Фрагмент из повести Стенописец

Как-то утром Егор проснулся в сильном волнении. По всему его телу бегали и гонялись друг за другом разные попарно противоположные смыслы жизни. Приглядевшись, он выяснил, что источником неразберихи был один какой-то неясный смысл, одетый в цветастый балахон, наподобие циркового шута. Этот, с позволения сказать, «шут» вёл себя крайне агрессивно и непочтительно по отношению к прочим смыслам – расталкивал, сбивал с ног, мазал коллег яркой цветной пастой. Его вызывающее поведение до того возмутило Егора, что тот буквально заорал: «Ты кто?!»
«Шут» обернулся, и наш герой увидел его печальную, испачканную фиолетом физиономию. Гоша хотел сказать: «Бедный Йорик!», но тот расплылся в сахарной улыбке, сделал собеседнику «козу» и умчался за пробежавшим мимо него наукоёмким и явно благополучным смыслом жизни. Гоша посмотрел вслед и услышал, как шут-охломон выкрикивал на бегу: «Стой! Не уйдёшь! Хватит с тебя!»


Наскоро одевшись, Гоша выпорхнул в прихожую.
- Да что со мной такое в самом деле? – в сердцах воскликнул юноша.
Желая отвязаться от обступивших его видений, он стал торопливо собираться в институт.
- Так, конспект по последней гидро-вакуумной прослушке, методичка Слесарева, так, а где распечатка последней версии программы(?), ага, вот она…
Затолкав атрибуты дня в новенький, недавно купленный кейс, Гоша, не заходя на кухню, где мать оставила на столе завтрак, направился к двери и вдруг почувствовал, что его ноги буквально вросли в пол, будто налились свинцом. Он попытался привычным окриком стегануть их, как норовистых пристяжных, но всё оказалось бесполезно – ноги не слушались. «Так, будем разбираться», - Гоша присел на табурет. Пока его мозг подобно восхитительной «БЭСМ – 6» производил миллионы операций в секунду, чтобы выяснить, в чём, собственно, дело, глаза бесцельно бродили под потолком и вдруг увидели…
 «Это что такое?».  На полке для головных уборов, среди шапок и шляп, лежала увесистая книга. «Вспомнил! Мишка занёс неделю назад. На, сказал, почитай – сила!»  Гоша встал и, волоча пудовые гири ног, подошёл к полке – Винсент Ван Гог «Письма к брату Тео». «Ну и что такого?» - он раскрыл книгу на произвольной странице…

Когда вечером пришла с работы мама, она застала Гошу, сидевшего на табурете с раскрытой книгой в руках.
- Егорушка, что ты читаешь? – поинтересовалась она, - ты ел?
- Мама, это что-то! – пробормотал Гоша, не отрывая глаза от чтения.
- Ого, кажется ты не ходил в свой Курчатник? – мама посмотрела на ботинки, нетронутые осенней распутицей.
Она присела на фамильный сундучок возле двери и внимательно посмотрела на сына.
- Мама, - Гоша прикрыл книгу, заложив пальцем страницу, - скажи, я ведь рисовал когда-то?
- Да, Егорушка. Другие мальчики читали, гуляли, а ты – рисовал. Я не успевала переклеивать обои, ты рисовал везде и на всём. Асфальт вокруг нашего дома ты исчертил мелом так, что все соседи смеялись: «Растёт художник!»
- А потом?
- Потом, уже в пятом классе, карандаш выпал из твоих рук. Ты увлёкся музыкой, через два года бросил музыку и влюбился в математику. Вот так.
- Да, это я помню…
Остаток вечера Гоша задумчиво бродил по квартире, подолгу перебирал старые фотографии и поглядывал сквозь чернеющее окно на первые ночные звёзды. Мать с долей тревоги наблюдала за ним, но в разговоры не вовлекала. «Пройдёт, -думала она, - скоро диплом, он мальчик ответственный, сосредоточится».

