Волга ХХI век. Публикация 4

CВОЯ ПРАВДА
Дневниковые заметки. 2014–2015
(Журнал "Волга — ХХI век", № 3-4/2020)

*
Связь стиха с чем-то высшим ощутимее, чем прозы. Как ни излагай в ней
хоть самую сокровенную суть.

*
Окрыляющая радость творчества. А пишешь ведь в стол. А потом –
на свалку. Сколько примеров вокруг: уходит писатель – и как не было,
и написанное никому не нужно. Даже в книжках изданное.

*
Лучшие стихи Рубцова состоят из единственно возможных слов, а стихи
многих других поэтов – из слов случайных. Вынутых из хаоса, а не божественной гармонии.

*
Почти со всеми оценками Бродского – касательно Булгакова, Ахматовой,
Евтушенко и многих других – я, странное дело, согласен, чувствую с ним
родство; а вот его увлечение, самозабвенную подчинённость американской и английской поэзии понять не могу. Вижу при этом, что именно она сделала его творческой личностью величайшего размаха (вкупе с природным даром,
разумеется), а отечественная литература – лишь во вторую очередь. Спорно?
Но не это для мня сейчас важно, я о другом, более личном. О том, как разбегаются в некой узловой точке космополитизм и национально-ментальная
зашоренность, питерский урбанизм Бродского и моя, допустим, узкая, слобожанская лиричность.
Жаль себя, что тут скажешь. Сочувствую и тем, кто безапелляционно
судит о Бродском как о поэте, всего лишь непомерно раздутом мировой
антисоветской и русофобской пропагандой. Всё это здорово, но давайте для
начала осознаем свою ограниченность, друзья, – мысленно говорю им и себе.

*
У Кабанова и Рафеенко вкуса поболее, чем у их украиноязычных сродников по стилистике. Тем не менее, даже они, родня, кстати, по ценностям
и олигархической власти, вынуждены в своей стране реализовываться как
эмигранты.
Ситуация с русскоязычной литературой в Украине и впрямь удручающа:
господдержки она не получала, а теперь, вероятно, и вовсе будет в загоне –
как один из спусковых крючков воображаемого «патриотами» сепаратизма.

*
Печатает издательство откровенную графоманию – надо лишать лицензии. Должны быть квалифицированные редакторы, должны быть их ответственные заключения о рукописях, должны быть рецензенты со стороны,
заинтересованные только в истине, должны быть независимые эксперты в тех
учреждениях, которые выносят последние вердикты и лицензий лишают.
И безумный поток графомании прекратится. И библиотеки от сора очистятся. И общество в массе своей вернётся к подлинной литературе, нация снова
станет читающей. А там глядишь – и по-настоящему культурной. Скажут:
но это дорога назад, это уже было. А сегодняшняя дорога – разве вперёд?

*
– Для кого пишешь?
– В идеале хотелось бы для Бога. И для Рогово. Разумеется, рад был бы
и другим читателям.
– Нет, при таком подходе других будет горстка.

*
Хороший врач терминами не сыплет. И хороший писатель пишет
на живом, родном языке. А не на латинском.

*
Немало стихотворений, причём лучших, Шевченко написал как бы мимоходом, сидя за мольбертом или гравюрой. Даже разговаривая с друзьями.
Да и по себе знаю: когда легче относишься к этому страшному, неблагодарному и ничем другим не заменимому вдохновенному ремеслу – стихам,
получается неожиданно ярче, раскрепощённее, сильнее.

*
– Ясность мысли и языка – талант Анищенко в этом отношении первостатейный. А вот скатывания от ясности в легковесность поэт порой не замечал.
– Да что там! Одно чтение стихов коровам… Мальчишеством обесценил,
маргинализировал значительную часть своего творчества.

*
Авангард как упадническая литература.

*
«Главное – это величие замысла». И вторая самохарактеристика:
«У меня нет ни философии, ни принципов, ни убеждений, у меня есть только нервы». Оба высказывания – Бродского. И в обоих он громадина. Хотя
за второе хватаются узколобые и ликующе обличают, пляшут, как на костях.
Не понимая, что на своих-то костях и пляшут.

