Только любовь

 
     Мама моя родилась в 1909 году, когда ей было четыре года умерла её мать, а отец уехал в Сибирь. Она осталась сиротой и её взяли на воспитание родственники.  Время было трудное, поэтому она жила сначала в семье тёти, а потом - в  семье дяди. Когда мама выросла и вышла замуж,  родилась я. Отец и мама меня очень любили. Вскоре отец окончил институт и получил назначение на Дальний восток в закрытую зону. Он  должен был прислать маме вызов, но в это время началась Великая Отечественная война. Эвакуироваться нам не удалось: накануне отъезда я очень заболела, и мы попали в инфекционную больницу. Чудом было моё выздоровление и чудом выжили мы в оккупацию. Отец после  войны в семью не вернулся.  Мама с ужасом думала, как она одна меня воспитает, ведь о каком воспитании могла идти речь в оккупацию?!

     И стала мама со мной ходить в Успенский собор к великой покровительнице Одессы — иконе Касперовской Божией Матери, просить о помощи.  Ходила она год, а в конце его соединились мы с осколком другой семьи: бабушкой Ксенией с матерью. Кровных уз у нас с ними не было, просто во время румынской оккупации мама с бабушкой Ксенией духовно сблизились. 

     Муж бабушки Ксении был репрессирован как «враг народа» в 1937 году. Жила она с больной матерью в комнате коммунальной квартиры. После освобождения Одессы от румынской оккупации нужно было иметь ордер на квартиру. Его продавали управдомы за большие деньги, которых у бабушки не было, ей с матерью грозило выселение.   Тогда мама и бабушка решили объединиться, мама продала нашу комнатушку, в которую выселили нас  румыны, купила ордер на комнату бабушки, и мы переехали к ней. После оккупации мама работала научным работником  в исследовательском институте. Бабушку на работу не брали, как жену репрессированного, да ещё бывшую в оккупации. Маминой зарплаты в нашей семье из четырёх человек хватало, в лучшем случае на неделю. Поэтому мама с бабушкой зарабатывали, чем могли: пекли на продажу вафли, мама шила детские сандалики, а бабушка разрисовывала косынки, шила шляпы. Когда мама уходила на работу, бабушка варила жалкую еду и смотрела за мной,  помогала мне в учёбе.

     Ксения Владимировна (бабушка Ксения) была дочерью генерала Владимира
Казимировича Туцевича, двоюродного брата писателя Владимира Галактионовича   Короленко. О своём брате В.Г.Короленко писал: «Он был настроен тоже довольно радикально. Много читал, увлекался Боклем, Белинским, Добролюбовым и Писаревым, вообще был проникнут новыми идеями, гуманно обращался с солдатами и водил знакомство с людьми того же настроения. Когда он переехал в Кронштадт, у него бывала преимущественно  интеллигентная военная молодёжь. Он  был... думающим, начитанным человеком с левым уклоном, который мечтал изменить отношения между солдатами и офицерами».

     Бабушка окончила гимназию с золотой медалью и правом преподавания. Первое время я дичилась её, но потом полюбила всей душой, крепко и горячо. Всегда выдержанная, спокойная и тактичная, с мягким незлобивым характером, Ксения Владимировна завоевала мою любовь и благодарность на всю жизнь. Она стала мне второй матерью, подчас даже ближе, чем родная. Это было великим счастьем и спасением для меня.
    
     Милая, любимая, родная,
     Дорогая бабушка моя,
     Светлая, высокая такая,
     Перед памятью Твоей склоняюсь я.
    
     Воспитав дитя совсем чужое,
     Что имела, всё ему дала:
     И любовь, и знание большое,
     Чашу, полную добра.                (Л.Н.)   

     Шли годы. Мама вышла на пенсию: из-за астмы не могла больше работать. Добытчиком в семье стала я, к тому времени окончившая институт, аспирантуру и работавшая преподавателем. А бабушка заболела и слегла. Мама несмотря на свои болезни,  ухаживала за ней. Моё участие было сравнительно малым: я выполняла тяжёлую работу по дому и зарабатывала, на большее сил не хватало.
     Но однажды заболела и я, свалилась с тяжким приступом жёлчно-каменной болезни. Полный лазарет! И мелькнула у меня мысль, откуда она явилась — не знаю, никогда в жизни  я это не думала:

     - Видать, пора бабушке уходить.

