Обретение слова 1

В 1800 г. вышло в свет первое издания «Слова о полку Игоревом», подготовленное Мусиным-Пушкиным (1744 – 1817), под заглавием: «Ироическая песнь о походе на половцев удельного князя Новогорода-Северского Игоря Святославича». Открыв неизвестный ранее памятник древнерусской литературы, граф Мусин-Пушкин сообщил о нём знатокам палеографии: Малиновскому, Бантыш-Каменскому и другим, и, разобрав его, составил свой собственный список, в который ввел разделение слов, предложений, заглавные буквы и пр. Этот список и лежал в основе первого издания.

Со слов самого Мусина-Пушкина, он приобрёл рукопись у бывшего настоятеля упразднённого к тому времени Спасо-Преображенского монастыря в Ярославле архимандрита Иоиля (Быковского) в конце 1780-х годов. Однако эта версия, долгое время считавшаяся общепринятой, была опровергнута в исследованиях 1990-х годов. Согласно последним исследованиям, более вероятной считается версия о том, что Мусин-Пушкин, будучи обер-прокурором Синода, получил сборник, содержавший «Слово», из библиотеки Кирилло-Белозерского монастыря зимой 1791 - 1792 года и присвоил его.

Единственный известный науке средневековый список «Слова», хранившийся во дворце Мусина-Пушкина на Разгуляе, по его словам сгорел в огне московского пожара 1812 года, что дало повод сомневаться в подлинности произведения.

Таинственная история происхождения списка была дополнена новыми сведениями в письме от 2 августа 1815 г. А.Ф. Малиновского (1762 – 1840) [1] графу Н.П. Румянцеву (1754 – 1826):

«Сиятельнейший Граф!
Милостивый Государь!
Могу я казаться виноватым пред Вашим Сиятельством, но не могу быть; потому что всегда за особенную честь вменял заслуживать Вашу благосклонность. Вы пожелали иметь несколько экземпляров снимка с рукописания Князя Пожарского; а я так долго медлил исполнить угодное Вам оттого, что не было оттиснутых листов, а доска потерялась.
За долг считаю известить Ваше Сиятельство, деятельнейшего любителя отечественных древностей, о находке моей: случай мне доставил другой древнейший список Слова о полку Игорев. Знав, сколь близкое участие вы примете в сем открытии, я уверен, что не поскучите, если опишу Вам касающееся до того с нарочитою подробностию.
В последних числах мая сего 1815 года Московский мещанин Петр Архипов принес ко мне харатейный свиток и продал за 170 руб.; на вопрошения мои, откуда он достал его, я получил в ответ, что выменен иностранцем Шимельфейном на разные вещицы в Калужской губернии у зажиточной помещицы, которая запретила ему объявлять о ее имени.
Сей древний свиток заключал в себе Слово о полке Игореве, переписанное 1575 года в Суздале монахом Леонтием Зябловым на одинадцати пергаминных листах. Каждый из них длиною от пятнадцати до тринадцати вершков; шириною же в три вершка.[2] Все листы один к другому прикреплены продетыми в трех местах сквозь прорезанные дырочки пергаминными ремешками и искусно узелком перевязанными. Пергамин очень цел, хотя и есть на нем дыры, но не от ветхости, а при самой выделке оного так были; потому что писец переносил буквы через них. Весь столб удивительно сохранен и чрез 410 лет ни малейшего повреждения не потерпел от времени; одна только сторона оного в обрезе по свертку несколько потемнела, а другой край совсем свеж. Судя по данному всей хартии направлению к удобному свертыванию, можно наверное сказать, что она всегда сберегаема была в круглом футляре. С обеих сторон вдоль столбца оставлены белые поля на полвершка, прямо облиневанныя тупым ножем; строки также все и снизу и сверху для вмещения букв пролиневаны очень ровно. Две, заглавные строки писаны киноварью и цвет ее не потемнел; текст же чернилами уже полинявшими; но четкость удержана чрез миндальное масло, которым весь столб напитан. Почерк букв настоящий уставный; препинаний никаких нет, а токмо в семи местах поставлены точки киноварью и прописные за ними буквы той же краски. Для подробнейшего рассмотрения представляю здесь снимок с первых 16 строк.
По сличении сего свитка с изданною в печать песнию не оказывается никакой действительной в смысле разницы, ниже прибавки, кроме изменения в правописании и выговоре; но много есть писцовых ошибок и недописок. После же аминя приписано следующее:
Написася при благоверном и влъком Князе Дмитрии Константиневиче слово о походе плъку Игорева Игоря Святславля внука Олгова калугером оубогим Леонтием по реклу Зябловым в богоспасаемом граде Суздали в лето от сотвореня мира шесть тысящь осмь сот осьмдет третияго.
Снимок выгравирован очень неудачно; в настоящем списке чуть видны слова, а в подражании слишком явственны. Гравер признается, что над-меру вытравил их крепкою водкою. Как скоро узнаю о прибытии Вашем в Москву, то поспешу представить Вам находку мою.
С отличным к вам высокопочитанием и совершенною преданностию имею честь быть навсегда
Покорнейший слуга Алексей Малиновский.»

