Кузьмиха

"Скажем, в работе нашей
Друг незабвенный мой,
Пиво всего однажды
Взял и развёл водой.
И улыбнувшись криво,
Крикнул он в день суда -
Губит людей не пиво,
Губит людей вода."
Л. Дербенев

Время от времени натыкаюсь я в Фэйсбуке на подборки фотографий советской эпохи. Традиционно эти фотосвидетельства жизни в СССР публикуются под заголовком: "Какую страну просрали!"
Вот и я решил внести свою лепту. Живой (ещё) свидетель адресует свои впечатления новому поколению, так сказать.
Недалего от нашего Академгородка, в 20-ти минутах ходьбы расположилось возникшее еще в старорежимные времена и стихийно разросшееся в Брежневские годы пристанище всяких деклассированных элементов. Этот приют сирых и убогих назывался Кузьмихой. На окраине поселка стоял деревянный ларёк, на фасаде которого красовалась поблекшая вывеска.
Вплоть до конца 90-х Иркутские фасады изобиловали старыми вывесками, настолько старыми, что, не смотря на их неактуальность и полную бессмысленность, на них уже ни кто и не обращал внимания - ни жители города, ни городские власти. Палимые солнцем и поливаемые дождями, вывески старели, блекли, ржавели, постепенно сливались с ржавыми карнизами и осыпающейся штукатуркой, но оставались на своих местах и продолжали составлять неотьемлемую часть Иркутского архитектурного декора. Традиционными были вывески, прославляющие КПСС и зовущие вперед, к победе коммунизма.
На фасаде киоска в Кузьмихе вывеска прославляла "ПИВО", и как-бы тоже звала вперед. Сам фасад ларька заполнял просвет в непрерывном частоколе покосившихся досчатых заборов неопределенного цвета и приветливо смотрел единственным своим окном - прилавком на проходящую мимо довольно оживленную трассу. Давно не знавшая ремонта, залитая лужами со скрывающимися под их поверхностью коварными выбоинами (в народе - "выибоны" и "колдоёбины"), серая асфальтовая лента пронизала Кузьмиху, на всем её протяжении от поворота на Теплые Озера и до Болота. Болотом назывался большой коллектор сточных вод, которые формировали бурное течение с густыми зарослями Ивы по берегам на 200- метровом отрезке природного ландшафта от впускной трубы, которую проложили под насыпью заброшенной железной дороги, и до выпускной трубы под дорогой на улице Лермонтова. Болото в буквальном смысле служило водоразделом между средоточием научно-интеллектуальной элиты Иркутска и деклассированного элемента одного из его рабочих предместий. По Кузмихинской дороге через поселок и далее в объезд Академгородка носилась разнообразная техника коммунальных служб города: самосвалы с гравием, полуприцепы с трубами, желто-оранжевые будки всевозможных ремонтников и колесные трактора Беларусь. Сегодня я не могу с уверенностью утверждать, но помнится мне, что движение на участке трассы у киоска, замедлялось. Казалось, водители обязательно должны были убедиться в том, что киоск закрыт и пива нет. Как сказано было в писании: "Гудят самосвалы - "привет Мальчишу, дымят Беларуси - привет мальчишу! А пройдут пионеры..."
Киоск водительские ожидания не обманывал, и на его обычно закрытом ставнями окне та-ки висела бессменная табличка с надписью: "Пива нет".
Безмятежность закрытых ставень, однако, не могла заставить местный люд потерять выработанную годами бдительность. Подобно аборигенам, живущим у подножия Кракатау, население Кузьмихи и Академгородка всегда было готово к мгновенной мобилизации: еще не успевал прибыть желтый ГАЗ-53 с 4-х тонной бочкой свежего разливного пива, как у ларька уже вырастала большая очередь. Люди стекались сюда с 3-литровыми банками, полиэтиленовыми пакетами, канистрами и даже с молочными 40-литровыми бидонами. Мы с одноклассниками ("А пройдут пионеры - салют Мальчишу!") традиционно брали пиво в 10-литровую канистру и затем выливали туда же бутылку водки.
