песенка националистической УНР и Директории была спета.
16 ноября 1920 года в Каменец-Подольский вошли регулярные части Красной Армии, в городе была восстановлена Советская власть. А 30 ноября, как следует из википедии, для поддержания общественного порядка и для борьбы с бандитизмом, в городе было создано управление ВЧК (начальник – В.П. Астахов) и подразделение гражданской милиции.
Такова вкратце общественно-политическая и социально-бытовая обстановка в городе Каменце-Подольском с начала 1917 и до конца 1920 года, в которой приходилось жить (возможно, выживать) семье будущего педагога, археолога и писателя Юрия Александровича. А ему то ли в январе, то ли в декабре 1920 года исполнилось 16 лет.
(После того, как эта и другие главы книги были уже написаны, произошла моя встреча с дочерью писателя Натальей Юрьевной Липкинг. Выяснилось, что свой день рождения Юрий Александрович многие годы курского периода жизни отмечал в семье все же в январе, а не в декабре. Следовательно, наиболее верная версия даты его рождения, обозначенная в вышеперечисленных биографических статьях, –  1 января 1904 года. Впрочем, и эта дата – не бесспорный факт…
Наталья Юрьевна также пояснила, что нянчила детей и ухаживала за ними няня по имени Маша. Была из поповских дочерей, знала множество старинных песен, пользовалась в семье авторитетом.
Гувернанток и горничных в доме Липкиных не было.)



ЗАГАДКИ БИОГРАФИИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ

Порассуждав о том, в какой обстановке приходилось жить семье Липкиных (или, по крайней мере, значительной ее части) в период с 1917 по 1920 год, что повидать и что перенести, возвратимся к вопросу о составе этой семьи.
Александр Васильевич Зорин в цитируемом уже не раз очерке «Патриарх курской археологии» пишет: «Революция разбросала большую дружную семью. Старший из братьев, Александр, полковник артиллерии и выпускник Академии Генерального штаба участвовал в белом движении и вынужден был эмигрировать в Болгарию. В эмиграции оказался также и талантливый математик Михаил, равно как и его сестры, Елизавета и Екатерина. Им предстояло искать новое место жизни – в Болгарии, затем во Франции, Аргентине. Два других брата, Иван и Василий, следуя семейной традиции, стали военными, командирами Красной Армии и погибли в годы Великой Отечественной войны. Алексея судьба забросила в Сибирь, где он обосновался в Иркутске. Младший из братьев, Владимир – поэт, член Союза писателей СССР и член президиума Союза писателей Средней Азии – перебрался в Ташкент и увез с собой овдовевшую мать (Александр Ксенофонтович скончался в 1932 г.). Сестра Наталья вышла замуж за начальника Главсевморпути, была репрессирована в 1937 г. и после лагерного срока выслана на поселение в Архангельский край. Последняя из сестер, Анна, обосновалась в станице Ассиновской в Чечне».
После таких подробных и обстоятельно изложенных данных, наконец, с братьями и сестрами Юрия Александровича все стало на свои места. Обратившись в интернет, выяснил, что действительно писатель Липкин Владимир Александрович (1912-1980) не просто состоял в Союзе писателей СССР, но окончил литературный институт имени М. Горького, работал в редакции газеты Туркестанского военного округа «Фрунзинец», в Узгосиздате, в аппарате Союза писателей Узбекистана, в журнале «Звезда Востока». Публиковаться начал с 1936 года. Выпустил несколько поэтических сборников, в том числе «Ода маю», «Меч и песня», «Стихи», «В кругу друзей», «Две поэмы», «На вахте мира», «Завхозы и стрекозы», «Избранное» и другие. Кроме стихов, его перу принадлежит несколько драматических произведений. В предвоенные и послевоенные годы поэт Владимир Александрович Липкин, публикуясь под псевдонимом Владимир Липко, пользовался известностью и популярностью.
На просторах интернета (на Проза.ru) о Владимире Александровиче опубликована статья Вероники Горловой «Владимир Александрович Липкин», которая начинается так: «Неизгладимый отпечаток в моей жизни оставила дружба с семьёй Липкиных в Ташкенте. Отец – Владимир Александрович – писатель и поэт, мать – Александра Викторовна посвятила свою жизнь семье, хотя имела филологическое образование и закончила консерваторию. Две дочки: Наташа и Ира. Наташа – биолог, а Ира училась со мной в университете на Востфаке, на китайском отделении».
Далее идет рассказ об Ирине Владимировне, который мы опустим, ибо он не входит в концепцию данной работы. Зато остановимся на следующем описании семейно-бытовых условий жизни Владимира Александровича и его родословной: «Мне нравилось бывать у них дома, в обычной трёхкомнатной квартире на Чиланзаре. Благодаря Александре Викторовне здесь было уютно и красиво, чувствовался свой дух: пианино с канделябрами, шёлковые персидские коврики на стене, старинная мебель, английский фарфор с пейзажами, столовое серебро...
…Владимир Александрович устраивал читки своих неопубликованных произведений, выпускал домашнюю стенгазету, которую вывешивали в туалете, играли в игры, где надо было экспромтом подбирать рифмы к стихам. А ещё устраивались беседы на разные темы…
…Самое поразительное для меня было то, что в домашней библиотеке Владимира Александровича были бесценные книги с дарственными надписями таких авторов, как Анны Ахматовой, Алексея Толстого...
Я впитывала новые для себя знания: узнала все течения в поэзии серебренного века – акмеизм, имажинизм, футуризм, символизм...  Впервые услышала многие имена: Фёдор Сологуб, Саша Чёрный, Игорь Северянин, Велемир Хлебников, братья Бурлюки...
Владимир Александрович подарил мне книгу с поэмой «Глаза» и  другие свои произведения.
Во время Отечественной Войны какое-то время в Ташкенте были в эвакуации все известные писатели страны. Они часто собирались у молодого поэта Владимира Липко (Липкин – псевдоним). Анна Ахматова полюбила его, по-барски покровительствовал ему и Алексей Толстой.
Сам Владимир Александрович был из Каменец-Подольского, из дворянской семьи. Брат жил за границей, ушёл с белыми. Владимира Александровича, видимо, сослали в Чирчик (рядом с Ташкентом), где он работал чертёжником. Увлекался шахматами. …Был остроумный и весёлый, порой мистический – мог по фотографии видеть судьбу человека. Танцевал «Канкан»  на столе в платье дочери, разыгрывал шарады.
Я, конечно, обожала его…»
Этого, пожалуй, достаточно. Остается лишь отметить, что статья В. Горловой написана в Мельбурне и  датирована 18.03.2011 г.
Как видим, данные в статье Горловой в поэте Владимире Липкине (Липко или Лепко) во многом согласуются с данными А.В. Зорина. Они также не вступают в противоречия с версией С.П. Щавелева о преследовании советской властью Юрия Александровича и других членов семьи Липкиных. Или все же Лепко?..
И хотя о сестре Юрия Александровича Наталье, подвергшейся репрессиям, и Зориным, и тем более Щавелевым сказано определенно ясно и понятно, но беспокоила фраза, что она была женой начальника Главсевморпути.
Как известно, начальником Главсевморпути, созданного в 1932 году, был Отто Юльевич Шмидт (1891-1956), академик (1935), вице-президент АН СССР (1939-1942), Герой Советского Союза (1937), который, ясное дело, не являлся супругом Натальи Александровна и репрессиям не подвергался. Но, к сожалению, способствовал тому, чтобы репрессии коснулись руководителей различных служб и подразделений Главсевморпути. 
В одной из интернетовских статей о Главсевморпути сказано, что в записке на имя В. Молотова, снабженной грифом «Совершенно секретно», О.Ю. Шмидт 31 октября 1937 года, оправдываясь о промахах в работе, писал: «Особо останавливаюсь на наличии врагов и вредителей в системе Главсевморпути… Очищая аппарат, я в течение этого лета уволил около 30 человек, в какой-то степени сомнительных. Некоторые из них впоследствии были арестованы. Наши территориальные управления оказались исключительно зараженными троцкистами, зиновьевцами, бывшими белогвардейцами и просто жуликами».
А несколько ниже в этой же статье сообщается о том, кто конкретно попал под жернова репрессий: «Еще в ноябре 1937 года отстранили от должности и арестовали руководителя морских операций в западном секторе П.П. Ковеля, начальников Архангельского территориального управления Харитонова, управлений морского транспорта Э.Ф. Крастина, Гидрографического управления – П.В. Орловского, Политического управления – С.А. Бергавинова.
В начале 1938 года, после возвращения с вынужденной зимовки на транспортных судах, были арестованы заместитель начальника гидрографического управления Н.И. Евгенов, директор Всесоюзного Арктического института Р.Л. Самойлович…»
А в интернетстатье С. Ларькова «Враги народа за Полярным кругом» вообще десятки фамилий репрессированных в 1937 году лиц, причастных к деятельности Главсевморпути и его территориальных и производственных структур.
Следовательно, в сообщении о Наталье Александровне, что она жена начальник Главсевморпути, допущена неточность в формулировке. Но суть от этого не меняется, факт остается фактом: какую бы фамилию она не носила по мужу, но вскоре после рождения ребенка была неправомерно осуждена и отправлена в одну из колоний ГУЛАГА…

Теперь обратим внимание на фразу в очерке А.В. Зорина «Революция разбросала большую дружную семью». С литературной точки зрения фраза безупречна – в ней образность, экспрессия, авторское отношение, информативность, историческое содержание, но с практической, житийно-бытовой – она не совсем корректна и объективна. И вот почему: как следует из текста, старшие сыновья Александра Ксенофонтовича, Александр и, по-видимому, Михаил, уже на период 1-й мировой войны имели собственные семьи и жили обособленно от родителей. Замужними были, надо полагать, и старшие дочери генерала – Елизавета и Екатерина, причем замужем за офицерами, сначала воевавшими с германцами, а затем во время Гражданской войны перешедшими на сторону белых. Когда же белое движение потерпело поражение, Елизавета и Екатерина, кстати, служившие сестрами милосердия, были вынуждены вместе со своими мужьями-белогвардей-цами эмигрировать в православную Болгарию.
Кстати, о том, что полковник Александр Александрович был женат (к тому же не один раз) в своих воспоминаниях сообщает знакомый семьи Юрия Липкинга А.Н. Макарский, дед и родители которого вернулись из эмиграции и стали проживать в Курске. «Александр Александрович – полковник-артиллерист, выпускник Академии Генерального штаба – во время гражданской войны воевал на стороне белых, потерял в боях ногу и эмигрировал в Болгарию,  – пишет Макарский в статье, опубликованной в книге «Ю.А. Липкинг: курский археолог, писатель, педагог». – Он был трижды женат (в последний раз на Варваре Новосильцевой) и скончался в возрасте около 80 лет».
А вот младшие дети супругов Липкиных – Иван, Василий, Юрий, Алексей, Владимир, Анна и Наталья, действительно могли жить вместе с родителями в большом родительском доме и учиться в гимназиях, а затем, при Советской власти, и средних школах. (В Каменце, по данным википедии, были мужская гимназия (до 1920) с 8-классным циклом образования и две женские – Мариинская и Славутинская (до 1919) с 7-класным циклом образования. После 1920 года гимназии были преобразованы в 1-ю и 2-ю трудовые школы.)
Если принять во внимание, что семья генерал-майора Александра Ксенофонтовича прибыла в Каменец-Подольский в 1915 году, как сказано в памятке, то главному герою данной работы, Юрию, если он действительно родился 1 января, было менее 11 лет. Но так как в российские гимназии принимали детей в возрасте от 8 до 10 лет с предварительной начальной подготовкой – уметь читать, писать и считать до 100, – то можно предположить, что он к моменту переезда в Каменец уже окончил, как минимум, один или два класса какой-то другой гимназии. Теперь же ему предстояло учиться во втором или третьем классе.
Здание Каменец-Подольской мужской гимназии было каменное, трехэтажное (в интернете есть фотографии этого здания начала ХХ века). Но после февральских событий 1917 года, если верить данным википедии, его почему-то забрали польские военные, а городские власти под гимназию приспособили четыре других малоподготовленных для этой цели здания. В 1918 году польские военные покинули город, и трехэтажное здание вновь было возвращено гимназистам.
Надо также иметь в виду, что обучение в гимназии было платным – 100 рублей в год. Но с началом войны с Германией и Австро-Венгрией в связи с удорожанием жизни в стране государство стало субсидировать обучение, особенно малообеспеченных учеников. И теперь оплата не превышала 80 или 60 рублей. Этот бы опыт да нашим правителям…
Так как мужская гимназия в Каменец-Подольском, несмотря на социальные потрясения и военные действия между противоборствующими сторонами, функционировала до конца 1920 года, то к этому времени Юрий Липкин теоретически мог окончить, опять же, как минимум, 7 или 8 классов. И при этом мог получить достаточно полные знания и навыки по российской словесности и грамматике, истории, математике, физике, политэкономии, статистике, латинскому, немецкому и французскому языкам, входившими в обязательную программу обучения. А также музыке, пению, рисованию, черчению и другим дисциплинам, в том числе гимнастике. (Такой предмет, как закон божий, оставляю за скобками, ибо это было делом само собой разумеющимся и обязательным.) Кстати, иностранные языки в гимназиях преподавали с 4 класса, и к окончанию курса обучения, все гимназисты бегло говорили на них.
В интернете можно найти документы, рассказывающие о поименном перечне выпускников Каменец-Подольской мужской гимназии за 1917, 1918, 1919 и 1920 годы. В том числе и с досрочным окончанием обучения в связи с уходом на фронт или с переходом в военное училище. Естественно, число выпускников гимназии в эти годы по сравнению с 1914 и 1915 годами снизилось. Если в 1914 году было выпущено 42 гимназиста, в 1925 – 41, то в 1918 – только 23, в 1919 – 28, а в 1920 – всего лишь 7.
А вот выпускника с фамилией «Липкин» в этих списках нет, ни как православного, ни как иудея, ни как приверженца римско-католической церкви. Очередная загадка в биографии Юрия Александровича Липкинга. Если гимназия действовала, то почему он, как другие его ровесники, не окончил ее? Безденежье родителей, оказавшихся не у дел после революции?.. Личное решение подростка бросить обучение после пятого класса и довольствоваться полученными знаниями?.. Тогда что он делал в 1919 и 1920 годах, когда ему было 15-16 лет?.. Занимался самообразованием, следуя наставлениям родителей – отца-генерала и матери-учительницы – и присматривал за младшими братьями и сестрами, пока родители худо-бедно старались заработать уроками и прокормить семью?..
По тем временам шестнадцатилетние парни из рабочих и крестьянских семей считались вполне взрослыми и могли уже обзаводиться собственными супругами и детьми. В дворянских – детство продолжалось дольше. Например, тем, кто учился в военных училищах, вообще запрещалось жениться до окончания училища и получения офицерского чина. Но это в мирное спокойно-размеренное время, а период социальных и политических катаклизмов прежние устои и законы вряд ли действовали…
А жизненный пример нашего земляка-писателя Аркадия Петровича Гайдара, одногодка Юрия Липкинга, только подтверждает версию «ускоренного взросления» подростков во время социальных катаклизмов: в 15 лет – в Красной Армии, в 16 – на курсах красных командиров и командование отрядом курсантов. В 17 – командир батальона, а затем и полка. А это как раз период  времени с 1917 по 1921 год.
Но это Аркадий Гайдар, а вот что делал в свои пятнадцать и шестнадцать лет Юрий Липкин (Липкинг) остается загадкой, которую раскрыть вряд ли удастся когда-либо…
(Когда книга была уже сверстана, Наталья Юрьевна Липкинг в ходе встречи пояснила, что муж тетки Наташи Александровны – Лев Эстеркес – был инженером-судостроителем и некоторое время находился в командировке в США по закупке моторов. По возвращении из Америки в Союз он и все члены делегации попали под репрессии.)



НАЧАЛО ТРУДОВОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

С установлением Советской власти в городе для семьи Липкиных, естественно, встал вопрос, как зарабатывать на жизнь. Царского генерала, пусть и боевого, пусть и кавалера ордена Георгиевского креста новая власть содержать не собиралась. И тут курские биографы Щавелев и Зорин со ссылкой на автобиографию самого Юрия Александровича (она датирована 1 ноября 1943 года) сообщают, что его отец Александр Ксенофонтович «…права голоса не лишался, при советской власти работал в качестве преподавателя в военном училище и позже – в средней школе».
Каких-либо сведений, что в Каменце-Подольском с 1921 года существовало военное училище, в интернете найти не удалось. Но в пограничном городе, когда до границы с Польшей было не более 30 километров, а до границы с Румынией и того меньше – 24 километра, просто обязана находиться довольно крупная воинская часть. И в ней Александр Ксенофонтович как специалист-артил-лерист вполне мог проводить занятия как с командирами, так и с рядовыми красноармейцами. А с февраля 1924 года Каменец-Подольский стал местом дислокации 23-го пограничного отряда. Следовательно, работы у бывшего генерала и «старорежимного спеца» могло прибавиться. И, возможно, в это время младшие братья Юрия – Иван и Василий – стали служить в Красной Армии…
Кстати, примеры тому были. Так, герой 1-й мировой войны, генерал от кавалерии, а затем и командующий Юго-Западным фронтом (1916) Алексей Алексеевич Брусилов (1853-1926) в 1918 году приказал сыну перейти на службу в РККА – Рабоче-крестьянскую Красную Армию, а сам сделал это в 1920 году, инспектируя красную кавалерию и ведя преподавательскую работу на курсах красных командиров. 
Несмотря на трудности – нехватку продовольствия, промышленных товаров, разгул бандитизма, спекуляции, участившихся фактов контрабанды, – жизнь в городе и его окрестностях постепенно налаживалась. Работали городской рынок и частные магазины, мастерские, восстанавливались производственные объекты, выходили советские газеты. Открывались клубы рабочей молодежи, действовал городской театр. В 1921 году был открыт Каменец-Подольский сельскохозяйственный институт, а некогда учрежденный Скоропадским университет преобразован в Каменец-Подольский институт народного образования. С 1922 начали работу цеха комбината хлебопродуктов.
Кроме структурного подразделения ВЧК, державшего в страхе всех «бывших» и антисоветски настроенных горожан, охрану порядка стала поддерживать городская милиция, созданная из жителей города. И в рамках борьбы с детской беспризорностью были открыты 2 дома-интерната, которые милиция взяла на свое содержание.
По-видимому, в 1921 году заработала слесарно-кузнечная мастерская наркомата земледелия «ИМО», куда учеником слесаря устроился шестнадцатилетний Юрий Александрович, имевший к этому времени несколько классов классической гимназии, достойное домашнее воспитание, в достаточной мере владевший украинским, польским, еврейским (идиш) языками, чтобы общаться с разноязыким населением города. Возможно, в меньшей степени владел он французским или немецким – что-то осталось от учебы в гимназии, а что-то мог получить в наследство и от образованных родителей.
Вообще сбрасывать со счетов воспитательную работу и процесс самообразования не стоит. Вот как об этом в общих чертах сообщает Наталья Юрьевна Липкинг в воспоминаниях об отце: «По рассказам папы и тети Натальи Александровны (той самой, что была репрессирована в 1937 году, а затем, после отбытия срока наказания, выслана в Архангельскую область. – Н.П.) сложилось впечатление о некой художественной атмосфере в доме деда: музицирование, рисование, домашние спектакли, шарады, бесконечные каламбуры и розыгрыши, сочинение стихотворной летописи – семейной хроники».   
Надо полагать, что Юрий Александрович в короткий срок овладел слесарной наукой, а вскоре уже самостоятельно выполнял необходимые слесарные и кузнечные операции, которые требовали большой физической силы, ибо тогдашнее производство, как правило, основывалось на ручном труде.
Как относились «потомственные» пролетарии к «новоокрещенному пролетарию» из дворян – а принадлежность к дворянству в 26-тысячном городе было не скрыть, все друг друга знали, – трудно сказать, но то, что он на данном предприятии продержался до 1925 года, позволяет сделать вывод: в коллектив влился и честно трудился. А то, что он какое-то время работал молотобойцем, прямо указывает на его физическую силу и сноровку. Молот, а точнее кувалда – не сапожный молоток! Весит в среднем от 8 до 10 килограммов. Не каждый взрослый мужчина способен управляться с ним в течение рабочего дня. К концу смены будут и руки дрожать, и спина гудеть, как вечевой колокол. А Юрий Александрович, как видим, справлялся. Да так справлялся, что оказался в поле зрения профсоюзный деятелей предприятия. Ибо именно по направлению профсоюзной организации «Металлист» в 1925 году он стал слушателем юридических курсов, готовивших советских юристов. Успешно сдав экзамены на члена Коллегии защитников при Каменец-Подольском окружном суде, то ли с этого 1925 года, то ли со следующего, Юрий Александрович стал работать в суде. И проработал на поприще юриста-защитника (адвоката) в городе Каменце-Подольском, как сообщает сам в автобиографии, 4 года. Правда, в анкете личного листка по учету кадров от 31 октября 1943 года он время работы в Коллегии защитников обозначил с 1925 по 1930 год.
Дату его работы юристом в Коллегии защитников Каменец-Подольского окружного суда с 1925 по 1930 приводят в своем очерке А.В. Зорин, которому и принадлежит первенство обнаружения и обнародования автобиографии, личного листка по учету кадров Ю.А. Липкина-Липкинга. (Личный листок по учету кадров оформлен на Липкина Юрия Александровича, а характеристика, данная ему заведующим сектором школ Курского облоно 30 июня 1942 года, оформлена на Липкинга Юрия Александровича.)
Эта же дата использована и в википедии, в биографической статье о Липкинге, во многом согласующейся с версией А.В. Зорина.
В каких делах в качестве защитника участвовал Юрий Александрович, за давностью лет уже никто не скажет. Сам он на эту тему, как следует из воспоминаний его дочери и других лиц, знавших его, не распространялся. Можно предположить, что это были дела гражданские и уголовные.
А в его любимом, по определению Натальи Юрьевны, городе Каменце в это время происходили все новые и новые изменения. Так, в 1923 году Старая крепость, известная с 1374 года (позже не раз перестраиваемая), Постановлением СНК УССР была объявлена государственным историко-культурным заповедником. С 1924 в городе начала издаваться газета «Червоний кордон» («Красная граница»), в которой начал публиковаться будущий известный советский писатель Владимир Павлович Беляев (1909-1990), уроженец Каменец-Подольского и автор десятка повестей и романов, в том числе трилогии «Старая крепость». Кстати, он также из «бывших»: его отец Павел Федорович был секретарем окружного суда. Сам Владимир Павлович сначала окончил школу-семилетку, затем учился в ФЗО при заводе «Мотор» и на вечернем отделении института народного образования, преобразованного позже в пединститут. Рабочий стаж с 1926 года, писательско-журналистский – с 1934. Член Союза писателей СССР с 1938.
В 1924 году при институте народного образования был создан кружок любителей радио, а с 8 сентября 1925 в городе заработала первая радиостанция. Началась радиофикация сел. 20 декабря 1925 открылся городской пионерский клуб.

Как известно из истории СССР, к 1926 году восстановление народного хозяйства, разрушенного революционными событиями, германской оккупацией западных областей страны, гражданской войной и интервенцией, закончилось. Ушли в прошлое продразверстка и политика «военного коммунизма», но с 1928 года началась индустриализация промышленности и коллективизация сельского хозяйства, сопровождавшееся массовым раскулачиваем зажиточных крестьян. Особенно остро в социальном и политическом плане это проходила в 1930 году, после выхода 30 января Постановления Политбюро ЦК ВКП(б) «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации».  Согласно этому документу, кулаки были разделены на три категории:
первая категория – контрреволюционный актив, организаторы террористических актов и восстаний;
вторая категория – остальная часть контрреволюционного актива из наиболее богатых кулаков и полупомещиков;
третья категория – остальные кулаки.
Главы кулацких семей 1-й категории арестовывались, и дела об их действиях передавались на рассмотрение специальных троек в составе представителей ОГПУ, обкомов (крайкомов) и прокуратуры. Дела о кулаках третьей категории и так называемых «подкулачниках» рассматривались окружными судами.
Члены семей кулаков 1-й категории и кулаки 2-й категории подлежали выселению в отдалённые местности СССР – Северный край, Сибирь, Урал, Туркестан или отдалённые районы данной области (края, республики) на спецпоселение. Кулаки, отнесённые к 3-й категории, по решению окружных судов расселялись в пределах района на специально отводимых для них за пределами колхозных массивов землях.
2 февраля 1930 года был издан приказ ОГПУ СССР № 44/21. В нём говорилось, что «в целях наиболее организованного проведения ликвидации кулачества как класса и решительного подавления всяких попыток противодействия со стороны кулаков мероприятиям Советской власти по социалистической реконструкции сельского хозяйства – в первую очередь в районах сплошной коллективизации – в самое ближайшее время кулаку, особенно его богатой и активной контрреволюционной части, должен быть нанесён сокрушительный удар».
Приказ предусматривал:
1. Немедленную ликвидацию «контрреволюционного кулацкого актива», особенно «кадров действующих контрреволюционных и повстанческих организаций и группировок» и «наиболее злостных, махровых одиночек» – то есть первая категория, к которой были отнесены:
кулаки – наиболее активные, противодействующие и срывающие мероприятия партии и власти по социалистической реконструкции хозяйства; кулаки, бегущие из районов постоянного жительства и уходящие в подполье, особенно связанные с активными белогвардейцами;
кулаки – активные белогвардейцы, повстанцы; бывшие белые офицеры, репатрианты, проявляющие контрреволюционную активность, особенно организованного порядка;
кулаки – активные члены церковных советов, всякого рода религиозных общин и групп, «активно проявляющие себя»;
кулаки – наиболее богатые, ростовщики, спекулянты, разрушающие свои хозяйства, бывшие помещики и крупные земельные собственники.
Семьи арестованных, заключённых в концлагеря или приговорённых к расстрелу подлежали высылке в северные районы СССР, наряду с выселенными при массовой кампании кулаками и их семьями, «с учётом наличия в семье трудоспособных и степени социальной опасности этих семейств».
2. Массовое выселение (в первую очередь из районов сплошной коллективизации и пограничной полосы) наиболее богатых кулаков (бывших помещиков, полупомещиков, «местных кулацких авторитетов» и «всего кулацкого кадра, из которых формируется контрреволюционный актив», «кулацкого антисоветского актива», «церковников и сектантов») и их семейств в отдалённые северные районы СССР и конфискация их имущества – вторая категория.
И как стало известно спустя годы, уже в первый день проведения операции ОГПУ арестовало около 16 тысяч человек, а на 9 февраля 1930 года были арестованы 25 тысяч человек.
Юрий Александрович к февралю 1930 года, надо полагать, за время работы защитником в окружном суде заимел себе знакомых среди судей и прокурорских работников. Поэтому о драконовском Постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) и приказе ОГПУ от 2 февраля, естественно, узнал одним из первых и понял, что ему и его братьям и сестрам надо срочно менять место жительства. Вот и отправился добровольно-принудительно, как говорили в советское время, в края, где «под крылом самолета зеленое море поет», предварительно постаравшись, чтобы его фамилия из Липкина превратилась в Липкинга.
Впрочем, возможно, он надеялся, что Фемида, которой он честно служил, его убережет от нападок ОГПУ и работал в окружном суде, защищая выселяемых, до того момента, пока не сгустились тучи над его братьями – Алексеем и Владимиром, – вдруг оказавшимися высланными в Сибирь (Иркутск) и Узбекистан (Ташкенте). И после этого он рванул на далекую и мало кому известную сибирскую станцию Могоча в качестве юрисконсульта Главного приискового управления «Союззолото».
Не исключено, что причиной его резкого оставления Каменца-Подольского и незапланированного появления на станции Могоча стала его деятельность юриста, которые одними из первых попадали под репрессивный сталинский каток, так как пытались честно исполнять свой долг по защите подсудимых. Такой факт тоже имел место… Да и ложный донос нельзя исключать. Что греха таить – любили у нас в те годы друг на друга «постучать»…
Еще в это время широкое распространение приняло такое явление, как вербовка на стройки первой пятилетки, вызвавшая в стране большие миграционные потоки. Например, многие курские крестьяне, не желавшие вступать в колхозы или опасавшиеся раскулачивания, воспользовавшись этим моментом, оставляли обжитые места и отправлялись на поиски счастья в Донбасс и Кузбасс. Так, кстати, поступили предки писателей-курян Леонида Наливайко и Алексея Горбачева.
Вариантов много, но как было на самом деле, теперь, по-видимому, никогда уже не узнать. Фактом остается лишь то, что Юрий Александрович и его брат Алексей оказались в Сибири, их брат Владимир – в Узбекистане, а сестра Анна – в станице Ассиновской Чечено-Ингушской АССР.
И с этого времени, надо полагать, обида на Советскую власть надолго поселилась в душе будущего писателя. А кто бы, скажите, пожалуйста, после всего произошедшего с ним и его семьей не обиделся? Вот то-то и оно… Но обида – не ненависть, в лагерь антисоветчиков она Юрия Александровича не привела, но и петь советской системе дифирамбы, когда он стал писателем, не позволяла.
(После того, как книга была сверстана, из беседы с Натальей Юрьевной выяснилось, что Юрий Александрович хорошо говорил по-украински, на польском вспоминал отдельные фразы, по-еврейски вообще не говорил. По воспоминаниям же ее тетки Натальи Александровны, в семье Липкиных в практике общения был французский.)



СИБИРСКАЯ ТРУДОВАЯ ВАХТА

Размышляя о причинах, побудивших Юрия Липкина или уже Липкинга оставить пожилых родителей и полюбившийся ему город Каменец-Подольский и нежданно-негаданно вдруг оказаться на таежной станции, А.В. Зорин в своем очерке, созвучно и солидарно с С.П. Щавелевым, пишет: «Вряд ли этот спешный отъезд в столь отдаленные края был вызван лишь пробудившейся в душе романтикой. Вероятно, человеку с его социальным происхождением и «сомнительными» родственными связями стало просто опасно оставаться на прежнем месте жительства. Поэтому он и совершил этот бросок по Трансибирской железной дороге, сойдя с поезда почти на конечной станции». И тут же добавляет: «Но и на далекой Могоче это прошлое, видимо, настигло его», – предваряя свой переход к следующему этапу в жизни и деятельности Юрия Александровича – работе учителем в школе таежного поселка Юхта.

Что представляла Могоча в 1930 году, трудно сказать. Известно лишь то, что она была основана в 1910 году на одноименной реке у ее впадения в реку Амазар – притоке Амура как поселок  при строительстве Амурской железной дороги. В 1913 году здесь появилась первая школа, в которой обучалось 100 учеников, больница с одним фельдшером, церковь, казённая винная лавка, питейные заведения, паровозное депо. С 1914 года Могоча стала железнодорожной станцией, а несколько позже – поселком, в котором проживало более полутора тысяч жителей. Превращению железнодорожной станции в поселок послужила информация от старателей о том, что за день в устье реки Могочи можно намыть до 70 золотников. Вскоре посёлок стал центром золотодобывающего района. До 1917 года Могоча состояла из трёх улиц, с населением в 1700 человек.
После революции Советская власть придавала большое значение развитию Могочинского района, одному из богатейших по разнообразию природных ресурсов. В 1924 году здесь появилось электричество, в 1930 –  началось строительство второго железнодорожного пути, воздвигнуты электростанция и вагонное депо, дистанция сигнализации и связи.
Как сказано в википедии, в 1920-е годы добычей золота занималось Амазаро-Урюмское приисковое управление, которое в 1934 году было преобразовано в трест «Верхамурзолото».
 И хотя минерально-сырьевая база Могочинского района включала в себя не только запасы золота, но и запасы молибдена, угля, урана, вольфрама, железа, никеля, редкоземельных металлов, основной добычей стало все же золото.
К моменту появлению в июне 1930 года на станции Могоча Восточно-Сибирского края Юрию Александровичу исполнилось двадцать шесть с половиной лет. И здесь он, судя по всему, вскоре расстался с холостяцкой жизнью и женился на местной красавице Таисии. На данное обстоятельство указывают его анкетные данные в личном листке по учету кадров от 31 октября 1943 года. Здесь, как уже говорилось, в строке о семейном положении отмечено: жена и 11-летняя дочь (выделено мной. – Н.П.). Несложный арифметический подсчет указывает на то, что брак состоялся не позднее 1931 года. А имя первой супруги Липкинга назвала его дочь Наталья Юрьевна при личной встрече с автором этих строк.
Правда, А. Макарский о первом браке Юрия Липкинга в своей статье сообщает: «Вспоминаются лишь разговоры о том, что Юрий Александрович после революции встретился будто бы с бывшей горничной или гувернанткой, служившей у его отца, и женился на ней». Но насколько верно это сообщение, судить не берусь – других подтверждений такому повороту дел в судьбе Юрия Александровича не нашел. Одно знаю точно: жизнь богата на сюрпризы и на легенды… Впрочем, Наталья Юрьевна женитьбу отца на бывшей гувернантке отрицает полностью.
О том, как проходила жизнь будущего археолога и писателя, а пока что юридического консультанта Главного управления «Союззолота» в Могоче, никто из биографов освещать не пытался – не от чего было отталкиваться. Есть одно лишь упоминание, что он собрал артель старателей и добывал золото, даже открыл новое месторождение.
Об этом сообщает журналист М. Лейбельман в статье «Увлеченный человек», опубликованной 13 марта 1964 года в газете «Курская правда». Но и эта информация подается в явном противоречии с той хронологией, которую указал сам Липкинг в личном листке по учету кадров, что сначала с 1930 по 1932 год он работал юрисконсультом Могочанского приискового управления и только потом с 1932 по 1934 год – преподавателем средней школы поселка Юхта. «И все-таки юриста из него не получилось, – пишет, представляя свою версию, журналист. – Романтик в душе, он мечтал о далеких краях, его тянуло в неизведанные места. И Юрий Александрович уехал учительствовать в забайкальскую тайгу. Он увлеченно преподавал географию и историю. И вдруг несчастье – в районе началась эпидемия тяжелого заболевания. На год закрыли школу. Липкинг собрал артель старателей и отправился в тайгу промывать золото. Ему даже пофартило – открыл месторождение».
Должен заметить, что с версией Лейбельмана не очень-то согласны профессор С.П. Щавелев и кандидат исторических наук А.В. Зорин. Они придерживаются той хронологии, которая принадлежит перу самого Юрия Александровича Липкинга в листке учета.
Итак, Юрий Липкинг, судя по всему, начал работать в Могоче юрисконсультантом Могочинского золотоприискового управления, что подразумевает кабинетную деятельность в довольно окультуренным по тем временам поселке, где имелись школа, больница, клуб, магазин, рабочая столовая. До женитьбы жил он либо на съемной квартире, либо в рабочем бараке-общежитии. Это вполне очевидно. Ведь собственного дома у него не было. Вопрос заключается в другом: где обретался с супругой, которая в 1932 году должна была родить ему дочь?..
Железнодорожная станция Юхта, судя по всему, была куда глухоманней Могочи. Однако в ней имелась школа, в которой Юрий Александрович по версии журналиста Михаила Яковлевича Лейбельмана (1918-2010), преподавал географию и историю старшеклассникам.
О работе Юрия Александровича в этой школе известно только по данным из его личного литка по учету кадров, но в автобиографии он этого не пишет. Здесь он сливает всю свою довоенную педагогическую деятельность в одно целее и отправной точкой в ней называет 1931 год: «С 1931 года работаю в средних школах в качестве преподавателя физич(еской) и экономич(еской) географии, завуча и директора. Заочно окончил в 1940 г. географический факультет пединститута в г. Орджоникидзе». При этом, как отмечалось выше, оба документа были написаны в конце 1943 года.
И тут поневоле напрашивается вопрос: так с 1931 или все же с 1932 года Юрий Александрович приступил к педагогической деятельности?.. И зависает этот вопрос в воздухе, ибо ответа на него нет. Подобные «недоговоренности», нестыковки дат мною были обнаружены и в биографии писателя Константина Дмитриевича Воробьева, бывшего кремлевского курсанта, участника Великой Отечественной войны, как известно, побывавшего в немецком плену с ноября 1941 по сентябрь 1942 года, дважды неудачно бежавшего из концлагерей, а после третьего побега партизанившего на территории Литвы.
Ясно, что и Воробьеву, и Липкингу о чем-то не хотелось вспоминать и что-то обнародовывать, возможно, даже на уровне подсознания. Вот и упоминали лишь то, что смотрелось и звучало привлекательнее. 
Александр Васильевич Зорин не стал акцентировать внимание на 1931 год, а взяв за основу анкетные данные, в своем очерке вслед за Ю.А. Липкингом повторил, что тот с 1932 по 1934 год работал учителем средней школы в таежном поселке Юхта. Остальные биографы, в том числе и те, что выложили биографию писателя в интернете, это повторили за Зориным.
Эти неточности и недоговоренности позволяют предположить, что журналист М. Лейбельман воспроизвел в своей статье одну из версий Липкинга о том, что когда школа в Юхте была закрыта на год в связи с эпидемией, то Юрий Александрович, оставив педагогику, принялся за поиски золота. Могло такое быть? Вполне могло.
А вот уважающий себя журналист, корреспондент «Курской правды» – печатного органа обкома КПСС – при здравствующем герое его газетной статьи, преподавателе Курского пединститута, археологе и писателе, не мог вдруг взять да и придумать невесть что! Даже ради красного словца и в погоне за сенсацией не мог! Непроверенные факты и тем более ложь в те годы не допускались – можно было поплатиться не только репутацией, но и должностью.
Следовательно, эпизод с эпидемией и артелью старателей в жизни Юрия Александровича имел место. Вопрос лишь в том, когда именно: в самом начале сибирской трудовой вахты, или в ее конце?..
Остается невыясненным вопрос, как Юрия Александровича без наличия педагогического образования и соответствующих документов взяли в среднюю школу преподавателем, тем более преподавателем истории – в те годы весьма заидеологизированного предмета преподавания не только в школах, но и в вузах?
Конечно, в те времена в стране шла кампания по ликвидации безграмотности, дипломированных педагогов не хватало, поэтому каждому мало-мальски грамотному человеку в школах были рады. Для этого в крупных райцентрах (в Курской области, например, в Дмитриеве, Рыльске, Судже, Щиграх и Льгове) организовывались краткосрочные (трехмесячные» курсы по подготовке учителей начальных классов, а также учреждались трехгодичные учительские институты, готовившие учителей для школ-семилеток.
Но проходил ли Липкинг подобные кратковременные курсы или же по чьей-то протекции при наличии у него документов о юридической подготовке и корочке юриста сразу же приступил к преподаванию в школе – очередной вопрос, на который ответа нет…
Нет ответа и на вопрос: знал ли Юрий Александрович в 1932 году о смерти отца? Или узнал об этом скорбном факте через годы?
Вновь вопросов больше, чем ответов.
…Когда эта книга уже была сверстана и прочитана Натальей Юрьевной, она представила автору несколько документов из семейного архива. Среди них была и трудовая книжка Ю.А. Липкинга образца 1932 года, выданная ему не ранее июня 1935 года «на основании паспорта № 29756 от 11.07.1934 г.». В ней, кстати, указывается дата рождения владельца – 4 января 1904 года, образование – среднее, специальность – преподаватель средней школы. А под порядковым номером 1 идет запись от 7.10.1925 г. о работе членом Коллегии защитников при Каменец-Подольском окружном суде, откуда «выбыл» 12.03.1930 года. Под 2-м номером идет запись, что с июня 1930 года зачислен на работу сотрудником юридического отдела в Могочинское главное приисковое управление «Союззолото». Запись под № 3 сообщает о том. что Липкинг в период с 1931 по 1932 учебный год работал учителем Ксеньевской железнодорожной ФЗС. А в записи под № 4 говорится, что он в сентябре 1932 года зачислен учителем в школах I и II ступени Юхтинской трудколонии. Под пунктом № 5 сообщается, что 4.07.1934 года Юрий Липкинг освобожден от работы в связи с болезнью жены. Под 6-м номером сказано, что он зачислен преподавателем в среднюю школу «Байкал-золото». (Приказ № 426 по комбинату.) Откуда уволен в июне 1935 года.
Других записей в этой трудовой книжке, кроме того, что ее владелец – член профсоюза работников средней школы и беспартийный, нет.
А вот вопрос: насколько верно изложена здесь трудовая деятельность владельца книжки – остается открытым…

