Бегство Петра I открыло новые страницы истории

Современная история написана с применением математических методов, при этом исторические образы являются обобщёнными, в их биографии вошли факты из биографий реальных людей, даты жизни которых коррелируют с датами жизни образов. Возвращение событий на свои места во временной шкале позволяет восстановить реальную историю.

Ранее я писал, что у «первого мирового императора Петра I (1672-1725)» [1690-1761] и его второй жены «Екатерины I (1684-1727)» [1711-1771] был сын [1748-1775], контрольный образ которого «Емельян Иванович Пугачёв (1742-1775, Москва) - донской казак, предводитель бунта 1773-1775 годов в России».

Эпизод с бегством царя помог уточнить даты жизни реального императора, годы жизни которого подтвердил контрольный образ: «Николай Дмитриевич Матюшкин (1756-1775), флигель-адъютант, воспитывался вместе с великим князем Павлом Петровичем и сопутствовал ему в маскарадных увеселениях. Похоронен в Донском монастыре, могила не сохранилась».

В контрольном образе дата смерти реального человека правильная, а дата рождения изменена на 3 года для женщин и на 6 лет для мужчин в сторону увеличения реального возраста либо дата рождения может быть изменена на 8 лет, но в сторону уменьшения реального возраста.   1756 – 1750 = 6     1742 + 8 = 1750

Проверим даты жизни императора [1748-1775] на материале данной статьи.

Современная история о Петре I базируется на труде «История царствования Петра Великого» историка  Устрялова Н.Г., изданном в восьми томах. Ранние работы других историков подвергнуты критике. Одним из первых историков, писавших о Петре I, был Крекшин П.Н.

«Пётр Никифорович Крёкшин (1684-1763)  - родом из новгородских дворян Крекшиных, чиновник петровских времён и историк, один из первых русских учёных в области генеалогии».

Интересная информация приведена в статье Т.А. Базаровой и М.М. Дадыкиной «Дворянин Великого Новгорода П.Н. Крекшин и походная канцелярия А.Д. Меньшикова»: «В российской историографии Петр Никифорович Крекшин - фигура далеко не однозначная. Уже современники относились весьма скептически к его творчеству. Так, В.Н. Татищев наградил П.Н. Крекшина едким прозвищем «новгородский баснословец». Если И. И. Голиков некритично относился к сочинениям П. Н. Крекшина и использовал их при написании многотомной истории Петра Великого, то Н.Г. Устрялов  оценил  творчество  Петра  Никифоровича резко негативно. В историографическом обзоре Н. Г. Устрялов написал, что над историей первого российского императора трудился: «свой, домашний, бытописатель, которому также открыты были сокровища архивов, собиратель трудолюбивый, но бездарный и безграмотный, новгородский дворянин Петр Крекшин». Далее историк отметил, что едва ли не на каждой странице сочинений П. Н. Крекшина встречаются «невежество в событиях, суеверие, вымыслы <...> Трудно вообразить, чтобы было так безсовестно обманывать современников и потомство.
С.А. Мезин, оценивая  «опыт  написания  истории  Петра»  как  не вполне удачный, констатировал, что сам П. Н. Крекшин представлял собой  «любопытное  явление  русской  историографии  переходного  периода».
Работая над историей Петра Великого, П. Н. Крекшин начал собирать подлинные исторические  материалы.
Очевидно, П.Н. Крекшин решил сам (в обход Академии наук) добраться до хранившихся в Петербургской  крепости бумаг. В мае 1760 г. служитель Петра Никифоровича Степан Титов подал донос в Тайную розыскных дел канцелярию. Ст. Титов сообщил, что его хозяин покупал у «подьячих» в Петербургской крепости именные указы Петра I и Анны  Иоанновны, «тако ж и другия за руками фельдмаршалов князя  Меншикова и графа Шереметева дела, коих и ныне в доме онаго Крекшина имеется множественное число  По указу Правительствующего Сената «письма в книгах и в связках» изъяли из петербургского дома П.Н.  Крекшина и доставили в сенатскую канцелярию, где их разобрали и описали». 

NB. Человека, написавшего историю петровского времени на основании подлинников, объявили баснословцем и невеждой.

«Николай Герасимович Устрялов (1805-1870) - российский историк, археограф, педагог, профессор русской истории Санкт-Петербургского университета. Автор гимназических учебников истории».

Эпизод бегства.
 
