Джекпот

— Друг друга не материть. И не драться!
Наталья удивлённо посмотрела на нотариуса.
— Да вы что! Как можно?!
— Можно. Ещё как можно! При расторжении договора такие подробности всплывают… Насмотрелась и наслушалась.
Не вы первая, кто заключает ренту пожизненного содержания с иждивением. А теперь перейдём к делу, — официальным тоном произнесла слуга закона. — В ваши обязанности, Наталья Алексеевна, входит уборка квартиры, готовка, стирка, оплата коммунальных услуг, проведение косметического ремонта, покупка лекарств, продуктов, одежды... А также, если возникнет необходимость, сопровождение Глафиры Львовны в поликлинику. И помните, ответственность, которую вы на себя возложили, ко многому обязывает.
Перечисленные требования не пугали.
"Ничего запредельного — обычные бытовые хлопоты. Подумаешь, — обед приготовить да вымыть пол, — рассуждала Наталья. — К тому же и ходить далеко не надо, — Глафира Львовна живёт в соседнем подъезде. Заниматься стряпней можно у себя дома".

Наталье отчаянно хотелось разбогатеть. И желательно в одночасье. Тогда бы она купила норковую шубку, сделала полноценный ремонт и помогла дочечке проживающей в Москве купить квартиру, чтобы та не скиталась по съёмным углам. Но с бывшей зарплатой учителя и нынешней пенсией, об этом можно было только мечтать. А тут недвижимость ценою в два миллиона! Это же настоящий джекпот!..
Наталья понимала, что её спокойную жизнь ожидают перемены. И не обязательно к лучшему. Ухаживать за пожилым человеком, тем более посторонним, не каждому под силу. Здесь нужно быть и психологом, и медсестрой, и нянькой, и, главное, обладать повышенной стрессоустойчивостью.
Дочь пыталась отговорить. Но куда там! Доводы разума в расчет не принимались. Совсем. Словно в голове щелкнул тумблер или сгорел предохранитель, и отвечающая за логику система вышла из строя. Более того, Наталья подозревала, что на её месте хотели бы оказаться если не все, то многие. Тем паче, что бабуля выглядела тихой и непривередливой.

Наталья часто наблюдала из окна, как сухонькая старушка, мелко кроша хлеб, потчует голубей. Птицы бесцеремонно выхватывали куски из рук. Самые бойкие клевали пальцы, требуя ещё и ещё. Когда хлеб заканчивался, наглые попрошайки присаживались кормилице на плечи и ждали не поднесут ли добавки. Бабуля показывала пустой пакет, и стая, словно поняв суть жеста, разочарованно взлетала, кидая отходы жизнедеятельности, куда бог пошлет. Обычно он посылал благодетельнице на голову, иногда на спину и грудь — и никогда мимо.
И так изо дня в день...

Сын Андрей, с которым проживала Глафира Львовна, несмотря на проблемы со здоровьем, обеспечивал матери вполне комфортные условия, оградив от хлопот по хозяйству. Однако вряд ли у него был выбор: матушка ему досталась ленивее некуда.
Но когда-нибудь всё да заканчивается. Вот и Глашиному счастию пришёл конец...
На предмет физического здоровья Андрей никогда не обследовался: жил и жил. Хотя желудок болел давно, с тех пор как комиссовали из армии с диагнозом шизофрения. 
От желудка Глафира лечила его народными средствами, заваривая травки. От раздвоения личности — водила в церковь.
Госпитализировать сына в психоневрологический диспансер она отказывалась, полагая, что смена обстановки лишь усугубит психоз. Таблетки, считала Глаша, можно принимать и дома.
Психиатры не спорили. В конце концов, ей виднее — она мать и опекун.
Внезапный приступ язвенной болезни поставил в жизни Андрея точку.

