Эпоха войн и революций. Ч. 2

Итак, на дворе 1924 год. Несмотря на недавно завершившуюся Первую Мировую войну, экономики стран Европы и США находятся в предкризисном состоянии. Нарастает давление пролетариата, который так и не получил облегчения своей участи после Версальского мира, а германский пролетариат и вовсе попал в новую кабалу. Как нельзя лучше раскрылся предательский характер социал-демократии в период становления фашизма в европейских государствах. Характерно, что как и всегда антибольшевистские, антиреволюционные позиции сближали меньшевиков с либералами, а все вместе они объективно играли на руку мировому капиталу, создавая благоприятные условия для укрепления фашистов.

Попытка найти не революционный выход из революционной ситуации не может привести ни к чему, кроме усиления позиций эксплуататорских классов и поражению революционных сил. Собственно, именно это и происходило в 20-е годы прошлого века в Европе - прикрываясь “демократией” и реформами, буржуазия продавила самую трусливую, самую беззубую политику социал-демократии в отношении парламентаризма, а в это время шло расширение и укрепление боевых организаций фашистов, которых в конце концов боялась и сама буржуазная "демократия".

Увы, это сегодня мы знаем, к чему привела такая политика в итоге, но тогда… Тогда ситуация напоминала катящийся с горы снежный ком - чем больше предпринималось попыток избежать насильственного решения революционного кризиса, тем неизбежнее становилась война, тем масштабнее должно было стать кровопролитие. Тогда это было ясно большевикам, о том же говорят коммунисты сегодня, но многие люди до сих пор не понимают нависшей над миром опасности.

= = =

Эпоха войн и революций
(журнал "Большевик" №9, 1924 год)

Подводя итоги французским выборам, вождь «левого» либерализма Милюков, писал:

«Послевоенная жизнь в Европе продолжает быть трудной и тяжелой. Шесть лет прошло с тех пор, как народы сложили оружие, подписали договор о мире, а их правительства приступили к нахождению «устойчивого равновесия» государственной жизни. Работа движется, но в определенный срок избирающий народ в день выборов своим вотумом показывает то давление, которое испытывает народный барометр.

«Переменчивое» — так можно охарактеризовать давление 1924 года в Западной Европе. Выход еще не найден, и, очевидно, что вызвать бурю легче, чем потом «faire le beau temps» (делать хорошую погоду). (См. «Последние Новости», 13 мая 1924 г.).

«Переменчивое!» Либералу угодно дать метеорологическое название тому социально-политическому сдвигу, который происходит в массах. Но он понимает, что дело идет о серьезном. «Выход еще не найден». Капиталисты за шесть лет не нашли этого выхода, хотя никто им не мешал, никто их не блокировал, не осаждал, хотя они при всей разрухе, созданной их войной, располагали огромнейшими богатствами, опирались на превосходный аппарат, на богатейшую культуру, знание, навык. Все-таки «выход еще не найден», и поэтому очень легко можно «вызвать бурю». Какую? Милюков прозрачными намеками дает ответ. Он пишет:

«Война не только разрушила Европу, но она переменила и ожесточила народную психологию... Сложив оружие, народ остался тем же народом, перенесшим всю тяжесть борьбы, принесшим неисчислимые жертвы, и он требует теперь себе за это лучшей жизни. Пока не будет достигнуто этого, «кризис парламентаризма» будет длиться там, где он есть, а где его нет — там придут другие кризисы, но уже с явлениями едва ли «парламентарного характера». (Там же).

Вот откуда, значит, угрожает «буря»! Народ требует «лучшей жизни», а империализм дает жизнь худшую, чем довоенная, и с перспективой на ее дальнейшее ухудшение. Империализм грабит, угнетает, доводит до состояния нищеты не только пролетариат, но и средние слои — мелкую буржуазию, интеллигенцию. Но массы уж не те, какими они вошли в войну. Их «психология» изменена и «ожесточена». Сегодня они вызывают в решающих странах Европы парламентские кризисы. Но завтра, если буржуазия все еще не найдет «выхода», массы создадут империализму «другие кризисы, но уже с явлениями едва ли парламентского характера» — массы создадут революционный кризис империализма. Вот это и значит — «переменчивое».