Устрялов Н.Г. История царствования Петра Великого. Т.2. Потешные и Азовские походы. - Санкт-Петербург, 1858, С.56-60.
«Август 1689. Были изверги, нетерпеливо ждавшие сигнала к грабежу и кровопролитию: Никита Гладкий привязал уже веревку к Спасскому набату и хвастал перед своими товарищами, как будет он грабить патриаршую казну и как перепугается патриарх, когда он закричит на него своим зверским голосом; «а Кузьма Чермный твердил стрельцам: «хотя всех уходим, а корня не выведем, пока не убьём медведицы, старой царицы», и на возражение стрельцов, что за мать вступится сын, яростно кричал: «чего спускать и ему, зачем стало?» Такое же рвение к убийству изъявляли Стрижев, Петров, Кондратьев. Но подобных злодеев было не более пяти; масса стрельцов ужасалась кровопролития, и по всей вероятности, опасение встретить в них в решительную минуту многочисленных приверженцев брата удерживало Софию от похода на Преображенское. Она и не ошиблась. В числе самых близких клевретов Шакловитого, в полку, наиболее, казалось, преданность царевне, нашлись люди, которые не захотели долее служить орудием беззаконного властолюбия, как скоро оно преступило все пределы. То были стрельцы Стремянного полка: пятисотный Ларион Ёлизарьев, пятидесятники Дмитрий Мелнов, Ипат Ульфов, десятники Яков Ладогин, Михайло Феоктистов, Федор Турка, Иван Троицкий и Mихайлo Капранов. Ларион Елизарьев до 28 июля пользовался особенною доверенностью Coфии, неоднократно бывал в её хоромах, слушал её жалобы на царицу, сопровождал её на всех выходах и не изменял ей ни словом, ни делом; но когда Шакловитый потребовал от него решительно убийства Нарышкиных и других приверженцев Петра, Елизарьев вспомнил «бога» условился со своими товарищами: при первом признаке опасности, известить о том Государя; а в случае надобности, пожертвовать для защиты его собственной жизнью. В доме его собирались стрельцы, преданные Петру, в том числе денщики Шакловитого; а на дворе стояли оседланные лошади, для скорейшей ведомости. Вечером 7 августа пришли к Елизарьеву по обычаю Мелнов, Ладогин, Феоктистов, Турка и Троицкий. Когда стемнело, явился протазанщик Андрей Cepгеев и потре¬бовал их немедленно на Лубянку, к съезжей избе Стремянного полка. Там встретили они Никиту Гладкого, который сказал, чтобы как можно скорее сто, другое стрельцов с ружьями послать в Кремль; да сотни три поставить на Лубянки и слушать набата. Турке же, Капранову и Троицкому велел ехать к Преображенскому, для наблюдения». Елпзарьев шепнул Мелнову, посмотреть, что делается в Кремле? Скоро возвратился Мелнов и объявил, что Кремль наполнен вооруженными стрельцами, что все ворота заперты, что в глазах его Никита Гладкий стащил с лошади царского спальника, приехавшего из Преображенского, Федора Фёдоровича Плещеева, и, избив, отвел его вверх к Шакловитому. «Видя, что дело начинается», Елизарьев и друзья его велели отомкнуть церковь преподобного отца Феодосия, что на Лубянке, позвали священника и пред святым евангелием, целуя животворящий крест, дали клятву: спасти Царя. Мелнов и Ладогин посланы в Преображенское известить Государя о грозившей ему опасности; а товарищи их остались на Лубянки, для наблюдения за другими стрельцами, сообщниками Шакдовитого, с тем, что если пойдут они к Преображенскому, напасть на них с тыла и не допустить до злодейства. Чрез час по отъезде Мелнова и Ладогина, прпбежал на Лубянку опять Никита Гладкий, и увидав, вместо многочисленного сборища стрельцов, только немногих единомышленников Елизарьева, закричал на денщиков Шакловитого: «Для чего вы по се время не едете на заставы? для чего стрельцы не собраны? В Кремле все готовы, а нашего приказа нет никакого. Кличьте по слободам, да слушайте набату; я к Спасскому колоколу язык привязал. А как ударять, смотрите на нас, что вам делать и куда идти. Первого спальника сам Бог послал в наши руки. Я его оборвал и вот его сабля». С этими словами он кинулся опять в Кремль; за ним последовали Елизарьев и товарищи его, не думая собирать стрельцов. Между тем Мелнов и Ладогин прискакали в Преображенское, около полуночи, там все было тихо. Царь, после дневных трудов, покоился глубоким сном: ясное доказательство, как ложно клеветала на него София в намерении ночного нападения на Кремль. Его немедленно разбудили. Стрельцы рассказали ему все, что делалось в Москве, и наименовали главных злодеев, «умышлявших смертное убийство на великого Государя и на государыню царицу. Внезапно пробужденный, страшно перепуганный, Петр прямо с постели, босой, в одной сорочий, бросился в конюшню, вскочил на коня и скрылся в ближайший лес; туда принесли ему платье; он наскоро оделся и, не теряя ни минуты, с величайшею поспешностью пустился по дороге к Троице. В пять часов проскакал он шестьдесят верст и в 6 часу утра приехал в Лавру, измученный и истомлённый. Его сняли с коня, внесли в монастырь и положили в постель. Обливаясь горькими слезами, он рассказал настоятелю Лавры, архимандриту Вакентию, о злодейском замысле, и требовал защиты. Столь же поспешно, в ту же ночь, отправилась из Преображенского в Троицкий монастырь царица Наталия Кирилловна с дочерью и с беременною невесткою. Бояре, царедворцы, потешные и стрельцы Сухарева полка последовали за ними в Лавру. София ничего не знала об отъезде брата до самого утра. Часа за два до рассвета, она велела созвать всех стрельцов, почевавших в Кремле, и, окруженная ими, пошла в Китай, к церкви Казанской Богородицы, слушать акафист. Кроме Шакловитого и окольничего Нарбекова, в церкви никого с нею не было: стрельцы стояли на площади под ружьём. От Казанской церкви Шакловитый послал Обросима Петрова к князю В. В. Голицыну, бывшему в эту ночь на своём дворе, звать его к царевне; а денщикам своим Typке, Капранову и Троицкому подтвердил наблюдать, не поедет ли куда Царь из Преображенского? Голицын не допустил  себе Петрова и отозвался чрез дворецкого, что он быть по может. Шакловитый ездил к нему сам, беседовал с ним с полчаса и возвратился один. Вес это время София молилась Казанской Богородице. Когда заблаговестили во дворце к заутрени, она вышла из церкви и сказала стрельцам: «Если бы я не опасалась, «всех бы нас передавили Потешные конюхи». Потом велела Петрову распустить их по слободам, а окольничему Нарбекову раздать им по рублю на человека. Деньги принёс комнатный истопник Евдокимов из хором царевны в трех мешках. Утром наконец узнали в Москве о внезапном удалении Петра из Преображенское. Первую весть принесли денщики Шакловитого к нему во двор, объявив, что «Царя Петра из Преображенского согнали: ушел он бос, только в одной сорочке, неведомо куда». «Вольно же ему, взбесяся, бегать» отвечал с притворным равнодушием Шакловитый. Вообще сообщники Coфии как будто не обращали внимания на отъезд Петра, и всеми способами старались представить удаление его обстоятельством маловажным. Но столица пришла в ужас. Тайные приверженцы Царя бросились в Лавру. Туда же явился и весь стрелецкий полк Лаврентия Сухарева; а капрал Потешных Лука Хабаров успел скрытно, лесами провезти из Преображенского пушки, мортиры и боевые снаряды. Окруженный значительным войском и многими царедворцами, в твердынях, всегда отражавших неприятеля, Петр, в надежде на правоту свою, с упованием на Бога, стал действовать смело и решительно, и притом с замечательным искусством, благодаря советам князя Бориса Алексеевича, бывшего главным распорядителем всего дела».

