История пакета

Целлофановый пакет лежал на прилавке. Он мечтал, чтоб в него положили мандарины, яблоки и грушу. Груша ему особенно нравилась – фигуристая, румяная, с веснушками. Однако, судьба распорядилась иначе. В него сунули рыбу – еле живую, пахнущую илом и отчаянно хватающую ртом воздух.
- Спасите же меня! – воскликнула она и отпустила «пощечину» хвостом.
- Разумеется, мадам, - зашелестел пакет и стал выворачивать свои ручки настолько, что в итоге плюхнулся наземь, а рыба, проскакав пару метров, беспомощно распласталась в луже.
- Эх, раззява я! - только и успела развести руками старушка, как лохматый пёс-бродяга схватил рыбину поперёк туловища и бросился бежать.
Пакет сделал свирепый вдох и, надувшись, полетел следом.
- Помогите же мне! – взмолилась рыба, прильнув к собачьему уху губами.
- Непременно, мадам! - уверил пёс и, окрылённый нежданным поцелуем, помчался к причалу.
Бродяга забежал в прохладные волны и, ласково рыкнув, отпустил свою добычу. Вглядываясь в тёмное дно, он вспомнил, как едва появившись на свет, оказался в воде, а потом – в мешке с мусором. Как долго и отчаянно пищал "спасите, спасите", и вскоре был вознаграждён касанием тёплых ладоней и словами: «Держись, малыш, я с тобой!"

Раздался всплеск и пёс, ликуя, подпрыгнул:
- Моя рыба!!!
- Шо? – прошуршал пакет с ивовой ветки. - Моя! Я первый её спас!
Они смерили друг друга презрительными взглядами и уже собрались было вступить в перепалку, как вдруг услышали хлюпающие шаги. В сгущающихся сумерках, вдоль кромки воды брели два силуэта - большой и маленький. Пёс, на всякий случай, пригнул свою лохматую голову и спрятался под пляжным лежаком, а пакет с присвистом сдулся, притворившись мятой невзрачной тряпкой.
Внезапный порыв леденящего ветра раскидал по берегу клочья перистых облаков и поднял ввысь песчаные воронки. Словно пасхальной присыпкой, он припорошил всё вокруг крохотными светящимися сферами и те стали взлетать, собираться в ленты, завиваться жгутами и, в конце концов, с шипением гаснуть в морской пене.

- Деда, а что это за горошинки такие летают? - спросил силуэт поменьше.
- Это такое явление природы. Довольно редкое. Помнишь, я тебе рассказывал про Млечный Путь? Так вот, помимо всего прочего, в нём есть ещё и бездонные планеты-океаны. Существует гипотеза, что их бризы меняют направление вслед за движением Луны, но во время лунных затмений теряют ориентир и гонят космические брызги к нашим морям - океанам. Это невероятно... впрочем, как и всё в мироздании. Кстати, букинист Фил, в лавке которого мы иногда берем редкие книги, утверждает, что до встречи с этими "горошинами" был обычным лесным филином. Только нам грандиозные перемены ни к чему, верно? Давай укроемся от них под зонтом.
- К чему, к чему! Дедушка, пожалуйста!
- Нет-нет, это опасно! Мы можем превратиться в морских ежей, в креветок, в ивовые прутья! Или, в силу возраста, я - в доисторического ящера, ты - в новорожденного кузнечика. Учти, никто из них не ест мороженое, не смотрит мультики и не лепит с бабулей пирожки.
- Ты пошутил! Не хочу под зонтик!
- Что ж, тогда придётся взять тебя на руки и угостить конфетой, согласен?
- Да. И пойдём домой?
- Конечно, вечерняя сказка уже ждёт тебя под подушкой.

Старик раскрыл зонт и, прижав к себе внука, растворился в темноте, а пёс и пакет уставились друг на друга. Кто - кто, а они уж точно не страшились перемен, ведь жить на улице и валяться где попало - горькая и незавидная доля. Поэтому, когда очередной вихрь мерцающих сфер завертелся вокруг них, пёс отчаянно принялся их глотать, а пакет — неистово вдыхать.