Возвращаясь к Сибири и романтике, надо отметить, что не только Юрий Липкинг бродил по дальневосточной тайге. Свою долю, правда, по доброй воле, на просторах Сибири и Дальнего Востока искали и курские поэты и прозаики как довоенного, так и послевоенного поколения. Среди них уроженец Льгова Николай Николаевич Асеев (1889-1963), побывавший во Владивостоке  и Чите в годы революции и Гражданской войны, уроженец Льговского района Борис Петрович Агеев, в поисках романтики добравшийся до Камчатки и там пристрастившийся к художественному слову, уроженец Конышевского района Леонид Гаврилович Наливайко, исходивший пешком и на речных судах окрестности Енисея.  Не чурался сибирских просторов и уроженец бывшей Горьковской, ныне Нижегородской области Владимир Васильевич Кулагин, известный курских журналист и писатель-публицист.
Не знаю, нашли ли они там для души и сердца то, что искали, или же не нашли, но судьба распорядилась так, что Асеев оказался в Москве, а Агеев, Наливайко и Кулагин – в нашем соловьином крае. И их литературное творчество востребовано.



НА ПЕДАГОГИЧЕСКОМ ПОПРИЩЕ

Данную главу стоило бы назвать «Бросок в Чечню», ибо педагогическая деятельность Юрия Александровича, как уже говорилось выше, началась не в Чечне, а в Сибири. Что же касается термина «бросок», то он соответствует стремительному перемещению героя этого очерка из таежных дебрей Забайкалья и Приамурья в предгорья Северного Кавказа. Однако выбранное название все же ближе к теме данного рассказа, ибо именно в Чечне он не только учил школьников, но и сам получил педагогическое образование.
Итак, то ли по причине того, что каменецподольское прошлое послужило основанием, как на это осторожно намекает историк А.В. Зорин, или какие иные причины возникли, но Юрий Александрович в 1935 году (надо полагать, теплой летней порой) вместе с супругой и двухлетней дочерью оставляет поселок Юхту и Сибирь в целом и направляет свои стопы на Северный Кавказ. Но едет туда не на пустое место, а на обжитое его сестрою Анной, с которой он, по-видимому, поддерживал связь. И едет, скорее всего, с каким-то документом в кармане – краткой справкой о работе преподавателем, а то и положительными характеристиками, – выданными ему директорами школ, где он работал в период с 1931 по 1935 год.
Приходится сожалеть, что об Анне Александровне, сестре будущего писателя, информации до обидного мало. Выше было сделано предположение, что она младшая сестра Юрия Александровича и что в станицу Ассиновскую попала в том самом злополучном 1930 году. Возможно, это и так. Но нельзя исключать и того, что в Чечне она оказалась в связи с замужеством или как молодой специалист, например, в качестве учительницы начальных классов. (В 1974 году, я окончил Рыльское педагогическое училище и хорошо помню, что многие мои хорошие знакомые девушки-выпускницы в соответствии с государственным распределением были направлены в Чечню и Ингушетию. Советская традиция укреплять национальные окраины русскими специалистами жила и здравствовала до распада СССР.) 
В любом случае, Юрию Александровичу в станице Ассиновской уже было, где притулиться на первое время с женой и дочерью, а там и о работе подумать без лишней спешки. Да и разговор по душам после многих лет воздержания многое значил.
В то время, когда Липкинг появился в станице Ассиновской Сунженского района Чечено-Ингушской АССР, основанной в 1847 году донскими и терскими казаками на левом берегу реки Асса, в ней жили преимущественно русские люди, потомки казаков (около 6000 человек), имелась Николаевская церковь и школа, основанная еще в 1885 году. В школе обучалось не менее пяти сотен школьников, занятия проводились в две смены. Действовали пионерская и комсомольская организации, существовали кружки. Все, как в советских школах того времени.
Надо отметить также, что в 1934 году из бывших Ингушской и Северо-Осетинской Автономных Областей, наследниц Горской республики, создаются Чечено-Ингушская АССР со столицей в Грозном и Северо-Осетинская АССР со столицей в городе Орджоникидзе, бывшем Владикавказе (до 1931 года). А, как известно, любая реформа в России сопровождается большой неразберихой. Во многих школах вновь образованных автономных республик, в том числе и в Ассиновской педагогов не хватало. Созданные в 1932 году Северо-Осетинский, Чечено-Ингушский и Кабардино-Балкарский пединституты, готовившие преподавателей для школ-семилеток, а также 2-й Северо-Кавказский и Осетинский пединституты, специализирующиеся на подготовке учителей для средних школ, с поставленной перед ними задачей кадрового насыщения не справлялись.
И Юрий Александрович Липкинг без лишних осложнений был принят в Ассиновскую среднюю школу учителем географии. Возможно, педагогика была его призванием, но он об этом до поры до времени не подозревал, пока с головой не включился в работу; возможно, приобретенные в гимназии и развитые самообразованием знания и навыки послужили основанием этому, но вскоре он становится завучем в школе.
Как отмечают некоторые биографы, в 1936 году, работая в школе, он поступает на заочный географический факультет пединститута в городе Орджоникидзе, который успешно окончил в 1940 году, когда уже находился на Курщине.
(Дочь педагога, археолога и писателя Наталья Юрьевна, говоря о его образовании, в разрез версии самого Юрия Александровича и главных его биографов, специально подчеркнула: «Официальное образование отца было весьма скромным: неоконченная из-за революции и гражданской войны гимназия, позже какие-то юридические курсы да учительский институт (не педагогический). Но он обладал прекрасной памятью, постоянно занимался самообразованием, и его кругозор, его эрудиция восхищали многих».) 
Не верить Наталье Юрьевне, любившей отца и гордившейся им, а, главное, знавшей о многих эпизодах его жизни лучше всех биографов, у нас нет никаких оснований. Ну, с какой стати ей оговаривать любимого человека?! А с другой стороны, как отмечалось выше, в Орджоникидзе было два пединститута, но об учительском институте даже в википедии упоминаний нет. К тому же сам Юрий Липкинг и в автобиографии, и в анкетных данных личного листка по учету кадров сообщает о пединституте и с гордостью указывал наличие у него высшего педагогического образования.
Вот и думай, и гадай: пединститут… с четырехгодичным заочным обучением или все же учительский институт, в котором цикл обучения был короче пединститутского… Что и говорить, умел Юрий Александрович загадки загадывать!..
Впрочем, все встало на свои места, когда Наталья Юрьевна нашла и представила автору этих строк Диплом и справки об окончании Ю.А. Липкингом педагогического института в городе Орджоникидзе. Из сведений в нем вытекает, что Юрий Липкинг учился заочно в течение двух лет: с 1938 по 1939 год и сдал в 1940 году экзамены по двум десяткам дисциплин.
Освещая ассиновский период педагогической деятельности Юрия Липкинга, А.В. Зорин употребляет такую фразу: «В Ассиновской, где жила тогда сестра Анна, Юрия Александрович вступает в первый брак».
Однако это никак не согласуется анкетными данными Липкинга за 1943 год, в которых он указывает, что его дочери 11 лет. Как отмечалось выше, простой арифметический подсчет показывает, что дочь Липкинга родилась в 1932 году, а не в 1934 или последующих годах. Поэтому останемся верными своему исследованию: Юрий Липкинг женился в Сибири, а не в Ассиновской.
Около пяти лет прожил Юрий Александрович в станице Ассиновской, «сея доброе и вечное» в среде школьной детворы. По-видимому, в его педагогической карьере эти годы были вполне удачными. Однако нельзя забывать и о том, что на данный период времени выпала вторая волна сталинских репрессий 1937-1939 годов. Правда, она в большей степени касалась военных, руководителей партийных организаций предприятий, городов, областей и краев, органов милиции и госбезопасности, вузов, но и школы не миновала.
Однако Юрию Липкингу на этот раз, в отличие от его сестры Натальи и ее мужа, повезло: беда, дохнув смертельным холодком, прошла мимо. Но и он не дремал: во время летних каникул 1939 года покинул станицу Ассиновскую и отправился с семьей в Курскую область. Смена места жительства, естественно, позволяла уйти из-под опеки компетентных органов, если такая вдруг забрезжила на горизонте его жизни.

То ли через районо, а возможно, и через облоно он устроился завучем и учителем географии в Нижнесмородинскую школу Золотухинского района (ныне – Поныровского) и 1 сентября 1939 года приступил к исполнению своих обязанностей. И, видимо, повел учебный процесс в школе так, что уже через год из мало кому известного села курской глубинки его перевели в районный центр – Новый Оскол, где назначили завучем средней школы № 2.
Город Новый Оскол, основанный еще в 1637 году как крепость Белгородской засечной черты и с 1647 по 1655 год называвшийся Царёвым городом, в сравнении с селом Нижнее Смородино явно выигрывал. И хотя в нем проживало немногим более 5 тысяч человек, зато имелись районный узел связи, электричество, магазин культтоваров, рабочая столовая, элеватор, районный дом культуры, библиотека, две школы, железнодорожный вокзал, шоссейная дорога, связывающая его со Старым Осколом и Курском. А еще здесь была река Оскол, в которой летом местное население, особенно юное, купалось и ловило рыбу.
И хотя семья Липкинга жила на съемной квартире, но условия жизни были значительно лучше, чем в Нижнем Смородино. Судя по характеристике, данной Юрию Александровичу Липкингу в конце июня 1942 года заведующим сектором школ Курской области Ульянцевым, с обязанностями завуча и учителя географии он справлялся отменно. «Работая завучем Новооскольской школы № 2, – пишет в характеристике Ульянцев, – тов. Липкинг обеспечил высокое качество своей отрасли работы, в результате чего Новооскольская школа № 2 была отмечена в республиканском соревновании на лучшую школу». (Как уже отмечалось ранее, эту характеристику обнаружил в архиве КГУ и позже опубликовал А.В. Зорин.)
Указанная характеристика дает нам основание считать, что Липкинг не только пользовался авторитетом и уважением в коллективе учителей, но и среди школьников, в том числе старшеклассников. Не исключено, что коллеги, кроме профессиональных знаний и умений, в нем еще ценили эрудированность, начитанность, способность к остроумной шутке, как это было позже, во время его работы в Курском пединституте.
А вот как он относился к советско-финской войне зимой 1939-1940 годов и что по данному поводу говорил и говорил ли вообще, теперь уже не узнать…
 Когда в 1940 году Юрий Александрович завершил обучение в пединституте, то, надо полгать, сразу же был назначен на должность директора Новооскольской школы № 1. Теперь ему приходилось не только преподавать свой предмет – географию, не только следить за учебным процессом в целом, но и заниматься административно-хозяйственной деятельность. А это подразумевало и содержание школы в соответствующем порядке, и текущий ремонт, и отопление, и наличие учебного и технического оборудования, инструментов, и санитарное состояние, и еще многое другое, что простых учителей касалось лишь косвенно. А еще директорство, конечно же, подразумевало  регулярное общение с представителями районо и облоно, а также с советскими и партийными структурами района, вплоть до первого секретаря райкома партии и председателя райисполкома – директору без этого никак. Предстояло за всем следить, везде успевать, и все делать. Юрий Александрович становился заметной личностью районного значения.
О том, что с работой в школе № 1 он справлялся на высоком профессиональном уровне, опять видно из характеристики, данной зав. сектором школ Курской области. «Тов. Липкинг работает в школах Курской области с сентября 1939 года по июнь 1942  года, – такими словами начинается характеристика, сразу определяя временной период деятельности характеризуемого. И далее следует: – За время работы директором Новооскольской школы № 1 т. Липкинг проявил себя хорошим руководителем, умело организовал работу школы в военное время, в результате чего учащиеся на весенних проверочных испытаниях дали успеваемость 85-90 %, общественно-полезная работа учащихся была всецело подчинена нуждам фронта. Являясь хорошим преподавателем, неустанно повышая свою квалификацию, он добился 98 % успеваемости по преподаваемому им предмету – географии».
Как видим, Юрия Александровича не только знали в областном аппарате народного образования, но и ценили как высокого профессионала в педагогическом деле.
Неизвестно, сколько бы проработал Юрий Александрович директором этой школы, остался бы в Новом Осколе навсегда или бы в очередной раз сменил место своего пребывания, если бы не вмешалась война.
О предстоящей войне с гитлеровской Германией начали осторожно говорить уже с 1936 года. Этому способствовала гражданская война в Испании, развязанная против республиканского правительства генералом Франко, когда на стороне Франко открыто выступили немецкие воинские части, а республиканцев поддерживали советские добровольцы. К тому же против СССР, как известно, был заключен 25 ноября 1936 года «Антикоминтерновский пакт» между Германией и Японией, к которому в ноябре 1937 года присоединилась Италия.
В 1939 году, после подписания договора о ненападении, известного как «пакт Молотова – Рибентропа», эти разговоры в обывательской среде несколько поутихли. Не поднимались они и в дни, когда к СССР были присоединены западные территории Украины и Белоруссии, оттяпанные у России во время интервенции и Гражданской войны Польшей и Венгрией при покровительстве стран Антанты. Не до них было и в дни присоединения к Советскому Союзу прибалтийских республик – Эстонии, Латвии и Литвы, а также Бессарабии и Северной Буковины. Но когда 27 сентября 1940 года последовал союзнический договор или тройственный пакт между Германией, Италией и Японией, получивший название «ось Берлин – Рим – Токио», к которому вскоре примкнули Венгрия, Румыния, Словакия и Финляндия, они возобновились. Громко на данную тему не говорили, но шептались постоянно.
И вот 22 июня 1941 года страшная война, которую и ждали, и боялись, грянула.



УЧАСТИЕ В ВОЙНЕ

Как отмечают биографы Ю.А. Липкинга в википедических статьях, «с началом Великой Отечественной войны в 1941 его не призвали в армию по состоянию здоровья. Лишь в мае 1942 года он ушёл добровольцем на фронт, воевал рядовым в 194-м мотострелковом батальоне 245-й танковой бригады на Сталинградском фронте». По-видимому, все так и было, только не в мае 1942 года он ушел добровольцем, а в июле этого года, ибо характеристика, данная ему как директору Новооскольской средней школы № 1 зав. сектором школ Курского облоно Ульянцевым, датирована 30 июня 1942 года.
Впрочем, автор очерка «Патриарх курской археологии» А.В. Зорин придерживается июньского варианта ухода Липкинга добровольцем на фронт. «В июне 1942 г. он уходит добровольцем на фронт, – пишет Зорин о данном обстоятельстве. И далее конкретизирует: – Автоматчиком танкодесантной роты 194 мотострелкового батальона 245 танковой бригады Юрий Александрович участвует в обороне Сталинграда».
Спорить не будем, возможно, 30 июня Липкингу удалось в жуткой неразберихе тех дней не только отыскать подписанта характеристики, находившегося в процессе эвакуации из областного центра, занятого немецко-фашистскими войсками 3 ноября 1941 года, но и успеть придти в военкомат, готовившийся к эвакуации, и быть отправленным на фронт.
Сам Юрий Липкинг об этом пишет без конкретики: «В 1942 г. добровольцем поступил в РККА (до того времени не был призван по состоянию здоровья)». А далее – все так, как сказано у Зорина, взявшего текст Липкинга за основу своей информации.
Новый Оскол был оккупирован немцами 3 июля 1942 года. Жена и десятилетняя дочь Юрия Александровича, по-видимому, остались в городе, как и большинство гражданских жителей, в основном женщин, стариков да детишек, и бедовали весь период оккупации. Новый Оскол был освобожден от оккупантов 28 января 1943 года. Но, возможно, они покинули город вместе с отступающими частями Красной Армии. Нигде об этом нет ни слова, ни полуслова…

Из истории Сталинградской битвы известно, что в оборонительных боях за Сталинград в августе 1942 года принимали участие два фронта – Сталинградский и Юго-Восточный. В Сталинградском фронте, как сказано в 5-м томе двадцатитомной «Истории второй мировой войны» (Москва, 1975), были задействованы  63, 21, 4-я танковая и 62 армия, а также 28-й танковый корпус. В Юго-Восточный фронт вошли 64, 57, 51 и 1-я гвардейская армии, 13-й танковый корпус, 8-я воздушная армия, а также все соединения, училища, артиллерийские части и части 118-го укрепленного района.
О 245-й танковой бригаде, тем более 194-м мотострелковом батальоне упоминаний в 5-м томе «Истории второй мировой войны», к сожалению, нет. Но это не значит, что такой бригады не было, возможно, числилась за Воронежским, Центральным или Брянским фронтом…
В одной из самых полных и подробных интернетовских (википедических) биографических статей о Липкинге сказано, что он «18 августа 1942 года получил осколочное ранение бедра в районе села Абганерово и был направлен в эвакуационный госпиталь № 1307 Центрального фронта, где оставлен для дальнейшего прохождения службы».
Сам Юрий Александрович в автобиографии о дате и месте ранения не упоминает, а, относя это событие к оборонительным боям за Сталинград, кратко сообщает: «Тогда же был тяжело ранен и по излечении снова признан негодным к строевой службе и работал в эвакогоспитале 1307 в качестве пропагандиста и начальника клуба».
Подробнее его об обстоятельствах воинской службы, получения ранения и последующего лечения в военном госпитале ни А.В. Зорин, ни С.П. Щавелев в книге «Ю.А. Липкинг…» не пишут. Просто ограничиваются констатацией самого факта ранения.
А в упоминаемом 5-м томе «Истории второй мировой» о боях второй половины августа сказано: «С 15 по 20 августа советские войска упорно удерживали плацдарм в малой излучине Дона, но затем врагу удалось оттеснить 4-ю танковую армию Сталинградского фронта, форсировать Дон и захватить небольшой плацдарм на его левом берегу. Все попытки ликвидировать этот плацдарм были безуспешны. Сказалась малочисленность соединений, недостаточная обеспеченность их боеприпасами и горючим, нехватка средств противоздушной обороны».
Подводя итог сказанному, отметим, что до получения ранения и последующего лечения в госпиталях Юрий Александрович Липкинг пробыл на фронте несколько более двух с половиной месяцев. Но за это время от рядового солдата-автоматчика, по-видимому, дослужился до офицерского звания и должности, раз ему в эвакогоспитале было поручено вести агитационно-пропагандистскую работу и руководить клубом. Нельзя сбрасывать со счетов и наличие у него высшего педагогического образования, что тоже имело немаловажное значение в то военное время, когда жизнь младшего и среднего командного состава на фронте исчислялась не месяцами и сутками, а часами. И если командира взвода или роты не стало, то вышестоящий воинский начальник (на уровне батальона или полка) мог назначить толкового, тем более образованного солдата данного подразделения командиром, а штабистам потом оставалось лишь автоматически задокументировать этот приказ.
О следующем этапе воинской службы Юрий Александрович в автобиографии, как и о предыдущем, сообщает лаконично: «Весной 1943 г. снова подал заявление о зачислении в часть. Был вторично ранен в Орловском сражении и признан негодным к военной службе в строевых частях».
А в википедической биографии писателя (со ссылкой на исследования А.В. Зорина и данные Малой курской энциклопедии) приводится конкретизация второго ранения: «17 июня 1943 года при погрузке раненых на станции Отрешково, в результате авиационной бомбардировки, получил общую контузию и по результатам медицинского обследования был зачислен в запас».
В книге «Ю.А. Липкинг…» С.П. Щавелев о втором этапе участия Юрия Александровича в войне и получении ранения в своем очерке пишет тезисно: «…весной 43 г. снова добровольно вернулся в действующую армию, контужен под Курском (после чего окончательно списан в запас)».
Так был пролит свет на заключительный момент военной службы Юрия  Александровича и его участие в Великой Отечественной войне. Однако использование словосочетания «списан в запас» говорит о том, что Сергей Павлович хоть и не называет воинского звания Липкинга, но видит его офицером. Ибо термин «списан в запас» относится только к офицерскому составу и никак к рядовому или сержантскому, которые просто демобилизуются.
Историк А.В. Зорин в данной книге о списании Липкинга в запас не упоминает, лишь отмечает, что «после вторичного ранения на Курской дуге его признают не годным к строевой службе…»
Курская дуга – это более позднее опоэтизированное название Курской битвы, начавшейся, как известно, 5 июля и закончившейся 23 августа. До начала Курской битвы территория, образовавшаяся после победной Сталинградской битвы и Воронежско-Касторенской наступательной операции Красной Армии в феврале-марте 1943 года, именовалась Курским выступом. Поэтому говорить об участии Юрия Липкинга в битве на Курской дуге и получении там контузии или ранения, по-видимому, не совсем корректно. Не потому ли доктор исторических и философских наук С.П. Щавелев аккуратно говорит о контузии Липкинга под Курском, железнодорожный узел которого, кстати, как и станцию Отрешково, немцы с их пресловутой пунктуальностью бомбили часто, методично и жестоко.
Почему Юрий Александрович указал, что вторично ранен в Орловском сражении, нынче трудно сказать. Во-первых, писал он автобиографию 1 ноября 1943 года, когда такие понятия, как Северный фас Курской дуги, Южный фас еще не вошли в научно-исторический обиход. Во-вторых, об Орловской наступательной операции «Кутузов», проводимой войсками Западного и Брянского фронтов с 12 июля по 18 августа, в одно время с Курской битвы, многие, особенно военные, знали. Вот Липкинг и использовал термин «Орловское сражение». И вообще, как отмечалось ранее, у него везде какая-то недосказанность, недоговоренность, постоянно вызывающая вопросы и сомнения.
Чтобы завершить эту главу, опираясь на данные википедии, необходимо отметить, что за проявленные мужество, личную храбрость во время военных действий, Юрий Александрович Липкинг, был награжден медалями «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда», «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».
(А в запас он был списан в звании лейтенанта.)
На этом, пожалуй, поставим точку в данной главе и перейдем к другой, в которой постараемся рассказать о первых годах жизни Юрия Липкинга и его семьи в послевоенном Курске.



В ПОСЛЕВОЕННОМ КУРСКЕ

Как известно, город Курск был освобожден 8 февраля 1943 года. Но, отступая, немцы старались как можно больше причинить вреда. Согласно исследованиям кандидата исторических наук И.И. Френкеля, опубликованным в книге «Курск», «за время оккупации Курск подвергся значительным разрушениям. Не уцелело ни одно государственное предприятие. Перед самым своим уходом из Курска гитлеровцы взорвали и сожгли кожевенный завод имени Серегина, полностью разрушили 440 и частично – 1515 жилых домов, сожгли 17 школьных зданий, здания учреждения здравоохранения, театр, цирк, Дом Красной Армии, кинотеатр, здания медицинского и педагогического институтов, дом земельных органов, дом городского Совета, дом связи, дом Государственного банка, здание филармонии, областного суда, городской гостиницы, бани, насосные и водоочистительные станции, механические мастерские водопровода, вывели из строя свыше 30 километров водопроводной сети, разрушили трамвайную подстанцию, взорвали мост, путевое хозяйство и вагоны». Он же отмечает, что «особенно пострадали железнодорожный узел, вокзал и клуб железнодорожников».
К тому же за время оккупации фашисты расстреляли около 3-х тысяч жителей города, угнали в Германию – почти 10 тысяч, и более 10 тысяч курян умерло от голода и болезней. Общий ущерб от «хозяйничанья» немцев и их союзников составлял более 720 миллионов довоенных рублей.
Город, лежавший в руинах, представлял жалкий вид. Но уже 9 февраля куряне, выжившие в лихолетье фашистской оккупации, не дожидаясь указаний городских властей, возвращавшихся из эвакуации, принялись за его восстановление. Начали с расчистки улиц от обугленных бревен, камней, кирпичей и щебня. А затем по распоряжению советских и партийных властей началось плановое восстановление промышленных объектов, магазинов, бань, хлебопекарен, обувных и швейных мастерских, мыловаренного завода, школ, больниц и поликлиник.
Вслед за городскими и областными структурами советской и партийной власти или вместе с ними из эвакуации начали возвращаться руководители учреждений и организаций со своими изрядно поредевшими коллективами. Требовалось в сжатые сроки наладить в городе работу больниц, школ, училищ, техникумов и институтов, библиотек, кинотеатров, и прочих объектов культуры и бытового обслуживания населения.
Несмотря на огромные трудности, жизнь в городе постепенно налаживалась, входила в мирное русло, особенно после победной Курской битвы.

Так уж вышло, что после контузии, полученной на станции Отрешково летом 1943 года, и последовавшего за ней очередного освидетельствования военно-медицинской комиссией офицер Красной Армии Юрий Липкинг в Новый Оскол не возвратился, а решил попытать счастья в Курске. Избрав местом жительства Курск, он, по-видимому, в поиске работы сразу же обратился в облоно, откуда был направлен преподавателем географии в Курский государственный педагогический институт.
Вот как об этом кратко, но в то же время весьма однозначно сказано в википедической биографической статье о нем: «С 1943 года преподавал в КГПИ на почасовой основе, вначале географию, а затем историю».
На данное обстоятельство, на мой взгляд, указывает и заполненный им 31 октября 1943 года личный листок по учету кадров, кстати, на фамилию Липкин, а не Липкинг, на который уже не единожды ссылались выше. (Последняя запись здесь обрывается на том, что с 1940 по 1942 год он работал завучем и директором средней школы г. Новый Оскол Курской области. И почему-то отсутствует запись о его воинской службе и участия в боях с немецко-фашистскими захватчиками.)
Не знаю, смущает ли кого такое обстоятельство, что Юрий Александрович фактически в одно время, разрыв всего лишь в один день, составляет два важных документа: Личный листок по учету кадров от 31 октября и автобиографию от 1 ноября 1943 года, первый – на фамилию Липкина, второй – на фамилию Липкинга, то есть практически на двух разных людей. Лично меня это смущает и вызывает очередные острые по своей сути вопросы, из которых самый простой: как можно в одну организацию оформлять документы на разные фамилии? Ведь кадровики – а в те годы кадровики, ни чета нынешним, были внимательны и придирчивы к каждому слову и каждой букве – сразу же заметят разночтение. И хорошо, если просто начнут выяснять у составителя причину таких «изысков», а если, согласно инструкции, сообщат в компетентные органы – тогда что?.. Время-то было военное, строгое, жесткое: СМЕРШ и прочие структуры власти и госбезопасности, призванные на борьбу со шпионами, диверсантами, бывшими полицаями, бандитами, скрывавшимися в лесах, и другими вражескими приспешниками, не дремали. А тут такой сюрприз!..
Удивительно, но как-то обошлось…
Впрочем, оставим на совести Юрия Липкинга все эти непонятные, нелогичные и весьма опасные мистификационные жонглирования с документами и обратим внимание на то, что в автобиографии он указывает на наличие у него трех братьев, двое из которых средние командиры, то есть офицеры, сражающиеся на фронте, а третий, писатель, живущий в Ташкенте. Наличие таких сведений, на мой взгляд, говорит о том, что, во-первых, Юрий Александрович с ними поддерживал связь, во-вторых, офицеры Иван и Василий еще были живы.
А вот отсутствие упоминаний о сестрах, хотя бы Анне, живущей в станице Ассиновской, и о брате Алексее, обретающемся в Иркутске, вновь вызывают вопросы. Однако вернемся к сути повествования.
И хотя некоторые биографы о педагогической деятельности Липкинга в КГПИ с осени 1943 года ничего не пишут, возможно, сомневаются: был ли такой факт в биографии Юрия Александровича или не был, но доверимся на этот раз данным википедии и согласимся, что он имел место.

Если заглянуть в историю Курского государственного педагогического института (ныне КГУ), то заметим, что она неотрывна от истории Курской области. Они были образованы соответствующими постановлениями Президиума ВЦИК и Совета Народных Комиссаров РСФСР в 1934 году. Правда, область чуть ранее  – 13 июня, а пединститут – 22 июля.
Впрочем, Курский педагогический институт возник не на пустом месте. Во-первых, до Октябрьской революции и установления Советской власти в Курске в здании, где обосновался этот вуз, находилась Мариинская женская гимназия. В 1918 году гимназия была преобразована в учительский институт, который с 1919 года стал называться педагогическим. Затем в начале 1920 года педагогический институт был преобразован в институт народного образования, а в 1921 он в очередной раз переименовывается и становится Курским педагогическим институтом. Однако уже в 1923 году теряет статус института и именуется Курским педагогическим техникумом.
Но вот наступает 1934 год, и образовывается Курская область. А следом постановлением Совнаркома РСФСР на базе Курского педагогического техникума открывается Курский государственный педагогический институт или сокращенно КГПИ. В институте устанавливается четырёхлетнее обучение, которое первоначально велось на факультетах истории, а также русского языка и литературы. В 1937 году в КГПИ открывается заочное отделение, а в 1940 – аспирантура. Но началась война…
В 1941 году Курский пединститут вместе со студентами и преподавателями, не призванными в армию, эвакуируется в город Сарапул Удмуртской АССР.
Возвращение пединститута, его студентов, профессорско-преподавательского состава, административно-хозяйственного отдела в Курск происходит летом 1943 года. Тогда же в КГПИ открывается факультет географии, а также физико-математический и иностранных языков.
Но прежде чем приступить к занятиям, требуются большие усилия по восстановлению и приведению в порядок главного учебного корпуса, разрушенного немцами при отступлении, ремонту общежития и других помещений. И студенты вместе с преподавателями включаются в эту работу. Недоедая и недосыпая, впрочем, как и большинство курян, они к концу октября 1943 года привели в божеский вид все здания института, отремонтировали и оборудовали аудитории. Параллельно с этим принимали участие в городских субботниках и воскресниках по расчистке города, а также в закладке парков и скверов, уничтоженных во время оккупации.
Стоит заметить, что к концу 1943 года в Курске были отремонтированы многие школы, возобновил работу горпромкомбинат, начали действовать водопровод и первая трамвайная линия, открылись обувные, швейные мастерские, два книжных магазина и около 30 магазинов по продаже хлеба, булочных и кондитерских изделий. Начали работу 1-я и 2-я поликлиники, хирургическая и инфекционная больницы, роддом, тубдиспансер, вендиспансер, психоневрологический диспансер и, что очень важно, санитарно-эпидемиологическая станция. Приступили к работе санитарно-бактериологический институт, детская поликлиника, станция скорой медицинской помощи, детские ясли, молочная кухня, столовая для детей-сирот. В сфере образования работали музыкальное училище и фельдшерско-зубоврачебная школа, три техникума и педагогическое училище.
Были открыты кинотеатр имени М.С. Щепкина, драматический театр имени А.С. Пушкина, областной краеведческий музей, областная библиотека. Возобновили работу городская телефонная связь, радиоузел, телеграф.
Почти полностью были восстановлены курские промышленные предприятия, в том числе Курский машиноремонтный завод, приступивший к ремонту танков и другой военной техники. Работала типография, печатавшая газету «Курская правда».

И хотя занятия в институте начались лишь 1 ноября 1943 года, но Юрий Александрович в нем работает с 31 октября, то есть со дня оформления Личного листка по учету кадров. К этому времени, надо полагать, он привез из Нового Оскола жену и одиннадцатилетнюю дочь и жил с семьей либо в институтском общежитии, либо на съемной квартире. И как все преподаватели пединститута участвовал в восстановительно-ремонтных работах и городских субботниках и воскресниках.
Однако поработать преподавателем географии в пединституте на полной ставке ему, скорее всего не довелось. Дело в том, что в конце 1943 года в Курске создается суворовское военное училище, которое нуждается в педагогических кадрах. И Юрий Александрович Липкинг как никто другой подходил на роль педагога-воспитателя.
 (Когда повествование о Липкинге уже было сверстано в книжку, состоялась моя личная встреча с Натальей Юрьевной Липкинг, которая пролила свет на мучившие меня вопросы, как звали маму и первую дочь Юрия Александровича. Итак, мама писателя – Елизавета Александровна (в девичестве Александрова), из семьи служилых дворян, имевших сербские корни; женщина набожная и высокообразованная. Первую дочь писателя звали Елизаветой (в честь бабки), родилась она 24 июня 1932 года. Ее матерью и первой супругой Юрия Александровича была женщина по имени Таисия Степановна.)