После похорон воз бытовых проблем лёг на плечи Глафиры Львовны. Непривычная к труду и одиночеству, старушка впала в депрессию. Помощь соцработников она даже не рассматривала, зная доподлинно от знакомых каковы тарифы на их услуги.
"Случись что, — рассуждала Глафира с беспокойством, — и некому подать стакан воды".
Приятельница, любившая крепко выпить, предложила проверенный и надежный способ выхода из уныния…
И Глаша ушла в запой, долгий и мучительный.
Так бы она и сгинула, но обеспокоенные соседи вызвали неотложку. Дело было не столько в сострадании, сколько в запахе.
Из квартиры шел такой дух, что жителям верхних этажей хоть вешайся!
Не выдержав, они зашли в её "хоромы" — и ахнули! Вещи, замоченные в ванной для стирки, судя по миазмам, пролежали не одну неделю. Грязную посуду, которую старушка ленилась мыть, она складывала туда же. Месиво бродило и пузырилось, источая фантастическое зловонье. В сравнении с ним хлам, который Глафира натаскала с помойки, почти не пах.

Среди всего этого хаоса сидела пьяная Глаша, и, вытирая грязным рукавом сопли, плакала. Давно не стриженные и немытые седые патлы закрывали щелки заплывших глаз.
Помет, ровным слоем лежащий на мебели, служил апофеозом старческих "чудачеств".
Как оказалось, от тоски и одиночества Глафира Львовна завела голубей. Вернее, не завела, а позволила давнишним приятелям проживать в квартире. Птички оценили гостеприимство по достоинству…
В итоге бабушку отвезли в дурку, снимать абстинентный синдром.

Через месяц она выписалась.

Без традиционного пакета, задумчивая и трезвая Глаша печально сидела на лавочке и просила прохожих купить хлеба. То ли для себя, то ли для птиц мира. Кто-то покупал или давал денег, кто-то проходил мимо.
Взяв ей булку, Наталья присела рядом. И, как оказалось, не зря… Горькая судьба старушки растрогала. Очень непросто остаться на старости лет одной, не имея ни детей, ни родственников. Она представила на её месте покойную маму, и сердце дрогнуло. 
Просьба Глафиры Львовны об уходе за ней в обмен на квартиру не осталась безответной.
Выкроить пару часов в день для бабушки у Натальи вполне бы получилось. По выходе на пенсию она оказалась предоставлена самой себе. Времени появилось в избытке. Тратить же оказалось не на кого.
С мужем они развелись. Когда дочь жила с ними — была семья. Но с отъездом Светочки в Москву на учебу, брак рухнул, похоронив под обломками терпение и привычку.
Пока Наталья работала, одиночество не тяготило. Но оказавшись не у дел, она, как это нередко случается, ощутила ненужность.

Можно было бы попробовать найти другую работу, менее нервную; устроить личную жизнь заново — здоровье и внешность позволяли.
Тем более что в свои пятьдесят пять она выглядела довольно молодо — почти без морщин и лишнего веса, с густыми каштановыми волосами.
Моложавости Наталья была обязана отчасти генам, отчасти любви к себе. Посещение стилиста и маникюрши, считалось пусть и не обязательной, но желательной статьей расхода.
Иначе и быть не могло — профессия обязывала.
Одевалась Наталья модно, в итальянских бутиках. Но и спортивного стиля не чуралась. Надев плотно облегающие джинсы, она с удовольствием разглядывала себя в зеркале, любуясь плоским животом и длинными стройными ногами.

На неё заглядывались мужчины. Но с сумасшедшей нагрузкой в школе, плюс репетиторством, было не до романов.
Нужен был полноценный отдых. Поэтому, доработав до пенсии, она, не задумываясь, взяла расчет.
Однако, отдохнув и оглядевшись, Наталья с ужасом поняла, что добрая часть жизни осталась позади, а хорошего в ней почти и не было. Захотелось тепла и нежности, и, если получится, семьи.
Она зарегистрировалась на сайте знакомств. Но появление Глафиры Львовны с предложением, от которого невозможно было отказаться, внесло в планы существенные коррективы... 

Сделку оформили нотариально. И теперь изо дня в день, словно спутник, Наталья двигалась по орбите в заданной системе координат. Завтрак — обед — прогулка — ужин… Завтрак — обед — прогулка — ужин… Без выходных, отпусков и больничных.
В процессе выяснилось, что старушка абсолютно беспомощна. Глафира Львовна не умела ничего: ни приготовить поесть, ни постирать, ни даже вытереть пыль. Или не хотела. Зато по части возлияния могла дать фору любому пьянице.
Наталья неоднократно находила схроны пустой тары из-под спиртного. Не тушуясь, Глаша объясняла её появление так:
— Нахожу на улице. Собираю, а после меняю в магазине на сок.
— Сорокаградусный? Глафира Львовна, голубушка, пожалейте себя! Как можно в вашем возрасте так злоупотреблять алкоголем?! — увещевала Наталья.
— Бог с тобой, Наточка, я уже много лет не пью. Совершенно! — уверяла Глаша.
— У вас же из-за выпивки давление поднимается, — не сдавалась Наталья.
— Вовсе нет! Это нервы.