* * *
Предрассветное марево затянуло небо белесой пеленой. Она растворялась в море островками мелкой ряби, молочными разводами обтекала рыбацкие лодки, ловила тени летящих альбатросов и, в конце концов, зазолотилась от растекающегося солнечного дня.
Приморский городок просыпался. На причале громыхали грузчики, скрипели мачты прогулочных яхт и колёса торговых тележек, ворковали голуби и кричали чайки, а под пляжным соломенным навесом, словно отгородившись от всех, сидели мужчина и женщина.
Он был достаточно молод, улыбчив и растрёпанно-лохмат, она - чуть постарше, с горестными бровками и, заплетённой в "рыбий хвост" косой. Парень пытался быть сдержанным и чаще смотреть по сторонам, но каждый раз встречаясь с её взглядом, склонял голову набок и его лицо, вопреки стараниям, выражало щенячий восторг.
- И чего меня понесло к морю на ночь глядя? Плаваю только по-собачьи, шторм и ветер - ненормальные, искры какие-то - то ли с неба, то ли из глаз! Чего хотел, чего искал?
- А я вот ничего не искала, наоборот - хотела всё потерять. Всё-всё! Устала от нищеты и безысходности. От съёмной каморки с видом на болото и от консервного завода, на котором изо дня в день приходится фасовать мойву, кильку, тюльку. Мне кажется, я настолько пропахлась ими, что каждый вечер после душа растираюсь апельсиновым соком. Мечтаю оказаться в краях, где нет ни моря, ни рыбьей чешуи, ни старых знакомых. Люблю лес, цветы, бабочек и иногда вышиваю их гладью.
- Тонуть очень-очень страшно!!! Ни-ког-да больше не думай об этом! Там оглушающая тишь и ослепляющая темень, и скользкие ледяные медузы касаются лица.
- Ты похож на барбоса, - она рассмеялась. - Знаешь, прямо над тобой на волнах болтался надутый пакет. Я его приняла за спасжилет и бросилась на поиски того, кто его потерял.
- Рыбка, ты спасла меня и сказала: "Держись, малыш, я с тобой!"
- Да, удивительно всё получилось...
- Можно тебе позвонить? 
- Конечно, ведь и ты спас меня!

- Шо? - раздалось еле слышное шуршание, и из-под горы сухих водорослей выглянул мятый пакет.
Его вытащили и, несмотря на то, что он оказался дырявым, набили вогкой одеждой, свернули в рулон и, о ужас! - сунули под мышку. Чувствуя себя окончательно растоптанным, тот изо всех своих целлофановых сил принялся шелестеть и шепелявить о том, что лопнул по глупости, что нельзя было до головокружения вдыхать летающие сферы, что нужно уметь вовремя остановиться, и что не видать ему теперь счастья никогда. Разумеется, его не услышали, не поняли и разошлись кто куда. Она - в убогую квартирку, где её никто не ждал, он - в просторный дом, где его уже оплакивала мать.