ПРЕПОДАВАТЕЛЬ СУВОРОВСКОГО УЧИЛИЩА

Как сказано в статье П.А. Михина и В.К. Лотарева об этом училище, опубликованной в краеведческом словаре-справочнике «Курск», оно «было организовано постановлением ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР от 21 августа 1943 г. «О неотложных мерах по восстановлению хозяйства в районах, освобожденных от немецких захватчиков». В это училище со сроком обучения 7 лет принимались мальчики 8-13 лет – дети воинов Красной Армии, партизан Отечественной войны, а также советских и партийных работников, погибших от рук немецко-фашистских захватчиков».
В Курске суворовское училище располагалось в полуразрушенных зданиях бывшего общежития пединститута по улице Гоголя, отделения глазных болезней городской больницы по Садовой улице и школы № 21 по улице Халтурина. Усилиями коммунальных служб города и преподавательского состава выделенные здания в трехмесячный срок были отремонтированы, и с 1 декабря 1943 г. в училище начались занятия.
По данным П.А. Михина, участника Великой Отечественной войны, бывшего офицера-артиллериста и одного из преподавателей этого училища, уже в первый год в училище было принято 500 мальчиков. Некоторые имели боевые награды. Всего в училище было 7 рот от первой, малышовой, до седьмой, в которой обучались 18-летние юноши. Роты-классы состояли из трех отделений по 25 человек.
Первым начальником Курского суворовского военного училища был генерал-майор В.М.Козырев. В 1946 году его сменил генерал-майор З.Н.Алексеев, пробывший на этом посту до 1950года. Политотдел возглавил подполковник С.Г. Щербаков, учебно-методическую работу вел майор С.Н. Мясоедов, до войны работавший директором одной из школ. Административно-хозяйственная деятельность возлагалась на майора Л.С. Стацюка. Педагогический коллектив формировался из преподавателей курских школ, средних учебных заведений и офицеров, по тем или иным причинам не пригодным к службе в строевых частях.
 Авторы статьи о суворовском училище об этом пишут так: «Преподаватели и офицеры-воспитатели в основном состояли из вышедших из госпиталей раненных на войне офицеров, имевших солидное педагогическое образование, опыт работы и соскучившихся по педагогическому труду. Высо¬кая заработная плата педагогов позволяла руководству училища привлекать толковых преподавателей со всего Союза, а щедрое финансирование давало возможность первоклассно оснастить учебную, спортивную и трениро¬вочную базы вплоть до оркестра и верховых лошадей».
Вместе с тем нехватка в преподавательских кадрах ощущалась довольно долго. Руководство училища вынуждено было обратиться в Курский обком ВКП(б) с просьбой о содействии в подборе педагогических кадров. И, как сообщает Юрий Александрович в автобиографии от 1 ноября 1943 года, по-видимому, написанной им по требованию руководства пединститута, а потому и хранимого в архиве КГПИ: «По путёвке Курского обкома ВКП(б) направлен в Курское Суворовское военное училище в качестве преподавателя географии».
В википедии же начало его работы отнесено почему-то на ноябрь 1944 года,: «В ноябре 1944 года, по путёвке Курского обкома ВКП(б) в звании лейтенанта административной службы, был направлен в Курское суворовское военное училище преподавателем географии».
Почему ноябрь 1944 года непонятно и нелогично. Возможно, вкралась механическая ошибка в указании года… Зато четко и ясно названо его офицерское звание – лейтенант.
А вот журналист М. Лейбельман повышает Юрия Липкинга до капитана. При этом он видит его еще и преподавателем КГПИ. «Капитан Липкинг направляется  преподавателем Курского Суворовского училища, – пишет Лейбельман в статье «Увлеченный человек», нисколько не сомневаясь в верности своих слов, – и – по совместительству – педагогического института».
О том, что Юрий Липкинг во время работы в Курском суворовском училище был капитаном, говорится и в одной интернетстатье.
Так в каком же воинском звании пришел Юрий Александрович в КСВУ? Скорее всего, в звании лейтенанта, на что указывает его фотография тех лет: сфотографирован в военной форме. Правда, на погоне двух лейтенантских звездочек не видно – обрезаны рамками снимка, но на остальной видимой длине погона, где должны быть звездочки, определяющие принадлежность носителя погон к капитанскому званию, они отсутствуют. Следовательно, Юрий Липкинг все же лейтенант, а не капитан. Впрочем, до капитана мог дослужиться к началу пятидесятых годов.
Интересно и другое: поступая в Курское суворовское училище, Юрий Александрович также был обязан написать автобиографию и заполнить либо Личный листок по учету кадров, либо какую-нибудь анкету с подобными вопросами, – такова житийно-бытовая практика того времени. И что же он в них писал-сочинял?..
Итак, Юрий Александрович Липкинг с осени 1943 года живет в Курске и работает преподавателем географии сразу в двух учреждениях: на постоянной основе – в Курском суворовском военном училища в звании лейтенанта и в КГПИ – на почасовой.
Казалось бы, все невзгоды и печали остались в прошлом. Теперь можно забыть о мытарствах, связанных с дворянским происхождением, спокойно жить и работать, воспитывать дочь. Но это только казалось… Дело в том, что с момента прибытия Юрия Александровича в Курск на поверхность всплыли проблемы в семье, приведшие к разрыву с первой женой, оставшейся для всех биографов безымянной. Историк А.В. Зорина  по данному поводу, не вдаваясь в подробности и тонкости семейных отношений, кратко сообщает: «Здесь после развода он вступает во второй брак».
Констатировав факт, Зорин не называет имени второй супруги Юрия Александровича, не сообщает о судьбе его одиннадцатилетней дочери: осталась с матерью или же решила жить с отцом.
А вот руководитель туристического клуба «Гренада» и А.П. Макарский в статье «Мои воспоминания о Ю.А. Липкинге» с оговорками-сомнениями упоминает имя супруги Юрия Александровича – Полины Вульфовны (выделено мной. – Н.П.), учительницы немецкого языка. «О других членах семьи (имеется в виду семья Ю.А. Липкинга. – Н.П.) припомнить ничего не могу, – пишет он в данной статье, частично уже цитированной выше. – Вспоминаются лишь разговоры, что Юрий Александрович после революции встретился будто бы с бывшей горничной или гувернанткой, служившей у его отца, и женился на ней. Не знаю, относится ли этот рассказ к Полине Вульфовне, его супруге, и насколько соответствует он действительности».
И как ему не сомневаться, когда он, по его собственному определению, был на сорок лет моложе Липкинга. К тому же рассказывал о событиях середины или даже второй половине шестидесятых годов. Ведь за время с середины сороковых до середины шестидесятых в любой семье можно было не раз развестись и вновь сойтись, или же пару раз жениться…
Вопрос, была ли Полина Вульфовна второй супругой Юрия Александровича, сразу же разрешился положительно после того, как на просторах интернета посчастливилось выйти на сайт «Музей истории Российского кадетства». В нем рассказывается об истории Курского (позже) Уссурийского суворовского военного училища. И в одном абзаце этого рассказа, где бывшие выпускники благодарят своих воспитателей и преподавателей, сказано: «Выпускники Курского СВУ с особой теплотой вспоминают своих учителей – В.Н. Барышникову, Е.А. Михайлову, О.М. Терновцева, К.А. Кузнецову, П.В. Липкинг, Ю.А. Липкинга, И.М. Мурзова…»
Выходит, что Полина Вульфовна Липкинг действительно была женой Юрия Александровича и не только преподавала немецкий язык в одной из курских школ или даже в пединституте, о чем сообщил Макарский, но и являлась преподавателем Курского суворовского училища.
Такой удачи, честно говоря, не ожидал.
В 1948 году состоялся первый выпуск суворовцев Курского суворовского училища. Петр Алексеевич Михин с гордостью констатирует, что каждый четвертый суворовец этого выпуска закончил училище с золотой медалью. А комсорг выпуска Николай Портнов в недалеком будущем станет доктором экономических наук и профессором.
Кстати, из курских суворовцев на писательскую стезю вступили Олег Михайлов, которого ныне все знают как автора книг «Суворов», «Кутузов», «Ермолов», «Куприн» и других, и Владимир Савченко, издавший серии «Пламенные революционеры» книги «Раскройте ваши сердца», «Тайна клеенчатой тетради», «Властью разума». А сколько выпускников училища избрало поприще защитника Отечества на военной службе – тех не счесть!
Вполне логично предположить, что Юрий Александрович Липкинг, как и все другие преподаватели училища, гордился успехами подопечных мальчишек, любил заниматься с ними не только во время уроков географии, но и после занятий.
Но наступил 1951 год, и он, как дружно сообщают все биографы Липкинга, демобилизовался и покинул суворовское училище, которое, кстати говоря, пробыло в Курске до 1957 года, а затем было передислоцировано в город Уссурийск Приморского края.
Что побудило или же заставило Юрия Александровича так поступить, оставалось неизвестным до моего знакомства с Натальей Юрьевной. Она поведала, что тяжелая болезнь отца и последующая операция стали тому причиной. Так на одну тайну стало меньше в длинной череде загадок в биографии археолога и писателя.



НА ПУТИ В ПИСАТЕЛЬСТВО

После увольнения из Курского суворовского военного училища и выхода в запас, надо полагать, в звании капитана, Юрий Александрович, согласно сообщениям его немногочисленных биографов, перешел на работу в школу № 13. При этом биографы не конкретизируют, кем перешел в эту школу, видимо, полагая, что и так понятно – учителем географии.
Из истории средней школы № 13 известно, что до декабря 1951 года школа была начальной и ученики начальных классов учились в здании этой школы на улице К. Маркса, а старшеклассники (с 5 по 7 класс) – в здании школы № 27. Когда же в декабре 1951 года на улице 1-я Офицерская, 29, было построено и сдано в эксплуатацию новое здание этой школы, то все ее ученики собрались под ее крышей.
Первый выпуск десятиклассников состоялся в 1956 году. К этому времени в стенах школы размещалось 22 класса, учебных помещений не хватало, и занятия проходили в две смены. Одновременно с ростом классов увеличивалось количество учителей, учительский коллектив достиг 36 человек.
Одним из первых учителей школы был Юрий Александрович Липкинг, который преподавал уроки географии. Среди других называют Нону Анатольевну Ефремову – преподавателя математики, Татьяну Николаевну Ветрову – преподавателя немецкого языка, Елизавету Устиновну Мильченко – преподавателя истории и в недалеком будущем директора этой школы.
Как отмечают современные летописцы школы № 13, многие ее выпускники пятидесятых и шестидесятых годов прошлого века стали известными в курке личностями. Но особой гордостью школы № 13, по мнению этих летописцев, является выпускник 1967 года Чаплыгин Валерий Андреевич – чемпион Олимпийских игр в Монреале 1976 года, чемпион мира (1977) по велосипедным гонкам на 100 км.
Будем считать, что в каждого из этих выпускников частицу своей души вложил и Юрий Александрович Липкинг на уроках географии. Не исключено также, что на одном из уроков он, с присущим ему педагогическим жаром и образностью, рассказывал будущему чемпиону, а пока что ученику 6 или 7 класса о географических особенностях Северной Америки, государства Канады и города Монреаля. И тот, став олимпийским триумфатором, возможно, вспомнил своего учителя с чувством благодарности и тихой гордости.
В средней школе № 13 Юрий Александрович, судя по кратким сообщениям его биографов, в качестве учителя географии, отработал 12 лет. Срок немалый.
В те годы в школах широкое распространение имела кружковая внеклассная работа, особенно много было кружков юннатов – юных натуралистов. Возможно, Юрию Липкингу, помимо уроков географии и преподавательской (почасовой) деятельности в КГПИ, приходилось вести и какой-нибудь кружок. Ведь он, как вспоминают его студенты, позже ставшие учеными, любил делиться с молодежью своими знаниями в различных областях человеческой деятельности и науки. А старшеклассники в то время отличались любознательностью, были жадными и до учебы, и до знаний, и вообще до всего нового и необыкновенного; книги же читали запойно, не то, что в нынешнее время.
А еще в это время Юрий Александрович заболел археологий. В книге «Далекое прошлое соловьиного края» на странице 49 он пишет: «Начиная с 1952 года автором настоящей книги обнаружен целый ряд черняховских поседений по рекам Сейму, Свапе, Судже, Снагости и другим…». Следовательно, 1952 год можно принять за отправную точку «археологической болезни» Липкинга.

Пятидесятые годы… Годы завершения восстановления европейской части страны, в том числе и Курской области, и начала промышленного, технического, экономического, социально-бытового и культурного роста.
Что же касается Курска, то к 1952 году он, благодаря самоотверженному труду курян – женщин, стариков, школьников, студентов, вернувшихся с войны мужчин, – был полностью восстановлен от военной разрухи. Простой перечень хронологии восстановленных объектов промышленности, бытового обслуживания населения, культуры, образования, здравоохранения говорит за это.
В 1944 году закончено восстановление моста через Тускарь, открыто сквозное трамвайное движение от вокзала до кожевенного завода имени Серегина. В восстановлении трамвайного пути только в Кировском районе города на трех воскресниках трудилось около 4 тысяч человек. В мае был открыт областной театр кукол. 2 октября возобновились занятия в отремонтированных корпусах мединститута. К концу года продолжило прерванную войной работу Курское областное книжное издательство, и начался выпуск брошюр и книжек.
В победном 1945 году в январе досрочно окончен монтаж оборудования завода крупяных изделий, 9 мая на Красной площади прошли всенародные торжества в честь победы Советского Союза над Германией и ее союзниками. В конце июля построена новая телефонная станция на 1200 номеров. А 7 октября начались занятия в электромеханическом техникуме.
1946 год ознаменовался тем, что в январе СНК СССР был утвержден генеральный план развития Курска на 20 – 30 лет. Первого января начал работу кинотеатр «Комсомолец». Во второй половине июня вступил в строй завод низковольтной электроаппаратуры, а в октябре начал работу гипсовый завод и был открыт областной госпиталь для инвалидов Великой Отечественной войны.
Еще в этом году Курское областное книжное издательство выпустило поэтический сборник курских поэтов Н. Корнеева, Н. Истомина, Ю. Лебедева, А. Куликова, В. Москаленко, Л. Шелест и А. Щелокова «Стихи о войне». Сборник был небольшой, на серой газетной бумаге, но тираж имел приличный – более 5,4 тысяч экземпляров (ныне такими тиражами книги в Курске не издаются). Все стихи были проникнуты гордостью за воинов-победителей, любовью к Родине, патриотизмом. Однако особое  место занимала поэма поэта-фронтовика Николая Корнеева «Мать», в которой рассказывалось о курянке Е. Погребной, организовавшей добровольную бригаду для восстановления школы, в которой учился ее сын, погибший на войне.
В 1947 году в феврале месяце восстановлен разрушенный во время войны мост через реку Сейм, возобновил свою деятельность аэроклуб, начало функционировать художественно-педагогическое училище, готовившее учителей рисования и черчении для средних школ. К годовщине Октябрьской революции сдано в эксплуатацию здание Дома Советов на Красной площади и восстановлена центральная часть клуба железнодорожников. А курский архитектор А. Шуклин отмечен премией Управления архитектуры при Совете Министров РСФСР. Первую продукцию выдал завод «Счетмаш».
1948 год ознаменовался тем, что в Засеймье начал функционировать завод резиновых технических изделий, более известный как РТИ. К этому стоит добавить, что параллельно со строительством завода, на некотором удалении от него, ближе к реке Сейм шло строительство жилого поселка резинщиков, основой которого стали так называемые «белые дома», возведенные еще до войны. Как рассказывали старожилы, в строительстве заводских корпусов и двухэтажных домов поселка принимали участие немецкие пленные, жившие в бараках рядом с заводом.
В 1949 году в Курске организован пункт Ростовской студии кинохроники. Съемки велись  на швейной фабрике « 2, на заводе «Счетмаш» и кондитерской фабрике № 1. А в конце декабря был открыт восстановленный Дом пионеров на улице Ленина, где 5 января 1950 года с курскими детьми встретился известный советский писатель С.В. Михалков. А в последних числах июля 1950 года состоялось областное совещание молодых писателей, на котором с обзором творчества курских поэтов выступил С. Наровчатов. Совещание приняло решение организовать литературное объединение при Курском областном книжном издательстве. И в этом же году вышел первый номер «Курского альманаха», на страницах которого были опубликованы пьеса В. Овечкина «Настя Колосова», стихи Н. Истомина, Е. Маслова, В. Москаленко, Б. Найговзина, Е. Полянского, И. Чемекова и И. Юрченко, проза Н. Белых, Е. Василевич, А. Киселева, Ф. Певнева и В. Шалыгиной. Последующие номера «Курского альманаха» с произведениями курских авторов (и не только) выходили регулярно до начала шестидесятых годов.
1951 год в жизни города ознаменовался гастролями народной артистки СССР, лауреата Государственной премии Л.А. Орловой и концертами народного артиста СССР И.В. Ильинского. А еще в этом году, в августе, возобновился выпуск главного печатного органа Курского обкома ВЛКСМ и молодежной газеты в целом «Молодая гвардия», где вскоре художником-оформителем стал работать бывший артиллерист-противотанкист Евгений Иванович Носов – в недалеком будущем известный советский писатель.
В феврале 1952 года введен (частично) в эксплуатацию завод передвижных агрегатов, более известный как КЗПА. В августе состоялось открытие нового железнодорожного вокзала, построенного по проекту  архитектора И.Г. Явейна и областной выставки достижений народного хозяйства на улице Энгельса.
1953 год в стране ознаменовался смертью и похоронами В.И. Сталина, большими изменениями в руководстве партии и Советского правительства. В Курске же в мае был открыт Парк пионеров, а в Доме пионеров прошла выставка изобразительного творчества детей, на которой были представлены вышивки, рисунки, скульптурные работы.
Если же остановить свое внимание на развитии литературы в крае, то в этом году в Курском книжном издательстве увидел свет сборник «Первые рассказы» с прозаическими произведениями курских авторов: Михаила Горбовцева – «Последние письма», Владимира Прусакова – «Миниатюры», Михаила Полковникова – «Русская яранга» и «Зверобои», Михаила Приваленко – «Первый номер», Михаила Колосова – «Народный заседатель» и «Кожаная курточка», Бориса Жульева – «Плотник», Михаила Обухова – «В поисках юрты» и «Золотой дождь», Бориса Солнцева – «Отец».
На выход этого сборника 17 июня 1953 года на страницах «Курской правды» отозвался ученый-филолог, преподаватель КГПИ Исаак Зельманович Баскевич большой обзорно-рецензионной статьей «Первые рассказы». Несмотря на многие критические замечания в адрес конкретных авторов, сборник в целом получил положительный отзыв.
Много важных событий произошло в 1954 году. Во-первых, из Курской области вышла в самостоятельное плавание территория Белгородской области с центром в Белгороде и такими крупными городами, как Новый Оскол и Старый Оскол. Во-вторых, земляк курян и руководитель государства Н.С. Хрущев своим волюнтаристским решением в нарушение всех юридических законов, норм и правил передал полуостров Крым из юрисдикции РСФСР в юрисдикцию УССР. Что и говорить, чудил наш землячок, до сих пор аукается…
В Курске же суворовское военное училище передислоцировалось в «прекрасно отремонтированное здание по улице Блинова». Правда, находиться ему здесь пришлось недолго…
Своими интересными вехами в жизни города ознаменовался 1955 год. 27 марта сдан в эксплуатацию кирпично-трепельный комбинат. В августе в черту города были включены селения бывшего Стрелецкого района – Дворецкая Поляна, 1-е и 2-е Ламоново, 1-е Цветово. В ноябре построен новый мост через Тускарь и завершено строительство первой очереди ТЭЦ-1.
Мог гордиться успехами и 1956 год. В апреле на улице Ленина был открыт Дом книги, в мае в здании областного краеведческого музея начал работать планетарий, в августе принял посетителей кинотеатр «Октябрь». Еще в августе начал функционировать сельскохозяйственный институт в составе двух факультетов – агрономического и зоотехнического. В сентябре на базе бывшей сельскохозяйственной школы образован Курский сельскохозяйственный техникум. В ноябре, в преддверии очередной годовщиной Октябрьской Социалистической революции, на Красной площади торжественно открыт памятник В.И. Ленину. В конце года организована станция юных техников. Словом, жизнь налаживалась…
А вот 1957 год в жизни города был не столь богат на значимые достижения в области строительства промышленных объектов, зато общественно-политические и культурные мероприятия имели место. Во-первых, в июля на вокзале состоялась встреча курской молодежи с молодежью Франции, Италии, Сирии, Ирака, Египта, Судана и Ливана, ехавшими на VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов, проходивший в Москве. Во-вторых, в Кировском районе проходило разминирование территории, вошедшее в анналы истории города. В-третьих, в ноябре в Курском областном краеведческом музее была установлена диорама «Курская битва», выполненная художниками студии М.Б. Грекова.
Курское книжное издательство порадовало читателей выходом в свет литературного альманаха «Простор», сменившего «Курский альманах», сборника для детей «Радуга», в котором были опубликованы произведения Евгения Носова и других курских литераторов. Здесь же вышел и роман «Испытание» – тематическое и художественное продолжение «Якова Железнова» последнего начальника Курского суворовского училища генерал-майора Николая Ивановича Алексеева. В-четвертых, все бывшие школы-семилетки стали школами с восьмилетним циклом образования, а срок обучения в средних школах сократился с 11 лет до 10.
А еще в этом году в Москве, в издательстве «Молодая гвардия», увидела свет повесть Юрия Александровича Липкинга «Кудеяров стан», изданная отдельной книгой в 208 страниц в твердой обложке, но с большим количеством рисунков в тексте и тиражом в 9000 экземпляров. Но к этой книге мы возвратимся чуть позже, а пока отметим, что в следующем 1958 году в Курске по инициативе писателя В.В. Овечкина была создана писательская организация.
Костяк Курской писательской организации составили прозаик и драматург, член СП СССР с 1941 года, Валентин Владимирович Овечкин, прозаики Михаил Макарович Колосов, член СП с 1954 года, Михаил Максимович Горбовцев, Михаил Михайлович Обухов, Федор Павлович Певнев – члены СП с 1956, поэты Николай Юрьевич Корнеев, член СП с 1957 и Егор Иванович Полянский, член СП с 1958 года. В 1959 году членом СП СССР станет Евгений Иванович Носов, который также войдет в курское писательское сообщество. В творческом багаже у каждого было по нескольку персональных сборников для детей и взрослых, выпущенных, как правило, Курским книжным издательством.
Но кроме членов Союза писателей в курское литературное объединение входили поэты и прозаики, не имевшие членского билета, но имевшие литературный дар. Среди них стоило бы назвать Никиту Истомина, Евгения Маслова, Юрия Лебедева, Виктора Москаленко, Михаила Привалова, Ивана Юрченко, Владимира Злуникина, Михаила Козловского. У большинства из них за плечами были не только публикации в газетах, альманахах, не только персональные сборники, но и многочисленные сражения на полях Великой Отечественной войны, и Победа.



СЛОВО О «КУДЕЯРОВОМ СТАНЕ»

О книге Юрия Александровича «Кудеяров стан», изданной в 1957 году в Москве, некоторые биографы писателя так или иначе упоминают: кто-то просто констатирует сам факт ее появления, а кто-то делает небольшой рецензионно-критический отзыв.
Самой первой публичной рецензионной работой, по-видимому, стала статья доцента Воронежского университета А. Москаленко «Научно и увлекательно», опубликованная 12 апреля 1958 года в газете «Курская правда». А месяцем раньше о своих впечатлениях о повести в частном письме к Юрию Александровичу поделился член-корреспондент АН СССР А.В. Арциховский, о котором сообщают и тест которого приводят в книги «Ю.А. Липкинг…» С.П. Щавелев и А.В. Зорин. Позже последуют и другие отзывы, но до того, как появиться отзывам на книгу, она должна быть написана и одобрена издательством к публикации.
Понятно, что книги в один день не рождаются. От возникновения замысла в голове у автора до появления рукописи и тем более до выхода книги в типографии – путь долгий и трудный. К тому же не всегда он заканчивается успехом…
В случае с Липкингом этот непростой путь завершился удачно. Но успеху предшествовала не только педагогическая деятельность автора, позволившая создать замечательные психологические портреты как юных героев, так и взрослых персонажей повести, но и глубокие знания в области археологии Курского края. Вопрос в том: откуда они взялись, если большинство биографов писателя его увлечение археологией относят к началу шестидесятых годов, когда он начал преподавать в КГПИ историю и археологию, когда в газетах и журналах появились его первые печатные работы на данную тему, а никак к началу или середине пятидесятых. Впрочем, в некоторых официальных биографиях писателя хоть и вскользь, но все же упоминается, что с переходом на работу в школу № 13 в октябре 1951 года «начал заниматься археологией». Следовательно, над повестью «Кудеяров стан» Юрий Александрович начал работать с начала пятидесятых годов. А если вспомнить про отправную точку «археологической болезни» Липкинга, то это 1952 год. Впрочем, в одной из статей А.В. Зорин упоминает 1939 год, когда ученик Нижнесмородинской школы, где работал Липкинг, Владимир Петьков принес каменный топор. И это побудило Юрия Александровича отправиться на место обнаружения этого предмета и провести первые разведочно-поисковые мероприятия.
Косвенное подтверждение этому есть и в самой повести, когда главный герой произведения археолог Дмитрий Павлович Русавин поручает одному из его юных помощников, сельских мальчишек – Игорю Русову – вести записи: «– Начинай! – Он подал мальчику тетрадь в плотном, оклеенном парусиной переплете: – Богдановское городище. Апрель 1950 года…».
Читая повесть, складывается впечатление, что Дмитрий Павлович Русавин сам только-только освоил теоретические особенности археологической деятельности, которые его настолько захлестнули, захватили, что он не может держать их в себе и жаждет поделиться ими с другими, подобно тому, как цветок – своей красотой, как плодоносящее дерево – душистыми, сочными плодами, как дождевая туча – влагой. Отсюда напрашивается вывод: повесть писалась параллельно с тем, как Юрий Александрович приобретал, усваивал, расширял, углублял теорию и методику археологических исследований, как обогащал себя опытом предшественников, а затем полученные знания использовал на практике.
Повесть, а точнее переписанная набело рукопись, была окончена в 1954 году в Курске, что зафиксировано в книге. Не трудно догадаться, что писалась она дорывками около четырех лет. А затем, по-видимому, в том же 1954 году была направлена в издательство «Молодая гвардия» и там находилась не менее двух лет, пока не была поставлена в план издания на 1957 год. Но возникает вопрос: почему автор не воспользовался услугами Курского областного книжного издательства, действующего, как отмечалось выше, с 1944 года? Не нашел поддержки в курском литературном объединении и в редакции издательства, потому и обратился в столичное…
Однако в Курском книжном издательстве, где задавали тон Михаил Приваленко, Валентин Овечкин, Николай Корнеев, в первой половине пятидесятых издавали не только «Курский альманах» и коллективные сборники, но персональные книги многих курских авторов. Назовем хотя бы некоторых, наиболее известных в те годы.
 Например, Валентин Владимирович Овечкин, проживая во Льгове, в 1952 году приступил к публикации первой части цикла его очерков о колхозном строительстве «Районные будни», принесших ему всесоюзную известность и скрытую жгучую нелюбовь местных партийных и советских чиновников. С 1953 года он стал проживать в Курске, где продолжил писать очерки, рассказы, статьи, пьесы, часть которых ставилась на сцене Курского драматического театра.
Старейший писатель края Михаил Горбовцев в Курском областном книжном издательстве в 1951 году издал пьесу «Туртукай» – о Суворове, в 1954 – повесть «Записки школьника», а в 1955  – сборник «Повести».
Николай Корнеев в Курском областном книжном издательстве в период с 1951 по 1953 год напечатал книжки для детей – «Коля Кубышкин на катке», «Лесная полоса», «В выходной», «О девочке Тане», «Разведчик Митя», «Зорянка». Кроме того, здесь же в 1953 году вышла его книга поэзии «Передний край», принесшая автору известность, а в 1956 году увидел свет поэтический сборник «Так начинается лето».
Корреспондент «Курской правды» Иван Юрченко в 1952 году в Курском книжном издательстве опубликовал два сборника стихов – «Созидание» и «Урожай».
Виктор Москаленко в 1953 году стал автором сборника «Стихи и басни», а очередной сборник басен «Слово и дело» готовил к 1957 году.
В 1954 году из недр Курского книжного издательства вышли книга прозы М. Колосова «Голуби» и поэтический сборник Н. Истомина «Стихи для детей».   
Молодой, но талантливый и «пробивной» Егор Полянский издал два стихотворных сборника –  «Письмо товарищу» (1954) и «Вовка будет моряком» (1955).
В 1955 году М. Приваленко издал книгу очерковой прозы «Валентин Овечкин», в которой впервые поведал биографию писателя и провел анализ его творческой деятельности.
Федор Певнев также не терял время даром и в Курском областном книжном издательстве в 1953 году выпустил книгу «Лето в Раздольном», а в следующем году уже в Москве – повесть «Урожай». Затем в 1956 году вновь в Курске издал книги «Юбилей» и «Старые друзья».
Как видим, большинство книг этих авторов предназначалось для детей разного возраста. При этом их художественный потенциал примерно был того же уровня, что и повесть Юрия Александрова-Липкинга, а по своей информативности в области истории края, не говоря уже об археологической стороне, явно уступал. Однако перечисленных курских авторов в Курске печатали, причем довольно регулярно, а Липкинг не засветился ни в альманахах, ни в сборниках, ни книгой. Почему?.. И как умудрился опубликоваться в столичном весьма уважаемом молодежном издании, функционирующем с 20-х годов?..
Давно известно, что Москва бьет с носка. Там провинциалов, тем более неизвестных, тем более без протекции со стороны давно признанных писателей, не жалуют. Курские поэты и прозаики это на себе не раз почувствовали. А тут такой поворот: никому не известный учитель средней школы провинциального Курска, только-только очистившегося от руин, причиненных ему войной, смог добиться публикации своего произведения в Москве! Удивительно и восхитительно!..
Как отреагировало курское писательское сообщество на появление книги Юрия Александровича, остается загадкой. Никаких публикаций с их стороны. Ни положительных отзывов, ни отрицательных. Словно не заметили.  Хотя выход каждой книги в то время было большим событием в литературной (и культурной) жизни области. А ведь рецензионные статьи на книги коллег писали Михаил Обухов, Михаил Колосов, Николай Корнеев, Иван Юрченко, Исаак Баскевич и многие другие. А тут тишина. Неужели творческая ревность, а то и зависть?! Причем сразу у всех?
Мои сомнения не смог развеять даже нынешний патриарх курского писательского сообщества Юрий Петрович Першин. Он, будучи студентом мединститута, в шестидесятые годы уже дружил с Евгением Носовым и Николаем Корнеевым и хорошо знал писательскую кухню. Но и Першин лишь развел руками: «Среди писателей его я никогда не видел. Почему так – не знаю».
 И только научное сообщество страны (не Курска), как уже отмечалось, не осталось безучастным. Так, Артемий Владимирович Арциховский, прочтя книгу, счел возможным написать автору такие строки: «Вашу книгу я читал с приятным чувством и прочел, не отрываясь. У Вас оригинальный и хороший литературный талант. Археологические материалы Вы использовали безукоризненно. Никаких ошибок или даже неточностей я не нашел. <…> Замечание у меня только одно: не люблю я слово «умелец». В древнерусском языке ничего подобного не было…».
А кандидат исторических наук и доцент Воронежского университета Анна Николаевна Москаленко в рецензионной статье «Научно и увлекательно», ознакомившись с повестью, отмечает: «В книге много интересного о хозяйстве, обычаях и нравах северян. …Книга написана с учетом последних достижений археологической науки». А резюме выносит такое: «В целом книга «Кудеяров стан читается с интересом и является удачей автора. Ю. Александров сумел соединить в ней два начала – научность и увлекательность, что, к сожалению, не всегда удается авторам, пишущим научно-популярные книги для детей. Повесть будит мысль и прививает любовь к родному краю. Особенно хотелось бы порекомендовать ее учителям истории. «Кудеяров стан» может быть полезен и при проведении уроков в 8-м классе, когда учитель будет рассказывать о жизни славян, и на занятиях исторического кружка».
Замечательная реклама книге! А рецензия – лучше не придумать. Многие курские писатели (и не только курские) пожелали бы иметь подобный отзыв на их произведения.
Сюжет повести «Кудеяров стан» незамысловат: сельские подростки Игорь Русов, Глеб Котин, вдоволь хлебнувшие военного лихолетья, и Вера Кофанова знакомятся с ученым археологом Дмитрием Павловичем Русавиным, «забредшим» в их края в поисках археологических памятников прошлого. Но перед тем, как пожать друг другу руку в знак приветствия и дружеского расположения, подростки (по инициативе «быстрого» на слова и дела Игоря) успевают и между собой поссориться, и археолога, в одиночку таинственно копавшегося в лесу на Кудияровом становище, принять за шпиона.
Словом, уже с первых страниц автор заинтриговывает читателя начавшимся конфликтом на фоне рыбалки и природы, что уже само по себе интересно и увлекательно, а тут еще и ожидание: чем закончится ситуация. Не успел конфликт между подростками закончиться миром и прежней дружбой, как «нешуточно» закипают «шпионские страсти»  Вновь интрига, требующая своего решения.
Таким образом, автор уже в зачине произведения использует одни из самых выигрышных литературных приемов, чтобы увлечь читателя, завладеть его вниманием, вызвать у него сочувствие к главным персонажам произведения. Мало того, он вводит в зачин еще один интересный персонаж – девяностолетнего деда-лесника Дмитрия Матвеевича, который тут же доводит до сведения подростков, а значит и читателя, местную полусказочную легенду-предание о племени кудеяров, обившем в здешних местах сотни лет назад.

