Глава17. Письмо из Парижа

  Дача – место, где поздней весной, летом, ранней осенью жили прежде родители Елены. Сюда они приезжали, устав от суеты города, от его смога, визга трамвая под окном.  Небольшой деревянный дом на даче строил сам отец и поэтому Елена чувствовала себя здесь очень уютно. Всё напоминало о родных: резные наличники с цветочком (для мамы), флюгер с весёлым петушком на крыше выбирала мама для папы. Почти все деревья и кустарники на даче были посажены их руками и продолжали плодоносить. Надо было за ними ухаживать: вовремя удобрять землю, по весне обрезать секатором слабые побеги, вскапывать клумбы. Заботливого отношения требовал к себе и сам домик: там дощечку прибить, здесь кровлю отремонтировать. На всё это времени у Николая не хватало, а у Елены –тем более. Поэтому всё тут делалось в пол силы. Но продавать дачу она не хотела. Среди цветущих деревьев, утопая в нежных ароматах весны, рядом с вещами уже ушедших родителей было уютно и душа её находила истинное утешение, которое точно не в золоте и серебре. В этом доме сердце её наполнялось тихой радостью.
  Особенно хорошо было на даче просыпаться! Чувствуешь себя необыкновенно бодрым, потому что воздух в жилище приятно свеж. Пахнет древесной стружкой и смолой, мхом, иван-чаем и ещё чем-то упоительно – ароматным. Сын сделал пробежку, наколол дровишек и затопил печку. Берёзовые поленца, весело потрескивали в огне. Разволновался на плите пузатый, видавший виды чайник: шипел, подкидывая крышку и брызгая кипятком из носика. Пора, пора и ей вставать!
  Елена быстро сделала зарядку, умылась. Пока готовила бутерброды, читала про себя краткое утреннее молитвенное правило. На сковороде растопила масло, поджарила яйца.  На даче никто на аппетит не жаловался.
  Одно расстраивало: Спотти пропала. По началу была рядом, как бы опасаясь неожиданной свободы, а потом осмелела и куда-то убежала. Теперь надо бы было её отыскать и накормить. Но как ни звали, как ни кискискали, она не появлялась. Кошки привыкают к одному месту, не потерялась бы совсем, не разорвали бы собаки соседские….
   Когда вечером с Мишей заходили в дом, увидели Спотти! Она, наверное, забралась на черёмуху у левой стены дома и так очутилась на крыше. Теперь жалобно мяукала из чердачного окна. Спускаться вниз кошка боялась. Пришлось Мише лезть за ней наверх. От страха Спотти убежала вглубь чердака. Среди паутины и пыли Миша вдруг увидел свои старые любимые игрушки: доброго зайца с оторванным хвостом, большой грузовик из песочницы.... О, да здесь столько всего!  Ящики со старыми журналами «Огонёк», «Знание- сила!», «Крокодил» … Но кому уже нужна эта периодика? А вот и Спотти.  Одичавшая какая-то. Сидит и трясётся толи от страха, толи от холода.   За пазуху побоялся взять, уж больно острые у неё коготки. Посадил киску в целлофановый пакет с какими-то старыми документами из ящика, и стал спускаться вниз по лестнице.
 Дома перед Спотти поставили миску с едой, и кошка жадно на неё набросилась. Ела и урчала от удовольствия. Потом она забралась на диванчик, свернулась калачиком и уснула, изредка вздрагивая во сне, подёргивала лапками. Видимо, натерпелось бедное животное.
  Елена решила получше рассмотреть, что же это за документы лежали в пакете. Они были перевязаны выцветшей розовой ленточкой. Наверное, маминой рукой перевязаны.  Письмо, чьё оно?.. Написано на красивой бумаге, которая со временем пожелтела, выцвели чернила, но прочитать было вполне возможно.
   Елена устроилась поудобнее на диванчике и начала читать. Конверта не было, но адресовано письмо было, видимо, Елениной прабабушке: Ирине Николаевне Ковалёвой. К сожалению, её девичья фамилия не была известна.
                "Париж,
                5 января 1929г.
«Ого!»- подумала Елена…
Здравствуй, дорогая Ирочка!
  Мне переслали твоё письмо, где ты пишешь, что устроилась работать в библиотеку и муж получил инженерную должность на заводе. Очень рада, что Господь помогает тебе и твоей семье, что все мы как-то выживаем в эти непростые времена.