*
Кузнецова почти не переиздают, Бродского – сколько угодно. Так востребована русская идея (Кузнецов – одно из её воплощений) не то что
в мире, но и в самой России. А ведь Рейн, друг Бродского и коллега Кузнецова по Литинституту, ставит этих поэтов рядом, на одну доску по мировой
значимости. Вот вам и справедливость, вот вам и земное посмертное воздаяние.

*
– Проза с пространными описаниями и не очень-то нагруженными диалогами изживает себя в небывало уплотнившемся информационном пространстве. Нужен сжатый художественный продукт. И формы его ищутся,
вызревают. Интересно, что это будет.
– Отсутствие литературы.

*
Перевернулось подсознание, несветлыми сделались сны – в них еду, бегу,
иду в Рогово, но то в Старобельске облом, всё срывается, дальше никак,
то в Новопскове. То вот уже и дом наш вижу, рукой подать, сотня, полсотни метров, а что-то неизменно случается непредвидимое и уже стойко ожидаемое – и, нет, не могу дойти!

Снится, что до родины
Бегу не добегу,
До куста смородины
В голубом снегу.

Написал ещё в армии, сорок лет назад, полностью можно прочитать
в сборнике «Ген свободы». И вот уже шестнадцать лет, как сбылось. Только
отнюдь не лирично, а жёстко, слышишь?
К кому это я обращаюсь? Он знает. И они знают.

*
«Рейн – еврейский Есенин». Красиво, даже роскошно звучит. Мне нравится. И попутно, по другой составляющей, даже восторгает: умеют же
и несочетаемое сочетать себе на пользу!

*
Три года уже, как нет Анищенко. Ивантер был его другом. Много помогал. И я постепенно понимаю, что прежде всего за эту помощь я стал внимательнее вчитываться, а потом и ценить стихи Ивантера. Такая вот немного
ангажированная, благодарная получилась эстетика, искривлённые, а не объективные критерии. Впрочем, сам Анищенко числил Ивантера среди лучших
современных поэтов.
«Не из благодарности ли за помощь?» – иногда вертится у меня мысль,
но я её отгоняю.

*
– Что с того, если бы Рубцов поездил по америкам-европам?
– Как что? Это только ухудшило бы, исковеркало, иссушило его стихи.
Ну вдруг он возьми да и предайся «глубине» впечатлений от этих поездок.

*
Почему нет серьёзной и честной литературной критики? Потому что нет
гражданского мужества у критиков. Даже заикнувшись, они поневоле должны выражать свою общественную позицию. А прямодушная, совестливая
позиция лояльной к существующему порядку вещей быть не может. Танцевать же вокруг назначенных в светочи гороховых чучел и вовсе не пристало.
Вот и молчат наши серьёзные, но не мужественные критики, вот и нет у нас
правдивого слова о литературе.

*
– Важно, чтобы не было любви – к родине, людям, чтобы не было благоговения – перед бытием и Создателем, а царил депрессняк. Такого литератора поддержат, лишь старайтесь, ребята. И ребята лезут из кожи. Как змеи
при линьке.
– Змеям и стараться не надо. Это их естество. Только из-под каких мёртвых корневищ их так много вывалилось?

*
В больших количествах однотипная поэзия, как у Зиновьева, вещь тоже
не вполне выносимая.
Хотя считалось же «бургомистрами» и самим Эренбургом: есть пятьшесть хороших вещиц на всю книжку – и добре. А тут десятки и десятки.
Непредсказуемых и, к сожалению, одновременно уже понятных, угадываемых заранее. Драма большого поэта и его стилистико-содержательных
предпочтений, ставших цепями?
Но утешимся: разнообразной чаще бывает всякая мелкота.