И как после такого зачина юным читателям, а повесть предназначена именно для юного читателя, жаждущего тайн, приключений, острых моментов, интриги, авантюры, борьбы, победы добра над злом и так далее, не увлечься книгой и не стать в какой-то мере еще одним персонажем, крепко подружившимся с ее лирическими героями?!
После того, как подростки во всем разобрались, и знакомство с археологом состоялось, он начинает их ненавязчиво, перемежая рассказ с элементами игры и общественно-полезного труда, просвещать в вопросах археологии и истории края. Делает он это блестяще, словно опытный преподаватель института читает студентам лекции со всеми возможными подробностями, пояснениями и дополнениями. А чтобы монолог об археологии и истории не утомлял, автор вводит не только ситуационно-бытовые диалоги ребят, археолога Русавина, деда-лесника, но и красочных персонажей из возможного прошлого – Поляна, Заряну, старейшину городища северян Мороша, Горюна, Могуна и других. И не просто вводит, он их показывает и в тяжелом труде, и в познании окружающего мира, и в строительстве городища, и в его обороне, и в изготовлении железа из местной руды. А еще в верованиях, в постоянной борьбе не на жизнь, а на смерть с кочевниками, в том числе печенегами. Да и с варягами-купцами, передвигавшимися на стругах по рекам, которые тоже не прочь и поразбойничать в славянских селищах и городищах.
Впрочем, не только на носителях зла из далекого прошлого в жизни прапредков славян-северян акцентирует внимание автор, но и показывает отрицательные типажи среди современников героев его повести. Это браконьеры, губившие рыбу взрывами толовых шашек – некто Снежков и его дружки, это «черные копатели», разрушившие в поисках мифического клада археологический памятник. Но их меньшинство, поэтому добро торжествует. Кстати, на стороне добра и его проводником автором выведен образ первого секретаря райкома партии Степан Иванович Шумаков. Ничего не поделаешь – дань времени. Руководящую и созидательную роль партии умри, но покажи.
Заканчивается повесть тем, что за профессором Русавиным и его знакомой Светланой Сергеевной прибывает машина, и ему надо возвращаться в столицу. И хотя последняя точка в повести поставлена, все же однако остается какая-то недосказанность. Причем недосказанность двуплановая: о жизни ребят-подростков, которым сюжетом повести предопределено продолжить учебу в восьмом классе средней школы, а также профессора Дмитрия Павловича и его коллеги Светланы Сергеевны, которых ожидают новые археологические поиски – с одной стороны, а с другой – новые приключения славян-северян на обжитом ими городище, ставшем впоследствии Кудеяровым станом.
Именно такая недосказанность, незаконченность позволяют читателю самому поразмышлять о том, что станет в дальнейшем с героями, то есть поучаствовать в продолжении повести.
Но это, так сказать, краткое знакомство с сюжетом произведения, его зачином, кульминацией и завершением, композиционным единством. Теперь стоит обратить внимание на языковую и стилистическую сторону повести. Как уже отмечалось выше, повесть предназначена для детей – точнее, для старшеклассников и студентов, в целом – для юношества. Поэтому автор, на мой взгляд, старался работать большей частью с предложениями ясными и понятными, не отягощенными вычурными оборотами речи, всевозможными определениями и дополнениями, вводными словами предложениями, возможно, создающими красоту литературного слога, но утяжеляющими суть повествования. С этой же целью часто использовал абзацы, давая читателю возможность подумать над законченностью одной мысли и картинки действия, прежде чем перейти к другой.
Чтобы не быть голословным, приведу пример из первой же страницы книги, где речь идет о рыбной ловле: «Поплавок, подрагивая, бежит по чешуйчатой ряби, потом вдруг замрет, остановится на миг, качнется и — под воду! Тогда не зевай! Засекай резко чуть на себя, тащи. Тащи, чувствуя, как трепещет пескарь на леске, как бьется в охотничьем азарте сердце в груди.
Выбросил рыбешку на золотой песок, зажал в торопливой руке и на кукан — на снизку. А там уже целая гирлянда таких молодцов нанизана».
В любом художественном произведении присутствует описание природы. Это позволяет автору раскрыть свои способности в использовании образов и чувств при передаче той или иной картинки, где немаловажно не только лирическое описание, но и поэтическое. А это в свою очередь вызывает у читателя гордость за родную землю, любовь к природе и родному краю, патриотические настроения. Применяет этот прием и Юрий Александрович, причем не в «чистом» описании природы, а во взаимодействии с человеком. Процитируем несколько абзацев, чтобы более полно и объемно представить умение автора: «Шагах в двухстах от отмели тропинка уходит от реки и бежит вверх на высокий коренной берег долины. Игорек взобрался наверх и только тогда остановился. Оглянулся вокруг — тропа здесь идет по краю высокого мыса. С одной стороны голый овраг с почти отвесными склонами, с другой — тоже овраг, но менее крутой, поросший орешником и молодыми лиственными деревьями.
Заросли покрывают почти всю поверхность мыса. Только против средней части горба — открытая круглая площадка. Это «Тарелочка» — так её называют в ближних селах. Тарелочка основательно выбита сотнями резвых ног. Здесь в праздники собирается молодежь потанцевать под гармошку.
Игорёк любит это место. Любит забраться под густую резьбу жестковатых, как лаком покрытых листьев молодого дубняка, лечь на нагретую солнцем землю, на скупую подпорослевую траву, закрыть глаза и думать, мечтать…
Сколько раз уносили его отсюда мечты то за дальние моря на быстроходном корабле особой собственной конструкции, то на дно морское, то в стратосферные выси! Сколько раз в мечтах уходил он отсюда с рюкзаком за спиной и с геологическим молотком в руке то в пустыню, то на высокие горы, то в бескрайную зелено-шелковую тайгу! Сколько героических подвигов совершил он, защищая от врагов любимую Родину!
И сейчас нырнул Игорек, как в зеленую пещеру, в густостой молодых кустов, сунул в орешник злополучную удочку, заполз ужом под жилистые дубовые ветви».
Не трудно заметить, что в этом лирическом этюде представлен и пейзаж местности со своим названием «Тарелочка», и отношение к этой местности молодежи, и чувства одного из главных героев повести семиклассника Игоря, раскрывающие его духовный мир.
Для кого-то слово «тарелочка» вызывает ассоциации со столовой посудой, а для курян, интересующих историей своего края,  – с Бесединским или Ратским городищем, а то и с легендарным городом Ратском, стоявшим на этом месте в древние времена. Следовательно, Юрий Александрович ненавязчиво и тактично вплетает в свое художественное произведение курские мотивы.
Знакомя читателя с юными героями, автор не спешит давать их портреты. Образы героев прорисовываются в их отношениях друг с другом, с другими персонажами повести, в их поступках и делах, в чувствах и мыслях, в отношении к труду, в понимании добра и зла, нравственности и безнравственности. Вот и образ Игоря автор пишет неспешно: сначала мы видим его неудачным рыболовом, поссорившимся со своим более опытным и хладнокровным товарищем Глебом, затем он предстает мечтателем, грезящим о дальних странах и походах, а еще патриотом Родины, во славу которой готов совершить подвиги. А несколько ниже писатель, характеризуя Игоря, к его образу добавил такие сведения: «Игорь совсем недавно приехал с отцом в село у тихой Тусори. Кроме отца, нет у него родных. Мать погибла во время войны в немецком концлагере. Осиротевшего Игоря, тогда восьмилетнего ребенка, спасли чужие люди. Лишь через два года после окончания войны отец, вернувшись из армии, разыскал потерянного сына.
Что и говорить, пришлось Игорьку хлебнуть горького. Видал, как умирают люди, видал, как убивают. Потому, верно, такой раздражительный, неуравновешенный. Да и здоровьем не крепок: тонок и бледен.
Здесь в селе ребятам не очень-то по душе пришелся неспокойный новичок. Только с Глебом у Игоря завязалась хорошая, крепкая дружба. А вот сегодня поссорились. Понятно, как тяжело у Игоря на сердце».
Нельзя исключать, что образ подростка Игоря у Липкинга был навеян образами суворовцев – полусирот и полных сирот, – которых  он немало видел за время работы в Курском суворовском военном училище. Многие из них, прошедши через ад войны, перенеся голод и холод, смерть близких, издевательства немцев и полицаев, были резки в суждениях, скоры на слова и дела, чувствительны к малейшей несправедливости, легко душевно ранимы и обидчивы.
Однако об образах героев повести и их характеристиках речь ниже. Пока же вернемся к описанию природы и использованию автором эпитетов, придающих повествованию яркость, сочность, эмоциональность. Вот таким у него нарисован берег: «высокий коренной», мыс определен как «высокий». А следующие фразы – вообще поэтические строки: «Любит забраться под густую резьбу жестковатых, как лаком покрытых листьев молодого дубняка, лечь на нагретую солнцем землю, на скупую подпорослевую траву…».
А такое определение травы как «подпорослевая» – возможно, вообще литературная находка.
Что же касается реки «тихой Тусори», то это курская река Тускарь, из названия которой автор просто-напросто убрал букву «к», а букву «а» заменил буквой «о», вот и получилась Тусорь.
Описание природы, ландшафта, в повести встречается часто – без этого никак! Ведь все события происходят летом (ближе к осени) в лесостепном краю, где поля соседствуют с рощами, а берега реки нередко украшены не только глубокими оврагами, поросшими орешником, терном и другим кустарником, но и мысами, один из которых так красочно описан выше.
Есть в повести и описание погодных явлений. Причем не единожды. Вот таким автор видит летний дождь: «Гремело уже близко. Потом мальчик услыхал какой-то приближающийся шорох. Глеб оглянулся: по реке, быстро его догоняя, стеклянной стеной бежал отвесный густой дождь. Всё ближе. Глеб невольно остановился. Вот уже видно падение отдельных крупных капель, словно кто-то скорый снизу вбивает в речную поверхность тысячи и тысячи серебряных гвоздей. Вбивает и быстро снова втягивает вниз.
Мальчик побежал опять. Через минуту дождь хлестал уже по его плечам, по голове, по спине. Очень неприятно было только в первые минуты. Потом, когда всё на Глебе до нитки промокло, дождь его почти не беспокоил. Тапочки мальчик снял и в несколько минут добежал до села.
Лужи пузырились под увесистыми каплями. Глеб вспомнил: пузыри эти предвещали, по приметам, долгий дождь. Вспомнил и то, что сейчас новолуние. Обмылся месяц — тоже к затяжным дождям».
Человек и стихия. Борьба между ними, взаимодействие… Еще один литературный прием, известный со времен «Слова о полку Игореве», умело использованный автором, чтобы вызвать у юного читателя новый прилив эмоций. К тому же здесь показано не только взаимодействие стихии и человека, но и попутно рассказывается о народных приметах и дается, причем почти незаметно, характеристика герою произведения. А это говорит и об эрудиции автора и о его художественном мастерстве, как бы попутно, исподволь дать дополнительную и верную с эстетической точки зрения информацию.
Дождь в произведении, особенно дождь с громом и молниями – стихия тревожная, подчеркивающая возможную опасность, а то и предвещающая беду для лирических героев. Некоторые моменты этой тревоги и опасности имели место. Правда, они вскоре развеялись. И как бы предвещая благополучное окончание ребячьих волнений и опасений, автор разряжает обстановку с только что нарисованным им явлением: «Наконец на закате третьего дня сорвался откуда-то непоседа ветер, нашумел, навоеводил, порвал тучи в клочья и далеко угнал их на восток. Потом всю ночь гулял свободный по чистому уже небу, да так гулял, что звезды часто мигали, словно качались от шалых ветровых порывов. А наутро солнце взошло свежее, смеющееся».
Замечательное лирико-поэтическое вкрапление в текст основного повествования.
Кроме того, в приведенной цитате, как, впрочем, и в предыдущей, мы видим автора не только как проницательного наблюдателя, метко подмечающего мельчайшие особенности  природной стихии, но и как мастера художественного слова, сумевшего свои наблюдения донести до читателя, не расплескав, не утопив их в потоке слов. А такое не всем удается. Одно дело – заметить и для себя отметить, другое – показать это чудо читателю!
Нельзя не отметить и такую особенность липкингского художественного слога, а, следовательно, и литературного стиля, как использование в тексте местного говора, отдельных слов, поговорок, фольклора вообще. Часто это вкладывается в уста его героев, что является дополнительной характеристикой их образа. Вот это принадлежит подростку Глебу: «Ты рыбёшку, что ли, почисти да костерчик зачинай на песке. Вон под тем обрывом — там затишно, — солидно говорит Глеб, и словами и манерами подражая своему деду, тоже заядлому рыболову».  А эта фраза принадлежит старому леснику Дмитрию Матвеевичу: «Айдате, ребятки, отсюда, добром говорю. Не позволю тут ковыряться». Ему же по воле автора принадлежит и поговорка: «Слушай в пол-уха, кушай в полбрюха, работай в три живота». И, само собой разумеется, никому другому автор бы не доверил рассказ древней легенды о кудеярах и кудеяровом становище.
Как драгоценные камни – рубины, изумруды, алмазы – являются украшением царских золотых корон, так и эти вкрапления в основной текст повести – своеобразные драгоценные каменья, придающие особый блеск  и изящество художественному слову и имеющие магическое воздействие на читателя.
Теперь, по-видимому, настала пора возвратиться к образам лирических героев повести, а точнее – умению автора раскрыть их физический, физиономический и психологический портрет. Ранее несколько слов было сказано о том, как Юрий Липкинг представляет нам подростка Игоря, с которого и начался весь сыр-бор. Примерно также неспешно и без лишней конкретики автор знакомит читателя с профессором археологии Дмитрием Павловичем Русавиным: «Это немолодой мужчина в зеленоватом комбинезоне «на молниях», с большими четырехугольными карманами. На ногах брезентовые защитного цвета сапоги. Через плечо — большая сумка. Человек этот в темных очках и без фуражки. В левой руке у незнакомца кусок картона с пришпиленным к нему листом бумаги, в правой зажаты, кажется, часы. У пояса какой-то инструмент в брезентовом чехле». А вот так представлен образ старика-лесника: «На Тарелочку из зарослей вышел… колдун: старый-престарый, лет от роду, верно, девяносто, борода до пояса, голова, как колено, лысая. В лапоточках, в белой домашнего тканья длинной рубахе, с грубой палкой в руках. Только опоясан новеньким ремешком с никелированной пряжкой фабричной работы. А то и впрямь за выходца из древних веков можно было бы принять. Заговорил весело, приветливо ребятам улыбнулся».
Не поскупился автор и на прорисовку образов и легендарных предков курян Заряны, Поляна, Могуты и других. Конечно, больше всего он уделяет внимание придуманной им славянке из племени полян Заряне, портрет которой, нарисованный кем-то на листе бумаги профессор-археолог показывает своим новым знакомцам – Игорю и Глебу. «Мастерски исполненный кем-то акварельный рисунок изображал молодую красивую девушку, смуглую, русоволосую, с большими синими глазами. Девушка сидела у берега реки на стволе старой ивы, под её нависшими густыми ветвями. Пальцами правой ноги она чуть не касалась воды, словно пробуя, холодна ли. На девушке длинная, ниже колен рубашка, перехваченная у талии черным пояском. Вдоль округло вырезанного ворота узкая черная каемка вышивки. Рукава до локтей, широкие и тоже по краю черным вышиты. На левой руке, немного выше кисти, узенький браслет. Толстая русая коса переброшена на грудь. На лбу серебряный диск с затейливыми арабскими письменами».
Это, так сказать, первоначальное представление образа Заряны, а в конце повести автор дал еще одно исполнение ее образа, акцентировав внимание на внешности: «На девушке была длинная белая рубашка из тонкого византийского полотна, красными, серебряными и золотыми нитями прошитая у рукавов и ворота, расшитым поясом перехваченная у бедер. В волосах у висков укреплены были яркие, хитрой работы височные кольца — по три с каждой стороны. На лбу, на тонкой золотой цепочке — серебряный диргем. Волосы заплетены в две толстые и длинные, до пояса, косы. На смуглой шее ожерелье из круглых хрустальных бусин вперемежку с длинными красными сердоликовыми».
Да, образ красавицы-полянки прорисован автором с любовью и нежностью. Однако и этот образ, и образы других героев произведения, как уже отмечалось выше, раскрываются больше всего в их ситуационном поведении, в реакции на то или иное обстоятельство, в динамике действий.
В произведениях для детей и юношества, кроме тайны, требующей разгадки, кроме острых ситуации и борьбы, когда жизни положительных героев угрожает опасность, кроме элементов интриги, путешествия, поиска, исследования чего-либо, творческой трудовой деятельности, немаловажна такая составляющая, как динамика развития событий, быстрая смена картинок. Иначе читатель устанет и может потерять интерес к произведению.
В повести этот принцип раскрывается автором в двух плоскостях. В первой, связанной с работой археолога и его юных помощников, временные рамки ограничиваются месячным сроком – отпуск главного героя. И за этот месяц герои повести побывали в десятке различных ситуаций, требующих от них смелости, выдержки, силы воли, находчивости, принципиальности, определенных знаний, активности, чувства коллективизма, товарищеской спайки. Словом, самых лучших качеств человека.  Во второй плоскости, где речь идет о жизни северского городища и Заряны, события растягиваются на несколько лет. Но и здесь смена событийных картинок столь частая и столь захватывающая, что читатель не может и на миг оторваться от повести. Его постоянно подгоняет вопрос: а что там дальше?
Но это, так сказать, стратегическая сторона дела, а тактическая и оперативная заключаются в построении диалогов, где и характеры героев раскрываются и динамика конкретных действий наиболее заметна, и драматургия присутствует. В качестве примера приведем небольшой отрывок из повести из эпизода знакомства Игоря и Глеба с археологом: «Мальчики постепенно смелели.
— Отдайте монету, гражданин Шурер, она не ваша. Мы нашли, — решительно сказал Игорь.
Первый испуг прошел. Боевой петушиный задор закипал в душе кладоискателя.
— Кто? Как ты меня назвал? — На этот раз, видимо, поражен был незнакомец. — Как назвал? Повтори.
Мальчиков не удивило изумление незнакомца: он-то ведь не знал, что найдены его мешки и по надписям на них стала известна его фамилия.
— Как ты меня назвал? — спросил опять мужчина.
— Шурер, — твердо повторил Игорек.
— А почему ты меня так зовешь?
— Мы всё знаем, — гордо отчеканил Игорь.
— Да уж куда там! — засмеялся незнакомец. — Вы всё знаете. Я и умом тронутый, и богородицын кум, и почему-то ещё и Шурер? Тут, верно, тронешься.
Мальчики растерянно переглянулись. Оказывается, незнакомец был тут с самого начала и всё слышал.
А тот, видя недоумение ребят, весело смеялся.
— Да вы, я вижу, фокусные пареньки. Ну ладно, я богородицын кум и ничего, кроме простых баранов, не знаю, не понимаю. Ну, а вы что знаете?
Мальчики молчали. Заговорил опять незнакомец:
— Не валяйте дурака. Я вас понял отлично. Вы тут клад ищете. Так?
Опять молчат мальчики.
— Так, — сам себе уверенно отвечает незнакомец. — Да вы садитесь.
Снова переглянулись ребята и сели.
— Промахнулись вы, ребятки.
Незнакомец не торопился говорить. Сидел молча, курил, посматривал на ребят и, что злило Игоря, хитро им подмигивал.
— Я вот, — заговорил, наконец, опять мужчина, — тоже в ваши годы копал так. Золото искал, драгоценности всякие, а ещё мечталось оружие найти, какое-то особенное, заговоренное…
— А теперь кости ищете? — добавил Глеб, осторожно отодвигаясь от странного конкурента.
Тот опять глянул пристально и замолк, видимо соображая что-то.
— Кости. Это точно. Кости большие да черепки.
— Вы что, утильщик? — спросил вдруг Игорь.
Мужчина рассмеялся совсем по-детски. Глядя на него, и мальчики невольно заулыбались. И уже не верилось, что человек, который так по-доброму, от души, искренне смеется, может быть злым человеком».
Подводя итог сказанному, отметим, что повесть «Кудеяров стан» написана в романтическо-реалистическом ключе, что так нравится молодежи. Вместе с тем в ней немало историко-приключенческих элементов, что придает ей огромную информационно-познавательную ценность, на которую обращала внимание доцент Воронежского университета А.Н. Москаленко в статье «Научно и увлекательно».

Естественно, у Юрия Липкинга были предшественники, писавшие в подобном литературном стиле для детей и юношества. Взять хотя бы нашего земляка Аркадия Петровича Гайдара с его «Школой», «РВС», «Тимуром…», «На графских развалинах» и другими произведениями. Можно вспомнить Льва Кассиля с «Чашей гладиатора» и «Кондуитом…» или Л. Пантелеева и Г. Белых с их «Республикой Шкид». А в послевоенное время Юрия Александровича в данном литературно-жанровом направлении на несколько лет опередил Анатолий Рыбаков с «Кортиком»  (1948) и «Бронзовой птицей» (1956).
Однако Юрий Александрович стал первооткрывателем симбиоза литературного жанра, в котором в единый тугой узел завязаны романтизм, соцреализм, археология, краеведение и история. И живи он, литератор, в Москве, а не в древнем и героическом, но провинциальном Курске, его повесть бы оказалась не только напечатанной в издательстве «Молодая гвардия» отдельной книжкой, но и в других издательствах, а также в толстых столичных журналах, выходивших в то время многотысячными тиражами. И о нем бы заговорил весь Советский Союз – от Калининграда на западе и Чукотки на востоке. Ведь по своей читабельности «Кудеяров стан» мало в чем уступает лучшим образцам приключенческой литературы для юношества, а в плане информирования по древней истории ей равных нет.
А еще эта повесть в определенной степени автобиографическая. Автобиографичность заключается не только в том, что Юрий Липкинг лирического героя археолога Дмитрия Павловича наградил некоторыми чертами собственной внешности и собственного характера – веселостью, эрудированностью, педагогическим талантом, трудолюбием, умением принимать верные решения – но и тем, что он любил ходить в археологические походы-разведки с небольшим числом людей.
Вспоминая непростую обстановку во время одной из экспедиций – затяжные проливные дожди несколько дней кряду, – старший научный сотрудник Института археологии РАН А.И. Пузикова в статье» Ю.А. Липкинг – каким я его знала и помню», опубликованной в книжке «Ю.А. Липкинг…», пишет: «Условия были как на войне: жили мы все вместе в одной протекающей шестиместной палатке… И вот тогда-то с особенной силой проявилось все ценное в характере Юрия Александровича» Он был постоянно весел, развлекал всех шутками-прибаутками и безобидными розыграшами…».
Другую особенность характера Липкинга – отправляться в путь с двумя-тремя добровольными спутниками – в своей статье отмечает историк А.В. Зорин: «В путь на разведку следов далекого прошлого Липкинг обычно отправлялся с одним-двумя спутниками – студентами или школьниками».
Об этом же с долей доброй иронии пишет в воспоминаниях об отце и Наталья Юрьевна: «…папа только и делал, что отдыхал: то огород копает, то с рюкзаком по области гуляет с парочкой юных любителей археологии, разведывая новые памятники».
Масло в огонь подливает и автор статьи «Мои воспоминания о Ю.А. Липкинге» А.Н. Макарский: «Вечерами у костра часто возникали споры о известных и неизвестных предметах, найденных на раскопках. И тут он очень чутко, умело, не навязывая своего мнения, умел выслушать версии всех, раззадорить и, в конечном итоге, подвести к правильному ответу. Часто вечерами точно так же он на нас «отрабатывал» главы своих будущих книг».
А автор статьи «Мои воспоминания о Ю.А. Липкинге» А. Макарский, характеризуя Юрия Александровича подчеркивает: «Это смелый, культурный, образованнейший человек,  любящий хорошую шутку, романтик в душе, проживший тяжелую жизнь».
И как тут еще раз не вспомнить повесть «Кудеяров стан», где в основном действуют археолог Дмитрий Павлович и два школьника – Игорь и Глеб, вокруг которых и с участием которых происходят все главные события, все загадки и разгадки, связанные с темой археологии.
Да, повесть, имеет некоторые признаки автобиографичности, тут спору нет. И это замечательно. Именно автобиографичность, на мой взгляд, делает ее светлой и доброй, жизнеутверждающей, воспитывающей у читателя самые лучшие человеческие качества.
Конечно, в повести есть и слабые места (например, введен малозначимый персонаж первого секретаря райкома партии), есть и шероховатости. Если члену-корреспонденту АН СССР А.В. Арциховскому не понравилось универсальное слово «умелец», используемое автором в отношении древнеславянского «мастера на все руки» Поляна, то мне не нравится наличие напильника (выделено мной – Н.П.) у того же Поляна. Какой напильник, когда он появился не ранее XV века. Да и то не в России, а в странах западной Европы.
Не все ровно и со стилистикой. Немало мест, где прямая речь – реплики того или иного персонажа – остается без сопровождения авторских слов. И тут, поди угадай, кому фраза принадлежит, какую психологическую, морально-нравственную окраску имеет.
У нас довольно распространенна пословица: «Первый блин комом». Однако повесть «Кудеяров стан» хоть и походит под определение «первый блин», но вышла совсем не комом. И потому тем более удивительно, что в писательской среде Курской области осталась публично незамеченной. В кулуарных беседах, возможно, о ней говорили, но чтобы отзыв опубликовать – ни-ни!
Удивительно также и то, что повесть публично не заметили и ученые преподаватели литературы КГПИ. А ведь там трудились Петр Иванович Бульбанюк, собиратель курского фольклора, еще до войны входивший в объединение курских литераторов, и Исаак Зельманович Баскевич (1918-1994), литературный критик, автор нескольких десятков рецензионных статей по творчеству курских писателей – Н. Асеева, И. Вольнова, Е. Носова, Н. Корнеева, В. Овечкина и других.
А ведь И.З. Баскевич – бывший фронтовик-доброволец, демобилизованный из армии «подчистую» после тяжелого ранения, полученного в октябре 1942 года, – работал вместе с Липкингом – также бывшим фронтовиком-добровольцем, «списанным подчистую» из армии после тяжелого ранения, полученного в 1943 году, – в Курском государственном педагогическом институте. Пусть и на разных кафедрах, но всё же в одном вузе и в едином педагогическом коллективе. Да и знакомы они были, пожалуй, с 1946 года, когда И.З. Баскевич после защиты кандидатской диссертации прибыл в Курск в качестве преподавателя литературы.
К тому же Исаак Зельманович с начала 50-х годов активно следил за развитием литературного дела в области, публикуя критические отзывы и рецензии как на коллективные сборники и альманахи, издаваемые в Курске, так и на персональные книги курских литераторов. А с 1966 года был членом Союза писателей СССР и прекрасно знал не только всех курских писателей-фронтовиков, но и литературную поросль, собиравшуюся, гуртовавшуюся вокруг писательского сообщества, а после 1958 года – вокруг Курской писательской организации.
Ко всему прочему, оба – И Липкинг, и Баскевич – родились за пределами Курской области (губернии), а курянами стали по воле судеб, «десантировавших» их в Соловьиный край «сеять доброе и вечное» на педагогическом поприще.
Вот и удивительно, что биография и творческая деятельность педагога и литератора Ю.А. Липкинга, педагога и литературного критика И.З. Баскевича, по большому счету, не заинтересовали.
 В чем тут причина? В отсутствие членства в Союзе писателей СССР, или в художественной слабости, на взгляд критика, повести? Но ведь известно, что и в слабых работах некоторых курских авторов Баскевич находил положительные моменты. А может, в природной скромности самого Липкинга, кстати, присущей многим курским писателям, в том числе и именитым, или в его скрытности, начавшейся в двадцатых и окончательно «созревшей» в тридцатые годы? Или же здесь кроется профессиональная ревность Баскевича к Липкингу, создавшему не сухой научный трактат, а увлекательное художественное произведение?..
Ныне, когда ни того ни другого, как и их современников-коллег по перу, давно нет на этом свете, однозначно сказать трудно. Как, впрочем, нельзя исключать совокупного присутствия в той или иной мере всех перечисленных факторов…
Впрочем, через два десятка лет в одной из первых книг по литературному краеведению – «Курские вечера»,– изданной в Воронеже в 1979 году, И. Баскевич, перечисляя «новых людей», вошедших в литературное объединение при Курском книжном издательстве и издавших персональные сборники, о Липкинге все-таки напишет: «…вошли писатель Н.А. Алексеев, автор романа «Яков Железняков», работающий над его продолжением – романом «Испытание» (Курск, 1957) о разгроме немецко-фашистских войск под Москвой; Ю.А. Александров (Липкинг), изобразивший далекое прошлое Курского края в повести «Кудеяров стан» (М., 1957) и в романе «Сварожье племя» (Воронеж, 1966)…».
Всего одно предложение, и то – в контексте с другими писателями и их произведениями.
Впрочем, бог с ними, с писателями, с их «замылившимися» на книги коллег глазами. Но выход «Кудеярова стана» не заметили и коллеги по факультетам пединститута – географическому и историческому. Не откликнулись учителя литературы и истории, промолчали малочисленные краеведы. Даже курские журналисты, в те годы весьма отзывчивые на литературные новинки, на этот раз промолчали.
Не думаю, что причиной тому была творческая ревность и зависть коллег, скорее всего, присущие, к сожалению, россиянам на бытовом уровне безразличие, леность, отсутствие любознательности и сопричастности, что отмечалось еще классиками.
Нельзя исключать и того, что до Курска дошло такое малое количество экземпляров книги, что в Доме книги их мгновенно расхватали, а библиотеки они вообще не попали. (Например, в Курской областной научной библиотеке, где имеется фонд редких книг, этой книги ныне нет. Про другие библиотеки, хоть городские, хоть сельские, и говорить не приходится.)

Вторая половина пятидесятых годов в СССР отмечалась невиданным досель ростом промышленности и экономической мощи страны, социальным и культурным ростом, невиданным энтузиазмом  и созидательной энергией населения. Однако заработная плата, в том числе и у преподавателей институтов, не говоря уже о колхозном крестьянстве, была небольшой. Поэтому, полученный за книгу гонорар для семьи Юрия Александровича и Полины Вульфовны, у которых было двое детей школьного возраста – дочь Наташа и сын Саша или Алекс, как его звали близкие, – стал хорошим подспорьем для семейного бюджета.
А если обратиться к воспоминаниям Натальи Юрьевны, то потрачен он был, скорее всего, на приобретение книг для домашней библиотеки. Рассказав об увлечениях отца – огородничестве, цветоводстве, рыбалке, рисовании, лепки статуэток, изготовлении других поделок, пении, музыки (и музыцировании), – она далее пишет: «Особая статья среди папиных увлечений – книги. В доме вообще был культ печатного слова. Папа был запойный читатель: и художественную литературу, и научную часто читал, «полемизируя» с автором карандашом на полях. Выписывалась куча периодики, любимыми изданиями были «Литгазета», «Наука и жизнь», «Знание – сила». Абсолютно равнодушный к вещам, папа собирал только библиотеку. Мебели в доме еще почти не было, но БСЭ уже выписывали и почти всю русскую классику. А кроме того научно-популярная литература – история, археология, география, философия, история религии, множество всяких прикладных пособий, иногда совершенно удивительных, например, о ловле сусликов…»  Несколько ниже она добавляет: «А книгу «Ремесло Древней Руси» папа мне давал, как другим детям давали «Хоттабыча» или «Сына полка».
Наталья Юрьевна, назвав слово «дом», а не «квартира», прямо указывает на то, что семья Липкингов проживала в частном секторе и в частном домовладении, построенном (опять же по ее пояснениям) самим Юрием Александровичем. Однако улицу, где располагался этот дом, не обозначает. Но ее называет кандидат исторических наук, доцент КГПИ и близкий друг семьи Иосиф Исаевич Френкель в статье «Воспоминания о друге». «Во-первых, Юрий Александрович – очень хороший человек, – такими словами начинает Френкель свои воспоминания о писателе, а несколько ниже пишет: – Жена его работала в школе. У него два ребенка: дочь Наташа, ее я знаю очень хорошо и сын. Жил он на Ахтырской улице». Так в моих поисках появился адрес, точнее название улицы, на которой жили Липкинги.
Кстати, в этой статье Френкель род Липкиных по отцовской линии выводит из «обрусевших шведов». По-видимому, ученый в данном деле исходит не столько от искусственной фамилией Липкинг, сколько от знания родословной писателя. А в ней, по сведениям Наталью Юрьевны, за многие века были и немецкие, и шведские, и сербские, и украинские корни и ветви.
О том, что Юрий Александрович Липкинг с семьей жил в частном доме косвенно сообщает и А. Макарский: «Всегда возвращаясь с раскопок или разведок, надо было занести материалы на чердак и чаще всего эта «почетная миссия» возлагалась на меня».
Кстати, Макарский один из немногих лиц, вхожих в дом Липкингов, без утайки показал, что он при посещении дома археолога «всегда ощущал недовольство со стороны его жены Полины Вульфовны».
Вот так невзначай мы затронули еще одну тему, касающуюся жизни и творческой деятельности Юрия Александровича – внутрисемейных отношений. Этой темы биографы археолога и писателя не касались, возможно, считая ее второстепенной и не имеющей значения в творческой биографии Липкинга.
Замечание Макарского дают нам основания полагать, что в семейных отношениях Юрия Александровича и Полины Вульфовны не всегда присутствовали «тишь, гладь да божья благодать»,  возможно, случались и размолвки. А в какой семье их не бывает?.. Не каждой женщине понравятся частые отлучки мужа из дома в связи с его бесконечными и длительными «походами», а затем появление в доме неизвестных или малоизвестных людей. А на Полине Вульфовне и дом, и работа в школе, и дети, которые требуют постоянного внимания и заботы.
К тому же Юрий Александрович, как вспоминает Наталья Юрьевна, не только слыл общительным, интересным собеседником и прекрасным рассказчиком, но и «весьма нравился дамам, был галантен «по-старорежимному», остроумен, артистичен, да и внешне привлекателен – высокий, статный, живой». Следовательно, и мотивы обыкновенной женской ревности моли присутствовать. Но раз семья не распалась, то, надо полагать, Полина Вульфовна проявляла женскую мудрость, снисходительность и терпение – тот суперклей, тот невидимый цементный раствор, который делал из семьи единый монолит.
Что же касается отношения Полины Вульфовны к литературным увлечениям супруга, Наталья Юрьевна сообщает следующее: «Почерк у папы был изумительно неразборчивый, так что он и сам не мог разобрать свои каракули. Тогда раздавался призыв: «Лина! Прочитай, что у меня тут написано?» – и мама шла расшифровывать неудобочитаемые знаки. …Отрывки выносил на суд критики – читал маме, позже, когда я подросла – и мне, спрашивая о впечатлении».
Вот так получилось: начали главу о книге Юрия Липкинга, а продолжили ее некоторыми характеризующими моментами о самом писателе, который, кстати, все в том же 1957 году открыл неолитическую стоянку в Золотухино (Верхнее Посеймье) и провел небольшие раскопки, внеся очередной вклад в развитие археологии края. Впрочем, по-иному и быть не могло. Ведь речь не только о писателе и его произведении, но в первую очередь – о человеке, причем человеке талантливом, человеке с необычной судьбой. А это само по себе понуждает рассматривать его с разных ракурсов и под разным углом зрения. К тому же Юрий Александрович существовал не в безвоздушном пространстве, не на необитаемом острове, не сам по себе, а в определенной общественной, социальной и культурной среде, где имелись свои традиции, свои нововведения, свои пристрастия и антипатии, свои догмы и их опровержения. А еще над всем этим нависал идеологический пресс. 

Конец пятидесятых годов в Курской области ознаменовался разработкой Михайловского рудника и закладкой нового города Железногорска, активным строительством в селах клубов и школ, установлением монументальных памятников на братских могилах. В 1957-1958 годах не стало МТС (машинно-тракторных станций), а их техника – автомобили, трактора, комбайны, сеялки, веялки и прочее – было передано в колхозы. В те же годы школы-семилетки преобразовались в школы-восьмилетки.
В 1959 году прошла первая послевоенная всесоюзная перепись населения, согласно которой в Курской области проживало 1483305 человек, а в городе Курске – 204712. В ноябре 1959 года в Курске была сдана в эксплуатацию Курская ретрансляционная телевизионная станция, и у курян областного центра, а также ближайших сел и городов появились телевизоры. Не всем, но многим курянам стали доступны телепередачи из Москвы.
В Курске в 1958 году, в августе месяце, прошли гастроли Центрального театра кукол под руководством народного артиста СССР Образцова С.В. Но больше всего важных событий произошло в 1959 году. Так, в мае-июне прошли гастроли Московского академического театра им. М. Горького. 6 сентября открыт стадион «Трудовые резервы» на 16 тысяч мест для зрителей. 18 сентября сдана в эксплуатацию очередная трамвайная линия – от площади Добролюбова до завода синтетического волокна (микрорайон «Волокно»). А с ноября 1960 начала действовать первая линия будущего производственного объединения «Химволокно».
Все эти события, естественно, в определенной мере затрагивали душу Юрия Александровича Липкинга – человека с загадочным прошлым и интересным настоящим, педагога, историка, археолога и писателя.