Как видно из письма, Малиновский не сомневался в подлинности приобретённого списка, стоимостью 170 руб. [3], и никак не связывал его с известным в то время фальсификатором А.И. Бардиным (? – 1841), которому в последствие приписали его изготовление.
 
Эту версию впервые в 1841 г. высказал М.П. Погодин (1800 – 1875)  [4] в некрологе по случаю кончины А.И. Бардина, через год после смерти Малиновского:
«… покойник А.И. Бардин был мастер подписываться под древние почерки. Рассказывается один анекдот, как он «подшутил» над знатоками гр. Мусиным-Пушкиным и А. Ф. Малиновским. Граф приезжает в восторге в Историческое общество: «Драгоценность, господа, приобрел я, драгоценность!.. — Что такое? — Приезжайте ко мне, я покажу вам». Поехали после собрания; граф выносит харатейную тетрадку, пожелтелую, почернелую… список «Слова о полку Игореве». Все удивляются, радуются, один Алексей Федорович [Малиновский] показывает сомнение. «Что же вы? — Да ведь и я, граф, купил список подобный!.. — У кого? — У Бардина». При сличении списки оказались одной работы».

Малиновский воодушевленный приобретением, тотчас приступил к подготовке издания текста памятника, предварительно написав для публикации в журнале «Известие об открытии другого древнейшего списка “Слова о полку Игореве”». В нем сообщалось об обстоятельствах находки, давалось подробное описание самой рукописи.

По словам Малиновского, после гибели мусин-пушкинского списка поэмы «не оставалось уже никакого убедительного доказательства для сумнящихся в подлинности сего сочинения» и лишь вновь открытый «древний свиток» наконец-то закроет рот скептикам. «Почерк букв,— утверждал Малиновский,— настоящий уставной», а в заключение он сообщал:
«Сия редкая по древности и по виду своему рукопись будет издана вновь мною с исправлениями в переложении оной на употребляемое ныне наречие, ибо и в первом ее издании я имел честь участвовать с его сиятельством графом Алексеем Ивановичем Пушкиным и покойным действительным статским советником Николаем Николаевичем Бантыш-Каменским. А по исполнении сей приятной пред учеными россиянами моей обязанности останется сей свиток навсегда в библиотеке Московской государственной Коллегии иностранных дел архива».

Однако ни текст «Известия», ни текст «зябловского списка» «Слова» не появились в печати. Слухи о находке проникли в московские научные круги, встретив откровенно скептическое отношение. С недоверием к открытию отнесся и брат известного коллекционера графа Н.П. Румянцева - С.П. Румянцев. По словам К.Ф Калайдовича, последний имел «сильное предубеждение» относительно этого и многих других современных ему открытий в области древней письменности. Решительно как о подлоге, даже не видя рукописи, о «зябловском списке» «Слова» высказался Н.М. Карамзин, назвав его «любопытным».

По запросу Н.П. Румянцева описание рукописи со снимком ее первых 16 строк было направлено на экспертизу известному петербургскому палеографу А.И. Ермолаеву.

В июле 1816 г. мнение Ермолаева стало известно и Малиновскому. Секретарь Румянцева И. Нестерович сообщал ему:
«Быв свидетелем невыгодного отзыва г-на Ермолаева о найденном древнем списке Песни о полку Игореве, будто список сей подделан, приятнейшим для себя почел долгом сообщить о сем вашему превосходительству».

Между июнем и ноябрем 1815 г. о находке нового списка поэмы стало известно П.М. Строеву (1796 – 1876), который сообщил о нем, как о подлинном, в своей журнальной статье «Нечто о мифологии славян российских и в особенности о богине Золотой бабе», вышедшей затем отдельной книгой. По меньшей мере, еще год Строев не сомневался в подлинности «свитка» и даже с недоумением писал П.Ф. Калайдовичу (1791 – 1839), что Н.М. Карамзин (1766 – 1826), «не знаю, по каким причинам, почитает его подложным».