  Твой дедушка рисует натюрморты, парижские достопримечательности, иногда даже чьи-то портреты. Я, в основном занимаюсь их продажей в маленькой сувенирной лавке. Не скажу, что торговля идёт бойко, но идёт, слава Богу. Мы снимаем квартиру на 12,Quai Branly. Поначалу жили ближе к нашей лавке, но пришлось съехать, потому что хозяйка решила поднять цену. Но это даже к лучшему, потому что здесь нет рядом ночного бара и, когда засыпаешь, подвыпившие посетители не горланят свои песни. Тихое и уютное местечко. Да, что я говорю… Ничто нам не заменит воспоминаний о нашем родном именье под Винницей. Горько, что теперь там царит хаос и запустенье. Как часто я вижу во сне наш удивительный парк, где в тени ореховых деревьев мечтала о своем будущем. И каким сказочно-прекрасным оно тогда мне казалось!.. Пробуждение приносит, увы, мало радости. Вот она реальная жизнь, без прикрас. И её надо как-то прожить. Если не трудиться ежедневно, не помогать нашему grandpa, можно опуститься до попрошайничества. Это теперь не редкость среди наших соотечественников здесь во Франции. Порой до глубокой ночи стираю, штопаю и привожу в порядок нашу одежду, чтобы утром в лавке появиться в подобающем виде. Прежде были слуги… Теперь с нами только моя экономка Елизавета Сергеевна. Думаю, ты знаешь её. Она, к сожалению, стала всё больше болеть, потому что все наши испытания, увы, не проходят бесследно. Мучается, бедная, подагрой.
  Я думаю, что эта жизнь послана нам в расплату за нашу беззаботность, легкомыслие и, к великому сожалению, чёрствость души. Господи, милосердный, не остави нас, детей и внуков наших в помощи Твоей! Прежней России, увы, нет. Надеяться приходится только на свои руки и свой тощий кошелёк.
  Думаю, тебе нравится книжная пыль, которую я решительно не переношу. Ты с детства любила читать, причём читала всё подряд. Иногда мы находили тебя спящей в дедушкином кресле в его кабинете с Земской газетой!
   Не думаю, что на твою зарплату можно безбедно жить, но вместе с окладом мужа, надеюсь, вы не будете голодать.
  Скоро Рождество Христово, святки. Мы отправимся на праздничную литургию в православный храм Александра Невского. Это русский и не единственный храм в Париже, в нём собираются многие наши эмигранты.
  Какое плохое слово «эмигранты»! Люди без родины. Но, слава Богу за всё!
  Здесь прошли слухи, что многие храмы в России закрыли и священников преследуют за их веру. Настало время Нерона… Берегите себя, наши дорогие! Пусть Матерь Божия не оставит Вас и незримо предстоит во всех делах Ваших! Будем очень рады хоть какой-то весточке от Вас с Родины!
  Скучаем и понимаем, что на быстрый ответ надеяться не приходится
  Ваши"
В этом месте у письма оторван клочок. Не понятно, специально оторван, или от времени отвалился…
  Какое-то время Елена сидела неподвижно, уставившись  в пространство перед собой. Такой её и застал Михаил, ворвавшись в комнату с вязанкой дров: «Мам, что с тобой?»
  Елена улыбнулась, мол, всё хорошо.
 «Нет, ты погоди, так хорошо сидишь, как натурщица! Можно портрет рисовать!» Он увлекался рисованием и хотел уже достать блокнот с карандашом, но Елена решительно остановила его.
   «Миша, где на чердаке ты нашёл это письмо? Может быть, там есть такие же ещё?»
 «Что это за письмо, мама?»
 Она размышляла вслух: «Кто написал письмо много лет назад из Парижа? Получается, моя прабабушка? Из письма следует, что до революции у неё было целое имение под Винницей? Бабушка Ирина Николаевна никогда не рассказывала об этом. Я что-то слышала о своём прадеде со стороны матери отца. Старенькая тётя Лида, папина родная сестра, говорила, что в его присутствии мужчины снимали шляпы. Можно было предположить, что он был знатным человеком. Кем он был? К сожалению, никого из родственников не осталось в живых. Все архивы находились на оккупированной фашистами территории и вряд ли сохранились…
   Эврика!.. А ведь помочь может Анатолий Иванович! Он узнает по своим каналам о прапрабабушке и прадедушке. Теперь это не создаст проблем семье.  "Железного-то занавеса"нет».
  То, что мать вновь вспомнила о дознавателе, Мише не понравилось. Он молчал и лезть опять на чердак не торопился. Наконец выдавил из себя:
«Я искал пакет, куда посадить кошку, и нашёл его в ящике старого стола. Там больше ничего не было. А вокруг много хлама валяется: журналы «Крокодил», «Огонёк», «Знание-сила»… и мой зайка-дружок»,- Миша улыбнулся.
Так мы дворяне потомственные, да, мам?»
«Не знаю ничего, сынок. Прежде о таком молчали, чтобы не потерять работу или даже жизнь. Давай, пока не выясним, ничего никому не говори».
«Ну, всё, выйду на площадь перед Зимним дворцом и буду орать: Мы –дворяне, мы –дворяне!»…
 «Миша!- строго сказала Елена и принялась демонстративно спокойно чистить картошку.