Вспоминая Мишу

– «Красивая женщина так же редка, как умный мужчина, — нужны списки, вольеры, может быть, даже искусственное разведение», изрёк Михал Михалыч в одном из своих бесчисленных афоризмов. И сам же опроверг его собственным бытием. Посёлок Томашполь (Винницкая область, Украина), эвакуация в Узбекистан в годы Второй мировой, возвращение в Одессу и рабочая биография советского человека в морском порту – иная в те годы была немыслима, если ты не сын министра или дипломата. В особых списках не состоял, в вольеры не принимали (происхождением не вышел!) и писал первые остроумные миниатюры для студенческой самодеятельности в свободное время от работы механиком. В 20+ у гуманитария появилась профессия – инженер по подъёмно-транспортным механизмам на городском заводе «Продмаш».

– В общем, твори в условиях соцреализма* для своей самодеятельности и ни в чём себе не отказывай. Помня, что на Руси и в Одессе не слишком-то жалуют тех, кто высовывается – а тех, кто имеет для этого все творческие основания, откровенно не любят. Поэтому, Москва, Союз писателей СССР, появление на ТВ, издание первой книги – всё это случится ближе к 50-ти, если ты сам не устанешь от участи Сизифа, изящно обходящего цензуру. В 60+ начнут цитировать, за 70 наградят бессмысленной медалькой какой-то степени, после смерти соорудят пошлую мифологию о лучшем пере отечественной сатиры. «Хочешь всего и сразу, а получаешь ничего и постепенно». Но эпиграф к любой биографии Жванецкого для меня един: В теплично-вольерных условиях талант может и рождается, но состояться не способен.

– Он сам прекрасно знал и остроумно вывел, что при соцреализме полезные знакомства эквивалентны деньгам при капитализме. Нечаянная встреча с Райкиным со временем вытащила Жванецкого в элиту советской сатиры – не случись этого, мы, подозреваю, никогда не узнали бы ни о Мише, ни о Романе Карцеве и Викторе Ильченко. Но как Франкл в философии для меня полностью превзошёл Фрейда (это просто иной уровень бытийного осознания), так и Жванецкий, в моём восприятии, наголову выше Райкина. Монологи Аркадия вскрывали ровне те «отдельные недостатки» соцсистемы, что было дозволено озвучивать. Он искусно балансировал по тонкому льду, дразня, но не будя лихо – думаю, в этом и заключался его главный дар сатирика. В наше пошлое время схожую функцию на низшем уровне выполняет Шнур, развлекая элиты из златых гостиных. Жванецкий всегда звучал иначе – ирония, человечность, пульс, нерв и пусть усталое, но жизнелюбие – всё то, что делало его уникальным даже в среде мощной сатирической плеяды в СССР. Спутать невозможно: я узнавал его почерк без титров об авторстве в прочтении друзей – тех же Карцева с Ильченко или самобытного Юрского. А свой голос – следствие состоявшегося пути.

– Лет с 17-ти привычный к презрению государственников к интеллектуалам (исключая краткий отрезок горбачёвской оттепели) я слышал, и не раз, что Жванецкого терпят, от Брежнева до Путина, как утешение для безвольных кухонных интеллигентов – пущай будет. Это старый урок для самонадеянных двоечников Истории: проходят десятилетия, и от того времени остаются именно что «кухонные интеллигенты», живые голоса вне бренных контекстов, а на противоположном полюсе – тираны и палачи, требующие жертвоприношений и после смерти. «Я бесконечно уважаю чудовищный выбор моего народа»…

– Я сейчас уже и не вспомню, в каком именно году Андрей Максимов запустил проект «Дежурный по стране», ещё один вариант разрешённой отдушины для очкариков-интеллектуалов. Помню, что тогда соцсети отнюдь не являлись лучшей альтернативой ТВ, находились в зачаточном состоянии, но ящик я не смотрю уже лет 20-25, а «Дежурного» включал часто, отыскивая пульт и протирая пыльный экран. В эпоху постмодерна Жванецкий казался ещё моложе, свежей и остроумней, чем в застойно-перестроечные времена. Он не читал монологи – для меня это было общение того уровня, когда осознаёшь, что и с какой интонацией произнесёт собеседник, и оттого внимаешь ещё глубже, без тени скуки. Нечто вроде – «Здравствуй, Миша. Слава Богу, ты пришёл под конец дурного дня».

– И вчера вечером было ровно то же чувство: Миша умер, Миша больше не придёт – по крайней мере, онлайн. Вот самое точное слово – сиротство. Таких потерь, на самом деле, немного. Без слёз и театральных тостов на похоронах, но с памятью навсегда. Но, думаю, он и не желал лучшего прощания – вспомнить светло, негромко, философски, в узком кругу. И, конечно, с юмором.


*Я не произношу слово «социализм» – в СССР его не было. За этим стоило ехать в Западную Европу 90-х годов, которая никогда его не провозглашала, но построила.