*
Литературе научить нельзя. Только каким-нибудь тонкостям ремесла.
Но зачем они тебе, если у тебя нет первостепенного таланта, если ты талант,
допустим, средней руки? Они станут лишь твоим несчастьем, видимостью,
фикцией посвящённости и призванности. Средним талантом, даже помноженным на ремесло, ничего серьёзного в творчестве не добиться. А если первостепенный талант у тебя есть, то о тайнах литературы он знает гораздо
больше, чем можно научить, а уча – испортить.
Отсюда один из выводов: Литинститут можно и даже полезно ликвидировать, пусть не множит несчастья. Несколько процентов успешности, которые он продуцирует, не стоят сотен изломанных судеб, тысяч блужданий
по чужим тропам. Достаточно филфаков или вообще самообразования, если
кому-то приспичит обогатиться теорией.

*
Сравнивают «Пирамиду» и «Мастера и Маргариту». У Леонова – ангел,
у Булгакова – дьявол; там трудный растянутый текст, тут – яркое динамичное повествование. Кто виноват, что «Пирамида» не востребована широким
читателем – ангел? Кто помог «Мастеру и Маргарите» стать мировым бестселлером – дьявол? Полноте. Леониду Максимовичу надо было как минимум
считаться со стилистикой изменяющегося времени. Но как? Себя по заказу
не переделаешь. А ему ещё в двадцатые вменяли в вину дворянскую архаику
стиля. Справедливо вменяли. Но он дотянул этот стиль до лихих девяностых.
Не слишком ли?

*
Силы, терпение, таланты даются нам вровень с тем временем, в котором
выпадает жить. И порой кажется, что другое время мы, может, и не сдюжили бы вынести.

*
Равный убил Мандельштама? Нет. Более-менее равный только столкнул
его во мглу животного низа. И уже этот низ, безличный, дышащий миазмами
запредельного зла, сожрал поэта, даже не задумываясь, кто перед ним.

*
– Лирика появилась из страха смерти.
– А может – из любви?
– А любовь, ты думаешь, из чего? Из того же страха.

*
Общее качество литературы зависит от тех, кто занимает в ней командные высоты. Так было, есть и будет.

*
В трактовках филологов то и дело вылезают идеологические ходули,
всякие философские и психологические клише, читать противно, тем более
когда анализируемый текст многошумен, как лес, и к ходулям меньше всего
сводим.

*
Витийство – а оно преобладает даже в очень хорошей поэзии (вся Ахмадулина из витийств состоит) – иных приводит в никуда, а у Зиновьева оголённость, непритязательность слова плюс какое-то непоколебимое «ничтоже
сумняшеся» дают ошеломительный результат.
Так муза насмехается над чрезмерно кудреватыми и возносит простых
как правда.

*
«Всерьёз не писать, всерьёз не думать, всерьёз не жить».
А что, по-постмодернистски оно ведь и вправду гораздо легче воспринимать этот усложнившийся и сходящий с ума мир.
Защитная реакция – вот он что, этот постмодернизм.
Хотя для кого-то и идеология. Очень прибыльная.

*
Минор советская власть не любила. Но за сквозную ноту покоя и показного всепрощения печатала Жигулина, не вменяла в вину тихую грусть
и светлую печаль. Однако из-под контроля, само собой, не выпускала. Чтобы
бывший политзэк вдруг не начал зарываться, напоминала о себе и своих возможностях разными методами.
Именно в таком ключе мы комментировали приход Жигулина с загипсованной рукой на очередной семинар в Литинституте.
«Случайный» прохожий метил по голове трубой, завёрнутой в газету,
но Анатолий Владимирович подставил руку. Добивать или посильнее увечить
«воспитатели» не стали – сочли, что для закрепления урока на текущем
этапе этого достаточно.

*
– Когда душа смазана, амбивалентна, невыразительна, то и стихи такие
же. Сначала определись в ценностях, наработай убеждения, а потом уже
пиши.
– Что? Агитки?

*
Неизвестный поэт и неизвестный солдат – есть что-то общее в судьбе?

*
А ведь о поэзии уже забыли – что она такое. Или есть ещё где-то мальчик в селе, который открывает объятия навстречу берёзе и клёну, слышит
чистую музыку тайны и слова? Душа которого ещё не переформатирована
под последующее порабощение и долгую посмертную казнь.