     Вечером «Скорая помощь» увезла меня в больницу. Когда я вернулась, бабушку уже похоронили.  Перед смертью она всё хотела меня увидеть, но, не суждено это было!

     Прошли годы, ушла из жизни и моя  мамочка, и стала я вспоминать эту ужасную мысль о бабушке. Горячей кровью обливалось моё сердце при этом воспоминании, и я, малодушная, отбрасывала эту мысль, забивала её трудностями жизни.  Но однажды бессонной ночью я сосредоточилась на ней, и в полусне увидела свою любимую бабушку.  А между мной и ею почувствовала какую-то незримую преграду, как будто отделяющую нас друг от друга. Тогда послала я бабушке всю свою любовь к ней и благодарность. В этот момент родилось стихотворение:

     Простите вы, ушедшие, всех нас
     За дерзости, проступки, прегрешенья,
     За мысли, недостойные подчас,
     За всё, за всё прошу у вас прощенье.
    
     Пусть это всё не разделяет нас,
     В духовном мире будем в единеньи.
     Любовью я своею в этот час
     Мечтаю обрести у вас прощенье.                (Л.А.)

     И тут же я увидела, как бабушка раскрыла мне объятия, я бросилась и утонула в них. Преграда исчезла!

     Это стихотворение пришло ко мне само собой. Оно было не единственное такое, у меня бывали подобные стихи. Это удивляло меня до тех пор, пока я не прочла у В.Сидорова о его стихах: «Дело в том, что я не работал над ними, напрягая свой мозг. Они приходили как бы сами по себе, и мне оставалось лишь записывать их, поражаясь подчас неожиданному повороту мысли или космичности того или иного образа… Поэт в силу особенностей своих уже проводник. Вспомните А.С.Пушкина: «и меж детей ничтожных мира, быть может, всех ничтожней он». Но ничтожней лишь до того мгновения, когда почувствует то, что не дано почувствовать остальным — присутствие высшего начала». Это в какой-то мере успокоило меня, и постепенно выработалось и у меня ровное и несколько отстранённое отношение к моим стихотворным медитациям».
    
       Вы думаете, что я успокоилась после этого сна? Вы не знаете  меня, не даром в раннем детстве бабушка учила меня началам самоанализа! Я должна была теперь понять произошедшее и стала читать о раскаянии. Первым мне попался «Теологический  энциклопедический словарь». В нём  пишется следующее. «В протестантизме раскаяние - синоним покаяния и означает сожаление о грехе и поворот от него к новой жизни. Его не нужно путать с таинством покаяния в Римско католической церкви, в котором после предписанных Церковью действий грешник получает прощение грехов, совершенных после крещения... Внимательное исследование внутреннего состояния иногда оказывается спасительным. Тем не менее и здесь наш вечный враг дьявол расставил ловушки. Иной раз, размышляя о грехах, мы ощущаем подавленность, а порой даже отчаяние».

     Затем я обратилась к "Православной азбуке". «Раскаяние... — это  сожаление о том, что грех совершён. При раскаянии человек не только осознаёт  неправедность, ошибочность, греховность, но и горячо сожалеет о проступке, тоскует, испытывает муки совести, страдает, томится, казнится… Раскаяние есть самая сильная форма сознательного самоосуждения. Тупиковые пути раскаяния — уныние или попытка  успокоить совесть в суете дел или самооправдание..»
    
     Вот этими-то тупиковыми были мои страдания, они-то и отделяли меня от бабушки, при них я концентрировалась на себе! Недаром Учитель антропософии Рудольф Штейнер пишет, что "раскаяние - эгоистическое чувство. Раскаивающийся хочет быть лучше... Мы должны хотеть не быть лучше, а становиться лучше..." А в Агни-Йоге мы читаем:: "Раскаяние должно состоять именно в том, чтобы своей силой поднять поступок до сознания и так прояснить все соотношения в сознании, чтобы в следующий раз оно не могло выключиться".

     И, лишь забыв о себе, почувствовав всю силу своей любви к бабушке, я ликвидировала свою отделённость от неё.
     Поистине:
              Только Любовь побеждает!