Вероятно, под давлением скепсиса научных кругов Малиновский не решился на публикацию «Известия» и «зябловского списка» «Слова», но слухи о находке еще долго продолжали будоражить воображение современников.

Кроме списка Малиновского, существовал ещё как минимум один список «Слова».

Он оказался в коллекции крупного петербургского собирателя, титулярного советника, П.Я. Актова (1797 – 1842). Об этом в 1837 году сообщил его брат костромской краевед М.Я. Дивов (1794 – 1868), историку И.М. Снегиреву (1793 – 1868). Как он попал к нему, неизвестно, но Актов, не сомневаясь в его подлинности (даже зная, что его список - не единственный имеющийся у коллекционеров), включил рукопись в каталог своей библиотеки, где она описана следующим образом:

«Слово о полку Игореве, на славяно-русском языке, писано уставом в 2 столбца, с золочеными заглавными буквами и знаками препинания, в 4 долю листа, на 55 страницах. Эта рукопись имеет свойства и вид старинного почерка и представляется древнее известных ныне списков, отличаясь от них даже некоторыми особенностями. Сначала помещена в кругу надпись руническими литерами.»

В другом экземпляре каталога это описание дополнено:
«Эта рукопись может служить живым подтверждением мнения некоторых скептиков, почитающих эту древнейшую русскую поэму новейшею сербскою».

Исследователи копий Бардина, неизвестно на каком основании относят его копию «Слова» к собранию рукописей А.С. Уварова (1825 – 1884), находящееся на хранение в Государственном историческом музее. На самом деле в этой коллекции такой рукописи не значится. Но в синодальном (патриаршем) собрании славянских рукописей числится «Псковский апостол» 1307 г., содержащий в послесловии фразу, связывающую его со «Словом о полку Игореве», обнаруженную К.Ф. Калайдовичем (1792 – 1832, брат П.Ф.). [5]

«Слово о полку Игореве»:
«Тогда при Олзъ Гориславличи съяшется и растяшеть усобицами, погибашеть жизнь Даждьбожа внука, в княжихъ крамолахъ въци человъкомь скратишась".
(Тогда при Олеге Гориславиче сеялось и вырастало междоусобием,
Погибала жизнь Дажьбожиих внуков,
В крамолах княжеских век человеческий сокращался)

«Псковский Апостол» (приписка сделана в 1308г.):
"При сихъ князехъ съяшется и ростяше усобицами, гыняше жизнь наша, в князъхъ, которы и въцы скоротишася человъкомъ".
(При сих князьях сеялось и вырастало междоусобием, погибала жизнь наша в крамолах княжеских и век человеческий сокращался.)

Н.М. Карамзин в примечании 227 4-го тома своей «Истории» также отметил сходство приписки к Апостолу 1307 г. с соответствующим отрывком из «Слова».

В настоящее время существует пять точек зрения на характер соотношения записи автора «Псковского апостола» Домида с текстом «Слова о полку Игореве».

1. Имея в виду междоусобную распрю между Михаилом Ярославичем Тверским и Юрием Даниловичем Московским, достигшую своего апогея в 1306 - 1307 гг., Домид отметил это в своей записи цитатой из «Слова о полку Игореве».
Домид несколько переработал текст «Слова», заменив выражение «жизнь Даждь-Божа внука» оборотом «жизнь наша» (это следует объяснять как тем, что Домид – монастырский писец и человек XIV в., так и тем, что он имел в виду судьбу свою собственную и своих соотечественников).
Кроме того, «текст записи дает несколько более архаичные формы, чем текст “Слова”» (Якубинский. О языке, с. 73), что объясняется временем записи Домида. Тот список «Слова», по которому было сделано первое издание 1800 г., датируется временем не ранее XVI в., а Домид должен был располагать списком «Слова», написанным во всяком случае не позже конца XIII – самого начала XIV в. Такая точка зрения на характер соотношения текста «Слова» и записи Д. принята большинством исследователей «Слова».

2. Ф.И. Буслаев высказал предположение, что и фраза в «Слове» о междоусобиях Олега Гориславича и слова Домида о междоусобной борьбе князей в 1307 г. восходят к единому источнику – «эпической поговорке из быта земледельцев».

3. В определенной степени к точке зрения Буслаева примыкает и мнение А. Мазона, который видел в тексте «Слова», и в записи Домина отражение якобы широко распространенной фразеологической формулы, клише. На основании этого Мазон считал, что запись Домина не может свидетельствовать о древности и подлинности «Слова о полку Игореве».