И вот почему все мыслящее в буржуазии объято тревогой, вот почему печать неуверенности и неустойчивости лежит на всем, что делает буржуазия. Весьма, с этой точки зрения, показательно состояние нынешних парламентов. В Англии, Франции, Германии нет устойчивого парламентского большинства, стоящие у власти правительства опираются на комбинации разнородных сил, на непрочные, ненадежные коалиции. В самих парламентах — небывало резкие столкновения, постоянные скандалы, постоянные драки, — общая нервность и неустойчивость... Так бывает, когда создается положение «переменчивое», когда в воздухе пахнет приближающейся «бурей».

Полное бессилие парламентов еще Л. Мартов вынужден был констатировать в 1922 году в споре со своими, — как он их называл, — «либеральными социалистами». Мартов говорил о «фашистском коррективе» к парламентаризму, о всевластии банков, бирж, военщины, фактически сведших роль парламентов к нулю. Это было сказано в эпоху наступления капитала. Но кто скажет, что в нашу «демократическую» эпоху «фашистский корректив» менее чувствителен, что Макдональды и Эррио не находятся во власти империалистических концернов, банков, трестов, во власти военщины?.. Буржуазия сама себя лишает фактически парламентского прикрытия. Так бывает, когда появляется нечто «переменчивое»…

От «левого» кадета перейдем к «левым» меньшевикам. Как они смотрят на положение, на «судьбы капитализма» в Европе? Подводя итоги парламентским выборам в Германии и во Франции, «Социалистический Вестник»—центральный орган меньшевиков, писал:

«Уже английские выборы показали, что подпочвенные воды истории подмывают господство наиболее реакционных элементов буржуазии, ставших в странах Антанты у правительственного руля после того, как разъединенный междоусобной борьбой пролетариат отступил на оборонительные позиции. Молот острейших экономических, национальных и политических противоречии, охвативших Европу после Версальского завершения мировой войны, с такой тяжестью ударявший по народнохозяйственному организму побежденных стран, не пощадил и торжествующих победителей, — и те и другие оказались прикованными к одной и той же несущейся в пропасть колеснице послевоенной Европы». («Соц. Вестник», № 11, 28 мая 1924 г.).

«Несущаяся в пропасть» буржуазная Европа! Это сказано несколько сильнее и несколько точнее, чем метеорологическое «переменчивое». И это признание убийственно и для капитализма, и для меньшевизма, который совсем еще недавно объявил оконченной эпоху войн и революций, который рисовал — и все еще рисует — перед пролетариатом исключительно мирные перспективы. Но не видеть то, что есть, меньшевики не могут. Новую «демократическую» вильсонистскую «эпоху» они оценивают следующим образом:

«Новая международная ситуация приносит с собой более мирные, более культурные, более осторожные методы осуществления Версальского договора, чем изживаемая эпоха господства международной реакции. Но от этого сами условия Версальского мира ни на чуточку не теряют своих пагубных последствий для всей хозяйственной и политической жизни Европы. И от этого проект экспертов, стоящий на почве Версальских постановлений, не получает свойства чудодейственного средства, излечивающего все болячки послевоенного мирового хозяйства. Наоборот, он сам несет в себе зерна новых затруднений и новых конфликтов, которые неизбежно возникнут при проведении его в жизнь». (Там же).

Вот приговор, произнесенный самими меньшевиками над новейшей политикой мирового меньшевизма. Ибо ведь «более мирные, более культурные, более осторожные методы осуществления Версальского договора» практикуют именно вожди II Интернационала во главе с Макдональдом. Проект экспертов одобрен и выдается за самое действительное спасительное средство—Исполкомом II Интернационала, за план экспертов энергично стоят социал-демократические партии Франции, Бельгии, Германии, Австрии, Англии.

Мировой меньшевизм прочно уцепился за «несущуюся в пропасть колесницу послевоенной Европы», вместе с капитализмом он катится в историческую яму, и туда же тянет рабочий класс. Мировой меньшевизм и думать не смеет о пересмотре Версальского договора. В английском парламенте Макдональд высмеивает самую мысль о пересмотре. Это вполне понятно. Версаль — это высшее олицетворение политического творчества послевоенного капитализма. Меньшевизм в основном не может осуществлять иной политики, кроме той, которая намечена буржуазией.