* * *
Весь день он утешал маму. Когда же её заплаканное лицо наконец озарилось вымученной улыбкой, стал рассказывать истории. О планетах-океанах и их непостижимых бризах, о космических каплях, об опасности лунных затмений и филине-букинисте. А ещё - о незнакомке, которая плавает лучше мойвы, кильки и тюльки, вместе взятых, о её глазах цвета моря и о пристрастии омываться апельсиновым соком.
Закутанная в шаль, мама покачивалась в кресле-качалке и думала о том, что не зря ночь напролёт молилась всем мыслимым и немыслимым богам. Чего только она не наобещала за то, чтобы сын вернулся живым и невредимым!
"Так тому и быть" - вздохнула она, понимая, что придётся расстаться с вечерней сигаретой и шоколадными круассанами, с парой десятков лишних килограммов и затяжными беседами по скайпу с бывшими одноклассниками. Теперь ей предстояли утренние пробежки и здоровое питание, роль волонтёра в службе чрезвычайных ситуаций и предоставление сыну полной свободы на любовном фронте. Она не раз пыталась сватать ему девушек из "приличных семей", но теперь, представив, как его, почти бездыханного, возвращает к жизни некая дева с "селёдочным хвостиком" на затылке, заявила:
- Барри, сынок, пригласи её к нам! Я испеку чизкейк, попьём чаю...
- Как думаешь, ей понравится комната на мансарде?
Мама удивленно вскинула брови, но вспомнив о своих клятвенных обещаниях, закивала:
- Обязательно, отнесу туда свой рукотворный торшер!
На том и порешили и отправились спать. Из маминой спальни вскоре раздалось похрапывание, а Бар, закинув руки за голову, со счастливой улыбкой размечтался. Он закрывал глаза и старался вновь ощутить Её губы на своих губах и Её дыхание в своих легких, представлял удары Её сжатых крест на крест кулачков прямо в своё сердце... и Её мокрый полупрозрачный лифчик... и Её обнажённые загорелые ноги.
"Нас принимали за любовников!" - с восторгом подумал он, вспоминая пляжный навес, обвешенный мокрой одеждой, и их самих - полуголых, сидящих бок о бок и греющихся в лучах раннего солнца. "Держи крепче!", "Не отпускай!" - всплыли в памяти окрики грузчиков и он, нахмурившись, прошептал: "не отпущу"

Ночью Барри снился океан цветов и бабочек, по которому он плыл исключительно баттерфляем. Он нырял на самое дно и это было совсем не страшно, потому что там шумел и зеленел настоящий лес, полный воздуха, щебета и света. Чья-то невидимая рука вышивала гладью новые поляны - стежок за стежком, лепесток за лепестком, а мама с торшером в руках всё бродила и бродила по густой высокой траве в поисках самого уютного местечка...

Попытки дозвониться оказались безуспешными. Почти две недели он не терял надежды, а потом отчаялся, ведь на самом деле не знал ни её имени, ни района, в котором она живёт. Единственной зацепкой был консервный завод, но его, как и все предприятия, торговые центры и прочие людные места, закрыли на карантин в связи со вспышкой смертельного вируса.
Теперь на вешалке в прихожей висели респираторы, резиновые перчатки и флаконы с антисептиком, а у порога лежал коврик, пропитанный хлором. Потянулась тревожная череда сводок о количестве жертв, о реальных и мифических симптомах нового вируса-убийцы. Каждый день приходили известия от знакомых: Клод и Джули в реанимации, старики Сандерсы "сгорели" за несколько дней, тётя  Беатрис при смерти, а её сыновья-медики уже неделю не покидают госпиталь...

