Последняя электричка. Фантастич. роман. Глава 30

Глава 30

Дождь продолжал лить всю долгую ночь и только под утро закончился. Я просыпался еще несколько раз, был весь в поту и успокаивался только тогда, когда слышал, как Виктор мирно посапывает наподобие кровати из сплетенного из какой-то травы матраца, да иногда шуршит своим пушистым хвостом по полу «котенок».
Уже перед самым рассветом я больше решил не испытывать судьбу, и не спать. Не вставая с постели я посматривал в открытое окно на усеянное чужими созвездиями небо. Абсолютно чужое небо, чужие звезды, чужой мир… И еще, я не понимал, спал ли я вообще, или это были какие-то обрывки кошмарных снов, которые навязчиво лезли ко мне в голову на протяжении всей ночи. Теперь мозг работал на все сто процентов. Мне казалось, что мои мозговые извилины уже донельзя перегрелись, хотя этот последний сон был передо мной во всей «красе». И лишь спустя некоторое время он превратился в какие-то отрывочные воспоминания и начал медленно затухать, чтобы через мгновение снова вспыхнуть болью во всем теле. Хотя это уже была не та боль, которая преследовала меня во сне. Хотя в глазах моих помутнело и я не смог закрыть даже веки. Но это длилось всего пару секунд, не больше. А затем… Затем я увидел склонившегося передо мной Петра. Он был встревожен не на шутку.
— Что с тобой, Володя? — только и спросил он. — Ты словно умер, а затем вновь возрождаешься. Бел как мел. Что случилось? Сердце? Мозги? Еще чего?
Что я мог ответить Петру, если не знал и сам, что со мной произошло? Если это были сны, то почему они были такими реальными и, возможно, один из них продолжается и до сих пор. Хотя, может, и нет. Конечно, Петр мог спросить, почему мне приснился такой страшный, и в то же время такой реальный сон? Да откуда я знаю? Может Те, Кто над нами вживили мне какой-то жучок-имплантат, который будет время от времени мучить меня. Или, наоборот, из меня, из моего мозга, что-то изъяли, словно неудачно обрушили устаревшее здание…
И еще мне порой казалось, что на какое-то время: продолжительное, или, может быть и короткое, я сошел с ума.  Вернее, меня довели до этого. Но не говорить же это Петру. Зачем ему об этом знать.
— Почему молчишь, как в рот воды набрал? — спросил, не дождавшись ответа Петр.
— А о чем говорить?
— Да о том, что ты думаешь, что на определенное время сошел с ума, или грубо говоря, тебя «сошли». Видишь, какое я словцо вставил, — Петр вдруг рассмеялся. — Прости, конечно, но я это так сказал…
— Ты был прав, подумав, что я на короткое, а, может, и на продолжительное  время… «сошел с ума», или же меня хотели «сойти с ума», — тут же нашелся что ответить я, и сразу спросил:
— Но, откуда ты, Петя, взял, что я …
— Петр не дал договорить мне и протараторил:
—  У тебя, Володя, произошел страшный всплеск мысли. У обычного человека всего за сутки, не за ночь, а за сутки происходит не больше шести тысяч двухсот подобных всплесков, а у тебя буквально за несколько секунд, было больше двенадцати тысяч всплесков.1 Ты не находишь, что это ненормально?
1 Канадские ученые разбили мысленный поток на отдельные составляющие и подсчитали, сколько мыслей проносится в голове человека ежедневно. Результаты исследования были опубликованы на страницах журнала Nature Communications. Метод анализа визуализаций мозговой активности показал, что существуют паттерны-шаблоны, которые мозг генерирует всякий раз, когда переключается между отдельными мыслями. Таким образом ученые определили границы между мыслями. Сосчитав переходы между мыслями, обнаруженные на визуализациях мозговой активности добровольцев, принявших участие в исследовании, ученые выяснили, что в день в голове у среднестатистического человека проносится примерно 6200 разных мыслей.
Что я мог сказать Петру в ответ, кроме как поддернуть плечами, хотя тут же спросил:
— А откуда ты знаешь, сколько мыслей проносится в мозгу у человека за сутки или за день? Ну, например, у меня? Я об этом ничего не знал до появления здесь, да и сейчас ничего не знаю.
Очередь поддернуть плечами пришла к Петру.
— Да вот так, знаю, — чуть смутившись, ответил он. — Короче, Володя, думаю, что нам уже пора вставать. Заспались. Если мы собрались сегодня идти к Пограничью, то нечего дрыхнуть до обеда. День-то предстоит трудный. И, думаю, Виктора пора будить. Ишь, и он со своим «котенком» заспались…