Вернемся к «судьбам капитализма». В мае т. г. пленум ЦК партии меньшевиков выработал новую партийную платформу. Во вводной части этой платформы дается обстоятельная характеристика послевоенного капитализма. Платформа констатирует, что «послевоенный капитализм не в силах обеспечить длительного периода действительной устойчивости и органического подъема, что он «перелагает всю тяжесть послевоенного бремени на плечи рабочих масс», что он «понижает уровень жизни рабочего класса» и всем этим «наново обостряет социальные отношения». В области экономики, — заявляет платформа, — «послевоенный капитализм не способен обеспечить столь быстрый экономический прогресс, какой требуется состоянием масс и гигантским разрушением производительных сил Европы». Наконец, меньшевистская платформа констатирует, что «послевоенный капитализм стоит перед лицом непрекращающегося роста сухопутных, морских, воздушных и иных вооружений на фоне массового обнищания и разорения в целом ряде стран и оказывается неспособным действительно обеспечить мир». Общий вывод, к которому приходит меньшевистская платформа, формулирован следующим образом:

«Новая фаза капитализма, не устраняющая основного антагонизма капиталистической системы — противоречия между неслыханным дотоле, планомерным сосредоточением орудий производства в руках немногочисленной олигархии частных собственников и гигантским обобществлением производства в целых огромных отраслях, — неизбежно ведет при колоссальном самосознании масс, с одной стороны, и господствующем состоянии социальной и политической неустойчивости, с другой, к дальнейшему углублению и обострению социальных противоречий. Борьба рабочего класса за политическую власть в целях устранения этих противоречий путем обобществления орудий производства, становится основным содержанием ближайшей исторической эпохи». («Соц. Вестник», № 12— 13, 20 июня 1924 г.).

К этой характеристике послевоенного капитализма прибавить нечего. Самые крайние оптимисты из рядов коммунизма не давали более убийственной характеристики современного империализма, чем это сделано в платформе меньшевиков. И выводы, вытекающие из наличной социально-политической обстановки, также ясны меньшевикам: «Борьба рабочего класса за политическую власть... становится основным содержанием ближайшей исторической эпохи». А в цитированной выше статье об итогах французских и германских выборов «Соц. Вестник» высказывался еще более категорически: «Без прихода рабочего класса к власти нет выхода из послевоенного тупика».

Картина ясна. Капитализм находится в состоянии беспрерывного тягчайшего кризиса. Эпоха войн и революций продолжается. Рабочий класс должен прийти к власти. Только этим путем можно остановить колесо, катящееся в пропасть. Но приход к власти рабочего класса невозможен без революционного свержения капиталистических правительств, без гражданской войны, без диктатуры. Новейшая форма обмана и предательства «левого» меньшевизма в том и заключается, что он, рисуя ужасную картину состояния послевоенного капитализма, декларируя необходимость прихода к власти пролетариата, вместе с тем уверяет рабочий класс, будто он сможет стать у власти без революции, на основе «корректированной» фашизмом демократии, парламентски используя затруднения капитализма. Это величайший обман. Если затруднения капитализма не будут использованы революционной партией для его свержения, если рабочий класс будет надеяться, что буржуазия, попав в «безвыходное» положение, сама добровольно сдастся, то новые и тягчайшие поражения пролетариату обеспечены. На 2-м конгрессе Коминтерна Ленин говорил:

«Абсолютно безвыходных положений не бывает. Буржуазия ведет себя, как обнаглевший и потерявший голову хищник, она делает глупость за глупостью, обостряя положение, ускоряя свою гибель. Все это так. Но нельзя «доказать», что нет абсолютно никакой возможности, чтобы она не усыпила такое-то меньшинство эксплуатируемых такими-то уступочками, чтобы она не подавила такое-то движение или восстание такой-то части угнетенных и эксплуатируемых. Попытаться «доказывать» наперед «абсолютную» безвыходность было бы пустым педантством или игрой в понятия и в словечки. Настоящим «доказательством» в этом и подобных вопросах может быть только практика. Буржуазный строй во всем мире переживает величайший революционный кризис. Надо «доказать» теперь практикой революционных партии, что у них достаточно сознательности, организованности, связи с эксплуатируемыми массами, решительности, уменья, чтобы использовать этот кризис для успешной, для победоносной революции».

Объективная обстановка в Европе революционная. Этого факта не могут скрыть ни либералы, ни меньшевики. Центр вопроса теперь находится в «субъективном факторе», — в организованности и сознательности пролетариата, в его готовности к решающим битвам, в способности его коммунистического авангарда возглавить и завершить победоносно революционное восстание пролетариата. Революционная активность, воля, энергия рабочего класса и его партии, — эти «субъективные факторы» на фоне объективного кризиса капитализма имеют решающее значение. Меньшевизм отвлекает внимание рабочего класса от этого важнейшего обстоятельства и тем оказывает ценнейшую услугу капитализму. Полуменьшевистские элементы в коммунизме («правый уклон»), недооценивая значения «субъективных факторов», тем самым препятствуют победе пролетариата.