Барр работал за компьютером из дома. Мама шила благотворительные маски и вела затяжные беседы по скайпу теперь уже с волонтёрами. Их оказалось великое множество, к тому же - разбросанных по всему миру. Кого они только не спасали! И обгорелых кенгуру, и покалеченных солдат, и выброшенных на сушу касаток, и заблудившихся детей, и увязших в трясине оленей.
- А ведь и правда, все живое на Земле нуждается в защите. И любой, независимо от размеров, привлекательности, ума и достижений,  может оказаться на грани выживания! Для Бога - что человек, что пичуга, что букашка - всё дети родные! - размышляла мама, утирая слезинки и записывая адреса «горячих точек»
- Сынок, тут такое! Зайди ко мне! - часто по вечерам кричала она на весь дом, но Барри её не слышал.
С наступлением сумерек он шёл к безлюдному причалу, садился под соломенный навес, подолгу смотрел на море, а перед уходом оставлял послание на клочке бумаги. Прикнопленные к столбу, они словно птички оригами трепыхались на ветру, и каждая "чирикала" о его тоске : "Ещё один день без тебя", "Пожалуйста, соблюдай масочный режим", "Купил три корзины апельсинов", "Рыбка, позвони, не исчезай ", "Держись, малыш, я с тобой!"...
Иногда он заглядывал на мансарду - теперь там царствовал апельсиновый дух. Широкая постель была застелена цветочным покрывалом, в комоде ждало гостью новое кружевное бельё, у зеркала - запечатанный флакон модных духов. Барри нравилось включать приглушённый свет, подходить к окну и представлять как Она сидит на кровати, расплетает волосы и ждёт, когда же он обернется, чтобы поманить его и, смеясь, сказать: "ты похож на барбоса..."
Он часто прокручивал в памяти события той ночи, надеясь припомнить детали, наводящие на след. И однажды это таки удалось - « … устала от нищеты... безысходности... от съёмной каморки с видом на болото...» Болото! Как можно было это упустить! Барри прильнул к монитору, пристально изучая карту города, и на окраине, рядом со старым заболоченным лиманом, обнаружил тупиковую улочку с несколькими домами.
- Ма, пришло время печь чизкейк! - бросил он через плечо, торопливо шнуруя кроссовки. - Я еду в район старого лимана, не волнуйся.
- Наконец-то, - мама протянула пакет со своими «фирменными» масками: - Раздай людям, пусть все будут здоровы! И зря ты отказываешься ездить на моём Смарте, в такси — сплошная инфекция.
- Прости, но авто раскрашенное под Божью коровку — не моё!

* * *
Улица была застроена двухэтажными деревянными домами, похожими на длинные бараки, и тем страшнее казался полыхающий в их окнах огненный закат. Казалось, что вся эта ветхая архитектура вот-вот задымится и обрушится горой пепла.
На смену солнцу, окончательно утонувшему в лечебно-болотной грязи, загорелся единственный фонарь — мигающий, с кованым чернёным плафоном, напоминающим клетку для птиц. Вокруг не было ни души, лишь изредка из-за кухонных занавесок выглядывали бледные лица стариков — тех же птах, замкнутых пандемией в квартирах-клетках.
Барри принялся звонить в каждую, протягивая маски и расспрашивая о девушке с «рыбьей» косичкой. Все только благодарили и пожимали плечами. Это продолжалось до тех пор, пока не открылась дверь с табличкой: «стрижка дреды косы недорого»
- Так это Ребекка! - воскликнула толстуха с невероятным цветом волос и филировочными ножницами на указательном пальце. - Она живёт под крышей, в торце, будь осторожен — там всё непросто.
Барри прошёл по темному коридору и остановился у приоткрытой последней двери. Он заглянул внутрь и увидел на стене, распятую канцелярскими кнопками, свою футболку — ту, в которой он тонул и которую Рыбка случайно прихватила с собой в пакете. Вся она была утыкана игрушечными дротиками и измазана кетчупом. Под ней, в обшарпанном кресле развалился спящий бородатый мужчина — в майке и шортах с сигаретными подпалинами. На полу, под его рукой стояла батарея пивных банок, а растоптанные тапки были наполнены фисташковой скорлупой. Барри осторожно переступил порог и тотчас склонил голову набок с выражением щенячьего восторга: в дальнем углу комнаты на узком топчане лежала Она, укрытая комкастым одеялом и с компрессом на лбу. Барри склонился над ней, приложил ладони к её разгоряченному лицу, прильнул губами к виску.
- У тебя жар, - сказал он и подхватил девушку на руки. - Я
забираю тебя отсюда.
- Попро-о-обуй, - хрипло хохотнуло тело из кресла. - А я думаю, когда же наш милый друг заявится? Вот и дождался!
Бородач встал во весь свой двухметровый рост и вращая кулаками двинулся вперед, но Барри только крепче обнял Ребекку. Он попятился, уперся спиной в оконное стекло и то вместе со старой рамой вылетело наружу. 
В комнату вбежала парикмахерша с дымящейся плойкой в руке:
- Слышите непрерывный рёв автомобильной сирены и дребезжание каких-то звоночков? Там на улице какой-то «спецназ» в невероятных одеждах. Вроде бы отлавливают рецидивистов и вирусоносителей! Одних — в участок, других — в больницу. А если «два в одном» - то в карцер тюремный!
- О-оо! - детина закашлялся и выглянул наружу. - Космический десант! Не, в тюрьму я больше ни ногой...
Он вытряс мусор из тапок и обул их, тщательно натягивая на пятки расплющенные задники. Потом, словно в пончо, завернулся в накидку с кресла, а парикмахерша уже душевно гладила его по спине:
- У меня есть кладовочка, часок там переждёшь, а потом — гуляй на все четыре стороны, главное — сюда не возвращайся.
- Ты - настоящий человек! - хмурясь и играя желваками, пробасил бородач и покорно двинулся следом.
Ребекка прижалась к Барри, обняла его за шею:
- Он разбил мой телефон молотком, - сказала она. - Мы давно в разводе, да только от этого не легче... А что там за спецназ?
Глядя на колонну велосипедистов в противочумных костюмах, во главе которой двигалось крошечное, красное в черный горошек, авто, Барри с облегчением выдохнул:
- Не волнуйся, это... моя мама и её друзья.