В отличие от Ленинского призыва: "Учиться, учиться и учиться", мы тогда больше руководствовались пролетарским: "Пиво без водки - деньги на ветер".
В ожидании открытия ставень толпу постепенно переполняло нетерпение. Не успевшие оказаться в непосредственной близости к окошку делились тревожными переживаниями по поводу того, сколько пива завезли и всем ли его хватит...
Но вот окно ларька раскрывалось, и в нем появлялась продавщица - грузная бесформенная женщина средних лет с пробивающимися через густоту черных цыганских волос седыми прядями. На женщине было видавшее виды байковое платье с подвыцвевшим красно-коричневым узором, и фуфайка без рукавов. Руки были облачены в грязно-белые бухгалтерские нарукавники. Голову женщины прикрывал красный в крупную клетку махеровый шарф. Бесформенность тела и пастозность лица продавщица компенсировала густым слоем румян на щеках и туши на ресницах. Пухлые ее губы были покрыты яркой и, кажется, флюорисцирующей помадой, поэтому были различимы, даже когда сама продавщица с другой стороны окна - прилавка растворялась в тени сумеречного интерьера пивного ларька.
Далее события разворачивались обычно в соответствии со сценарием фильма-катастрофы. Вдруг наступала и какую-то минуту сгущалась тишина. Нарастающее напряжение как-будто запускало закадровый обратный отсчет: ...5...4...3...2... ...1... В этот момент обычно оператор производит резкие качательные движения камерой и содрогнувшийся вулкан извергает столп огненной лавы...
Лязг бидонов и звон стекла мгновенно взрывают
тишину. Банки тут же заполоняют весь прилавок (банка-другая при этом падают и разбиваются). Цыганка с махеровым шарфом на копне седеющих волос управляется с ними с ловкостью жонглера. Движение руки, и банка скользит по липкому прилавку прямо под пивной кран. Резкий поворот ручки, и тара тут же заполняется янтарной благодатью. Шапка плотной пузырящейся пены, горкой вздымающаяся над краями банки, венчает процесс отпуска благодати в страждущие руки. Сильная пивная струя способствует образованию высокой пенной шапки. После того как пена уляжется, пива в 3-х литровой банке останется едва ли 2.5 литра. Торговаться и канючить бесполезно да и небезопасно. Ждать, пока пена не осядет, никто тебе не даст . Так, что схватил своё пиво и быстро отвалил. Ходили слухи, что цыганка в заботе о качестве пены подсыпала в пиво стирального порошка. Но я думаю, наговаривали на бедную женщину зря, с пеной при розливе тугой и толстой струей и так было все в порядке, иногда даже слишком. Бывало, на моих глазах разыгрывались маленькие трагедии. А-ля "Скупой рыцарь". В какой-то момент какому-нибудь чуваку, прижатому толпой к прилавку, казалось, что в его банке пены слишком много, а пива, соответственно, мало. Чувак отказывался забирать свою наполовину пустую банку, которую оптимистичная продавщица считала полной. Примирения позиций не получилось, чувак стоял на своем, и процесс розлива застопоривался. Однажды, не в силах спорить со скандалистом, женщина обратилась за пощью аудитории, которая тоже уже, кажется, разделилась на сторонников и противников усиленного пенообразования. Властным движением руки отодвинула продавщица скопившуюся на прилавке тару, и на освободившемся месте разместила свою Кустодиевскую грудь, заточённую в видавшие виды фуфайку.
Сама Родина-мать обращалась к народу. Толпа попритихла.
- Мужики, чесно слово, как скажете, так и сделаю. Мне как, пиво разбавлять или не доливать?!
"Не доливать, не доливать!!" - прокатилось разноголосицей над толпой.
- Ну так и не задерживайте очередь! Следующий!