По моей версии описанное бегство было не с «Петром I (1672-1725)» [1690-1761], а с его сыном [1750-1775] от второй жены «Екатерины I (1684-1727)» [1711-1771]

Петру при бегстве было 1689 - 1672 = 17 лет

Если это произошло с [1750-1775], то в каком году это событие случилось?

[1750-1775] имеет образ «Фёдор III Алексеевич (1661-1682) - русский царь с 1676 года, из династии Романовых. Царь взял себе в жёны 18 июля 1680 года дочь смоленского дворянина Агафью Грушецкую». Федор Алексеевич женился в 19 лет.

Образ «1766 года» - «1689 год».  Императору [1750-1775] было 16 лет.
16 + 17 = 33      16 + 19 = 35   Строгая корреляция дат.

Устрялов приводит слова, в которых мать Петра I Наталья Кирилловна названа «старой царицей».

«Царица Наталья Кирилловна, урождённая Нарышкина (1651-1694) - русская царица, вторая жена царя Алексея Михайловича, мать Петра I».

Но в 1689 году ей было 38 лет, а вот реальной женщине было 1766 - 1711 = 55 лет (бывший пенсионный возраст).    38 + 55 = 93 = 123 – 30   Даты коррелируют.

«Софья Алексеевна (1657-1704) - царевна, дочь царя Алексея Михайловича, в 1682-1689 годах регент при младших братьях Петре и Иване» и «Екатерина II (1729 - 6 [17] ноября 1796) - императрица Всероссийская с 1762 по 1796 год» - образы женщины [1726-1796].

«Фёдор Леонтьевич Шакловитый (Большой; середина 1640-х - 11 [21] октября 1689) - русский государственный деятель, глава Стрелецкого приказа (1682-1689), сторонник и фаворит царевны Софьи Алексеевны» и «барон Николай Андреевич Корф (1710-1766), генерал-аншеф, действительный камергер, сенатор, наместник Восточной Пруссии, генерал-полицмейстер Санкт-Петербурга. Вторая жена - графиня Екатерина Карловна Скавронская, дочь графа Карла Самуиловича Скавронского, родного брата императрицы Екатерины I. От второго брака детей не было» - образы мужчины [1718-1766].

Пытаясь захватить власть в 1766 году, Екатерина II потеряла на плахе мужа [1718-1766]. От него у нее осталась рожденная в браке с [1722-1762] дочь[1746-1810], образ которой «княгиня Екатерина Романовна Дашкова (1743- 4 (16) января 1810), урождённая Воронцова».

Вот так побег Петра I 1689 года раскрыл ещё один фрагмент мировой истории.