Кроме любви к спиртному, у старушки была ещё одна слабость. Следуя давней привычке, Глафира Львовна частенько наводила ревизию в мусорных контейнерах, выбирая "приличные" вещи, выброшенные по недомыслию хозяевами.
Возмущаясь, Наталья относила их обратно. Но на этом эпопея не заканчивалась, "добро" возвращалось обратно, оказавшись припрятанным в недрах шкафа или кладовой. В квартире всему находилось место: и старым видеокассетам, и сломанному проигрывателю, и пришедшей в негодность обуви, и много чему ещё.

Наверное, Глаша казалась себе хозяйственной и экономной. Но, нужно отдать должное, — жадной она не была. Всё, что готовила Наталья, бабуля делила поровну: часть себе, часть голубям. В похмельные дни она и вовсе отдавала весь завтрак птицам. Наталья с обидой наблюдала, как фаршированные блинчики, с которыми она провозилась всё утро, клевали сизари.
Но стоило сделать замечание, как Глафира Львовна, не моргнув глазом, с хитрой улыбкой отвечала: "А это не твои блины! Меня бабка из соседнего подъезда угостила".

Наталья понимала, что она лжет, но выхода из ситуации не видела. Ей и блинов было жалко, и Глашу, оставшуюся голодной. Всё же недоедание могло подорвать её здоровье. Хотя при прохождении диспансеризации врачи самочувствием старушки оставались довольны: давление и холестерин в норме, сердце, как у молодой.
Эскулапы прочили ей многая лета, тем более что с выпивкой Глаша завязала, наконец осознав, что здоровье не железное. 
На восьмидесятилетие она пила самый что ни на есть натуральный томатный сок.   
Наталья подарила ей крем, духи и помаду, пожелав доброго здоровья и бестактно поинтересовавшись, на сколько юбилеев она рассчитывает.
— Хотелось бы дожить до ста. А там, как Бог даст.
Интуиция подсказывала, что мечта Глафиры не настолько уж и фантастична. И что она не только доживёт, но и, может статься, переживёт её саму.

Потенциалу старушки можно было позавидовать. Надев брюки, нарядную блузку, и наложив клоунский макияж, она уходила погулять. Наталья с интересом наблюдала с балкона, как та дефилировала вдоль дома, выискивая на какой бы лавочке расположиться. Обычно её выбор падал на ту, где сидели мужчины.
Столь фривольное поведение вызывало легкую оторопь. "Глядишь, ещё и замуж выйдет… — потрясенно думала Наталья". 

Время шло…

Лето сменялось осенью, которая плавно переходила в зиму. Глафира Львовна смотрела из окна на белую субстанцию и не могла вспомнить как она называется.
Из дому выходила редко, предпочитая кормить сизокрылых с балкона. Каждое утро гуленьки терпеливо ждали, когда старушка проснется и чем-нибудь их угостит. Но и позавтракав не улетали, ожидая обеда, а после — ужина. Соседские окна и карнизы пестрели свидетельствами их постоянства и преданности. Но Глашу это ничуть не смущало: не баре — подотрут.
Иногда Глафира открывала окна, и голуби (крылатые крысы, как их "ласково" называют во Франции), залетали внутрь. Они уже давно освоились в квартире, трапезничая вместе с хозяйкой и оставляя на столе многочисленную благодарность.