4. М.Н. Тихомиров полагает, что источником для автора «Слова» и для Домина послужило одно и то же письменное произведение – сочинение Бояна об Олеге Гориславиче (по мнению Тихомирова, произведения Бояна могли быть известны в Киевской Руси в письменном виде). «Запись в “Апостоле”, – пишет он, – могла быть выписана не из “Слова о полку Игореве”, а из произведения Бояна. Этим может быть объяснено отсутствие в записи “Апостола” слов о внуках Даждь-Бога, которые характерны для “Слова о полку Игореве” с его сложной мифологией» (Тихомиров. Боян и Троянова земля, с. 182).

5. А.А. Зимин, пытавшийся доказать позднее возникновение «Слова о полку Игореве», считал, что фраза, совпадающая в «Слове» с припиской Домина к Апостолу 1307 г., была вставлена в текст «Слова о полку Игореве» А.И. Мусиным-Пушкиным, использовавшим для этого приписку Домина. Необоснованность такого предположения была подробно рассмотрена В.П. Адриановой-Перетц и Ф.Я. Приймой.
Г.Н. Моисеева на основе документальных данных показала, что в конце 80-х – нач. 90-х гг. XVIII в., когда, по мнению А. А. Зимина, А.И. Мусин-Пушкин мог использовать Апостол 1307 г. для вставки в текст «Слова» перефразированного отрывка из записи Домина, этот Апостол был Мусину-Пушкину неизвестен (в построениях А.А. Зимина большую роль играет предположение, что Мусин-Пушкин в кон. 80-х–нач. 90-х гг. XVIII в. имел в своих руках Апостол 1307 г.).
Уже в начале XIX в. некоторые скептики (М.Т. Каченовский, О.И. Сен-ковский) усомнились в подлинности записи Домина. Для такого рода сомнений нет никаких оснований. Об этом свидетельствуют палеографические данные и прослеживаемая до конца XVIII в. история рукописи (характерно, что А.А. Зимин подчеркнул, что «подлинность этих приписок (к Апостолу 1307 г.) не вызывает никаких сомнений» (Зимин. Приписка, с. 60).

Таким образом, одним из обоснований подлинности «Слова» была придумана версия, что текст «Слова» был хорошо известен в просвещённых кругах (А. Мазон), но поскольку упоминание «бесовских божеств» строго наказывалось церковным начальством, то переписывая наиболее запоминающийся фрагмент текста, переписчик удалил упоминание о Дажьбоге (Д.С. Лихачев)

Но при этом нельзя исключать, что могла существовать и иная версия «Слова», которую обнаружил Мусин-Пушкин, без каких либо упоминаний в ней о дохристианских божествах, переработку которой он поручил неизвестному знатоку древнеславянских текстов, вероятно сохранившего остатки языческих верований, так как сам, по свидетельству современников плохо владел знаниями древнеславянского языка. На это обстоятельство косвенно указывает свидетельство П.Я. Актова о сербских корнях поэмы, в его экземпляре.

Вопрос потери первоначальной рукописи в пожаре, лежит на совести Мусина-Пушкина. Рукопись могла и не сгореть. После 1812 г. он вполне мог привлечь для тиражирования рукописи Бардина. Часть копий Бардин подписал, а часть возможно и не подписывал. [6]

Так после исчезновения основной рукописи на смену ей на свет появилось ещё несколько.





[1] Крупный русский археограф, сенатор, главный управляющий Московским архивом Коллегии иностранных дел. Брат первого директора Царскосельского лицея - Василия Фёдоровича Малиновского (1765 – 1814).

[2] Длина от 58 см до 68 см. Ширина 13,5 см.

[3] Содержание рубля в 1815 г – 2,224 г. золота. 170 руб. – 378 г. В пересчёте на современный курс (9.11.2020 – 4834 р/г) – 1827252 руб. Выложить такую сумму за копию Бардина Малиновский вряд ли мог, так как Бардин подписывал свои копии.

[4] Русский историк, коллекционер, журналист и публицист, писатель-беллетрист, издатель. Академик Петербургской академии наук по отделению русского языка и словесности (с 1841). Тайный советник (1871).

[5] Записки и труды Общества Истории и Древностей Российских. М. 1824. Ч. 2.

[6] Есть сообщение о том, что в «ленинке» хранится рукопись «Слова» подписанная Бардиным. К сожалению, подтверждения этому сообщения я не нашёл.


Продолжение: Часть 2 http://proza.ru/2023/10/16/1359