О том, что Юрий Липкинг в пятидесятые годы был знаком со многими курскими писателями и знал о существовании в Курске писательской организации, автору этих строк поведала Наталья Юрьевна. Правда, уже после того, как данная глава была написана. Она же рассказала, что в их семье хранятся подаренные отцу книги писателей Е. Полянского, М. Обухова и других с их автографами и пожеланиями творческих успехов. А еще Наталья Юрьевна поведала о том, что не раз вместе с отцом присутствовала на собраниях курских писателей. Следовательно, Юрия Александровича как литератора курские писатели знали хорошо, раз приглашали на свои собрания…
Раскрыла Наталья Юрьевна и причину «малоизвестности» писателя Липкинга в крае, несмотря на большую популярность и востребованность у читателей книги «Кудеяров стан». Во-первых, отсутствие у него амбиций, во-вторых, наличие природной скромности автора, не желавшего составлять конкуренцию другим курским писателям и литераторам.
Конечно, доля вины в этом была и в том, что пользовался он псевдонимом, а не своей фамилией, уже хорошо известной в научных и педагогических кругах Курска. Поэтому мало кто отожествлял автора книги Юрия Александрова с преподавателем КГПИ Юрием Липкингом…
      


В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ ШЕСТИДЕСЯТЫХ

Созидательные шестидесятые годы в Советском Союзе начались с денежной реформы и триумфального полета Юрия Гагарина в космическое пространство. Затем случился Карибский кризис, едва не закончившийся ядерной войной между США И СССР. А в октябре 1964 года Н.С. Хрущев был смещен со всех государственных постов и на Олимп власти в стране взошли Л.И. Брежнев – Первый (затем – Генеральный) секретарь ЦК КПСС и А.Н. Косыгин – председатель Совета Министров СССР.
И если в Москве в связи с этим непростым событием случилась некоторая встряска и перетряска чиновников высокого полета, то в курской глубинке все прошло тихо да мирно. Вместе с тем в областном партийно-советском аппарате подвижки, конечно, последовали. Первым секретарем Курского обкома партии снова стал Леонид Гаврилович Монашев (1914-1995), до этого с 1958 по 1963 год уже бывший в данной должности, а с января 1963 года трудившийся первым секретарем Курского сельского обкома КПСС.
Ныне это покажется странным, но около двух лет по прихоти Никиты Сергеевича Хрущева в областях и краях Союза существовали сельские и промышленные обкомы. (В Курской области промышленный обком возглавлял Сергей Иванович Шапуров (1916-1987)). Бразды правления в облисполкоме от И.П. Быстрюкова принял Иван Иванович Дудкин (1911-1989).

Что же касается героя нашего очерка, педагога, археолога и писателя Юрия Липкинга, а также его литературной деятельности, то он написанием и изданием книги «Кудеяров стан» ограничиваться не собирался. Творческая личность в застое не может находиться. Застой – гибель для нее. Творческая личность, а тем более писатель, постоянно должен быть в поиске, постоянно чему-то учиться, постоянно обогащать свой жизненный и творческий опыт, что-то исследовать и что-то конструировать. Вот и Юрий Липкинг чему-то учился, что-то исследовал, что-то творил.
Во-первых, учтя критические замечания Арциховского и Москаленко, он уже с 1958 года взялся за исправления отдельных мест текста повети, чтобы переиздать ее вторично, но теперь в Воронежском Центрально-Черноземном книжном издательстве, с которым, минуя руководящие структуры Курской писательской организации, с начала шестидесятых годов стал налаживать собственные контакты.
Во-вторых, решил продолжить литературную деятельность. И, возможно, с того же 1958 года (или чуть позже) принялся за новое произведение о жизни древних славян на уже полюбившемся ему и читателям Кудеяровом городище, или Тарелочке. Таким образом, у него зарождался, а после долгого сидения за письменным столом с ручкой, в окружении кипы книг, и появления на листах бумаги рукописных глав – формировался историко-приключенческий роман, ныне известный как «Сварожье племя».
Кроме того, созрело решение подготовить сборник очерков о прошлом Курского края на основе археологических исследований и материалов раскопок, в том числе и по итогам очередной поездки в Суджанский район в 1961 году, где были добыты новые данные о так называемых Старосуджанском (1918) и Новосуджанском (1948) кладах.
В-третьих, начиная с 1962 года, он активно сотрудничает с редакцией газеты «Курская правда» и журналом Института археологии  «Материалы и исследования по археологии СССР», публикую на страницах этих изданий свои статьи и очерки на археологические темы.
Так, в «Курской правде» 20 сентября 1962 года под рубрикой «Знай, изучай свой край» он опубликовал статью «Мертвый город на Псле». В ней Юрий Липкинг поделился своей версией о крупном славянском городе Римове, упоминаемом в летописях и в «Слове о полку Игореве» и подвергнувшемся в 1185 году разгрому половецких орд хана Кончака. По версии Юрия Александровича этот Рим, Ромны или Римов был не на реке Суле, как считали историки прошлых эпох, в том числе Н.М. Карамзин, С.М. Соловьев  и Д.И. Иловайский, а на реке Псёл, в районе Гочевского городища. В качестве аргументов он приводит наличие в этой местности топонимов Римова лога и Римова болота. И эта версия Липкинга настолько понравилась курским ученым, что из поколения в поколение они повторяют ее.
Следующая работа Юрия Александровича «О чем рассказали раскопки», написанная им по следам археологических раскопок Жадинского городища в Рыльском районе, была опубликована в «Курской правде» 29 ноября все того же 1962 года.
Забегая вперед, замечу, что таким образом на страницах «Курской правды» проходили литературную обкатку материалы, которые позже, после дополнительной обработки, были адаптированы для книг «О чем рассказывают курганы» и «Далекое прошлое соловьиного края», изданных в Воронеже.
А в 113-м номере журнала «Материалы и исследования по археологии СССР» за 1962 год была напечатана «Археологическая карта древних городищ Курского Посеймья», составленная Ю.А Липкингом на основе работ его предшественников и личных исследований, и его статья «Городища эпохи раннего железа в Курском Посеймье».
Не успел начаться новый 1963 год, а Юрий Александрович 5 января в «Курской правде» в рубрике «Знай и изучай свой край» публикует статью «Тайны курганов». Следом, 20 января, – очерк «Загадка «Суджанских кладов», как отчет о творческой поездке в Суджанский район. А 2 марта вновь под рубрикой «Знай, изучай свой край» напечатал «Кудеярские легенды».
Пишу эти строки и удивляюсь, как он, загруженный в полную меру преподаванием уроков географии в школе, уроков географии и истории в пединституте, археологическими походами, отчетами о них, семейными делами и литературной работой, все успевал делать. Мало того, занимался еще и перепиской с археологическими светилами и краеведами.
Кстати, о своей загруженности в этот период времени он признается в письме к директору Суджанского краеведческого музея Федору Прокопьевичу Золенко  в 1963 году.  «Сейчас на меня навалилось все сразу, – извиняясь за задержку обещанных для музея материалов, пишет он Золенко. – И много лекций в пединституте, и отчеты о разведках в Институте археологии, и мои писательские дела». И в этом же письме делится своими литературными планами на ближайшее время. «Книга моя должна выйти в первом квартале 1964 года, – имея в виду повесть «Кудеяров стан, информирует он Федора Прокопьевича. И далее с долей иронии и самоиронии уточняет: – Как всегда, в последнюю минуту оказывается (или автору показывается), что нужно что-то доделать, переменить».
А несколько ниже кратко упоминает о своей работе над романом «Сварожье племя», хотя его и не называет, и о сборнике очерков «О чем говорят курганы», тоже не называя его: «Только что немного освободился от романа, оказывается и археологическую мою книжку решено печатать – о древнейшем прошлом и археологических памятниках. – И тут же несколько сетует: – А она написана была более трех лет тому назад. Многое в свете наших новых работ выглядит в прошлом нашей области уже не так, как тогда выглядело. И кое-что неведомое ведомым стало. Значит – сижу, дорабатываю».
Эта информация в очередной раз подчеркивает, что сотрудничество с Центрально-Черноземным книжным издательством Юрий Александрович начал в конце пятидесятых годов, то есть вскоре после выхода в свет в Москве его повети «Кудеяров стан». Для этого, надо полагать, выезжал в Воронеж, чтобы отвезти рукописи и лично побеседовать с редактором. Впрочем, нельзя исключать и того, что ограничивался перепиской и пересылкой по почте нескольких (не менее четырех) экземпляров рукописи. В те замечательные годы эпистолярный жанр был весьма развит в отличие от нашего времени. 
А еще из письма Липкинга к Золенко выясняется, что Юрий Александрович не брезговал публиковаться и в районных газетах. «В вашей газете была напечатана моя статья о наших разведках на Замощанском поле, – читаем мы в конце данного послания о данном факте. – Я, посылая по просьбе редактора статью, просил, в свою очередь, выслать мне три-четыре номера со статьей. Почему-то редактор этого не сделал. А номера мне просто необходимы. Даже к отчету. Это ведь первая публикация памятника».
Говоря о сотрудничестве Юрия Липкинга с «Курской правдой» и другими газетами области, стоит отметить, что публикации в них не только позволяли автору поделиться новыми археологическими и историческими данными, но и получать гонорары. Правда, не такие большие, какие выплачивали столичные издательства, но все же некое финансовое подспорье для семейного бюджета. Писатель-прозаик Михаил Николаевич Еськов однажды поделился, что в свои студенческие годы – конец пятидесятых и начало шестидесятых – пописывал статейки для «Курской правды» и «Молодой гвардии» и имел к стипендии неплохой добавок в виде гонораров. О том же самое рассказывал и поэт Юрий Петрович Першин. 

Если следовать за биографами Юрия Липкинга, то они, как один, видят его до 1963 года учителем географии в школе № 13 и преподавателем географии и истории в Курском государственном педагогическом институте, а с 1963 – «штатным преподавателем истории и археологии в КГПИ». Кроме того, биографы отмечают, что он «в течение ряда лет возглавлял археологическую практику у студентов 1-го курса».
Тут необходимо заметить, что факультета археологии в Курском пединституте не было, и все, что было связано с археологией, в той или иной мере изучалось на историческом факультете, существовавшем с 1934 года, то есть с момента образования самого института. Наверное, существует немало работ о деятельности истфака в недрах институтской или ныне университетской библиотеки. Но в статьях Большой Курской энциклопедии и в краеведческом словаре справочнике «Курск» имеются лишь краткие упоминания о наличии такого факультета в недрах университета. Однако на просторах интернета повезло найти статью «Курский пединститут после войны…», в которой довольно много говорится о деятельности этого факультета, его руководителях и преподавателях, в том числе в тот период, когда здесь трудился Юрий Александрович в качестве преподавателя истории и археологии.
Если кратко пробежаться по статье, то можно констатировать, что в 1950 году на базе истфака были образованы две кафедры: истории СССР и всеобщей истории. Первую возглавлял доцент Ф.И. Лаппо, вторую — Л.И. Пумпянский, позже доцент А.Г. Аполлов. Однако уже во второй половине пятидесятых годов, в связи с объединением исторического и литературного факультетов в один историко-филологический, обе кафедры истории снова были слиты в одну. А в 1964 году, когда Юрий Липкинг, по данным его биографов, работал «штатным преподавателем истории и археологии», исторические кафедры делятся вторично. А в 1972 году на факультете создается третья кафедра – методики пионерской и комсомольской работы.
Следует отметить, что в статье большое внимание уделяется руководителям кафедр в шестидесятые и семидесятые годы. Называются профессора И.И. Полосин, А.И. Залесский, П.В. Иванов; доценты Ю.Л. Райский, О.П. Запорожская, И.И. Френкель, Л.В. Шабанов, И.Г. Гришков, Н.В. Иванова, Е.И. Матва, П.И. Остриков, В.Э. Скорман, А.Г. Аполлов, Ф.И. Лаппо, В.Ю. Госсен, Л.И. Пумпянский, М.Н. Поктовская, Г.Т. Сиводелов, Э.И. Гневушев, А.Д. Малянский, Д.Л. Матусевич, Ф.А. Фургин.
Какие замечательные фамилии! Многие поучаствовали в создании таких изданий, как «Курск», «Курская область», «История Курской области», «Из истории Курского края», увидевшие свет во второй половине   60-х годов.
Однако не забыты и старшие преподаватели – Л.В. Якимова, А.А. Лямзин, А.И. Казановский, И.А. Сараев, Ю.А. Липкинг, А.Н. Пархоменко, А. Гомберг, М.Ф. Силиванова.
В статье немало сказано об общественно-культурной жизни факультета, спортивной, эстрадно-фестивальной, кружковой. И здесь, по-видимому, стоит процитировать, чтобы картину кружковой работы увидеть полно и масштабно: «Успешно работали научные кружки: истории СССР, всеобщей истории, археологический, психологии, методики пионерской работы, философии, истории КПСС. Одной из запоминающихся страниц студенческой жизни становятся археологическая и музейная практики. Совместно с Курским областным музеем и Институтом археологии Академии наук СССР начинают проводиться раскопки на территории Курской области, исследуются археологические памятники различных эпох и главным образом раннего железного века и раннеславянские. За добросовестную и успешную работу участники раскопок отмечены благодарностью в приказе директора Института археологии АН СССР академика Б.А. Рыбакова».
И, как видим, ни слова ни полслова о роли Юрия Александровича Липкинга в развитии археологической практики в Курской крае. И даже роли в деятельности истфака КГПИ, не говоря уже о самой науке. А он, как сообщают его немногочисленные биографы, уже «с 1963 года активно сотрудничал со многими археологами, проводившими раскопки на территории Курской области», «сам вел разведки городищ на территории Посеймья».

Сам же Юрий Александрович на тему перехода его на постоянную работу в пединститут дает более полную и объективную информацию. В письме к сотруднику Института археологии АН СССР, кандидату исторических наук Анне Епифановне Алиховой (Воеводской) от 28 сентября 1963 года пишет: «У меня новости – я уже не работаю в школе. Зачислен в штат института. Я рассчитывал, что занят буду не больше, чем занят был, когда работал на условиях почасовой оплаты в институте и на полставки в школе. <…> Но в институте появилась новая дисциплина – краеведение. 56 лекционных часов. Конечно, на нее оседлали меня. Еще программы нет. Предложили мне самому составить и читать. Составил. Читаю. Дело это, пожалуй, интересное, хотя и отнимет у меня в первый год много времени. А на второй год придется, кажется, писать по курскому краеведению для студентов подобие руководства».
В этом же письме Юрий Александрович сообщает о болезни супруги: «Полину мою угораздил переболеть (и тяжело) японским гриппом, до сих пор осложнения».
И хотя писатель говорит только о своей супруге, но надо полагать, что в тот год в Курске свирепствовал, по выражению В.С. Высоцкого, грипповирус, как ныне свирепствует коронавирус. Тогда, в отличие от сегодняшней ситуации, до эпидемического состояния дело не дошло – врачи не допустили, – но неприятностей хватило всем.
 А еще сообщает о работе над романом: «Доводку своего «Сварожьего племени» еще не кончил. Работы осталось на недельку».
Давно подмечено, что именно в письмах, даже деловых и официальных чаще всего раскрывается душа человека. Вот и в данном случае: Юрий Липкинг писал о делах археологических, а столько поведал о себе и своей семье.
Вот и из следующего письма А.Е. Алиховой, датированного 13 ноября все того же 1963 года становится ясно, что литературные дела все больше и больше занимают Юрия Александровича, он даже мыслит перейти на полставки, аргументируя это тем, что для него «главное – не институт, а творчество». Делясь своими творческими планами, он также сообщает, что Курского книжного издательства с 1 января 1964 года уже не будет. Для меня это откровение. Дело в том, что все курские писатели-краеведы, освещающие эту тему – И. Баскевич, Ю. Бугров и другие, – называют 1965 год, когда не стало областного книжного издательства. Для курских писателей это стало таким тяжким ударом, от которого они не могли придти в себя до начала 90-х годов. Впрочем, слово самому Юрию Липкингу. «Относительно моих писательских дел, – пишет он Алиховой в конце большого письма, посвященного, конечно, в основном археологическим делам и планам. – Роман (так теперь он называет повесть «Кудеяров стан». –  Н.П.) в издательстве (имеется в виду ЦЧКИ. – Н.П.). Обещают издать в начале следующего года. Там было осложнение, но моего романа оно не коснулось. Дело в том, что Курского издательства, как такового, с 1 января не будет. Сливают с Воронежским, Белгородским, Орловским, Тамбовским. Но мой роман остается в плане 1964 года. Мало того – кажется, из-за слияния большим будет тираж».
А далее, как раньше в письме Золенко, спешит поделиться своей радостью по поводу включения в план издания ЦЧКИ его сборника рассказов «О чем рассказывают курганы» – о далеком прошлом Курского края. И также сетует, что с момента написания рукописи сборника время и новые археологические данные внесли коррективы, которые требуют дополнительной работы над сборником.
В этом письме Юрий Александрович не только делится своими литературными планами, но впервые сообщает о задуманной им трилогии: «Роман мной сдан как первая часть трилогии. – И далее развивает мысль с прицелом на будущее: – По-моему это хорошо. Издательство, выпустившее первую часть трилогии, легче пойдет на издание второй, чем пошло бы на издание просто второго романа того же автора».
В логике Юрию Александровичу не откажешь. Только бы эти слова в уши пусть не богу, а хотя бы главному редактору издательства… Поделившись с Алиховой размышлениями, Липкинг тут же уточняет, что вторая часть трилогии – роман «Сварожье племя» – только начата.
Другой важной информацией в письме, относящейся в литературному творчеству Юрия Липкинга, стало его сообщение о завершении работы над повестью «о суматошном пионерском лете». Он не называет эту новую повесть о детях и для детей, но она указывается в википедии – «Великие романтики».
Посетовав на загруженность, Юрий Александрович высказывает следующие планы относительно повести: «И, кроме того, обязательно хочу закончить в ближайшие недели мою повесть о суматошном пионерском лете. Там и осталось-то для завершения первой части написать около печатного листа. А вторую часть буду писать потом. Они могут одна без другой и жить, и издаться. Я хочу, как только «Сварожье племя» выйдет, повезти повесть в Москву».
Возил или не возил повесть «Великие романтики» в Москву писатель, неизвестно, лишь с сожалением можно констатировать: она, как и пьеса «Старые лебеди», осталась неизданной. А для тех, кто заинтересуется этой повестью, сообщим, что она, как и другие материалы, хранится в личном фонде писателя в Курском областном государственном архиве. Кроме того, краткий отзыв о ней (как дилогии) можно прочесть в очерке С.П. Щавелева «Летописец сварожьего племени».   
Заканчивая краткий обзор данного письма, нельзя не отметить, что Юрий Александрович, вопреки утверждению его дочери об отсутствии у него карьеризма и честолюбия (речь шла об ученой степени), амбиции писателя все-таки имел. И свое творческое будущее видел именно в писательстве, в литературной деятельности. Но видел это не в купе с курскими писателями, а индивидуально, только в расчете на свои собственные силы и способности. Возможно, его индивидуализм и стал причиной «глухоты и немоты» курских писателей как на выход «Кудеярова стана», так и на появление других его произведений…
 
Если следовать данным википедической статье о Липкинге, то в 1963 и 1964 годах Юрием Александровичем возле хутора с историческим названием Княжий (недалеко от города Суджи) были исследованы грунтовые могильники второй половины VI – начала VIII веков новой эры – всего 22 погребения, совершенных по обряду кремации. При этом под словом «исследованы» стоит понимать многие дни долгого кропотливого труда, проведенного на раскопках, а не легкая пробежка в окрестностях хутора Княжьего.
Кроме того, несколько ниже в википедической статье буквально в две строки упоминаются проведенные Липкингом раскопки на Замощанской дюне без локализации места и привязки его к какому-либо населенному пункту. Правда, зато отмечается, что здесь был «открыт для науки один из наиболее северных памятников Черняховской культуры», которая, по мнению археологов, является наследницей Зарубинской и предшественницей Колоченской, затем Волынской и, наконец, Роменской археологических культур. При этом многие археологи перечисленные культуры связывают со славянами.
Если в википедии Замощанская дюна не имеет привязки к населенному пункту, то в статье профессора С.П. Щавелева данный пробел устранен. Согласно его указаниям Замощанская дюна расположена «по соседству с Княжинским могильником, у села Казачья Локня под Суджей».    
И тут стоит вспомнить, что педагогу, археологу и писателю Ю.А. Липкингу исполнилось 60 лет – возраст выхода на пенсию в СССР. А еще то, что у него была семья – супруга-учительница, дочь-студентка и сын-старшеклассник, – которая нуждалась в его мужской заботе и внимании. Но, как видим, ни возраст, ни семья, ни занятия в Курском пединституте помехой в археологических исследованиях не стали.
А если возвратиться к статье журналиста М. Лейбельмана «Увлеченный человек», опубликованной в 1964 году, то там сказано, что  «когда смотришь на высокого, по-спортивному подтянутого человека, то не дашь ему столько лет. Правда, немного выдает седина. Но зато как удивительно молод взгляд его глаз! Ходит Юрий Александрович широко, быстро; в ногу с ним трудно шагать даже человеку молодому».
Впрочем, эту особенность Юрия Липкинга отмечали многие биографы. Высказалась на данную тему и его дочь Наталья Юрьевна, о чем говорилось выше.

Освещая географию археологических поисков Липкинга, историк А.В. Зорин уже в не раз цитируемом очерке «Патриарх курской археологии» о его участии в раскопках пишет: «Помимо обширных разведок по всей, практически, территории Курской области (по р. Сейм и ее притокам – рекам Свапа, Тускарь, Рать, Прутище, Большая Курица и Суджа), Ю.А. Липкинг проводит раскопки раннеславянских могильников у с. Лебяжье и хут. Княжий».
А несколько ниже, отметив вклад Липкинга в дело «возрождения интереса к отечественной истории и краеведению в Курской области», сообщает: «Став в 1963 году штатным преподавателем истории и археологии в курском пединституте Ю.А. Липкинг в течение ряда лет возглавляет археологическую практику студентов 1-го курса, тесно сотрудничая со многими видными археологами, проводившими раскопки на территории области. Среди них М.В. Воеводский, А.Е. Алихова (Воеводская), Т.Н. Никольская, Э.А. Сымонович, А.И. Пузикова, П.И. Борисовский. Вместе с ними он участвует в исследованиях городища Марица, палеолитической стоянки в Авдеево и на территории Курска, городища и курганного могильника у села Шуклинка, а также многих других памятников археологии области».
При этом, как сообщает А. Макарский, Липкинг-археолог «не любил стационарных раскопок, душа его пела в разведке, там он оживал, глаза светились радостью, в речи проскальзывал юмор, ноги летели, как на крыльях».
На эту характерную черту Липкинга-археолога обращают внимание С.П. Щавелев и А.В. Зорин..
И хотя Юрий Александрович действительно не любил стационарных раскопок, тем не менее уже с 1964 года (а не с 1963) действительно стал привлекать к этой работе студентов первых курсов. Мало того, добился от руководства пединститута принятия решения об освобождении этих студентов от сезонных осенних сельхозработ в подшефном колхозе, о чем он с гордостью сообщает А.Е. Алиховой в одном из своих писем.
Один из участников археологических раскопок у хутора Княжьего, проводимого Липкингом совместно с А.Е. Алиховой, бывший студент-первокурсник, а ныне сотрудник Курского областного краеведческого музея Виктор Исаевич Склярук в статье «Что вспомнилось», опубликованной в книге «Ю.А. Липкинг…» о первых впечатлениях знакомства с педагогом-археологом пишет  так: «…Было хорошо с ним на Княжьем хуторе под Суджей. Одним – копать и рубить корни, слушая его комментарии, другим – гонять мяч за палатками и орать, не слыша его протеста, он хотел покоя для отдыха А.Е. Алиховой (из Института археологии), пожилой и болезненной, плохо переносящей жару. Юрий Александрович не умел давить на людей, и строгость его не могла образумить футболистов.
От костра он уходил позже других. Рассказывал кому-то одному, последнему и потому уже избранному собеседнику о том о сём, от анекдотов до научной версии – ему всегда нужен был слушатель. Думается, и его художественные вещи, «Кудеяров стан» и «Сварожье племя», появились как рассказы знатока-сочинителя. Потому же вполне серьезные научно-популярные обзоры курской археологии «О чем рассказывают курганы» и «Далекое прошлое соловьиного края» до сих пор держатся, как самые читабельные пособия для «интересантов».
Немало на данную тему написано у С.П. Щавелева и А.В. Зорина, причем как крупных специалистов в области археологии. Однако в археологические дебри лезть не будем, а вернемся в литературно-издательской деятельности Юрия Александровича и отметим, что в 1964 году (21 февраля) ему лишь удалось опубликовать в «Курской правде» очерк «Божьи хлебцы» – о раскопках в окрестностях Кузиной горы, а выход «Кудеярова стана» ждать только в 1965 году.
Относительно «Божьих хлебцов» стоит сказать, что это не просто литературный отчет о раскопках на Кузиной горе, что, конечно, имело место, но и экскурс в историю края. А точнее – в скифский период истории края, противоречивый, неясный. Например, одни ученые утверждали, что скифы – далекие прапредки славян, другие, ссылаясь на то, что скифы относятся к североиранской языковой группе, прапредками славян их не видели. Юрий Александрович в этом вопросе занимает нейтральную позицию, обращая внимание на то, что скифами греки называли и многие нескифские народы, жившие рядом со скифами и перенявшими у них многие обычаи, культуру, оружие. При этом он отмечает, что в западной части территории современной Курской области жили меланхлены (греческое название нескифского, но близкого к скифам племени), а восточная оставалась малонаселенной и малообжитой. А вывод делает такой: «К сожалению, памятники раннего железа на востоке нашей области до сих пор совершенно не изучены, поэтому о населении этой территории приходится говорить только предположительно. Твердо можно сказать одно: население было неоседлым».
Отметив, что западная половина Курской области археологами изучена значительно лучше, Юрий Александрович пишет: «На ней известно более пятидесяти городищ, возникших и существующих в эпоху раннего железа, а также много селищ. Здесь жили люди. Много людей». А затем осторожно подводит к тому, что греческие меланхлены – люди в черных одеждах, – возможно, были прапредками славян. Они, как и славяне до принятия христианства, своих покойников сжигали.
Сделав пояснение, что городища на территории нашей области в эпоху раннего железа появились в VII-VI веках до новой эры, а возможно и раньше, он описывает устройство городищ, отмечая, что «большая часть их, как правило, располагалась на высоких мысах коренного берега речной долины, между оврагами или старыми балками».  По его описанию, эти городища весьма похожи на древнерусские крепости-детинцы, какими были, например Курск, Рыльск, Суджа, где имелись и оборонительные земляные валы, и рвы, и крепостные стены.
«На городище, в зависимости от его размеров, находилось несколько наземных, то есть не углубленных в землю хижин, – от описания городищенской крепости, переходит Липкинг к описанию внутрикрепостных построек-жилищ. – Стены их были плетеные, снаружи и внутри обмазаны толстым слоем глины. Крыши, видимо, соломенные или камышовые».
И здесь мне на память приходят пуньки – строения для хранения торфа, сена, возможно, мешков с зерном и мукой – в селе Нижние Халчи. Стопроцентное совпадение в строительной технологии. Однако продолжим изучать статью Юрия Александровича. А он далее пишет: «Печей в хижинах не было. Их заменяли открытые очаги посреди хижины, обложенные камнями».
Большой интерес представляет описание Липкингом одежды людей, населявших городища, и их трудовой деятельности. «Население занималось земледелием и скотоводством, – сообщает Юрий Александрович в очерке. – О земледелии говорят находки железных серпов и обгоревших, обуглившихся зерен пшеницы, ячменя, ржи, проса, конопли, льна, репы и других сельскохозяйственных культур. О скотоводстве рассказывают кости коровы, лошади, свиньи, овец, в большом числе находящиеся в культурном слое городищ».
Подобно тому, как делал герой его повести «Кудеяров стан» археолог Дмитрий Павлович, просвещая подростков Игоря и Глеба, Юрий Александрович в таких же теплых, спокойных тонах поведал читателям газеты о другой деятельности людей раннего железа на территории Курской области: «Анализ костей рассказал и о том, что куряне скифской эпохи охотились: на лося, медведя, дикую козу, дикого кабана, бобра. Большое значение имела и рыбная ловля. Поэтому на городищах немало рыбных костей и грузил от сетей, попадаются остроги и рыболовные крючки».
Не столь красочно и образно, как было описано в повести о варке железа Поляном, тем не менее Юрий Липкинг подробно и обстоятельно сообщает в очерке о данном процессе, а также об украшениях и одежде, используемых жителями городищ.
А вот городище на Кузиной горе, находящейся на правом берегу Сейма недалеко от хутора Александровского Льговского района, в раскопках которого участвовал Юрий Александрович вместе с его хорошей знакомой Анной Епифановной Алиховой, его поразило настолько своей необычностью, что стало основанием для написания очерка. Правда, в большим предисловием, о котором говорилось выше. И в чем же была необычность Кузинского городища? А в том, что вместо десятка уже привычных хижин на нем был один большой кольцеобразный дом и что внутри кольца никаких строений не было, зато имелось место для костра.
«Возникло городище в VI веке до новой эры и существовало до VI века новой, – указывает Липкинг время образования этого археологического памятника. – Время существования его точно установлено по найденным на нем наконечникам стрел, бронзовых, скифского типа и таких форм, которые существовали с VI по IV век».
А обнаруженные на городище предметы – глиняные фигурки животных, маленькие, словно игрушечные, очень старательно изготовленные и обожженные сосудики, глиняные модели зерен, орехов и… глиняные хлеба, как установил Юрий Александрович, – послужили основанием признать это городище святилищем праславян. И, по-видимому, надежной крепостью в случае появления вражеских орд. Ибо городище имело внешний вал и крепостную стену. Вот как описывает это археолог-писатель Липкинг: «Археологи прорезали разведочной траншеей и вал. Оказалось, в древности он не был просто валом. Были две бревенчатые стены, идущие рядом метрах в четырех одна от другой. Между стенами насыпана до самого верха и плотно утрамбована земля. Поверх земли наложен слой замешанной глины. Глина крепко обожжена. Получилась древесно-земляная стена с крепким, как камень, верхом».
Когда был написан и опубликован очерк «Божьи хлебцы», общественность еще не знала об Аркаиме в Челябинской области на Южном Урале. Теперь же, сравнивая описание городища на Кузиной горе, сделанное Юрием Липкингом, и описание южно-уральского Аркаима, не трудно обнаружить их значительное сходство. Да, есть отличия. Но основа – кольцевой устройство городища-святилища, храмового комплекса – общая, единая.

В 1965 году долгожданная первая часть трилогии «Кудеяров стан», наконец, увидела свет в Центрально-Черноземном книжном издательстве. Вышла она в твердой цветной обложке тиражом в 15 тысяч экземпляров. Кроме 202 страниц текста, в ней были черно-белые рисунки-иллюстрации.
Говоря о переиздании этой книги, С.П. Щавелев в цитируемом очерке отмечает: «Переиздавая свою первую повесть десять лет спустя, автор немного перекомпоновал текст, изменил его разбивку на главы и часть их названий. Сильные стороны книги от перемен этих слагаемых не пострадали». Впрочем, как и прежде, при выходе этой повести из издательства «Молодая гвардия», Сергей Павлович не обошелся без едких критических замечаний: «Жаль, что автор не воспользовался удобным случаем (наступлением «хрущевской оттепели») и не убрал из второго издания две-три содержательные шероховатости, застрявшие на отдельных страницах повести…».
А вот преподаватель Курского пединститута Георгий Голле в статье-отзыве «Поэтическая повесть, опубликованной в «Молодой гвардии» 28 апреля 1966 года, то есть через полгода после выхода этой книги в Воронеже, на недостатки, обозначенные Щавелевым, внимания не обращает. «В 1957 году вышла в свет в издательстве «Молодая гвардия» книга нашего земляка Ю. Александрова «Кудеяров стан», и хотя повесть издана большим тиражом, на книжных полках ее вскоре не оказалось, – как бы оправдываясь за долгое предыдущее молчание, начинает он издали статью и только после этого переходит к сути: – В конце прошлого года появилось второе издание «Кудеярова стана», в Воронеже. С увлечением читается эта книга. Ясная, прозрачная, наполненная трепетным чувством любви к Родине, к ее прошлому и настоящему».
Кроме этих эпитетов в адрес повести, Голле отмечает также то, что автор «тепло и тонко психологически рисует характеры юных героев», что «свое повествование расцвечивает юмором». Голле обращает внимание читателей на «хороший язык всей повести» и на то, что «автор поэтично и взволнованно говорит о нашем времени, о людях сегодняшнего дня и о далеких наших предках». Не ускользнуло от Голле и то, что во втором издании, по сравнению с первым, видны следы авторской правки. А вывод его такой: «Но вот прочитана последняя страница, и чувство глубокой благодарности охватывает тебя за хорошую, истинно поэтическую книгу».
Кроме второго издания «Кудеярова стана», в этом году на страницах «Курской правды» Юрий Липкинг опубликовал несколько очерков. Так, 12 января под рубрикой «Из прошлого нашего края» был напечатан очерк «Загадки Замощанской дюны» о раскопках городища на берегу Сейма. 29 мая читателей порадовал очерк «Арабские дирхемы во Второй Воробьевке» об археологических находках учеников Воробьевской школы Золотухинского района. 30 июня увидел свет очерк «Могильник на Княжьинской дюне», в котором шла речь об итогах археологических раскопок 1963-1964 годов. Завершал эту серию очерк  «Пещеры, клады и...», напечатанный 26 декабря. В нем шла речь об архелогических работах и исследованиях на территории Курской области.
А еще в декабре этого года, второго числа, в газете «Молодая гвардия» был опубликован очерк «Город Римов под Курском». Кстати, профессор С.П. Щавелев версию Липкинга с курским городом Римовым назвал «жемчужиной его попыток археолого-исторического синтеза» в новой локализации этого летописного города. И хотя он говорит, что «вопрос о локализации летописного города Римова остается, пожалуй, открытым», тем не менее делает вывод: «гипотеза Ю.А. Липкинга по этому поводу наиболее убедительна».
Понравилась версия Липкинга о курском Риме и журналисту Михаилу Лейбельману, посвятившему значительную часть статьи «Увлеченный человек», которую уже не раз упоминали, именно этой теме.

Так в педагогических, археологических и литературных трудах, причем весьма напряженных и неустанных, в переписке с Золенко, Алиховой и со старшим братом Александром Александровичем, проживавшим в Болгарии, прошла у Юрия Липкинга первая половина шестидесятых годов. (О переписке с Александром кратко упоминает А.Н. Макарский – она велась через его родителей. Правда, Наталья Юрьевна факт переписки отца с братом Александром берет под сомнение, зато сообщает, что Александр Александрович под конец своей жизни добился получения советского гражданства. Впрочем, умер он в Болгарии и там похоронен.)
Надо полагать, что во времена хрущевской оттепели, а затем и в последующие годы Юрий Александрович переписывался и с остальными братьями и сестрами, разбросанными по всей стране. А с Натальей Александровной, судя по воспоминаниям Натальи Юрьевны, вообще регулярно переписывался и часто общался у себя дома, а также в Воронеже.