Наконец терпение у Натальи лопнуло, и она перестала оставлять опекаемую наедине с едой. Наталья садилась напротив и, заглядывая в беззубый рот, ждала, пока Глаша откушает. Но Глафира Львовна не спешила, поясняя, что ей торопиться некуда. Ковыряя ложкой, она исподтишка поглядывала на Наталью. Стоило той отвлечься на ТВ, как старушка подскакивала и опрометью неслась к балкону. Колбаса, хлеб, котлеты… летели вниз. И лилась одна и та же песня:
— Это сынок прилетает, Андрюшенька!
Глядя на скопище голубей, Наталья вопрошала:
— И который из них Андрей?
— Здесь все чьи-то души, — парировала Глафира Львовна.
Иногда случалось, что Наталья была вынуждена уходить по делам. Тогда она готовила и приносила Глаше несколько порций сразу.
Вернувшись, заставала привычную картину: под балконом лежал обед, иногда и вовсе нетронутый. То ли блюдо пришлось птичкам не по вкусу, то ли аппетита у "андрюшенек" не было...

"Всё течет, всё меняется", — сказал Гераклид.
Натальина же реальность в диалектическую картину мира не вписывалась: Глаша утром, Глаша днём и вечером. Сегодня, завтра и послезавтра. Отныне и вовеки веков… Ничего не менялось. Хотя нет: медленно, но неуклонно бабулечка впадала в маразм.
Глаша знала, что где-то должен быть туалет, но где — не помнила, поэтому писала там, где стояла.
Надев старенький вылинявший халат и туфли, которые после не жалко выбросить, Наталья наливала в ведро с водой белизны, и, стараясь не дышать агрессивной смесью, со слезами на глазах подтирала ненавистные лужи. Но Глаша тут же возвращала пол в исходное состояние, заявляя: "Моя квартира. Что хочу, то и делаю!"
Соседи, сморщив нос, пеняли:
— Запашок-с!

Наталья купила подгузники. В минуты просветления Глафира Львовна тревожно спрашивала:
— Дорогие?..
В очередное посещение памперсы оказывались выпотрошенными. Глаша разгуливала в них же, но уже пустых.
Ко всему прочему, у Глафиры Львовны поднялся гемоглобин. Назначив медикаментозное лечение, врач посоветовал больше пить воды. Глаша пила и писала. И снова пила… Наталья только успевала менять средства гигиены. Старушку такая расточительность раздражала: "Вместо того чтобы постирать — выбрасывает! А ведь вещи денег стоят".
Поэтому на улице Глафира Львовна использовала любую возможность, чтобы сэкономить бюджет. Она снимала подгузник и присаживалась на газон под окна. Жильцы снова негодовали:
— Запашок-с!!!
Но Глаша мужественно держала оборону:
— А это не я!
Кто бы спорил…

Наталья пыталась решить проблему, и даже сшила ей трусы на лямках. Но Глаша находила всё новые и новые способы провернуть свои "шалости".
Лёжа ночью без сна, Наталья думала о своей бывшей работе. Там тоже не всегда и не всё было гладко, но то были дети.
Педагог с тридцатилетним стажем, она не могла взять в толк, притворяется Глаша, или действительно не отдает отчет своим действиям.
Но на этот вопрос мог ответить лишь врач-геронтолог...
Наталья спрашивала себя насколько её хватит — и не находила ответа.
Череда проблем опустошала душу. Хотелось плюнуть и на квартиру, и на Глашу…
Но наступало утро, и она вставала и шла варить кашу, понимая, что обратного пути нет. Для самостоятельной жизни Глафира Львовна была абсолютно неприспособленна. А в доме престарелых её дни оказались бы сочтены: не живут там старики долго...


Лето для Глафиры Львовны было любимым временем года. Попав под благодатное влияние биоритма, она возрождалась.
Всё складывалось замечательно, если бы не Бахус. Мстительный бог вина нет-нет да напоминал о былых встречах...
Глаша понимала, что образовавшийся вакуум нужно чем-то заполнить. И тогда она с удвоенной силой принималась за благотворительность. Пернатые любимцы были окружены вниманием и заботой. Но этого оказалось недостаточно, и Глаша всё чаще обращалась к Наталье с просьбой завести котика или собачку. Наталья категорически не соглашалась: "Какие в восемьдесят пять лет котики и собачки?!"
Но бабуля не сдавалась. И таки притащила кота: блохастого потомственного бандита. Подвальные кошки — не домашние, к ним и близко не подойдешь. Не говоря о том, чтобы погладить или взять на руки. Глаша сумела. Как уж она исхитрилась его заполучить — история умалчивает.
Может, в отместку, а может, в знак солидарности, или просто надышавшись бабулькиными "ароматами" и очумев от кайфа, кот для начала нагадил в ванной, затем пометил шторы и шкаф. А напоследок, прежде чем сигануть с балкона, Глаше на постель.
С тех пор он обходил старушку стороной, ориентируясь на знакомый запах. Третий этаж всё же не первый, и он — не парашютист.