* * *
Умылись, позавтракали и собрались, по-армейски очень быстро. Вскоре покинули дом Виктора. «Богомолы» или «богомолихи» нас не провожали, а остались в доме по хозяйству.
— В основном граница проходит по реке, но в некоторых местах, как бы это сказать, ну, образованы некоторые «чирьи» или, как еще говорят, червоточины, выступающие порой даже на несколько сотен метров от реки вглубь этой территории…
— И что это дает? Это какие-то переходы на ту сторону? — спросил я.
—  А, можно сказать, ничего. Эти «чирьи», как пила с острыми-преострыми зубьями. Кстати, там, где находятся «чирьи», не растет даже трава, не говоря уже о деревьях. Это мертвая зона. А у одного из «чирей», который «вырос» прямо на берегу реки, даже вода вскипает, а в зимнюю стужу от нее такой горячий пар идет, что впору обжечься. Как я уже говорил, это полностью мертвая зона. Уж поверьте мне, ребята…
— Да верим, верим, — пробубнил Петр и тут же спросил:
— Ты скажи, Витя, и мы увидим эти «чирьи».
— По дороге к Пограничью их будет штук десять, не меньше. Их будем обходить по дальним тропам.
— Это же почему?— поинтересовался я.
— Вы хотите попасть в Никуда, и там остаться навсегда? Из «чирья» выхода обратно нет.
— Откуда такой уверенный ответ?  — спросил Петр.
— Да уж знаю. Проверено. Четыре убегуна как пошли напрямик, так и не вернулись…
— Но это не говорит о том, что они попали в Никуда. Может они попали в иную параллель, или в межпараллелье?
Виктор ничего не ответил на эту колкость, и молча пошел следом по тропинке за своим «котенком» вперед. Шли недолго. Вскоре «котенок», а затем и Виктор остановились и через негустой подлесок повернули направо. Буквально через десять минут небыстрого шага, Виктор молча указал рукой чуть левее. Как я, да и Петр поняли, что наш проводник указывает именно на «чирей», или червоточину. Это был невысокий взгорок, вокруг которого действительно ничего не росло. Этот «чирей» разбросал далеко от себя свои щупальца. Там, куда  они распростерли свои «руки», тоже ничего не росло. Вернее, еще пытались расти деревья, но и они с трудом влачили свое горькое существование, вернее, погибали. Трава же и кустарники уже исчезли полностью.
Мы, каждый раз осторожно ступая по осыпавшемуся желтоватому известняку вперемешку с какими-то, острыми, некрупными камнями, похожими на красный гранит, обошли уже несколько  взгорков-червоточин или, как называл их Виктор, «чирей». И везде вокруг них была смерть.
Вскоре наша тропинка  стала шире, хотя, похоже, по ней уже давно никто не ходил. Разве что, как я думаю, порой, прорывалось между червоточинами к реке зверье попить воды и освежиться. А иногда она местами так сильно заросла, что их тоже приходилось обходить.
Впереди все так же не спеша шел Виктор со своим «котенком». За ними — Петр. Я замыкал наш небольшой «отряд». Всё было тихо, спокойно, разве что иногда учуяв, или завидев нас, негромко драли свое горло немногочисленные птицы.
Вдруг «котенок» резко остановился и, схватив своими зубищами за штанину Виктора, сразу плюхнулся на землю и начал отползать с тропинки за ближайший куст. Виктор тут же остановился, как вкопанный, затем присел и резко показал рукой, чтобы мы тоже присели. Затем он, следуя примеру своего «котенка», почти на корточках рванул к ближнему листатому кусту. Понятно, мы: я и Петр, последовали его примеру. И вовремя. Буквально в нескольких метрах от нас начал расти холм. Теперь мы поняли, что едва не угодили в гости к вновь создающемуся «чирью».
— Уносим ноги, и поскорей! — прокричал Виктор, и, вскочив из-за уже шевелящегося куста, помчался вперед по подлеску. Мы, естественно побежали за ним, а сзади нас все шевелилось и трещало — «чирей» нахально обживал свое новое место и разбрасывал во все стороны свои щупальца смерти,..
* * *
Пограничье появилось не сразу. От дома Виктора мы прошли по протоптанной тропинке километров десять. Конечно же, нас сопровождал его «котенок», поэтому, честно говоря, нам было не страшно. Подлесок бойко стоял по обе стороны тропинки, но в то же время он был не таким густым, как тот, по которому временами мы шли с Петром к костерку… Да и тропа неожиданно превратилась сначала в широкую просеку, а километра за два от «границы», словно ниоткуда появилась двухколейная дорога, вымощенная чем-то похожими на бетонные плиты.
— Через взгорок и граница, все старые «чирьи» мы обошли стороной,  от только что рождающегося удрали, хотя семейка у них ого-го, но следующих «новорожденных» пока не наблюдалось, — пробормотал Виктор, как мне показалось, с острасткой. Заволновался и «котенок», который то останавливался, принюхиваясь к чему-то, то опять гордо вышагивал впереди нашей скупой «колонны».

Конец первой части