«СВАРОЖЬЕ ПЛЕМЯ»

1966 год в жизни и творческой деятельности Юрия Александровича Липкинга ознаменовался не только благожелательным отзывом его коллеги по институту Георгия Евгеньевича Голле о книге «Кудеяров стан», но выходом в Воронеже, в Центрально-Черноземном книжном издательстве, двух его книг. Во-первых, романа «Сварожье племя» (вторая часть задуманной автором трилогии), а во-вторых, сборника историко-археологических очерков «О чем рассказывают курганы».
Роман вышел в твердой цветной обложке, объемом в 288 страниц с иллюстрациями и тиражом в 15000 экземпляров. Сборник очерков содержал в себе 80 страниц с рисунками-иллюстрациями, имел такой же тираж и мягкую обложку. В обоих изданиях автор был указан как Юрий Александров.
Старый доброжелатель Липкинга, историк и философ Сергей Павлович Щавелев в статье «Летописец сварожьего племени» о выходе романа, спустя без малого 40 лет, пишет: «Согласно авторской аннотации, это «самостоятельное произведение, эпохой и главными героями связанное с «Кудеяровым станом». Он же называет первоначальное, рабочее название романа – «Заряна и Горша». И далее отмечает: «Место действия – и русская лесостепь, и Крым, и Тамань, и Нижнее Поволжье. В романе уделено внимание таким важнейшим вопросам ранней истории славян, как вопрос о русах, о варягах, о Тьмутаракани, о роли Хазарского каганата. Описаны быт славян и их соседей, походы и бои, торговля, поселения, обычаи и верования».
Как видим, кратко, но емко, верно и положительно.
Несколько слов сказано им и о сборнике «О чем рассказывают курганы», правда, сделано это в едином контексте со сборником «Далекое прошлое соловьиного края», изданном ЦЧКИ в 1971 году. «Главная работа Ю.А. Липкинга-краеведа выходила в свет дважды, – информирует читателя С.П. Щавелев. – Сначала в 1966 г. под неточным названием «О чем рассказывают курганы» (кроме насыпных могил автор описывает все остальные типы археологических памятников, уместившихся на Курской земле; к тому же название это заимствовано у одной из краеведческих брошюр 1920-х гг.). В 1971 г. в значительно переработанном и дополненном виде то же Центрально-Черноземное книжное издательство выпустило в свет книгу под удачным, по всей видимости, заголовком: «Далекое прошлое соловьиного края». Оба издания, особенно последнее, приближаются, на мой взгляд, к эталону научно-популярной литературы».
И дальше ведет речь в основном о сборнике «Далекое прошлое соловьиного края», отмечая как его достоинства, так и недостатки. Но об этом речь ниже. Однако считаю не лишним отметить, что сборника «О чем рассказывают курганы» в курских городских библиотеках нет. Видимо пришел в негодность из-за ветхости и частого употребления, а потому и покинул библиотечные полки навсегда. Нет его, к сожалению, и в областной научной библиотеке имени Н. Асеева. Поэтому о том, какие очерки находились в нем, мы можем судить лишь по газетным статьям и очеркам того времени да по книге «Далекое прошлое соловьиного края», как это сделал С.П. Щавелев. 
На появление романа «Сварожье племя» одним из первых откликнулся кандидат исторических наук Г. Федоров. 30 апреля 1967 года в газете «Курская правда» он опубликовал статью «Племя отважных». В ней, упомянув о сложившейся в стране традиции написания исторических произведений (приводит в качестве примера романы «Петр Первый» А. Толстого и «Чингиз-хан» В. Яна) и пройдясь по произведениям данного жанра, «вызывающим раздражение», переходит, наконец, к произведениям Ю. Липкинга. Добросовестно перечислив время и место издания повести «Кудеяров стан», отметив выход «Сварожьего племени», он далее констатирует: «Первая повесть Юрия Александрова получила весьма положительную оценку у широких кругов читателей, вторая повесть представляется нам новым важным этапом в творчестве талантливого писателя. «Сварожье племя» – умное, интересное и очень нужное произведение».
Акцентировав внимание читателей на важности темы – малоизученной и малоизвестной истории древних славян, – Федоров пишет: «Мне лично книга дорога прежде всего тем ощущением подлинности, достоверности описываемых событий, действий и мыслей многих ее героев, которое возникает при чтении и вызывает уважение и доверие к автору, создает атмосферу интимности, столь необходимой для того, чтобы получить радость от прочтенного».
Поделившись своим субъективным впечатлением от чтения книги и предположением, что она будет интересна и многим другим читателям, Г. Федоров в заключительной части статьи резюмирует: «Написанная во всеоружии знания, с подлинной любовью к родной стране, к ее истории повесть Ю. Александрова воспевает патриотизм, дружбу и верность, мужество и дерзания – те качества, которые были характерны и нужны для нашего народа на протяжении его многовековой истории, нужны и сейчас и в будущем».
Замечательные слова, под которыми подпишется любой россиянин, любящий свое Отечество.
Однако, читая статью, постоянно ловишь себя на мысли, что доктор исторических наук Г. Федоров почему-то роман «Сварожье племя» называет повестью и что он не знает автора, раз нигде не обмолвился, что Юрий Александров – это преподаватель КГПИ и известный курский археолог Юрий Липкинг. Впрочем, это и не столь важно. Важно то, что «Сварожье племя» затронуло представителя ученого сообщества – историка. А вот курские писатели почему-то по-прежнему продолжали не замечать собрата по перу. Возможно, видели в нем более удачного конкурента, которому удалось пробиться в ряд «везунчиков» и быть опубликованным, когда другим, даже имеющим членский билет Союза писателей СССР, предстояло стоять в длинной-предлинной очереди в ожидании своего часа. Время же стояния в очереди длилось даже не годами, а пятилетками; некоторым – вообще десятилетиями. А тут, у Юрия Липкинга-Александрова, два года подряд выходят одна за другой три книги! Конечно, радости не испытывали… Возможно, даже возмущались…
Как делились своим горьким опытом ныне известные на Курской земле писатели Юрий Першин и Михаил Еськов, начинавшие литературную деятельность в шестидесятые годы, опубликоваться в Центрально-Черноземном книжном издательстве, обслуживающем пять областей – Белгородскую, Воронежскую, Курскую, Орловскую и Тамбовскую – было архисложно. Только в Курской писательской организации на списочном учете состояло не менее десятка писателей – Исаак Баскевич, Федор Голубев, Михаил Козловский, Николай Корнеев, Виктор Малыгин, Евгений Носов, Михаил Обухов, Егор Полянский, Вячеслав Тычинин, Александр Харитановский (старший). А вокруг нее группировались литераторы-фронтовики Василий Алехин, Никита Истомин, Юрий Лебедев, Евгений Маслов, Виктор Москаленко, Павел Пехлецкий, Иван Юдин, и другие. Здесь же искала приюта и участия молодая литературная поросль из поколения «детей войны» – Юрий Авдеев, Владимир Детков, Иван Евсеенко, Михаил Еськов, Иван Зиборов, Владимир Трошин, Алексей Шитиков и добрый десяток других.
По-видимому, подобная картина наблюдалась в соперничающих областях Орловской, Белгородской и Тамбовской, не говоря уже о Воронежской, где только членов СП СССР было раза в три больше, чем в Курской. И это без учета литературного подлеска. При этом каждый признанный писатель и начинающий литератор мечтал об издании персонального сборника.
Журнал «Подъем», издававшийся в Воронеже, не мог удовлетворить жажду многочисленных авторов, а коллективные сборники, выходившие в ЦЧКИ время от времени с произведениями авторов пяти областей Центрального Черноземья, среде литераторов считались «братской могилой». Многие, однажды «засветившиеся» в них, потом так и не становились членами Союза писателей. Да и попасть туда также было трудно, как и издать персональную книгу. А тем, кому все же посчастливилось разок персонально издаться, до выхода следующей книги должны были находиться в состояния ожидания не менее пяти лет. Вот так-то.
Выручали курских авторов, как вспоминают Юрий Першин и Михаил Еськов и как пишет об этом Юрий Александрович Бугров в книге «Литературные хроники Курского края», областные газеты «Курская правда» и «Молодая гвардия». Первая для этого завела «Литературную страницу», на которой, как правило, публиковались члены Союза писателей; вторая – литературные «Зарницы», где частыми гостями были так называемые «начинающие» авторы.
А вот о книге «О чем рассказывают курганы» историк Г. Федоров почему-то даже одного слова не сказал. Традиционно промолчали о нем курские писатели и журналисты. И только в 1975 году об этой книге бегло вспомнила С. Белевцева, библиограф-краевед Курской областной научной библиотеки имени Н. Асеева. «Читая эту книгу, узнаем, как жили наши предки, – делится она своими впечатлениями о сборнике, – знакомимся с историей городов Курска, Льгова, Дмитриева».

Возвращаясь к роману «Сварожье племя», необходимо сражу отметить, что он, хоть и является, по мнению автора, продолжением его повести «Кудеяров стан» и входит в качестве второй части в трилогию, но по своему построению, по сюжету – это совершенно новое и самостоятельное произведение. С повестью его связывают лишь некоторые герои – Заряна, Могун, Горша.
Это, кстати, подчеркивает С.П. Щавелев: «Сварожье племя» – роман уже одноплановый в том смысле, что целиком живописует дальнейшие судьбы знакомых читателю героев «Кудеярова стана» – типичного северянского укрепления, порубежного с кочевническим Полем».
Да, это самостоятельное и весьма хорошее, читабельное историко-приключенческое произведение. Тут спорить бесполезно. Ибо, как отметил Сергей Щавелев, «авторская фантазия носит Горшу по свету, кидает с моря на море, из страны – в страну. …Видел кузнец Гнилое море – Сиваш, видел море Русское – Черное, довелось и хазарским морем плавать – Каспием». Но на роль нормального продолжения повести оно все же не тянет, ибо автор резко предал забвению таких героев повести, как профессор-археолог Дмитрий Павлович Русавин и его добровольные помощники Игорь Русов, Глеб Котин, Вера Кофанова, дед-лесник Дмитрий Матвеевич. Да и остальные персонажи из пятидесятых годов – и хорошие, и не очень – также были забыты без какого-либо объяснения… А принципы и нормы построения художественного произведения требуют логического завершения судьбы любого появившегося персонажа. Однако этого, как видим, не произошло…

После выхода в свет такого количества персональных книг дорога в Союз писателей Юрию Александровичу Липкингу была открыта. Однако он ею почему-то не воспользовался. Возможно, потому, что не водил дружбу со сменявшими друг друга руководителями Курской писательской организации. Ведь именно общее собрание писателей, инициированное руководителем, сначала принимало в свои ряды кандидата в члены СП, а после собрания это решение утверждало или же не утверждало Правление СП РСФСР.
Кстати, во второй половине шестидесятых годов Курскую писательскую организацию возглавляли «пришлые» прозаики Вячеслав Васильевич Тычинин (с 1964 по 1967) и Александр Александрович Харитановский (с 1967 по 1971). Если при Тычинине в Союз писателей были приняты Михаил Козловский и Исаак Баскевич, то при Харитановском – ни единого человека.
И хотя советские писатели в шестидесятые и последующие годы пользовались большими привилегиями в обществе, например, правом на пользование услугами домов отдыха и санаториев, на приобретение дачи и внеочередного получения квартиры с рабочим кабинетом в ней; правом на приобретения автомобиля и получение гонораров за выступления в трудовых коллективах, на систематическую публикацию произведений в литературных газетах и журналах, Липкинг за этим не погнался. Данных о том, что он пытался вступить в Союз писателей, нет.
Возможно, решил довольствоваться тем, что имел: счастьем публиковаться и получать гонорары за свои статьи, очерки в газетах и журналах, за свои книги. К тому же, если коллеги по истфаку ему не раз говорили о необходимости получения ученой степени кандидата исторических наук, то друзья-писатели помалкивали. (По мнению С.П. Щавелева, только материалов по раскопкам Княжеского и Лебяжьинского могильников, ему бы хватило не только на кандидатскую диссертацию, но и на докторскую.)
Однако факт остается фактом: ни первого, ни второго Юрием Липкингом сделано не было. А почему –остается лишь гадать… Впрочем, отсутствие корочек кандидата исторических наук и члена СП СССР не помешали Юрию Александровичу, на мой взгляд, быть настоящим ученым и настоящим писателем. Известный советский прозаик, автор романа «В августе сорок четвертого…» («Момент истины») Владимир Осипович Богомолов ведь тоже не был членом Союза писателей, зато известен как настоящий писатель, по произведениям которого снимались фильмы. Следовательно, не все решают корочки…
К тому же, кроме приятных событий, связанных с изданием двух книг, 1966 год принес Липкингу и неприятные. По-видимому, в конце года после сильного переутомления он попал в больницу, где ему была сделана операция. Об этом, не называя даты, упоминает Наталья Юрьевна в своих воспоминаниях. Говоря о литературной деятельности родителя, она пишет: «Конечно, очень часто приходилось видеть папу в его писательской работе – но обычно не за письменным столом, а в постели. После тяжелой операции он долго лежал и привык писать лежа, сделал себе для этого специальный большой планшет из фанеры».
В какой-то мере конкретизирует время болезни Липкинга его бывший студент, а в 2003 году кандидат исторических наук Леонид Михайлович Рянский. В статье «О Липкинге», опубликованной в книге «Ю.А. Липкинг…», он пишет: «Все началось в 1966 году. Я приехал в Курск поступать на исторический факультет пединститута. Вступительный экзамен по истории страны у меня принимала комиссия Ю.А. Липкинга. <…> После завершения второго семестра летом у нас была археологическая практика. Ею руководил Ю.А. Липкинг. …Будучи человеком уже немолодым, Юрий Александрович водил нас в разведку на городище, расположенное в 15 км от лагеря. Возвращались оттуда также пешком. И я не замечал у Юрия Александровича  каких-то признаков усталости. При этом надо учесть, что незадолго до этого он перенес сложную операцию. Шов и рубцы от нее на теле археолога были отчетливо видны».
Понятно, что второй семестр завершился в июне 1967 года. И к этому времени, как видим, Юрий Александрович уже успел не только пройти послеоперационную реабилитацию, но и физически восстановиться.
О своей напряженной работе и физической усталости Юрий Александрович сообщает в письме от 28 августа 1966 года льговскому краеведу и своему личному другу Семену Викторовичу Лагутичу. Из этого письма также следует, что к 1сентября этого года он «обязался срочно отдать один сложный материал в Политиздат Москвы для Ленинского сборника».
Что это за срочная работа Липкинг не называет, и была ли она опубликована в Ленинском сборнике «Политиздата» – неизвестно. Возможно, речь идет об очерке «Не снимая рук», отрывок из которого под заголовком «Детище Ильича» был напечатан в «Курской правде» 16 апреля 1967 года.
А в другом письме (от 19.11.66 г.) С.В. Лагутичу Юрий Липкинг среди прочего сообщает о своей поездке «к сестрице на Северный Кавказ». Следовательно, с сестрой Анной, проживающей в станице Ассиновской, он не только переписывался, но и встречался.
Стоит также отметить, что в 1966 году, кроме выхода книг, в местных газетах были опубликованы работы Юрия Александровича. Во-первых, 8 мая на страницах «Курской правды» увидел свет очерк «Ольгов или Льгов», в котором автор осторожно поддерживает предположение местных краеведов о том, что Льгов находится на месте древнего городища Ольгова, названного так либо по имени князя Олега, либо по имени княгини Ольги. Во-вторых, 24 ноября на страницах «Молодой гвардии» было напечатано стихотворение о Зое Космодемьянской «Бессмертие», под которым по-прежнему указан творческий псевдоним автора: Ю. Александров.

По-видимому, здесь стоит сказать несколько слов о стихотворении, как новой яркой грани в литературном творчестве Юрия Липкинга, и очерке «Детище Ильича», как очередном тематическом направлении. И, в соответствии с хронологией появления в печати этих произведений, начнем с поэтического.
Стихотворение «Бессмертие» помещено в 23-м выпуске «Зарниц» и занимает добрую треть газетной полосы (страницы). (На этой странице также юмористический рассказ Ю. Гурфинкеля и стихи Л. Мартынова, В. Курилова и В. Квитко,) Состоит стихотворение из шести частей, отделенных друг от друга звездочками. Естественно, в нем есть зачин, кульминация и завершающая часть, в своей совокупности представляющие композиционное единство этого лирико-эпического произведения.
В зачине автор вводит читателя в «курс событий»:
Боевая Москва.
   Грохот дальних
                разрывов.
                Мороз.
Ополчилась столица.
   Баррикады на улицах строит…

И здесь же, показав через использование слов с раскатисто-взрывным «р» (иногда «р» находится в сочетании с «з» и «х») тревожное, натянутое как струна, напряжение, он знакомит нас с героиней стихотворения, еще не названной, но вполне реальной, обладающей силой воли, высокой чистоты нравственности и непоколебимым духом своей исторической правоты:
«…Мама,
   плакать не надо.
      Проводи меня, мама, 
                без слёз.
Я героем вернусь…
   Или честно
                погибну
                героем…»

Ступенчатое построение стихотворных строк, внутренние паузы, сложный ритмический рисунок строфы не только в очередной раз подчеркивают напряжение и драматизм событий, но и представляют вполне зримую, словно кадры документального кино, картину того времени. Поэтому пафосность последней строки: «Я героем вернусь… или честно погибну героем», –  здесь естественна и вполне уместна. Хотя, конечно, в этой фразе при желании можно усмотреть и дань традиции идеологических догм советского времени и социалистического реализма в литературе.
Подобно тому, как гениальный автор «Слова о полку Игореве» ввел призыв Ярославны к силам родной природы, чтобы оказали помощь князю Игорю в его спасении, в кульминационной части стихотворения автор «Бессмертия» использует подобный поэтический прием. Но не с призывами, ибо остается вне рамок действия произведения, как того требует его эпическое составляющее, а с констатацией факта, хотя и в вопросительной форме:
Отчего в эту ночь
     воеводы-ветра не свистели,
не сметали снега
     у дремучего русского леса?
Отчего по селу
     не вели хороводы метели,
не слепили,
    не били в глаза
             оккупантам белесым?
Описание природы и обращение к ней с укором присутствуют и в других строфах кульминационной части стихотворения, чтобы еще острее, еще ярче подчеркнуть то, как в ночи «фашистские звери советскую девушку мучают, / нашей родины доченьку, может быть, самую лучшую…».
Если в начале стихотворения поэт наделял героиню такими характеризующими чертами-эпитетами, как «с сердцем горячим в груди» и «с большевистским упорством», в которых проявляются привычные штампы, из-за частого употребления ставшие, к сожалению, холодновато-официальными, то в определении «нашей родины доченька» есть и тепло, и нежность, и искренняя любовь.
Завершают кульминационную часть стихотворения строки, в которых героиня, избитая, истерзанная, раздетая, босая, но не сломленная, обращается к людям, согнанным взирать на казнь:
Над толпой,
      над петлей
             поднялась,
                как на плаху,
                на ящик,
в лица русские глянула,
           глянула в русское небо…
И как медь зазвучал
     призывающий голос
                звенящий:
«Не сдавайтесь, родные!
     Боритесь с фашистскою сворой!
Снова наши придут!
     Ждите, люди советские!
                Верьте!
Будет солнце с востока!
    Победное!
                Славное!
                Скоро!»
И с веревкой на шее
   улыбнулась,
                бессмертная,
                смерти.

В этих простых, бесхитростных и в то же время емких строчках, несмотря на их кажущуюся внешнюю патетику, весь драматизм произведения, вся его сила и художественная мощь, что определяет настоящую литературу от поддельной, второстепенной. А определение, «бессмертная» ставит героиню поэмы в один ряд со святой Орлеанской девой – Жанной д’ Арк. Это оправдывает и некоторую патетику, и патриотическую экспрессивность, которые, конечно, есть. Впрочем, именно это соответствует исторической правде трагического эпизода в конце жизни героини и именно это вызывало и будет вызывать у читателей разных возрастов и поколений чувства горячего сочувствия к героине, гордость за ее бесстрашие и героизм и жгучую ненависть к врагам.
Заключительная часть стихотворения состоит из двух строф, в которых сообщается о победе нашего народа над врагом и о нашей памяти подвига героини с оперативным псевдонимом Таня.
Ты века
     и века
           в славословье
                стоустой молвы,
в песнях,
    в звучных стихах
         и в узорах
             народных преданий
будешь жить,
   незабвенная дочь
              Белокаменной
                гордой Москвы,
героиня любимая,
   партизанка бесстрашная,
                Таня! 

Это произведение можно назвать и стихотворением, и маленькой поэмой – ошибки не будет. Признаки второго определения имеются: масштабность изображаемого события – оборона Москвы в ноябре 1941 года, проходящий через все произведение образ героини, описание природы Подмосковья – лирическая сторона поэмы, как отступления от основной темы, и, наконец, связь времен и поколений. А еще это произведение показало наличие поэтического таланта у Юрия Липкинга.
Что же касается «Детище Ильича», то это, как отмечено в подзаголовке, отрывок из очерка «Не снимая рук», состоящий из трех глав и занимающий половину газетной полосы. Речь в опубликованном отрывке идет об истории освоения КМА (Михайловский рудник) и роли Владимира Ильича Ленина в деле начала освоения железорудных залежей и проведении первых исследовательских мероприятий. Не зря же автор назвал КМА детищем Ильича.
При этом две первые главы – «Именно сейчас!» и «Под надзором», – в которых главное действующее лицо В.И. Ленин, написаны автором все же не в стиле очерка, а в стиле рассказа. В этих главах доминируют развернутые диалоги, динамика развития событий, наличествуют и другие отличительные признаки рассказа. Зато третья глава – «Сказка – былью», – в которой преобладает описательность и участвует сам автор, пораженный масштабами Михайловского рудника (карьера), явно очерковая, с элементами публицистики. Впрочем, и в ней имеются диалоги. Например, вот такой:
«– Сколько же здесь лошадиных сил работает? – спрашиваю я своего спутника. – Тысячи, небось?
– Да нет, – улыбается тот, – десятки тысяч».
И хотя в пояснительной сноске данного отрывка присутствует редакторское указание, что полностью очерк будет напечатан в 5-м томе сборника «Ленинианы» («Мы свой, мы новый мир построим»), выпускаемом в этом году (1967), увидеть его не довелось. Не дошли тома политиздатовской «Ленинианы» до Курской областной научной библиотеки. И вопрос опубликован или не опубликован очерк Юрия Липкинга (Александрова) полностью, так и остался открытым…
Если роман «Сварожье племя» и сборник очерков «О чем рассказывают курганы» – вещи по своей сути аполитичные, далекие от соцреализма и прославления Советской власти, то стихотворение «Бессмертие» и очерк «Детище Ильича» прямо указывают на наличие идеологического вектора в творчестве писателя. И, по-видимому, сделано это было искренне, на основании внутреннего мироощущения и отношения, ибо хороших работ, не пропущенных через душу, писателю не сочинить. Фальшь, как ее не камуфлируй, будет заметна. А произведения «Бессмертие» и «Детище Ильича», на мой взгляд, заслуживают того, чтобы их назвать хорошими и искренними. По-видимому, давняя обида на Советскую власть в душе писателя если не ушла совсем, то значительно поблекла и затихла.
(На полях черновика книги Наталья Юрьевна, прочтя последние строки, написала: «Власть – это власть, а Родина – это Родина; власть меняется, а Родина остается». Замечательные слова!)



ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ ШЕСТИДЕСЯТЫХ

Как сказано в официальной биографии Юрия Липкинга (вариант википедии), в период с 1967 по 1968 год им были исследованы групповые могильники второй половины VI – начала VIII веков н. э., около села Лебяжье Курского района, на котором обнаружено 110 захоронений, совершенных по обряду кремации и относящихся к раннеславянской колочинской археологической культуре. Названа она так по раскопкам, проводимым сотрудником Института археологии АН СССР Эрастом Алексеевичем Сымоновичем в 1955-960 годах у деревни Колочин Речицкого района Гомельской области, что стало эталоном для всех последующих аналогичных археологических памятников.
Как отмечают курские археологи и биографы Ю.А. Липкинга, данные могильники являются наиболее полными памятниками такого рода в Юго-Восточной Европе, дающими представление о погребальном обряде местных племен третьей четверти I тысячелетия новой эры.
Как и при раскопках у хутора Княжьего в Суджанском районе, так и на раскопках у села Лебяжьего Юрий Александрович Липкинг привлек студентов истфака пединститута. Выше уже приводились воспоминания бывшего студента-первокурсника Л.М. Рянского, сообщившего о перенесенной Липкингом тяжелой операции. По-видимому, стоит обратиться к воспоминаниям и других участников этих раскопок.
Одним из тех, кто принимал деятельное участие в лебяжьинских раскопок был Зубков Юрий Иванович, ныне кандидат исторических наук. О том времени он вспоминает так: «Больше всего Юрий Александрович запомнился нам по археологической практике, которую он возглавлял, находясь с нами на раскопках в живописнейшем месте на берегу реки Сейм возле села Лебяжье. Это было настолько яркое событие для студентов, что не случайно его сюжет вошел в одну из самых популярных наших студенческих песен, где слова о Ю.А. Липкинге нашли свое место:
Если с Липкингом едем курганы копать
И находим могильники предков,
Если капли дождя по палаткам стучат,
То пришло наше лето.

Именно это наше лето после окончания второго семестра первого курса запомнилось больше всего».
А еще воспоминания Ю.И. Зубкова, изложенные в очерке «Я был рядом с ним» и опубликованные во все той же книжке «Ю.А. Липкинг…», интересны тем, что он дает в них характеристики Липкингу-педагогу, Липкингу-археологу, Липкингу-человеку и, конечно, Липкингу-писателю.
«По первым лекциям он не производил яркого впечатления, как это получалось у других, – пишет Зубков в начале своей работы о Липкинге-педагоге. – Но вскоре выяснилось, что он не транслятор чьих-то знаний, а творец собственных. – А ниже дополняет: – К студентам Юрий Александрович был снисходителен. Мы не помним, чтобы он вел с нами нравоучительные беседы». Кстати, о чем-то подобном сообщает и Наталья Юрьевна: «Нас с братом он никогда специально не «воспитывал», это как-то не вязалось с его характером».
О Липкинге-археологе Юрий Зубков высказывается так: «Он показал нам технологию археологического дела, все ее прелести и трудности. Мы как бы самолично приобщились к изыскательной деятельности, почувствовали значимость своей экспедиции». Несколько ниже первоначальные впечатления о Липкинге-археологе он дополняет более развернутыми, причем в сравнении с лекторскими способностями своего учителя: «В практической жизни Юрий Александрович был более интересен, чем за преподавательской кафедрой… Он мог часами возиться в земле, определяя по ее замысловатым памяткам какие-то вехи исторического пути, радуясь, как ребенок, если попадалось что-нибудь существенное, например, горшок, металлический или костяной наконечник, следы строений».
Не менее интересны воспоминания Юрия Ивановича Зубкова о Липкинге-человеке: «В обыденном поведении Ю.А. Липкинг был тоже неординарен. Подвижный, целеустремленный старичок, он мог нас удивлять некими молодецкими трюками. Поскольку дело было летом и возле речки, то одним из основным внерабочих и внеучебных занятий было пребывание в воде. Купались все, в том числе и наш немолодой руководитель. Он степенно заходил в воду, ложился на спину и лежал на поверхности десятки минут, словно нетонущая доска, медленно двигаясь по течению абсолютно в неподвижном состоянии и с закрытыми глазами».
А сообщения Зубкова о Липкинге-писателе проливают некоторый свет на обстоятельства, о которых говорилось ранее – непонятное молчание о его творчестве курскими писателями, коллегами по работе, читателями и журналистами. «Оказалось, что Липкинг не только преподаватель, к тому же не имеющий ученой степени, а писатель, автор нескольких художественно-историчес-ких книг, написанных на базе своих археологических изысканий. Кое-кто из нас, например, был знаком с романом «Кудеяров стан». Но то, что автор его – некто Александров – и есть наш Липкинг было для нас откровением и открытием».
Вот такой портрет педагога, археолога, человека и писателя Юрия Александровича Липкинга, которому в это время было около 63 лет, надо полагать, весьма объективно представил Юрий Зубков.
Своими впечатлениями об участии в раскопках у села Лебяжьего поделились с читателями книги «Ю.А. Липкинг…» и другие бывшие студенты-первокурсники истфака Курского пединститута А.И. Васильева, А.И. Лукьянчиков и В.В. Лукьянчикова. Вот таким предстает Юрий Липкинг в их воспоминаниях: «Никто из нас не забудет выезда первокурсников на раскопки в село Лебяжье. Своим примером, заботой и вниманием Юрий Александрович покорил нас. Мы все благодарны ему за то, что он привил нам чувство ответственности, добросовестности и научил нас выполнять ту работу, которая необходима для изучения исторического прошлого нашего края».
По-своему ярко и убедительно  характеризует Юрия Александровича известный советский археолог и сотрудник Института истории материальной культуры АН СССР Анна Ивановна Пузикова, принимавшая участие в данной археологической экспедиции: «До личного знакомства с ним мы, сотрудники лаборатории Института ИМК, очень много слышали о нем от Анны Епифановны Алиховой, с которой он работал в Курской экспедиции, а также читали его книгу «Кудеяров стан». Видела я его и на ежегодных весенних сессиях, проводимых ИИМК. Худощавый, высокий, стройный, с прекрасно вылепленной головой, увенчанной копной седых вьющихся волос, он производил впечатление дореволюционного ученого, о которых нам читали лекции в университете и портреты которых мы видели в книгах».
Несколько ниже Анна Ивановна, характеризуя Липкинга-археолога во время «производственных» мероприятий, пишет: «Юрий Александрович оказался неутомимым раскопщиком и необыкновенно удачливым разведчиком. Он всегда носил с собой нож и кисть. У меня перед глазами до сих пор стоит его фигура: или на корточках, или даже лежа на боку, или на животе расчищает он то развал сосуда, то погребение, то очаг. Оторвать его от этого занятия стоило больших усилий… С раскопа он всегда уходил последний».
А вот таким она запомнила археолога и писателя Липкинга во время отдыха: «Юрий Александрович был совершенно непритязательным в быту. Он мог спокойно уснуть на земле, по-военному завернувшись в экспедиционный плащ, не требовал никаких разносолов и довольствовался самой элементарной пищей, приготовленной на костре. И даже ворчал на нас, упрекая в барстве и сибаритстве, когда у нас в экспедиции появились газовые плиты с баллонами».
Еще Анна Ивановна вспоминает об остроумности и находчивости Юрия Александровича, о его способности увлекательно рассказывать разные истории и его рыцарском отношении к женщине. Высказывается она о его азарте во всем: «в работе на раскопках, в лазании по холмам и лесам во время разведки, в разговорах и рассказах, в безобидной карточной игре под названием «кинг».

Воспоминания участников археологических раскопок куда шире и значительнее кратких биографических сведений, что «Липкинг для археологических поисков привлекал студентов пединститута».
Естественно о погребении у Лебяжьего Юрий Александрович сделал археологический отчет, материалы которого хранятся в архиве Института археологии РАН и в архиве Курского государственного областного музея археологии.

Кроме занятий в пединституте, активного участия в археологических раскопках и исследованиях, общения с коллегами из Института археологии АКН СССР, в том числе во время археологических конференций, Юрий Александрович в период с 1967 по 1970 год не забывал и дела литературные. Во-первых, он продолжал трудиться над третьей частью исторической трилогии, известной ныне как роман «В горниле». Во-вторых, в свете новых достижений и знаний в области археологии возникла необходимость пересмотреть очерки, опубликованные в книге «О чем рассказывают курганы», и он приступил к составлению нового сборника – «Далекое прошлое соловьиного края». В-третьих, в местной печати публиковал очередные очерки о прошлом курской земли, иногда под фамилией Липкинг, а порой и под псевдонимом Александров.
Среди литературных публикаций 1967 года видное место занимает появление в третьем номере журнала «Воспитание школьников» одной глава из повести «Великие романтики». Протолкнуть в журнал «Молодая гвардия» или в другие издательства всю повесть (или хотя бы ее первую часть) Юрию Липкингу, к сожалению, не удалось. Кроме того, как уже отмечалось выше, 16 апреля 1967 года на страницах «Курской правды» появился очерк «Детище Ильича» Затем 25 сентября 1968 года под рубрикой «Из истории родного края» был напечатан очерк «Города курского княжения», рассказывающий о древних городах на Курщине, не доживших до наших времен. А в статье «Лебяжье шампанское», опубликованной в «Курской правде» 6 апреля 1969 года, поделился с читателями причинами, заставляющими археологов заниматься поисками нашего прошлого, а не кладов, как порой складывается мнение у людей, далеких от археологии. На близкую к этому тему в «Курской правде» 1 октября 1970 года была опубликована и статья «Археолог возвратился домой».
Кроме того, в институтском издании «Ученые записки КГПИ» за 1969 год (том 60) была опубликована его научно-популярная работа «Порубежные роменские городища Курского «княжения», в которой в очередной раз рассказывалось о нескольких десятках городищ на территории современной Курской области. Вслед за автором перечислим самые крупные городища: Курское, Бесединское или Ратское, Липинское, Рыльское, Гочевское, Горнальское, Шуклинское, Переверзевское или Кобзевское, Старогородское, Арбузовское, Мойсеевское, Мухинское, Банищанское, Асмоловское, Синайское. 
С.П. Щавелев об этой статье выразился кратко, но емко: «Статья о городищах Посеймья – добротный проспект, почти готовый автореферат кандидатской или даже докторской диссертации».
А в столичном сборнике «Археологические открытия 1968 года», изданном в 1969 году, увидела свет большая, тематически развернутая статья «Раннеславянские памятники у с. Лебяжье под Курском».
Еще в период с 1968 по 1970 год Юрий Александрович плодотворно сотрудничал с журналом «Знание – сила», используя для публикации своих работ псевдоним Ю. Александров. Здесь он в 1968 году в № 8 напечатал очерк «Поиски древнего Рима», в 1969 году в № 6 – «Где родилась былина», а в 1970 году в № 10 –«Полным-полно Кудеяров». Даже по названиям работ следует, что речь идет о Курском крае, его древней истории и культуре. А для тех, кто читал «Далекое прошлое соловьиного края», очевидно, что работы, опубликованные в журнале «Знание – сила», с небольшими стилистическими и редакторскими изменениями и под другими названиями будут находиться на страницах этого сборника.
Считаю, не лишним будет отметить, что журнал «Знание – сила» издавался с января 1926 года, и в нем в разное время публиковались такие известные ученые, как Н.Я. Эйдельман и В.Л. Янин, а также писатели Г.Б. Адамов, А.Р. Беляев, Кир Булычев, братья Стругацкие. А в конце шестидесятых и в семидесятые годы его тираж достигал 700 тысяч экземпляров. Следовательно, у авторов работ, опубликованных в этом журнале, были не только хорошие гонорары, но и миллионная армия читателей. И приходится сожалеть, что не многие читатели связывали очерки Ю. Александрова о Курщине с именем курского писателя Юрия Липкинга.
(Сожалеть приходится и о том, что журнала «Знание – сила» за указанные годы в Курской областной научной библиотеке нет – как и некоторые годовые подшивки газеты «Молодая гвардия», эти журналы оказались жертвами подтопления хранилища в связи с порывом трубы отопительной системы.)