* * *
Тест на вирус не подтвердился и Ребекка быстро пошла на поправку. Апельсины, цветы, покой, а главное — любовь, делали своё дело: лечили душу, раздвигали жизненные горизонты, наполняли каждый день счастливыми мгновениями.
- Он может вернуться и отравлять жизнь всем нам, - часто говорила Бекки.
- Всё будет хорошо, - уверял Барри. - Я люблю тебя.
И вот однажды, громче обычного раздалось на весь дом:
- Барри, Рыбекка! Тут такое! Зайдите ко мне!
Мама с восторженным видом и безо всякого стеснения жевала шоколадный круассан, а на мониторе такого же шоколадного цвета выступал некий Хосе — зоозащитник из Коста-Рики. Он лучезарно улыбался и кивал головой, над которой вились бабочки неземной красоты:
- Мы ждём тех, кто не боится брать в руки насекомых, начинать работу в семь утра и сумеет интересно рассказать об эволюции тропических лесов. Основные обязанности - разведение бабочек и проведение экскурсий. Волонтёрам предоставляются питание, кров и возможность наблюдать за флорой и фауной в естественной среде обитания. Добро пожаловать на Коста-Рику!
- Да! - воскликнули все трое.
 
* * *

В сгущающихся сумерках, вдоль чёрнопесчаного пляжа на побережье Тихого океана брели два силуэта - большой и маленький.
Внезапный порыв леденящего ветра раскидал по берегу клочья перистых облаков и поднял ввысь песчаные воронки. Словно пасхальной присыпкой, он припорошил всё вокруг крохотными светящимися сферами и те стали взлетать, собираться в ленты, завиваться жгутами и, в конце концов, с шипением гаснуть в морской пене.
 
- Па, а что это за горошинки такие летают? - спросил силуэт поменьше.

- Это такое явление природы. Довольно редкое. Помнишь, я тебе рассказывал про Млечный Путь? Так вот, помимо всего прочего, в нём есть ещё и бездонные планеты-океаны. Существует гипотеза, что их бризы меняют направление вслед за движением Луны, но во время лунных затмений теряют ориентир и гонят космические брызги к нашим морям - океанам. Это невероятно... впрочем, как и всё в мироздании...
Мы с тобой сейчас запустим в небо удивительного «змея». На первый взгляд, это обычный целлофановый пакет, к тому же не новый, и с заклеенной скотчем дыркой. Уверен, ему достаточно будет сделать всего два-три вдоха, чтобы взлететь над мангровыми лесами и потухшими вулканами, над заоблачными островами и выше самых волшебных сновидений. Я в него положил грушу — фигуристую, румяную, с веснушками, он давно о ней мечтал. Мы с твоей мамой уверены, что он заслужил своё право на счастье...