Глаша и зимой не унывала. Долгими январскими вечерами она сидела и распускала по шву пододеяльник. Аккуратно, ниточка за ниточкой. А после синтепоновое одеяло, превратив его в многослойный плед. Да и других развлечений хватало...
Просыпалась Глафира Львовна затемно. Чтобы как-то разнообразить досуг, она выходила в подъезд и спускалась по ступенькам, а после поднималась. И так несколько раз.
Далеко не все жильцы были в курсе её забав…
Ивану, пожилому соседу с пятого этажа, приходилось вставать на работу рано. В шесть он уже спешил на смену.
В то зимнее утро всё происходило как обычно. Мужчина открыл дверь, вышел в подъезд. Свет не горел. Да он был и не нужен. Лестничный пролет освещала яркая луна. Тишина убаюкивала. Хотелось остаться дома, выпить пива и завалиться на второй бок. Но Иван не привык прогуливать, даже "после вчерашнего". Россия — не Дания, больничный с похмелья не дают.
Он решительно двинулся вниз. И тут его слух уловил тихие шаги. По лестнице кто-то поднимался… Женская фигура, одетая в похожие на саван одежды, плыла навстречу. Последнее, о чём он успел подумать, прежде чем потерять сознание: "Ну вот и смертушка моя пришла…"
На родной завод Иван в этот день так и не попал, залечивая психологическую травму пивом...

P. S.

После десяти лет ухода за Глашей Наталья была уже не столь уверена в целесообразности своего поступка. Планируемой личной жизни по причине занятости и регулярного стресса не получилось. Шубка, в силу возраста, стала неактуальной, квартиру дочь купила, ремонт худо-бедно сделался. А вот здоровье пошатнулось. Особенно сдали нервы. Наталья плакала по поводу и без, и ругалась матом.
Каждое утро она вставала и шла на персональную голгофу, мысленно читая мантру: "Зато у меня будет квартира…"  В любом состоянии, даже с гриппом и температурой под сорок. Заменить её было некому. 
Но больше всего утомляли не походы в магазин, и не готовка, а санитарно-гигиенические процедуры. Вернее, не утомляли, а вызывали истерику. Старушка окончательно разучилась пользоваться унитазом, экономя при том на подгузниках.
Не дожидаясь, пока Наталья выбросит, она снимала и замачивала их в тазике.

Стойкий въедливый запах Глаши преследовал даже дома. Пахла одежда, туфли, волосы…
Наталья уже давно не заглядывала в итальянские бутики, да и вообще ни в какие. Маршрут не отличался разнообразием: продуктовый магазин — аптека — дом.
В парикмахерских тоже отпала необходимость. Скрутив волосы в тугой жгут, она закалывала их на затылке, даже не глядя в зеркало.
О маникюре не вспоминала. Ногти от постоянного контакта с дезсредствами, не успев отрасти, ломались. Лак крошился и блек.
Но если бы только лак… Её мечта оказалась химерой, превратив жизнь в ад.
 
После очередной бессонной ночи Наталья встала, решительно собрала документы о пожизненной ренте, паспорт, и вышла из дома.
Придя в соцзащиту, она нашла нужную дверь и присела на скамью в ожидании очереди.
Мысленно прокручивая монолог, она пыталась доказать соцработнику свою правоту. Оправдаться, объяснить, рассказать чего натерпелась за все эти годы. Пожаловаться на здоровье. Сказать, что так жить просто невыносимо! И что у неё нет больше сил.
Войдя в кабинет, Наталья приняла приглашение присесть. Удобно устроившись на стуле, она приготовилась к долгому обсуждению формальностей… и неожиданно для себя произнесла:
— Мне бы льготный проездной. Я его ещё ни разу не получала.

На девяностолетний юбилей Наталья подарила своей  подопечной трусы и памперсы, пожелав всех благ и здоровья.
Глаша сердечно поблагодарила и добавила:
— И долгих лет жизни!