КОГДА ДАЛЕКОЕ СТАНОВИТСЯ БЛИЗКИМ

В 1971 году в Центрально-Черноземном книжном издательстве вышла в свет последняя прижизненная очерковая научно-популярная книга писателя «Далекое прошлое соловьиного края», которая, как отметил один из биографов Липкинга, «имела особое значение для историко-археологического просвещения о жизни славян-роменцев в эпоху становления Киевской Руси».
Если с выводами уважаемого биографа об особом значении книги для историко-археологического просвещения курян стоит согласиться полностью и безоговорочно, то с его с утверждением о «славянах-роменцах» спешить соглашаться не следует. Дело в том, что, как сообщают русские летописи, в том числе и «Повесть временных лет», написанная монахом Нестором в начале XII века, существовали славянские племена полян, древлян, словен, дреговичей, радимичей, северян, угличей и прочих, а вот славян-роменцев  не было. Это обозначение взято из обихода ученых-археологов, назвавших так один из археологических памятников. И получено оно по городу Ромны соседней с Курской Сумской области, близ которого в начале XX века проводил раскопки и выделил культуру археолог Н.Е. Макаренко. Стоит иметь в виду, что в то же самое время другой археолог А.А. Спицын проводил археологические раскопки у села Борщёво Воронежской области и обнаружил памятники, близкие по материальной культуре роменской. В результате слияния двух культур в единую появилась и так называемая Роменско-Борщевская археологическая культура, дающая сведения о жизни славян в VIII–IX веках в междуречье Днепра и Дона, а также в верховьях реки Оки.
Да и государственного объединения, именуемого «Киевской Русью», также никогда в природе не было. Термин «Киевская Русь» возник в первой половине XIX века с «легкой руки» писателя М.М. Максимовича, употребившего этот термин в 1837 году в работе «Откуда идёт русская земля». После этого использовался в узко географическом смысле для обозначения Киевского княжества, в одном ряду с такими словосочетаниями, как «Червонная Русь», «Суздальская Русь», «Азово-Черноморская Русь» и так далее. В таком же значении термин «Киевская Русь» наряду с другими – «Русь Киевская», «Русь Черниговская», «Русь Ростовская или Суздальская» – употребляли С.М. Соловьев, Н.И. Костомаров и Д.И. Иловайский. И только у историков С.Ф. Платонова, А.Е. Преснякова и других авторов начала XX века этот термин стал использоваться в государственно-политическом смысле, но опять же как наименование государства всех восточных славян в эпоху, когда Киев был общим политическим центром.
Правда, в наши дни украинские историки, поддержанные националистами в государственных структурах власти, всерьез заявили, что такое государство – Киевская Русь – было на самом деле. И объявили бывшую окраину Руси и некогда братскую России Украину наследницей Киевской Руси. Да, идиотизм пределов не знает…
Однако мы ушли в сторону от главной сути – от появления книги «Далекое прошлое соловьиного края». Вышла она в мягкой обложке, тиражом в 15 тысяч экземпляров и ценой 24 копейки за экземпляр. Автором ее значился не Юрий Александров, как в предыдущих книгах, а Юрий Александров-Липкинг. Это говорит о том, что курский писатель уже не желал прятаться за творческий псевдоним, не хотел оставаться инкогнито. Земляки-куряне вправе были знать, кто автор книги.
В книге на 158 страницах 17 самостоятельных глав-очерков, проиллюстрированных черно-белыми рисунками, в своей совокупности создающих единую картину исторического развития Курского края от палеолита – древнекаменного века до конца XIII века (век железа). Правда, есть упоминания и о более позднем периоде, о XVII веке. Но это всего лишь краткие «лирические отступления» от основной канвы повествования и никакого влияния на содержание книги не имеют.
О том, как непросто решался вопрос с изданием книги, Юрий Александрович сообщает в письме от 22 января 1970 года Анне Епифановне Алиховой (Воеводской): «Три раза пришлось ездить в Воронеж. Кое-что дописывал о роменцах, о черняховцах, о лебяжьинцах и еще кое-что…».  Кстати, в этом письме он информирует Алихову о своей загруженности: «педпрактика в двух школах, в одной – до обеда, в другой – после, лекции, экзамены», а еще о том, что жена перебаливает, а дети сдают экзамены: «Натка – отлично», а Алька – слабо».
Теперь несколько слов о содержании книги.
В первом очерке с нестандартным названием «Немного об истории самой истории», которым можно считать предисловием или вступлением, Юрий Александрович сообщает о своих предшественниках –  служащих, археологах-самоучках, краеведах и ученых историках – внесших лепту в создание истории края, проведших первые археологические изыскания и описания края. Среди них он называет И. Башилова, С. Ларионова, составивших описание Курского наместничества, первый в 1785, второй в 1786 году. Много добрых слов говорит в адрес ученого Д.Я. Самоквасова, автора работы «Указатель городищ, курганов и других земляных насыпей в Курской губернии». Не забыты им А. Дмитрюков, К. Сосновский,  А. Александров, В. Даниливич, В. Каньшин, Н. Алякртиский и их работы краеведческой направленности. Среди краеведов послереволюционного периода Липкинг называет Г.И. Булгакова и его труд «Схематический обзор Курского края в культурно-историческом отношении», А. Преображенского и его статью «Дмитриевский уезд в археологическом отношении», Л. Соловьева и его статью «Стоянки и городища окрестностей г. Курска».
Своим предшественником, в том числе и в деле популяризации истории Курского края, Юрий Александрович, судя по всему, считает Владимира Ивановича Самсонова (1886-1964), кстати, родившегося в семье офицера и некоторое время после революции работавшего юристом. Именно о нем Липкинг пишет: «Ценный вклад в изучение далекого прошлого нашего края внес бывший научный сотрудник Курского областного краеведческого музея, ныне покойный В.И. Самсонов. Он участвовал во многих экспедициях и провел большую работу над древнейшими литературными материалами о курской земле. Им опубликован ряд работ о прошлом, в том числе о древнейшем прошлом области».
В этом же очерке Ю.А. Липкинг критикует, причем гневно, краеведов-коллекционеров, разрушающих археологические памятники и наносящих тем самым невосполнимый вред как археологии, так и истории края. Их он с нескрываемым гневом именует уродами.
Вторая глава книги называется «Тундровые куряне». В ней автор подробно и обстоятельно, словно учитель ученикам на уроке, рассказывает о людях – кроманьонцах, живших на территории современной Курской области в древнекаменный век (палеолит) сорок тысяч лет назад. Опираясь на материалы раскопок у села Авдеево, начатые еще в 1941 году сотрудниками Курского областного краеведческого музея под руководством В.И. Самсонова, позже продолженные археологами М.Е. Воеводским, А.Н. Рогачевым и другими, Юрий Липкинг пишет: «Человек же позднего палеолита, кроманьонец, от нас с вами по физическому облику почти ничем не отличался». Далее, сославшись на воспроизведенные ученым антропологом М.М. Герасимовым по черепам портретные бюсты, он констатирует, что «большинство из нас не отказалось бы походить на них.
Отвергнув устоявшееся мнение, что люди этого периода были наги, Липкинг утверждает: «Ходили наши палеолитические предки не нагишом. Люди тех тысячелетий шили себе штаны и рубахи из шкур песцов и олений мехом наружу. Шили костяными иголками. Нитками служили сухожилия или тонкие полоски кожи».
В этой же главе автор, отметив роль женщины в обществе, во всей красе представил читателям найденную на раскопках у Авдеева палеолитической Венеры – женской статуэтки из камня, имевшей культовое предназначение. (Очерк проиллюстрирован рисунками кремневого наконечника копья и статуэткой авдеевской Венеры.)
Заканчивает главу Липкинг сообщением о четырех подобных археологических памятниках, обнаруженных к концу шестидесятых годов ХХ века на территории Курской области.
К сказанному остается добавить, что Авдеевский археологический комплекс, включающий в себя несколько периодов в жизни людей, ныне продолжает активно исследоваться и имеет мировую известность.
В очерке-главе «До железа» Юрий Александрович знакомит читателей с обитателями нашего края в эпохи мезолита (среднекаменного века) и неолита (новокаменного века). Первый длился около 10 тысяч лет и закончился в 4-м тысячелетии до новой эры. Второй, естественно, начался в 4-м тысячелетии и закончился в конце 3-го или в начале 2-го тысячелетия до нашей эры, когда начался век бронзы. Отметив, что из эпохи мезолита до курских археологов на территории области ничего достоверного не дошло, Липкинг с прежней обстоятельностью повествует об эпохе неолита. При этом не только называет археологические памятники этого периода – на берегу Тускари у Кировского моста, в селе Рышково, под Курском возле Кировского железнодорожного моста, около села Лебяжье, у сел Золотухино и Хвостово – но и описывает поведенческую и хозяйственную деятельность людей. «Жили наши далекие неолитические земляки небольшими родовыми поселками, в среднем по десятку хижин в каждом, занимались главным образом охотой, рыбной ловлей, собирательством, – просвещает писатель-археолог земляков о далеком пролом края. – Уже была приручена собака – исконный верный друг человека. К концу неолита в нашей области появилось и скотоводство, и зачаточное мотыжное земледелие».
Несколько страниц уделено бронзовому веку, когда на стоянках людей этой эпохи были найдены бронзовые изделия: топоры, ножи, шилья, украшения. При этом он обращает внимание, что стоянки бронзового века по способу погребения делятся на два вида – катакомбный и срубный.
Представители более ранней катакомбной археологической культуры своих покойников хоронили в глубоких ямах, в нижней части которых в одной из сторон выкапывалась пещера-катакомба, в которую помещался на боку скорченный труп, густо обсыпанный краской – охрой. Рядом ставился ритуальный сосуд с пищей, клалось оружие – каменный или бронзовый нож, топор. Вход в катакомбу закрывался каменными плитами либо дубовыми плахами. Яма засыпалась землей, а сверху еще возводился курган.
Как сообщает Юрий Александрович, такое погребение еще до революции было обнаружено и исследовано профессором Д.Я. Самоквасовым у села Воробьевка. А второе – перед войной при рытье котлована на Красной площади.
Во второй половине 2-го тысячелетия до нашей эры представителей племен катакомбной культуры вытеснили пришедшими с востока племена срубной культуры.
«Покойника, тоже скорченного и нередко обсыпанного краской, просто клали на поверхность земли, – пишет Липкинг со всеми возможными подробностями о данном погребальном обряде. – Нередко над ним воздвигался невысокий бревенчатый сруб, который сверху покрывали бревнами либо плахами. Над погребением тоже сооружалась курганная насыпь». – А далее вносит дополнение о том, что нередко вокруг центрального погребения находились другие погребения – родственников.
Этническую принадлежность этих племен Ю.А. Липкинг не указывает, но пишет, что они были «в основном скотоводами», что оседло проживали на стоянках, что занимались земледелием – сеяли главным образом ячмень и просо. Из орудий труда использовали серпы и зернотерки.
Памятники срубной культуры были обнаружены экспедициями археологов из Института археологии АН СССР, Курского пединститута и Курского областного краеведческого музея у села Апочки Горшеченского района.
Заканчивает очерк автор тем, что кроме представителей катакомбной и срубной культуры на территории Курской области найдены археологические памятники так называемой Сосницкой культуры, в носителях которой часть археологов предполагает предков славян. А вывод делает такой: «Вообще в те века наше лесостепье было зоной, где происходили неоднократные переселения, столкновения, а возможно, и слияния разных племенных групп».
Юрий Александрович, обозначив в очерке Сосницкую культуры, расшифровки ей не дал, возможно, посчитав, что читатель и сам знает, что это такое. Но я считаю нужным все же сказать, что название она получила по раскопкам в районе поселка Сосница Черниговской области, что пришла она на смену Среднеднепровской культуре и связана с Тшинецкой археологической культурой. Носителями ее считаются праславяне и прибалты, которые жили в отапливаемых очагами землянках на берегах рек, занимались животноводством и земледелием, изготавливали лепную посуду – миски и кувшины со шнуровидным орнаментом. Кстати, в очерке Липкинга имеется рисунок подобного сосуда и бронзового наконечника копья.
Следующую главу книги представляет очерк «Божьи хлебы», написанный на основе материалов раскопок на Кузиной горе, о котором мы уже говорили выше. Поэтому повторяться вряд ли стоит. Лишь отметим, что очерк сопровождается рисунками «божьего хлеба» и миниатюрным жертвенным сосудиком.
В главе «Кто же вы, товарищи?», написанной, судя по ее содержанию, на основе археологических материалов, полученных при раскопках у хутора Княжьего, на Замощанской дюне под Суджей и у села Лебяжье Курского района, речь ведется о памятниках Зарубинецкой и Черняховских культур, носителями которых, по мнению многих археологов, являются славяне. Первой – венеды, второй – анты. Этой же версии с осторожным оптимизмом придерживается и Юрий Липкинг, ибо он вступает в заочную дискуссию с теми учеными-историками, кто вдруг отказался от прежних взглядов в этнической составляющей черняховцев и увидел вдруг в них винегрет из разных родов и племен, не имеющих имен.
Особенностью этого очерка является перечисление русских и советских археологов, вложивших лепту в дело изучение памятников Зарубинецкой и Черняховских культур – Самоквасов, Сосновский, Ляпушкин, Сыманович – и мест локализации культур – берега реки Курицы, Полной, Свапы, Снагости, Суджи, Сейма, села Успенки и Авдеево, хутор Горки. И, как в предыдущих главах, в данной главе имеются рисунки сосуда и гребня.
Глава «Загадка обоянской находки и старосуджанских кладов» повествует не только об истории «кладов» 1849, 1918 и 1927 годов, найденных на месте разрушенных погребений, но и об археологических изысканиях самого автора с «толковым молодым помощником, выпускником школы» в 1961 году. Повторять вслед за автором истории обнаружения «кладов» и предметов, сохранившихся их этих «кладов», не стоит – лучше все прочесть вдумчиво и неспешно, а вот то, что этот очерк является продолжением предыдущего, отметить необходимо, ибо в нем речь о жизни «курян» IV – V веков.
Стоит отметить и литературный стиль этого очерка, больше похожий на язык художественного произведения, чем на научный трактат. Вот небольшой пример этому: «Уже в сумерках достигли, наконец, устья ручья Каменца. Суджа здесь совсем невелика – метра три в ширину. Ручей и вовсе мал – в сухое время перепрыгнуть можно. Но и река, и ручей за тысячелетия выработали широкие и довольно глубокие долины с пологими пересеченными оврагами склонами. На дне долин кое-где вязко».
Данный очерк – наглядный пример тому, что в Липкинге постоянно жили в ладу друг с другом писатель и археолог. Часто писатель дает археологу возможность выговориться в полную силу на волнующую тему, но иногда и сам не прочь проявить себя в лирических отступлениях основного текста.
Естественно, на страницах очерка есть прекрасные рисунки некоторых предметов, в том числе и серебряной вазы, сохранившихся с разрушенных погребений, получивших в народе название кладов, в музеях Москвы.
Очерк «Туманные века» как бы является завершающей частью рассказа писателя о «черняховском» периоде жизни курян, их столкновении с готами и гуннами, которые, возможно, оставили какой-то след в культуре курских «черняховцев», но существенного влияния на них не оказали. Да, какая-то часть племен, населявших курскую землю в те далекие, во многом для истории «темные» века уходила с готскими племенами, катившимися от Балтики к Причерноморью и Крыму, какая-то часть, скорее всего, молодежь, вместе с конными отрядами гуннского вождя Аттилы двинулась на Запад, но основная масса населения осталась на обжитых местах.
Глава «Между русью и степью» повествует о курянах-славянах VIII – IX веков, которые, как отмечалось выше, у археологов получили название роменцев.
«Роменских городищ в нашей области известно 66, –  так начинает очерк Юрий Липкинг и далее делает интересный поворот: – Но в большинстве своем они не только роменские. Почти все возникли еще в эпоху раннего железа, в VI – V веках до нашей эры. Тогда люди жили на городищах лишь до III, максимум до II века до нашей эры. После городища пустовали долгие столетия, пока в VIII веке уже нашей эры славяне вновь не приспособили городища к жизни и обороне. Расчистили заплывшие за века рвы, кое-где досыпали выше валы, на валах снова поставили частоколы из огромных дубовых кряжей. Вместо давно сгоревших, либо истлевших наземных хижин эпохи раннего железа возникли полуземлянки глубиной метра полтора и площадью в 16-20 квадратных метров. В землянках уже не открытые очаги, а маленькие русские печи».
После сравнительного анализа современной печи с роменской печью, сделанной из камней и глины или вообще глинобитной, беспостаментные, не имеющей дымохода, автор дает подробное описание посуды, используемой в обиходе. Со всевозможными подробностями и детализацией рассказывается о трудовой деятельности славян-землепашцев этих городищ и селищ, уже освоивших плуг и соху, но не забывающих охоту и рыбалку. Не забыт и такой вид деятельности, как варка железа и кузнечное дело. Сообщает он и погребальном обряде жителей городищ и селищ.
Но самое главное, что в жителях городищ Юрий Липкинг видит не просто славян, а славян-северян, о чем и пишет без каких-либо обиняков: «Сейчас уже достоверно известно, что роменские памятники относятся к VIII – X векам нашей эры и что роменцы – наши прямые предки славяне. Даже точнее – северяне, то есть славяне, входившие в обширный племенной союз, известный в летописи под названием «север».   
Он же считает, что название северяне получили по реке Сев, берущей свое начало в Хомутовском районе Курской области и впадающей в приток Десны Неруссу. Версия, конечно, интересная, но не всеми учеными-историками принимаемая.
А вот утверждение Юрия Александровича, что в этот период времени более явственно обозначилось социальное расслоение славян, в том числе и северян, и что княжеская власть на фоне родового веча укрепляется, – это неоспоримо. Неоспоримо и то, что судьба 66 курских городищ, установленных ко времени издания книги «Далекое прошлое соловьиного края», сложилась по-разному. Какие-то стали городами и просуществовали до монгольского нашествия, какие-то сохранились до наших времен, а какие-то прекратили свое существование еще в тот период времени, став укрепленными усадьбами богатых феодалов – бояр и членов княжеских семейств.
В главе «Поиски древнего Рима», естественно речь идет о конце XII века, о неудавшемся походе северского князя Игоря Святославича на половцев, «Слове о полку Игоря», гибели города Римова вот половецких орд хана Кончака и авторской версии нахождения этого летописного города на реке Псле возле Гочевского городища. Впрочем, об этом уже говорилось выше.
Глава «Поиски древнего Курска» является одной из самых больших по текстовому объему глав книги и повествует об истории Курска от дославянского (а возможно, и славянского или праславянского) городища II века до нашей эры до гибели во время монголо-татарского нашествия (1238 год) и возрождения его как крепости в 1596 году. Важной особенности этой главы-очерка является то, что Юрий Липкинг веско и аргументированно начисто отвергает мнение некоторых краеведов и историков, что современный Курск стоит не на том месте, где он был до монголо-татарского нашествия.
А в главе-очерке «Мертвый город на Рати» Юрий Александрович рассказывает о временах нахождения Курского края под властью Золотой Орды, когда, согласно данным Лаврентьевской летописи, в период с 1284 по 1285 года из-за козней баскака Ахмата Темировича или Ахмата Хивинца, погибли последние курские князья Олег Рыльский и Святослав Липовецкий. Погибли в кровавом междоусобье.
В летописи упоминаются Ахматовы слободки, и Юрий Липкинг в очерке приводит свою версию нахождения этих слободок. Одна из слободок, по его мнению, находилась под Курском, на месте Ратского (Бесединского) городища, называемого местным населением Тарелочкой. Да-да, той самой Тарелочкой, которая фигурирует в повести «Кудеяров стан». Другую он видит усела Лебяжьего.
Речь о средневековых городах идет и в главе «Города на Сейме и Рыле». И героями очерка тут являются город Рыльск на месте слияния речки Рыло с Сеймом, известный по летописям с 1152 года, и город Льгов (Ольгов) на Сейме.
Большой интерес для курян представляют заключительные главы книги – «Где родилась былина», «Многоэтажная Кудеярщина» и «В легендах и действительности». И хотя они продолжают информационное научно-популярное обеспечение издания, но в большей степени носят признаки художественного произведения.
В очерке «Где родилась былина» представлена версия автора о возникновении легенды об Илье Муромце и Соловье-разбойнике в курских краях. Оттолкнувшись от некоторых ключевых слов легенды, в том числе таких топонимов, как «речка Смородина», «Грязи черные», «Березы покляпые», а также одного из отчеств Соловья-разбойника – Рохматовича или даже Ахматовича, Юрий Александрович нашел прописку легенде в Курском крае.
Вот так он привязывает к соловьиному краю Соловья-разбойника: «Многие варианты называют Соловья-разбойника Соловьем Рахматовичем или Соловьем Ахматовичем. Это знаменательно. Мы знаем летописную повесть о ханском баскаке (сборщике дани) Ахмате Темировиче или Ахмате Хивинце, который даже среди баскаков выделялся своей жадностью и жестокостью. Был он баскаком как раз в курском княжении. Исследователи былины уже давно связали Соловья-разбойника со злым курским баскаком».
С речкой Смородинкой или Смородиной совсем просто. Он ее не просто знал по книгам, он ее видел, он ею пользовался в 1939 году, когда работал в селе Нижнее Смородино. Нашел Липкинг и селение Черные грязи в Дмитриевском районе. И не одно, а сразу два. Оба на реке Свапе. Здесь же, у впадения речки Березы в Свапу, есть и село Береза. Прямые указания на место действия легенды. Нашел Юрий Александрович и место, где мог находиться Левонидов крест – опять же у слияния Свапы с Сеймом.
Этот очерк Юрий Александров-Липкинг заканчивает следующими словами: «Может быть, кто-либо скажет, что все это лишь совпадения, случайность? Но не слишком ли много случайностей? Не правдоподобнее ли просто предположить, что в основу былины легли исторические события, происходившие в далекие, давно прошедшие века на земле соловьиного курского края?..»

Уверенность писателя нашла поддержку в обществе. На бескрайних полях интернета ныне можно найти десятки работ, авторы которых со ссылкой на Ю. Липкинга местом рождения легенды об Илье Муромце и Соловье разбойнике называют курскую землю. А что может быть выше признания ученого и писателя, чем такое признание? Да ничего.
В очерке «Многоэтажная Кудеярщина» Юрий Александрович рассказывает о легендах, связанных с Кудеяром-разбойником, и приводит не только многие версии этих легенд, но и их анализ. Но, самое главное, называет места с данным топонимом, находящиеся в Курской области.
А очерк «В легендах и в действительности» повествует о курских реках Кур и Тускарь, связанными с ними легендами и реальными событиями, что не может не представлять интерес для читателей-курян.
Последний очерк книги «Неземное железо» имеет весьма косвенную тематическую связь с остальными главами. Просто Липкинг решил рассказать землякам о забавном случае, когда некоторые куряне в меловой глыбе вдруг увидели проволоку, а автор в этом усмотрел невероятную игру природы, создавшей за миллионы лет в меловом отложении проволокообразное отложение молекул железа из морской воды.

К сказанному остается добавить, что многие очерки книги, как уже отмечалось выше, первоначальную обкатку прошли в газете «Курская правда» и в журналах, подготовив тем самым читательскую аудиторию к восприятию книги с желанным интересом. И хотя книга со временем стала важным пособием для преподавателей курских школ и вузов, но публичных отзывов о ней ни в 1971, ни в 1972, ни в 1973 году не последовало. Такова уж у нас традиция: пользоваться и при этом как бы не замечать… Или же и замечать, но стесняться сказать публично пару добрых слов. И традиция эта многовековая, что подметил еще В.Г. Белинский, когда с возмущением писал по поводу всеобщего бездушия, приведшего к забвения автора тридцатитомного собрания сочинений «Деяний Петра Великого» Ивана Ивановича Голикова, кстати, земляка курян.
И только в 1975 году, 20 ноября, в газете «Курская правда» появилась статья библиографа Курской областной научной библиотеки С. Белевцевой «Далекое прошлое соловьиного края». В ней библиограф-краевед проводит краткий обзор всех книг Юрия Липкинга, но основное внимание уделяет все же последней. «Книга «Далекое прошлое соловьиного края» увлекает историческими событиями, – пишет, констатируя факт,  Белевцева. – В ней читатель найдет ответы на такие вопросы: были ли скифы и сарматы предками славян, и кто такие славяне, где на территории нашей области находятся палеолитические стоянки, почему «путешествовали» города Дмитриев и Льгов».
Что ж, сказано неплохо. Однако оценки книге, как изданию научно-познавательного плана, воспитывающему у читателя гордость за родную землю и ее историю, патриотизм, любовь к малой родине, не дает. А ведь именно в этом (наряду с блестящей информативностью и хорошим литературным языком) заключается ценность книги.
Опять же, от статьи круги по глади общественного мнения не пошли. Утонула, как камень, в тихом болоте людского молчания и безразличия…



В «ЗАСТОЙНЫЕ» СЕМИДЕСЯТЫЕ
 
Семидесятые годы в Советском Союзе, по-видимому, за всю его историю, были самыми спокойными и сытыми. Если говорить о Курской области и Курске, то основные промышленные объекты были построены и сданы в эксплуатацию еще в созидательные, наполненные энергией энтузиазма шестидесятые. Приятным дополнением к ним в семидесятые стала Курская атомная электростанция, строительство которой было начато в 1970, а первый ток ею выдан в 1976 году. И, конечно, появление нового города – Курчатова, вместе с формирующимися в нем социальной, культурной, промышленной и прочими важнейшими структурами.
В конце восьмидесятых падкие до хлестких выражений и определений журналисты, которым больше подходит определение «журналюги», и либеральствующие политологи назовут семидесятые годы «временем брежневского застоя и стагнации». Если бы они могли предвидеть, какая стагнация наступит в России при Борисе Ельцине и его присных, то, полагаю, не очень бы спешили с такими ярлыками.
В семидесятые годы Юрий Александрович продолжал преподавать в Курском пединституте историю и вести археологическую практику у первокурсников исторического факультета. Если говорить о его творческой жизни, то она выходом книги «Далекое прошлое соловьиного края» не ограничилась. Например, в том же 1971 году,  3 августа, в «Курской правде была опубликована его (в соавторстве с В. Шульц) статья «Находки археологов: Экспедиция возвратилась в Курск». А еще он продолжал работать над заключительной частью трилогии – романом «В горниле».
Да, работоспособность Юрия Александровича была уже не та, что в шестидесятые годы, но тем не менее в 1972 году для сборника «Уроки по истории Курского края в школе», изданном в Курске, он подготовил две статьи – «Первые сведения из истории нашего края» и «Наш край в период средневековья (до XIV в.)». А в год своего семидесятилетия (1974) на страницах «Курской правды» 13 июля опубликовал статью «Загадочные ямы» – о следах давних горных выработок добычи полезных ископаемых в Дмитриевском районе Курской области. Кроме того, в коллективном сборнике советских археологов «Раннесредневековые восточнославянские древности», изданном в Ленинграде, увидела свет его работа научного плана «Могильники третьей четверти первого тысячелетия н.э. в Курском Посеймье».
Еще в этом году (возможно, и раньше) Юрий Александрович подготовил несколько статей для третьего издания сборника очерков «Курск» и учебного пособия для школьников «История Курской области». Оба издания вышли в Центрально-Черноземном книжном издательстве в 1975 году. В сборники «Курск» был напечатан двадцатистраничный очерк «Курск – древний русский город» (в соавторстве с покойным В.И. Самсоновым), а в учебном пособии – статьи «Наш край в период первобытнообщинного строя. Первые сведения из истории края» и «Курский край в период средневековья (до XIV века)». И здесь будет, по-видимому, не лишним сказать, что в подготовке этих изданий участвовали самые известные на то время курские ученые, в том числе профессор, доктор исторических наук П.В. Иванов, кандидаты исторических наук Ф.И. Лаппо, Ю.Л. Райский, И.И. Френкель и другие. Но, как видим, честь открытия книг была отдана Юрию Липкингу, что говорит о его большом авторитете среди курских ученых.

Последние опубликованные работы Юрия Александровича относятся ко второй половине семидесятых годов. Их всего две. Это очерк «Древняя крепость на Прутище», напечатанный 14 февраля 1976 года в газете «Курская правда» под двойной фамилией Александрова-Липкинга, и статья «Замощанская дюна под Суджей», напечатанная, в археологическом сборнике «Могильники черняховской культуры», изданном в Москве в 1979 году.
Если кратко, то в статье «Древняя крепость на Прутище» речь идет о раскопках на Марицком городище во Льговском районе Курской области, проводимых с 1972 года экспедицией под руководством А.И. Пузиковой. В этой археологической экспедиции, как и в предыдущих, приняли участие студенты истфака КГПИ во главе с самим Юрием Липкингом. Естественно, никакой крепости в общепринятом понимании этого слова там не было – лишь «неплохо сохранившиеся рвы и валы». Нашлись остатки жилищ, посуды, орудий труда и могильник, что позволило датировать это городище 4-м веком до новой эры.
Надо помнить, что в это время Юрию Александровичу было около 75 лет – возраст, на мой взгляд, не самый располагающий к творчеству. К тому же, как часто бывает в таком возрасте у многих людей, судьба становится уже не столь благосклонной к визави, как в прежние годы – приходят болезни и уходят близкие люди.
Вот как о данном периоде в жизни Юрия Липкинга вспоминает Анна Ивановна Пузикова: «Последним временем его пребывания в экспедиции были 1977-1978 гг. Он как будто потускнел и сник. Видимо, на него повлияли несчастные события в семье: смерть жены и трагическая гибель маленького внука, тоже Юрия Александровича, которым он очень гордился и постоянно о нем рассказывал».
А Сергей Павлович Щавелев к этому добавляет и то, что археолог и писатель страдал «затяжной болезнь» – у него случился перелом ноги. Все по пословице: «Пришла беда – отворяй ворота». Ведь беда, как известно, одна не ходит…
(Наталья Юрьевна внесла на полях поправку: у Юрия Александровича был не перелом ноги, а открылся свищ на ноге – старая рана 1918/1919 года.)
Несмотря на удары судьбы, Юрий Александрович все же не сломился. Он окончил в 1980 году (по одному из упоминаний С.П. Щавелева. – Н.П.) третью часть трилогии – роман «В горниле» и отправил его в Центрально-Черноземное книжное издательство. Там книга поначалу была принята и даже внесена в план издания. Но затем срок публикации оказался перенесен, а позже вообще отменен, ибо некий «черный рецензент» (опять же по определению С.П. Щавелева. – Н.П.), получив от руководства указание «зарубить» роман, без сомнений и содрогания совести выполнил указание. И роман «В горниле» на многие годы остался в рукописном варианте в архиве писателя, как и повесть «Великие романтики», и пьеса «Старые лебеди».

В конце семидесятых годов, после тринадцатилетнего перерыва, Курская писательская организация, возглавляемая в это время писателем-фронтовиком Петром Георгиевичем Сальниковым (1926-2002), начала пополняться новыми членами Союза писателей СССР, причем из числа курских поэтов и прозаиков поколения «детей войны». «Первыми ласточками» стали в 1978 году поэт Юрий Петрович Першин (бывший студент Курского мединститута и действующий врач), а также прозаик Владимир Павлович Детков (в прошлом агроном, затем комсомольский вожак районного значения и, наконец, журналист «Молодой гвардии»). В 1979 году в Союз писателей был принят прозаик Михаил Николаевич Еськов, бывший выпускник мединститута, с 60-х годов находившийся под опекой Е.И. Носова, а в 1980 – поэт и писатель, участник Великой Отечественной войны Василий Семенович Алехин.
Из истории курского писательства известно, что писатель-фронтовик Петр Георгиевич Сальников, прошедший артиллеристом войну с Японией, в Курск приехал в 1975 году из Тульской области. А в следующем,  1976 году, возглавил Курскую писательскую организацию и сразу же занялся вопросом по приему в ее ряды новых членов СП СССР. А лидером литературного сообщества уже был писатель-фронтовик, орденоносец Евгений Иванович Носов, получивший в 1975 году и орден Трудового Красного Знамени и Государственную премию РСФСР им. М. Горького за книгу прозы «Шумит луговая овсяница». Он также был введен в секретариат и правление Союза писателей РСФСР и в секретариат СП СССР.
С подачи Евгения Носова с 1977 года старшим редактором при Центрально-Черноземном книжном издательстве, отвечавшим за порядок издания книг курских писателей и выпуск коллективных сборников, стал Владимир Павлович Детков, покинувший редакцию «Молодой гвардии». И как рассказывают некоторые писатели, от Деткова часто зависело, кому из курян быть изданным, а кому и постоять в очереди.
Однако не хочется думать, что именно Владимир Павлович Детков (1937-2009), родившийся в семье советского офицера-артиллериста, человек интеллигентный и чуткий к людям (так характеризовали его коллеги по «Молодой гвардии»), каким-то образом оказался среди тех, кто принял участие в издательской «казни» романа Юрия Липкинга «В горниле». На мой взгляд, решения, кого «зарубить», а кого пропустить, принимались на более высоком уровне, чем был уровень Деткова…
К тому же, по свидетельству Юрия Петровича Першина и покойного ныне Леонида Гавриловича Наливайко (1938-2020), в воронежском Центрально-Черноземном книжном издательстве были «штатные рубщики» по поэзии и прозе, похоронившие не только отдельные произведения, но и многих начинающих авторов. 


ПЛОДЫ ПАМЯТИ

До 1979 года, как не раз с горестью отмечал ученый-филолог, доцент КГПИ, писатель и литературный критик И.З. Баскевич, книг литературно-краеведческой направленности в Курской области не было. И только в 1979 году его «Курские вечера» стали первенцем в этом важном деле. Но, как помним, о Липкинге-писателе там было только две строчки, да и те – в общем контексте.
Затем, после долгого перерыва, когда уже и самого Юрия Липкинга не было на этом свете, в 1991 году в Воронеже вышла книга Юрия Александровича Бугрова «Курские встречи», пропылившаяся в Центрально-Черноземном книжном издательстве, по свидетельству автора, около десяти лет. Она не являлась чисто литературно-краеведческим изданием, ибо давала информацию о разных знаменитостях Курского края, однако в ней многие страницы были посвящены курским литераторам и писателям разных эпох. Но, к сожалению, Юрию Липкингу и его литературной деятельности места в книге «Курские встречи» не нашлось.
Не нашлось места для Липкинга ни как педагогу, ни как историку, ни как археологу, ни как писателю и в сборнике очерков «Гордость земли Курской, составленной  краеведом М. Шехиревым и изданной в Курске также в 1991 году.
И только в 1995 году, 25 января, на одиннадцатом году после смерти Юрия Александровича Липкинга и на девяносто первом году со дня его рождения на страницах «Курской правды» о нем как об археологе и писателе вдруг вспомнил Сергей Раменский – бывший ученик Липкинга. Наделив Юрия Липкинга такими характеризующими эпитетами, как «замечательный человек, ученый и писатель, ветеран-фронтовик и учитель божьей милостью», поведав о разгроме курских краеведов на рубеже 20-х и 30-х годов, Раменский пишет: «В Курске таким «последним из могикан» просвещенного краеведения, профессиональной археологии на протяжении 50 – 70-х годов был именно Ю.А. Липкинг». Он же считает, что Юрий Липкинг «много сил и времени отдал улучшению работы областного краеведческого музея, асеевской библиотеки, института усовершенствования учителей».
Возможно, это утверждение Сергея Раменского довольно спорное – руководители данных организаций, естественно, старавшиеся о развитии вверенных им объектов культуры и образования, вряд ли согласятся с такими выводами бывшего ученика Липкинга, – но, как говорится, из песни слов не выбросить… Что сказано, то сказано…
 Далее, отмечая заслуги Юрия Липкинга перед современной археологией, автор статьи констатирует: «Он остался беспартийным старшим преподавателем без ученой степени, хотя наработал материалов не то что на кандидатскую – на две докторских. <…> Для наших студентов он был непререкаемым авторитетом – рано убеленный сединой, но статный, импозантный, даже артистический лектор…».
О Липкинге-писателе Раменский сообщает следующее: «Художественные произведения Ю.А. Липкинга – незаурядное явление в советской литературе». Однако уже в следующем абзаце статьи автор высказывает сожаление, что «силы талантливого литератора ушли, в частности, на банальную беллетристику и оказались недоиспользованными  на самом выигрышном для него направлении – историко-научной прозы». Это, конечно, не ругательство и укор писателю, а лишь частное мнение человека исторической науки, с которым можно как соглашаться, так и не соглашаться.
А еще автор статьи в ее завершающей части предлагает каким-либо образом увековечить память о Липкинге, отдавшем нашему городу лучшие годы своей жизни.
И хотя статья подписана Сергеем Раменским, но судя по духу изложения, стилю, отдельным выражениям и даже предложениям, автором ее, как понимаю, является все-таки доктор философских наук Сергей Павлович Щавелев.
Кроме статьи в «Курской правде» под псевдонимом, Сергей Павлович Щавелев в этом же 1995 году в 3-м номере журнала «Российская археология» опубликовал статью «Последний романтик краеведческой археологии», посвященную к 90-летию Ю.А. Липкинга, о которой уже упоминалось выше, когда разбирались загадки в биографии писателя.
В 1997 году, как сказано ранее, в краеведческом словаре-справочнике «Курск» о Липкинге появилась биографическая статья А.Ю. Дороховой, затем в 1998 году биография Липкинга, написанная С.П. Щавелевым и А.В. Зориным, появилась в книге «Историки курского края», составителями которого были Г.Ю. Стародубцев и С.П. Щавелев.
Следующее упоминание о Юрии Александровиче Липкинге встречаем в книге «Курск», изданной ООО «Учитель» в 1999 году в рамках научно-популярная серия в 20 томах «Курский край». Книга «Курск» являлась 4-м томом серии и была подготовлена к публикации авторским коллективом ученых: А.В. Зориным, А.И. Раздорским и С.П. Щавелевым. Уже в ведении этого тома читаем: «Едва ли не единственным благоприятным исключением по историко-краеведческой части в послевоенные годы для Курска явились книги и статьи Ю.А. Липкинга (1904-1983), посвященные далекому прошлому соловьиного края. Они уже более четверти века по праву находятся в активном научно-педагогическом обороте, причем далеко не все в них к сегодняшнему дню устарело». Что и говорить, не только потомкам Юрия Липкинга, но и почитателям его писательского таланта приятно читать такие слова в его адрес.
Стоит заметить, что и в других томах этого двадцатитомника можно встретить упоминания об археологе и писателе Ю.А. Липкинге, например, во 2-м томе – «Эпоха раннего металла», изданном уже в 2000 году.
В 2002 году в Курске вышел сборник курских ученых и историков «Первооткрыватели курских древностей», в котором была большая (на двадцати страницах) статья Сергея Павловича Щавелева о Липкинге – историке, археологе, писателе, – ставшая предтечей его статьи «Летописец сварожьего племени» в книге «Ю.А. Липкинг: Курский археолог, писатель, педагог».
И здесь необходимо отдать должное Сергею Павловичу Щавелеву, возможно, одному единственному ученику Липкинга из многих сотен выпускников истфака КГПИ, который постоянно помнил о своем учителе. Именно он не только сам писал статьи о Липкинге и призывал курян увековечить память об этом земляке, но и в значительной мере способствовал появлению сборника «Ю.А. Липкинг: Курский археолог, писатель, педагог» – своеобразному рукотворно-литературному памятнику. Именно Щавелев дал наиболее объективную и глубокую оценку личности Юрия Липкинга – археолога, ученого и писателя. И, как мне видится, именно С.П. Щавелев в содружестве с сотрудником археологического музея А.В. Зориным и дочерью писателя Натальей Юрьевной Липкинг стал инициатором издания в 2004 и 2005 годах в Курске липкинговской трилогии – «Кудеяров стан», «Сварожье племя» и «В горниле».
Правда, другой бывший ученик Ю.А. Липкинга, председатель комитета по культуре Курской области Валерий Вячеславович Рудской их поддержал не только морально, но и финансово. Именно Рудской, воспользовавшись своим служебным положением, выделил из бюджета комитета необходимые суммы для издания сначала отдельной книгой романа «В горниле» (2004), а затеи в одной книге повести «Кудеяров стан» и романа «Сварожье племя» (2005). И теперь эти книги, к радости любителей художественной литературы, можно найти в библиотеках города Курска.