*
Раньше поэты слушали природу, сосен шум, сейчас, как все, слушают
мёртвоговорящий зомбоящик. Да и поэты ли это?

*
Предварить эти записки можно было бы словами: «Клиповому сознанию
современника посвящаю». Да как-то вычурно будет.

*
С нашего курса после разрушительных девяностых литературой не прекратили заниматься единицы. Отчаюги. У остальных победило чувство целесообразности: зачем тратить усилия впустую, когда речь идёт о выживании
и надо класть себя на добывание насущного. Даже плохонький музыкант
в подворотне играет не бесплатно. А тут не то что гонораров – за свой счёт
надо издаваться, сети распространения книг никакой, гоняться за копеечной премией унизительно и нет смысла – всё равно отдадут прикормленным
и лживым.

*
– А инопланетяне создают музыку, пишут стихи? Нет? Тогда какие они
боги?
– Именно потому и боги.

*
– Писать стихи – даже самые пафосно мужественные, гражданские или
постмодернистски крутые, матерные – культивировать в себе и в обществе
инфантилизм.
– Так и про веру можно сказать. Но что в ней плохого?

*
Сколько многозначительности у Тарковского. Хотя бы в том же «Солярисе». Как хотелось тогда впитывать её и разгадывать. И как наивна она,
как не работает сейчас.

*
Что-то затягивается у меня этот период – не пишутся стихи. И писать их
не хочется. И становится даже странно, что так долго ими жил. Можно ведь
и без них.
Так, наверное, уходит одно за другим что-то важное, пока не уйдёт
и сама жизнь. И где-то поймёшь, что можно и без неё.

*
Бродский о Кушнере: «Грызун словарного запаса». Каково? Кто скажет
короче и точней?

*
Можно было бы читателю и без «Поднятой целины» прожить. А вот без
«Тихого Дона» – вряд ли. Глыба в литературе, в истории. Бушующее море
в ноосфере.

*
Чтобы стать поэтом, нужна любовь. А ненависть – штука третьестепенная. Более того, её может и не быть. Как нет, вероятно, у высшего творческого начала.

*
– Он – поэт, и деловые разговоры богачей вряд ли его привлекают.
А если и привлекают, то лишь затем, абы щёлкнуть по носу какого-нибудь
слишком заносчивого.
– Не заблуждайся. К бедным у него такое же отношение. Он ведь
не копейки считает в карманах, а нечто другое – в наших душах.

*
Искусство как игра, а не откровение, тем более – мистическое. Облегчённый подход? Но как раз при таком подходе достигаются сегодня более весомые художественные результаты. Не верите? Спросите у авангардистов, чем
они покорили мир и вас самих. Ответят: «Да, именно сим победиши».

*
Странно, что проза требует мыслей и мыслей, а вот мыслям и мыслям
не нужны ни проза, ни тем более стихи.

*
Лариса Васильева организовала встречу Кузнецова со студентами в актовом зале Литинститута. Оратор из поэта был не ахти, но кто хотел слышать – услышал многое. Нам с Сергеем Куцем хватило. Выходили мы из зала
в сосредоточенном и приподнятом молчании. А вот Грицко Чубай в группке
украинцев позади нарочито громко повторял:
– Какой некультурный поэт!
Вкус Чубая, как я понимаю, воспитывала прежде всего восточноевропейская, даже не традиционно украинская литература. Ну и – понятное неприятие литературы русской. Считаю этот вкус до сих пор слишком эклектичным.
И читать мне в таких стихах практически нечего. Даже если это не Чубай,
а более собранный и талантливый мой земляк из-под Луганска Василь Голобородько.

*
– Всегда удивлялся тем, кто отдаёт предпочтение новостям, политике, вообще всякой всячине, но не литературе и не статьям о ней. Теперь
начинаю удивляться и себе. Новый номер ЛГ или ЛР – и что? Пролистну
за несколько минут – и ни на чём не остановлюсь всерьёз.
– Потому что там стало нечего читать.

*
Художник ищет образ, мысль, а не истину. Воспринимает мир дробно,
а не синтезировано. Искушённых художников много, «наивный» Толстой –
один.