Наутро Егор проснулся затемно. Включил лампу и вновь погрузился в чтение книги. Тем временем рассвело. Мама погремела на кухне и ушла на работу. Почитав какое-то время, Гоша посмотрел на часы, буркнул самому себе : «Пора!», отложил книгу, оделся и, не выпив даже чашки кофе, вышел из дома.
На соседней улице недавно открылся художественный салон. Неделю назад его туда затащила Ленка, милая сокурсница, годовалый предмет его романтических иллюзий. «Хочу, чтобы ты выбрал мне изящный подарок!» - заявила она. Гоша припомнил, как дрогнуло его сердце, когда они проходили вдоль прилавка с красками. «Ну, что ты тут застрял?» - Лена потянула его вперёд к антикварному отделу. Пришлось даже прилюдно поцеловать Гошу, чтобы собрать его развалившееся внимание. Никакого антиквариата они не купили, уж очень кусались цены, а когда вышли из салона, от Ленкиной болтовни у Гоши всё смешалось в голове. Он забыл льняной запах масляной краски, изящные на длинных черенках кисти и прочую художественную мелочь, которая так очаровала его там, в таинственном лабиринте салона...
Но сегодня случилось что-то невероятное! Гоша не мог думать ни о чём другом, как только перебирать в памяти запахи того (недельной давности!) случайного прикосновения к художеству и шёл, почти бежал, к заветному прилавку. Салон открылся буквально перед его приходом, посетителей было немного. Казалось, все они забрели в салон непреднамеренно –  кто-то погреться, а кто просто от нечего делать.
Порыскав глазами и обогнув пару витрин с помпезным антиквариатом, Гоша учуял запах скипидара и через пару секунд впорхнул в отдел художественных принадлежностей. Впрочем, глагол «впорхнул» не точен. Правильнее сказать – вломился, ведь медведи не летают, а неуклюжая торопливость Гоши явно походила на повадки голодного по весне медведя.
Затаив дыхание, юноша подошёл к мольбертам, расставленным вокруг витрины, и тронул рукой лощёное дерево.  Неожиданно он ощутил горячее жжение в глазах, неловко зарылся в воротник пальто и отошёл в сторону. Что-то глубоко личное, роящееся в тайниках его подсознания, вдруг выплеснулось наружу и брызнуло из глаз горячим потоком неизъяснимого наслаждения. Подобного наслаждения, нетварного, совершенно беспредметного, искрящегося на талых кончиках нежнейших чувств и ассоциаций, он не испытывал никогда, даже в моменты физиологической близости с возлюбленной Ленкой.
Когда первая самая сильная, ударная волна этого незнакомого чувства (цунами!) схлынула, Гоша смог сосредоточиться и вторично подойти к прилавку.
На витрине под стеклом покоились таинственные, как египетские мумии, тюбики с масляными красками.
- Вам что-нибудь показать? – спросила девушка-продавец, с улыбкой наблюдая угловатые движения смущённого посетителя, похожего (действительно похожего!) на огромного сибирского медведя. Самое смешное, что так движутся подростки, потеряв в волнении чувств контроль над собственным телом.
- Я хочу написать картину. – ответил Гоша, окрасив медвежьи ланиты в яркий пунцовый колер застенчивости. - Дайте мне краски.
- А в какой технике вы работаете? –девушка снисходительно прикрыла весёлую улыбку хрупкой белоснежной ладошкой.
- Я?.. – Гоша попытался улыбнуться в ответ, но мимика его не слушалась  - Не знаю, что со мной. В детстве я рисовал. Но прошло столько лет! Вчера захотел рисовать снова. Не смейтесь, товарищ девушка, мне не до смеха.
Девушка спрятала улыбку и принялась рассказывать Гоше, какие бывают краски. Почему одни из них можно разводить водой, а для других нужны специальные растворители.
Гоша слушал девушку, не дыша. Ни одну лекцию в институте он не слушал так внимательно, как этот скромный художественный ликбез.
- Вы что-нибудь запомнили? – рассмеялась девушка.
- О, да! – ответ Гоши прозвучал, как хлопок пробитого воздушного шарика.
- Тогда забирайте!
Она торжественно вручила ему набор масляных красок, изящную овальную палитру из фанеры, растворитель-пинен и немного щетинных кистей для первого знакомства с живописью. Ещё Гоша набрал разных холстов и грунтованных картонов. На мольберт денег не хватило.
- Желаю удачи! – напутствовала девушка, подумав про себя: «Он хороший…».

Домой наш герой вернулся предельно счастливый. Мама была ещё на работе. Он с порога позвонил в Курчатник приятелю и бессовестно наврал, что заболел, и чтобы сегодня его не ждали.
Скинув в прихожей пальто, не разуваясь, Гоша вбежал в гостиную. Он тотчас вывалил содержимое сумки на диван и, как скупой пушкинский рыцарь, стал разглядывать свои приобретения! Перенюхав все тюбики с краской, перетрогав щетину новеньких очаровательных кистей, Гоша призадумался: «Что бы такое написать?» 
Оглядывая гостиную, он приметил на серванте небольшую иконку. Мама говорила, что это была любимая икона его бабушки. «А что, ничего, простенько и со вкусом!». О том, кто изображён на иконе, Гоша не имел ни малейшего понятия. Бабушка, если что-то и рассказывала, он по юности лет не слушал. Мама же была убеждённой комсомолкой. Отец работал водолазом, вечно в разъездах. Кто он, каких мыслей был человек, Гоша так и не узнал до смерти родителя. Иконка выполняла ритуальную функцию, напоминая о доброй бабе Насте, почившей вслед за отцом год назад.
Гоша снял с серванта образ и стал внимательно его рассматривать. На картонной репродукции была изображена Пресвятая Богородица с Божественным Сыном на коленях. Что-то похожее он уже видел, листая альбомы по европейской архитектуре. Теперь же, всматриваясь в икону, Гоша обратил внимание, что фигура и лицо Божьей Матери были написаны совсем по-другому, чем на знакомых ему альбомных репродукциях. Эту нехитрую картонную иконку рисовал как-будто ребёнок.
Упрощённый, по-детски непропорциональный контур, аппликативность цветовых переходов. Раньше он этого не замечал. Но странное дело. Ему хотелось нарисовать именно её, и не потому, что все альбомные Мадонны казались куда более сложными для копирования. Держать в руках бабушкину святыньку Гоше было почему-то приятно.
Так будущий церковный художник из всего многообразия окружающего мира выбрал для первого живописного опыта потёртую временем икону древнего канонического письма.