Книга «В горниле» вышла в Курске в 2004 году тиражом в 1000 экземпляров. Она в твердой цветной обложке. В ней 379 страниц текста и десяток иллюстраций. Автором значился Юрий Александров (Липкинг). Предисловие «Ю.А. Липкинг и его роман «В горниле» – измененный вариант очерка «Патриарх курской археологии» – написал А.В. Зорин. Естественно, он акцентировал внимание все же на литературном творчестве писателя, особенно на романе «В горниле».
«В отличие от первых книг трилогии, автор попытался на этот раз не только отобразить повседневный быт славян IX века, но и связать приключения своих героев с важнейшими историческими событиями той эпохи – с обстоятельствами, сопровождавшими основание Киевской Руси, – пишет Александр Васильевич о новом художественном произведении писателя. – Роман имеет точную временную привязку, среди его персонажей появляется сам легендарный Вещий Олег, а сюжетный стержень связан с походом Олега на Киев и борьбой между ним и хазарами за господство над Северской землей».
Отметив использование писателем такого понятия, как «русь» в качестве названия всех восточных славян, в том числе и «поднепровских», и дав этому понятию собственное толкование – название разноплеменной княжеской дружины, – А.В. Зорин со ссылкой на высказывание С.П. Щавелева резюмирует: «В целом повествование Ю.А. Липкинга о славянах племени Сварога на излете язычества, многих их соседях – соперниках и союзниках – достаточно крепко сбито сюжетно, весьма поучительно и увлекательно для любого читателя, интересующегося историей».
 Поспорить с таким выводом невозможно – все верно. А вот следующий вывод: «Хотя с точки зрения достоверности историко-археологических реалий, отображаемых в романе, автор дает повод поспорить читателю придирчивому», – принадлежит все-таки ученому-историку, а не литературному критику или литературоведу, оценивающему достоинства художественного произведения.
И далее, находясь то ли под влиянием, то ли под обаянием научного авторитета С.П. Щавелева, Александр Васильевич приходит к выводу, что роман «В горниле» «в своем развлекательно-познавательном жанре ничем не уступает позабытым в одно время, но сейчас все активнее переиздаваемым историческим повествованиям Н.Э. Гейне, К. Маковского, Д.Л. Мордовцева, В.С. Соловьева, графа Г.А. Салиаса, Ант. Ладинского и прочих старых добрых русских авторов данного, пусть не первого в литературе круга».
И с такой оценкой, на мой взгляд, бессмысленно спорить. Все так. А вот со следующим утверждением, позаимствованным Зориным у Щавелева из очерка «Летописец сварожьего племени», что роман «В горниле» «не в пример добротнее тех свежеиспеченных околоисторических опусов, что ходко идут сейчас к неразборчивым читателям с коммерческих лотков»,  безоговорочно соглашаться вряд ли стоит. Это, примерно, то же самое, что соглашаться с утверждением западных СМИ и политиков, что Россия – дикая, агрессивная страна, а русские – сплошь пьяницы и лодыри.
Ведь традиционно к отечественной литературе предъявляются не коммерческие требования, а умелое и глубокое изображение русского быта, традиций и обычаев как таковых, порядок следования этим обычаям. Важно также тонко подмеченное и красочно переданное читателю изображение русской природы, с ее неповторимыми особенностями. Ведь именно природа в отечественных произведениях чаще всего является отражением самой России, ее души, духом русского народа или же подчеркивает чувства героев, является эмоциональным фоном для развития действия произведения.
Не стоит забывать, что среди основных задач, стоявших перед русской и советской литературой на всех этапах ее развития, в обязательном порядке были и остаются изображение русского народа, народных мыслей, представлений и чаяний. Для этого используются поговорки, пословицы, афоризмы – многовековой фольклор.
Кроме исторического описания Родины, отечественная литература должна давать представление о священном долге защиты своей страны, то есть воспитывать у читателей патриотические чувства. С этим крепко-накрепко связаны и такие задачи, как рассмотрение разных сторон жизни: бедных и богатых, умных и глупых, что, по сути, являлось и является противопоставлением разных слоев общества друг другу.
Среди основных задач, конечно же, присутствуют описание внутренних характеристик персонажей, их личностных качеств. Как правило, это достигается через высмеивание «плохих» качеств личности (злости, жестокости, лени, глупости, склонности к предательству и стяжательству) и  прославление «хороших» (доброты, ума, милосердия, трудолюбия, верности, коллективизму, готовности к самопожертвованию). Нередко в речах каких-либо персонажей присутствуют какие-нибудь словечки или выражения фольклорного плана, которые мы называем крылатыми и которые делают персонаж более ярким и выразительным.
Несомненно, среди задач отечественной литературы необходимо присутствие высокой морализации произведения, прославления нравственных и высокоморальных качеств человека. А это вольно или невольно влечет за собой изображение конфликта в произведении, что непременно вызывает читательский интерес. (Как авантюризм, необыкновенные путешествия, сражения, любовные интриги и тому подобное.)
Описание вечных проблем человечества, человека как личности или массового социального явления также является одним из приоритетов литературы, и это будет актуально во все времена.
Если эти главные задачи, стоящие перед литературой, в какой-то мере имеют место в художественном произведении, то о таком произведении в уничижительном тоне говорить не стоит. Не корректно и не профессионально. А если произведение (в любом жанре) – сплошь чернуха, если в нем проповедуется человеконенавистничество, цинизм, безнравственность и аморальщина, то его вообще не стоит упоминать. Зачем пачкаться, когда это противоречит моральным устоям?..
Как и предыдущий роман «Сварожье племя», роман «В горниле» является одноплановым художественным произведением, имеющим несколько сюжетных линий, тесно связанных между собой временем действия – Х веком и главными героями – Заряной, Могуном, Горшей и другими. 
Важной особенностью романа, основным местом событий является Северская земля с ее хозяйственными, культурными и религиозными традициями, с ее городищами и селищами, в которых живут славяне-северяне, часто величающиеся русами, русскими людьми.
Начинается повествование с интриги: одинокого всадника в степи у курганной группы преследуют несколько конников, похожих на степняков – печенегов. Но вскоре выясняется, что и одинокий всадник – плотник Бучило и его преследователи – одного поля ягоды – русские. Бучило сообщает, что отец Заряны воевода Могун далеко в Хазарии попал в беду, и его надо спасать. В качестве главного спасателя отправляется муж Заряны кузнец и воинский сотник Горша Морошич. Как по пословице: сам погибай, но товарища выручай. Таков зачин романа.
А дальше – сплошные приключения главных персонажей романа и в Дикой степи, где полно воинственных печенегов, и в разноплеменной Хазарии, где интриган на интригане. Сплошные погони, стычки, сражения, неожиданные встречи и повороты судеб, любовные страсти, измены и предательства одних и взаимовыручка других.
Кроме уже привычных лирических героев, автор вводит исторические личности – князей Оскола (Аскольда) и Олега Вещего – первого собирателя и объединителя русских земель, как трактует это современная история Отечества.
Если повесть «Кудеяров стан», как выше было сказано, являлась романтико-реалистическим произведением, то роман «В горниле» это, прежде всего, историко-приключенческий боевик с нотками авантюризма и любовных похождений.
 В жестокой круговерти событий, защищая Русь, по воле автора погибли все главные герои. Не хотела жить, потеряв любимого мужа, и Заряна, но она почувствовала, что носит под сердцем новую жизнь и оставила мысли о смерти. Буквально в последних строках романа заключалась главная его суть: несмотря ни на что, жизнь продолжалась.
Что же касается языка произведения, то автор использовал такое стилистическое построение, которое, на мой взгляд, больше всего подходило тому далекому времени: короткие фразы-реплики в устах персонажей произведения. Примером этому может быть следующий диалог между северянином Горшей и его другом-побратимом Курдумом:
 «– Плоха, братка, – прошептал Курдум, – один конь только. Как вдвоем бежать будете?
– Ладно, как-нибудь…
– Все, как сказал. Вон в той балочке конь будет. Как только стемнеет. Один только. Нет сейчас других коней на кочевье.
– На том спасибо, брат».
Действительно, в десятом веке люди, в отличие от наших современников, не страдали многословием, а потому такой стиль изложения и оправдан, и верен. Вместе с тем автор не забывает и о художественной стороне романа, вкладывая в уста его героев крылатые выражения, образцы народной мудрости, фольклора. Например: «Научим рылом хрен копать». Немало в тексте и старорусских слов, как «огневица», «лихоманка», «воинская сброя», «городище» и прочие. А такие фразы: «…тучу ловил глазами», «…замер весь, ушел в глаза и уши», – чудесные образцы лирико-поэтической метафоры.
Удаются автору описание воинского снаряжения как русских воинов, так и печенегов, и хазар, и иных наемников. А уж описание северских городищ на Тускарном рубеже – Богудани, Любячаи и прочих, – уклада жизни северян-русов, мужчин и женщин, природы Посемья, русской лесостепи – вообще любимая песня. Кстати, именно с этой чудесной песни начинается роман: «Человек стоял на земле и смотрел на небо. Земля была добрая, вчера только обильно наполненная дождем. Небо голубело чистое и горячее. На нем, на лазоревом, лебяжьей пушинкой плыло одно только малое облачко. Одно на все небо. Плыло и таяло. Еще в небе маячили кое-где неподвижные жаворонки. Как маленькие родинки на девичьей щеке».
Вместе с тем, к сожалению, есть в тексте романа и огрехи: название сторон света «юго-запад», «юго-восток» в описываемые времена не могло быть в обороте, как не могло быть в употреблении слов «карман», «полковник» и некоторых других, появившихся в более поздние века нашей эры.   
 
В 2008 году в Курске увидел свет коллективный труд сотрудников Курского государственного областного музея археологии А.В. Зорина, Г.Ю. Стародубцева, А.Г. Шпилева и О.А. Щегловой «Очерки истории Курского края (с древнейших времен до XVII века)», в котором есть упоминания о Юрии Александровиче Липкинге – писателе и археологе. 
А в литературно-краеведческом издании о Юрии Липкинге-писателе вспомнил краевед, ученый историк и писатель Юрий Александрович Бугров (1934-2017). В третьей части книги «Литературные хроники Курского края», изданной в 2011 году в Курске «Славянкой», представлена довольно краткая биография Юрия Липкинга. В той части, где идет речь о творческой деятельности писателя, Юрий Бугров пишет: «С 1950-х гг. вел археологические исследования на территории Курской области. Результатом их стали публикации в местной прессе, были изданы и книги: «О чем рассказывают курганы» (1966), «Далекое прошлое соловьиного края» (1971). Им написана трилогия о жизни древних славян: повесть «Кудеяров стан» (1957, 1965), романы «Сварожье племя», (1966), «В горниле» (не издан при жизни). В 2004 трилогия переиздана».

Как видим, в отличие от Баскевича, Бугров расширил перечень изданных книг Юрия Липкинга. Но этим и ограничился. А ведь Юрий Бугров, двойной тезка Липкинга, также ставший курянином не по рождению, а по прибытию в Курск в 1958 году (после окончания Ленинградского институт авиационного приборостроения (ЛИАП), считался и считается одним из дотошных исследователей биографий курских знаменитостей, в том числе писателей. Только «Литературные хроники Курского края» чего стоят! Это, по праву, энциклопедия литературных имен Соловьиного края.
А ведь кроме нее, были работы и книги о Валериане Валериановиче Бородаевском и Наталье Васильевне Плевицкой. Да и к изданию краеведческого словаря-справочника «Курск» (1997) и Большой Курской энциклопедии (9 книг в 3 томах) руку приложил – в качестве инициатора издания и главного редактора.
Впрочем, сошлемся на характеристику, которую ему дает С.П. Щавелев – доктор философских (1994) и исторических (2002) наук, профессор, автор десятка монографий, в том числе и по краеведению, а еще человек, довольно критически относящийся к деятельности Бугрова и его личности. В книге «Историки Курского края. Биографический словарь», изданной в 2009 году, Щавелев пишет: «К числу достоинств краеведческой деятельности Ю.А. Бугрова следует отнести его многолетние усилия по объединению разрозненных действий поклонников курской истории и культуры; энергичное спасение источников устной и архивной истории, пребывавших в забвении, а то и гибнувших по нерадению их хранителей; <…> популяризацию краеведческих находок среди широкого круга читателей областной периодики.
Изданная Центрально-Черноземным издательством книжка этого автора «Курские встречи» имела заслуженный успех среди читателей, – продолжает он, – и возвратила в педагогический, просветительный оборот целый ряд забытых или полузабытых имён деятелей курской культуры». 
И вдруг такой поворот – торопливость и неоправданная краткость Ю.А. Бугрова в биографической статье о Липкинге!.. Тут уже на профессиональную ревность никак не сошлешься – представители разных писательских поколений: Липкинг – из поколения фронтовиков, Бугров – из поколения «детей войны». Да и тематика творчества, несмотря на краеведческую направленность, разная: в глубины первых веков новой эры Бугров не стремился. И тем паче – в более ранние периоды. Правда, художественные произведения как первого – повесть «Кудеяров стан», романы «Сварожье племя» и «В горниле», так и второго – повести «Приключения в городе К» и «Белые каравеллы детства», – предназначались в основном юношеству. Но сюжеты, не говоря уже о времени их создания, совсем иные, и стиль изложения совершенно иной. Следовательно, конкурентами друг другу писатели быть не могли.
Впрочем, кое-что разъяснилось, когда мне удалось прочесть статью Ю.А. Бугрова «Встречи с Липкингом», опубликованную в 13-м номере научно-исторического журнала «Курский край» за 2008 год. В ней Бугров сообщает, что познакомился с Юрием Липкингом… только в 1982 году и вел беседы… об археологии. А еще Бугров пишет, что Липкинг был сильно болен, но, несмотря на это, с удовольствием вел беседы на темы археологии и о времени основания Курска. И ни слова, ни полслова о писательском творчестве, словно Бугров, неутомимый поисковик и въедливый исследователь, книг Липкинга не видел и читал. Конечно же, и книги видел, и, возможно, читал, особенно «Далекое прошлое соловьиного края», но по каким-то причинам остался к ним прохладно-равнодушным... 

Подводя итог сказанному, констатирую: писателя Юрия Александровича Липкинга в Соловьином крае помнят и, надо полагать, еще читают. Почему «еще»? Да потому, что круг читателей в городе и области, как и в стране в целом, стремительно сокращается. Современные источники информации, пренебрежительное отношение государства к литературе и писателям выталкивают книги на обочину общественно-культурной жизни. Вместе с книгами они, к сожалению, гасят и память об их создателях…
Через дюжину лет будет отмечаться тысячелетие города Курска. И к этому важному событию в истории края следовало бы издать «Библиотеку тысячелетия» из лучших произведений курских авторов, где должно найтись место и литературным трудам Ю.А. Липкинга. Ибо в них наша история. Но городские и областные власти проявляют полное равнодушие к инициативе курских писателей (а такая инициатива публично озвучена лидером КРО СПР Н.И. Гребневым в 2018 году). Помалкивают и курские бизнесмены, для которых меценатство – кость в горле. Им куда привычнее и естественнее проиграть в казино или прокутить с девицами в ресторанах миллионы, чем пожертвовать на литературу хотя бы десяток тысяч рублей. Не видно заинтересованности в этом и так называемой культурной общественности. Измельчала общественность, утонула в житейском быту.
Впрочем, после развала Советского Союза мы все мельчаем нравственно и духовно…





Краткая хронология
жизни и литературного творчества Ю.А. Липкинга:

1904 год, 1 января, в г. Виннице Подольской губернии родился Юрий Александрович Липкин-Липкинг-Александров.
Отец – Александр Ксенофонтович Липкин (1862-1932) – дворянин, генерал русской императорской армии.
Мать – Елизавета Александровна (Александрова) Липкина (?-1942) – дворянка, учительница.
В семье Липкиных было 12 детей – 7 сыновей (Александр, Михаил, Иван, Василий, Юрий, Алексей, Владимир) и 4 дочери (Елизавета, Екатерина, Анна, Наталья и Татьяна, умершая в одиннадцатилетнем возрасте).
1921 год – начало трудовой деятельности Юрия Липкина. С 1921 по 1925 год трудился помощником слесаря и молотобойцем в кустарной слесарной мастерской.
1925 год – получил диплом юриста. С 1925 по март 1930 года – член коллегии защитников при Каменец-Подольском окружном суде.
1930 год – изменение фамилии с Липкина на Липкинга и отбытие в Сибирь.
1930-1931 годы – юрист-консультант Главного приискового управления «Союззолото) в Восточно-Сибирском крае.
1931 год – брачные узы с Таисией Степановной.
1931-1932 годы – учитель Ксеньевской железнодорожной ФЗС.
1932 год – родилась дочь Елизавета.
Сентябрь 1932 – июль 1934 года – работа учителем географии в школе поселка Юхта Забайкальского края. При этом, возможно, с 1933 по 1934 год был лесорубом, а еще возглавлял партию старателей-золотоискателей и открыл новое месторождение драгметалла.
Август 1934 – июнь 1935 года – преподаватель средней школы комбината «Байкалзолото»
1935 год – переезд с семьей в станицу Ассиновскую Чечено-Ингушской АССР.
1935-1939 годы – работа учителем географии в Ассиновской средней школе.
1938-1939 годы – заочная учеба в педагогическом институте города Орджоникидзе.
1939 год – прибытие с семьей в Курскую область.
1939-1940 годы – работа учителем географии и завучем в Нижнесмородинской школе Поныровского района Курской области
1940-1942 год – завуч средней школы № 2 и директор средней школы № 1 города Новый Оскол Курской области.
1942-1943 годы – участие в Великой Отечественной войне: в боях за оборону Сталинграда и под Курском. Начинал рядовым, в запас уволен по ранению и контузии в звании лейтенанта.
1943 год – в качестве места жительства избран Курск. Начало трудовой деятельности в КГПИ на почасовой основе.
1943-1951 годы – работа в Курском суворовском военном училище преподавателем географии и истории. Уволился из-за болезни в звании капитана.
1944 год – развод с первой супругой и заключение второго брака с Полиной Вульфовной.
1945 год – у Юрия Александровича и Полины Вульфовны родилась дочь Наталья.
1948 год – у Юрия Александровича и Полины Вульфовны родился сын Александр.
1951-1963 годы – работа учителем географии и истории в школе  № 13 города Курска.
1951/52 год – начало увлечения практической археологией.
1952-1954 год – работа над повестью «Кудеяров стан».
1957 год – выход в столичном издательстве «Молодая гвардия» книги «Кудеяров стан».
1962 год – начало активного сотрудничества с газетами Курской области и центральными изданиями страны.
1963 год – завершение работе в школе № 13 и переход на штатную работу преподавателя истории в КГПИ. Приступил к ведению курса археологии в КГПИ.
1965 год – выход в воронежском Центрально-Черноземном книжном издательстве книги «Кудеяров стан».
1966 год – в Воронеже (ЦЧКИ) выходят книг – сборника очерков «О чем рассказывают курганы» и романа «Сварожье племя».
1966-1967 годы – работа над повестью «Великие романтики».
1971 год – в Воронеже издана книга очерков «Далекое прошлое соловьиного края».
1975 год – участие в издании в Воронеже книг «Курск» и «История Курской области».
1983 год, 15 октября, умер Ю.А. Липкинг.













Творческое наследие Юрия Липкинга:

Книги:
Кудеяров стан. М. : «Молодая гвардия», 1957. – 207 с.; 2-е исправленное изд. – Воронеж: ЦЧКИ, 1965. – 202 с.; 3-е изд. – Курск, 2005. – 206 с.
О чём рассказывают курганы. Воронеж, 1966. – 80 с.
Сварожье племя. Воронеж: ЦЧКИ, 1966 – 288 с.;        2-е изд. – Курск, 2005. – 496 с.
 Далёкое прошлое соловьиного края. Воронеж: ЦЧКИ, 1971. – 158 с.
В горниле. Курск, 2004. – 276 с.

Неизданные произведения:
Старые лебеди. Пьеса.
Великие романтики. Повесть в двух частях.
Последнее волхование.


Произведения в журналах и сборниках:
Археологическая карта древних городищ Курского Посеймья / Ю. Липкинг // Материалы и исследования по археологии СССР. – 1962. – №  113.
В великом походе [Из повести «Великие романтики] / Александров-Липкинг Ю.А. // Воспитание школьников – 1967. – № 3.
Где родилась былина / Ю. Липкинг // Знание – сила. – 1969. – № 6.
Городища эпохи раннего железа в Курском Посеймье / Ю. Липкинг // Материалы и исследования по археологии СССР. – 1962. – №  113.
Замощанская дюна под Суджей / Ю. Александров-Липкинг // Могильники черняховской культуры. – М., 1979. 
Курск – древний русский город» / Ю.А. Александров-Липкинг, В.И.Самсонов // Курск. Очерки истории города. – Воронеж: ЦЧКИ, 1975. – С. 5-26. 
Курский край в период средневековья (до XIV века) [Текст] / Ю. Липкинг // История Курской области. – Воронеж: ЦЧКИ, 1975. – С. 11-15. 7
Могильники третьей четверти 1 тыс. н.э. в Курском Посеймье / Ю. Липкинг // Раннесредневековые восточнославянские древности. – Л., 1974. – С. 140. 
Наш край в период средневековья (до XIV в.) / Ю. Липкинг // Уроки по истории Курского края в школе. – Курск, 1972.– С.15-23.
Наш край в период первобытнообщинного строя. Первые сведения из истории края [Текст] / Ю. Липкинг // История Курской области. – Воронеж, 1975. – С. 5-10.
Очерки древнейшего прошлого Курской области: По материалам экспедиций Курского музея и Института археологии Академии наук СССР / Ю. Липкинг // Краеведческие записки.– Курск, 1963. – Выпуск 2. – 142-170.
Первые сведения из истории нашего края / Ю. Липкинг // Уроки по истории Курского края в школе. – Курск, 1972. – С.7-14.
Поиски древнего Рима / Ю. Александров // Знание – сила.– 1968.– № 8.
Полным-полно Кудеяров / Ю. Александров // Знание – сила. – 1970. – № 10. – С. 26-27.
Порубежные роменские городища Курского «княжения» / Ю.А. Липкинг // Ученые записки КГПИ. – Курск, 1969. – Т. 60. – С. 176-195. 
Раннеславянские памятники у с. Лебяжье под Курском / Ю. Липкинг // Археологические открытия 1968 года. – М., 1969. –  С. 61-62.

Произведения Ю. Липкинга в газетах:
Мертвый город на Псле / Ю. Липкинг // Курская правда. – 1962. – 20 сентября.
О чем рассказали раскопки [Жадинского городища в Рыльском районе] / Ю. Липкинг // Курская правда. – 1962. – 29 ноября.
Тайны курганов / Ю. Липкинг // Курская правда. – 1963. – 5 янв.– (Знай и изучай свой край).
Загадка «Суджанских кладов» / Ю. Липкинг // Курская правда. – 1963. – 20 янв.
Кудеярские легенды / Ю. Липкинг // Курская правда. – 1963. – 2 марта. – (Знай, изучай свой край).
Божьи хлебцы / Ю. Липкинг // Курская правда. – 1964. – 21 февр. О раскопках в окрестностях Кузиной горы.
Загадки Замощанской дюны / Ю. Липкинг // Курская правда. – 1965. – 12 янв. – (Из прошлого нашего края).
Арабские дирхемы во Второй Воробьевке / Ю. Липкинг // Курская правда. – 1965. – 29 мая.
Могильник на Княжьинской дюне: Из прошлого нашего края / Ю. Липкинг // Курская правда. – 1965. – 30 июня.
Город Римов под Курском [Текст] / Ю. Липкинг // Молодая гвардия. – 1965. – 2 декабря.
Пещеры, клады и...: [Археологические изыскания на территории Курской области] / Ю. Липкинг // Курская правда. – 1965. – 26 декабря.
Ольгов или Льгов? [Текст] / Ю. Липкинг // Курская правда. – 1966. – 8 мая.
Бессмертие: [Стих. О Зое Космодемьянской] / Ю. Александров // Молодая гвардия. – 1966. – 24 ноября.
Детище Ильича: [Из очерка «Не снимая рук»] / Ю. Александров // Курская правда. – 1967. – 16 апреля
Города Курского княжения [Текст] / Ю. Липкинг // Курская правда. – 1968. – 25 сентября.
Лебяжье шампанское / Ю. Липкинг // Курская правда. – 1969. – 6 апреля.
Неземное» железо / Ю. Липкинг // Курская правда.– 1969.– 25 мая.
Археолог возвратился домой / Ю. Липкинг // Курская правда. – 1970. – 1 окт. – Об археолог. находках на территории Курск. обл.
Находки археологов: Экспедиция возвратилась в Курск / Ю. Липкинг, В. Шуль // Курская правда. – 1971. – 3 авг.
Загадочные ямы / Ю. Липкинг // Курская правда. – 1974. – 13 июля. – О следах давних горн. выработок добычи полез. ископаемых в Дмитриев. р-не Курск. обл. 
Древняя крепость на Прутище / Ю. Александров-Липкинг // Курская правда. – 1976. – 14 февр.



Используемая литература и источники:

Александров Ю. Бессмертие: [Стих. О Зое Космодемьянской] / Ю. Александров // Молодая гвардия. – 1966. – 24 ноября.
Александров Ю. Детище Ильича: [Из очерка «Не снимая рук»] / Ю. Александров // Курская правда. – 1967. – 16 апреля
Александров-Липкинг Ю. Древняя крепость на Прутище / Ю. Александров-Липкинг // Курская правда. – 1976. – 14 февр.
Александров-Липкинг Ю. Курск – древний русский город» / Ю.А. Александров-Липкинг, В.И.Самсонов // Курск. Очерки истории города. – Воронеж: ЦЧКИ, 1975. – С. 5-26. 
Александров Ю.А. (Липкинг): [Памятка] / [Сост. С. Белевцева].– Курск: Курск. обл. б-ки им. Н. Н. Асеева, 1976.– [7] с., порт.
Баскевич И.З. После войны [Текст] / И. Баскевич // Курские вечера. – Воронеж: ЦЧКИ, 1978. – С. 128.
Белевцева С. Далекое прошлое соловьиного края: [Обзор книг Ю.А. Липкинга] / С. Белевцева // Молодая гвардия.– 1975.– 20 ноября.
БКЭ. Т. 1. Кн. 2. Курск, 2008. – С. 24.
Бугров Ю. Встречи с Липкингом [Текст] / Ю. Бугров // Курский край № 13. – Курск, 2008. – С. 13-14.
Бугров Ю.А. Липкинг (псевдоним – Александров) Юрий Александрович / Литературные хроники Курского края. – Курск: ИД «Славянка», 2011. – С. 268-269.
Голле Г. Поэтическая повесть / Г.Голле // Молодая гвардия. – 1966. – 28 апр. О книге Ю. Александрова-Липкинга «Кудеяров стан».
Дорохова А. Липкинг (Александров) Юрий Александрович / Курск. Краеведческий словарь-справочник. Курск, 1997. – С. 214.
Зорин А.В. Патриарх курской археологии // Ю.А. Липкинг: Курский археолог, писатель, педагог. – Курск, 2003. – С. 44-57.
Зубков Ю.И. Я был рядом с ним // Ю.А. Липкинг: Курский археолог, писатель, педагог. – Курск, 2003. – С. 80-86.
История второй мировой войны 1939-1945. В 20-ти томах. – М.: Военное изд-во Мин. обороны СССР, 1975. – Т.5. – С. 154-175.
Курский край. Курск. Научно-популярная серия в 20 томах. Т. 4. – Курск: Изд. ООО «Учитель», 1999. – 292 с.
Лейбельман М. Увлеченный человек [Ю.А. Липкинг] / М. Лейбельман // Курская правда. – 1964.– 15 марта.
Липкинг Ю. Мертвый город на Псле / Ю. Липкинг // Курская правда. – 1962. – 20 сентября.
Липкинг Ю. Город Римов под Курском [Текст] / Ю. Липкинг // Молодая гвардия. – 1965. – 2 декабря.
Липкинг Ю. Ольгов или Льгов? [Текст] / Ю. Липкинг // Курская правда. – 1966. – 8 мая.
Липкинг Ю. Города Курского княжения [Текст] / Ю. Липкинг // Курская правда. – 1968. – 25 сентября.
Липкинг Ю. Наш край в период первобытнообщинного строя. Первые сведения из истории края [Текст] / Ю. Липкинг // История Курской области. – Воронеж, 1975. – С. 5-10.
Липкинг Ю. Курский край в период средневековья (до XIV века) [Текст] / Ю. Липкинг // История Курской области. – Воронеж: ЦЧКИ, 1975. – С. 11-15. 7
Липкинг Н.Ю. Вспоминая отца // Ю.А. Липкинг: Курский археолог, писатель, педагог. – Курск, 2003. – С. 63-69.
Липкинг Ю.А: Курский археолог, писатель, педагог / Сост. А.В.Зорин, И.В.Черенкова.– Курск, 2003.– 224 с.: ил.
Липкинг Юрий Александрович / Малая курская энциклопедия. // Составитель Ш.Р. Гайзман. – Курск, 2005.– С. 219.
Липкинг Юрий Александрович / Малая курская энциклопедия в 4-х томах. // Составитель Ш.Р. Гайзман. – Хайфа (Израиль), 2008. – Т. 2. – С. 149-151
Липкинг Юрий Александрович // Литературная жизнь Курского края. Составители Н.З. Коновина, И.П. Михайлова. – Курск: КГУ, 2018. – С. 149-150.
Мазнева Е.В. Последний романтик курской археологии. К 100-летию со дня рождения Ю. А. Липкинга (Александрова) / Под редакцией Е.М. Капустиной. – Курск: Курская областная научная библиотека им. Н. Н. Асеева. Отдел краеведческой литературы, 2003. – 15 с.
Макарский А.Н. Мои воспоминания о Ю.А. Липкинге // Ю.А. Липкинг: Курский археолог, писатель, педагог. – Курск, 2003. – С. 73-76.
Михин П.А., Лотарев В.К. Суворовское училище (КСВУ) // Курск. Краеведческий словарь-справочник. – Курск, 1997. – С. 375-376.
Москаленко Ю. Научно и увлекательно. О повести Ю. Александрова «Кудеяров стан» / Ю. Москаленко // Курская правда. – 1958.– 12 апр.
Очерки истории Курского края (с древнейших времен до XVII в. – Курск, 2008. – 622 с.
Последний романтик курской археологии. Библиографический указатель. Сост. Е.В. Мазнева, Е.М. Капустина. – Курск, 2003. – 15 с.
Постников Н.А. Университет педагогический государственный // Курск. Краеведческий словарь-справочник. – Курск, 1997. – С. 403-405.
Раменский С. Разведчик туманного прошлого: [Ю.А. Липкингу –90 лет] / С. Раменский // Курская правда.– 1995.– 25 янв.
Рянский Л.М. О Липкинге // Ю.А. Липкинг: Курский археолог, писатель, педагог. – Курск, 2003. – С. 92-94.
Склярук В.И. Что вспомнилось… // Ю.А. Липкинг: Курский археолог, писатель, педагог. – Курск, 2003. – С. 88-90.
Стародубцев Г.Ю. Липкинг Юрий Александрович (1904-1983) / Г.Ю. Стародубцев, С.П. Щавелев // Историки курского края. – Курск, 1998.– С.54-56.
Федоров Г. Племя отважных / Г. Федоров // Курская правда. – 1967. – 30 апр. О книге Ю.А. Липкинга «Сварожье племя».
Френкель И.И. Курск в годы Великой Отечественной войны // Курск. – Воронеж, ЦЧКИ, 1975. – С. 215-216.
Френкель И.И. Воспоминание о друге // Ю.А. Липкинг: Курский археолог, писатель, педагог. – Курск, 2003. – С. 78-80.
Чернышев А.С. Липкинг – педагог и ученый // Ю.А. Липкинг: Курский археолог, писатель, педагог. – Курск, 2003. – С. 73-76.
Щавелев С.П. Последний романтик краеведческой археологии (к 90-летию Ю.А. Липкинга) // Российская археология. 1995,  №  3. – С. 216.
Щавелев С. Ю.А. Липкинг – последний романтик изучения провинциальных древностей / С. Щавелев // Первооткрыватели курских древностей. – Курск, 2002.– С. 77-98.
Щавелев С.П. Летописец сварожьего племени // Ю.А. Липкинг: Курский археолог, писатель, педагог. – Курск, 2003. – С. 9-44.
Щавелёв С. П.  Липкинг Юрий Александрович / Историки Курского края. Биографический словарь. Курск: изд-во КГМУ, 2009. – С. 163-166. (468 с.)