Буржуазия отнюдь не страдает грехом недооценки «субъективных факторов». Ее вожди всячески маневрируют, лавируют, сегодня выдвигают одни средства, завтра другие, послезавтра их сочетают, все время имея в виду одну основную цель: сохранение основ капиталистического господства. Какими средствами располагает ныне капиталистическая стратегия?

На первый план выдвинута вильсонистская «демократия». Задача заключается в том, чтобы пацифистскими фразами отвлечь внимание пролетариата от революционной борьбы. Необходимо расколоть пролетариат, необходимо всячески препятствовать его объединению на боевой платформе. Тут главная роль возлагается на социал-демократию, при обострении положения — в особенности на «ее» «левое» крыло.

Одновременно ведется энергичнейший натиск на коммунистическую партию. Социал-демократия воюет против коммунизма по преимуществу «идейно», подготовляя почву для «материального» воздействия со стороны фашистов, полиции и военщины. Задача заключается в том, чтобы разорвать связь между революционной массой и ее боевым авангардом, чтобы обезглавить пролетариат.

Наконец, как одно из средств самозащиты умирающего капитализма, в «резерве» имеется наступление на внешний коммунизм, на Советский Союз. В зависимости от ряда конкретных условий, империализм снова может поставить все на карту и наброситься на республику Советов. Наличность «Демократических» правительств является слабой гарантией в данном случае. Наоборот, в известном смысле «демократия» может стать весьма удобной для проявления империалистического авантюризма.

Необходимо иметь в виду, что буржуазия, выдвигая на передний план «демократию», одновременно оставляет на сцене вооруженный до зубов фашизм. «Демократия» не посмеет тронуть пальцем фашистские организации. Оружие в руках боевых шаек буржуазии сохраняется и приумножается. Малейшее изменение в соотношении общественных сил в пользу буржуазии или начало открытой гражданской войны будет означать, что «демократия» быстро получит по шапке и на авансцену снова выступит фашистско-консервативная реакция керзоновской, муссолинской, пуанкаристской или гитлеровской марки.

Смена боевых методов буржуазии может происходить быстро еще и потому, что если в 1919—1920 г.г. аппарат капиталистических государств был в корне расшатан, а фашизм только еще складывался, то ныне государственный аппарат буржуазии действует неплохо, а фашизм вполне сложился в качестве боевой гвардии капитализма. Кризис фашизма и реакции ни в какой мере не означает их решающего поражения. «Демократия» реакции не страшна, «демократия» сама находится в руках воинствующего империализма. Судьба фашистско-империалистической реакции может быть решена только на баррикадах революционной гражданской войны. И тут снова и снова решающее значение имеет коммунистическая партия. В августе 1921 года, в письме к немецким коммунистам, Ленин говорил:

«Не терять хладнокровия и выдержки; систематически исправлять ошибки прошлого; неуклонно завоевывать большинство среди рабочих масс и в профсоюзах и вне их; терпеливо строить крепкую и умную коммунистическую партию, способную действительно руководить массами при всех и всяких поворотах событий: вырабатывать в себе стратегию, стоящую на уровне наилучшей международной стратегии самой «просвещенной» (вековым опытом вообще, «русским опытом» в особенности) передовой буржуазии, — вот что надо делать и вот что будет делать немецкий пролетариат, вот что гарантирует ему победу».

Фашизм — это практический результат учета буржуазией «русского опыта». Партии Коминтерна учитывают «русский опыт» тем, что постепенно «большевизируются», т.е. приобретают необходимейшие качества боевой революционной партии. В 1918—1919 г.г. европейская буржуазия удержалась потому, что при революционной обстановке не оказалось революционной партии. При новой создающейся революционной ситуации, революционные партии, руководимые Коминтерном, налицо. Объективный и субъективный факторы сочетаются и дают максимум гарантии того, что из ближайшей неминуемой войны классов в Европе победителем выйдет пролетариат.

* * *

Эпоха войн и революций, открытая российским 1905 годом, продолженная балканской войной, китайской революцией, мировой войной, Октябрьской революцией, средне-европейской революцией, — эта великая эпоха революционного крушения империализма и утверждения пролетарской диктатуры продолжается.

Ил. Вардин