Рассказы о войне ветерана 468

                З Е М Л Я  Г У Д И Т

                Повесть

                Автор повести Олесь Гончар


  Олесь Гончар(1918-1995), полное имя — Александр Терентьевич Гончар —
украинский советский писатель, публицист и общественный деятель.
Участник Великой Отечественной войны.
Один из крупнейших представителей украинской художественной прозы
второй половины XX века. Академик АН Украины (1978).
Герой Социалистического Труда (1978). Герой Украины (2005 — посмертно).
Лауреат Ленинской (1964), двух Сталинских премий второй степени
(1948, 1949) и Государственной премии СССР (1982).

Продолжение 6 повести
Продолжение 5 — http://proza.ru/2020/11/04/1989

  Дни наступили серые, бесцветные, похожие на сумерки. Повеяло ранними осенними холодами. После восьми вечера город замирал и никто, кроме немцев, не имел права появляться на улицах. Ночи стали неестественно длинными. И всё-таки по ночам люди чувствовали себя лучше. Фронт, который днем уже не был слышен, по ночам ещё глухо гремел сплошным, будто подземным рокотом. Каждый вечер на горизонте зловеще вспыхивали далёкие, еле заметные «лампады», развешанные самолётами. Сегодня более мелкие, чем вчера, завтра более мелкие, чем сегодня. Стёкла на веранде уже не откликались на вздохи далёких пушек тонким дребезжащим звоном.

  В первые дни Ляля, вняв просьбам больной матери, никуда не выходила из дому. К ней тоже никто не приходил. Через соседских мальчишек обменивалась лаконичными записками с друзьями, будто все они были под домашним арестом. С утра до вечера читала, читала запоем, как бывало раньше, когда готовилась к серьёзным экзаменам. У них, на Кобыщанах, немцы тоже не появлялись, расположившись преимущественно в центре города. На глухой улице баснописца Гребинки по-прежнему паслись под заборами козы, равнодушные к войне и к миру.

  Константин Григорьевич осуществил своё намерение и пошёл на работу в городской пункт «Скорой медицинской помощи», которым он руководил перед войной. Немцы пока не вмешивались в дела этого скромного учреждения, и врач приступил к делу с таким независимым видом, будто оккупантов и вовсе не было в Полтаве. Ходил с санитарками по садам и вылавливал брошенных раненых коней, чтобы было на чём возить пациентов.

  На базар ходила тётя Варя, или Варвара Григорьевна, как почтительно звали её все Кобыщаны. Длительное время в сёлах поблизости Полтавы учительствовали сёстры — старшая, Варвара Григорьевна, и младшая, Надежда Григорьевна. Уже в первый год учительствования шестнадцатилетняя Надюша приглянулась земскому фельдшеру Константину Убийвовку, юноше с бравыми усами, с вышитой петухами манишкой во всю грудь. Мечтательной учительнице он также пришёлся по душе. Однако сначала материальные недостатки семьи Убийвовков мешали молодым жениться, потом началась империалистическая война, и Константин Григорьевич, надев серую шинель, пошёл мерить Галицию и высокие Карпаты. Пять лет ждала его Надя. Поженились они только во время гражданской войны. Маленькая Ляля с первых дней своей жизни уже имела как бы не одну, а двух матерей. Для одинокой бездетной тёти Вари светловолосая девочка сестры стала отрадой сердца, и тётя тайком и неуклюже осыпала Лялю своей искренней, нигде не растраченной любовью.

  Выйдя на пенсию, тётя Варя стала жить в семье сестры. Жилистая, сухая, маленькая и цепкая, как крючок, она вела все хозяйственные дела, никогда не уставая, никогда не болея, ни о ком, кроме самой себя, не забывая. Чуткая семья хорошо понимала её молчаливое самопожертвование, скрываемое под внешней суровостью. К новым оккупационным порядкам Варвара Григорьевна отнеслась с явным презрением. На базар она отправлялась воинственно и сердито, похожая на маленькую взъерошенную наседку. С тех пор как немцы заняли город, тётя Варя сердилась и покрикивала на всех и вся. А с базара возвращалась вне себя от гнева.
— Вы только подумайте! — закричала она сегодня ещё с порога, глядя на присутствующих выцветшими, почти белесыми глазами. — Проходимцы окаянные, они приняли меня бог весть за кого! Паненкой называть женщину моих лет!

  Ляля медленно закрыла книгу и молча посмотрела на тётю Варю, сжавшуюся от гнева и обиды в сухой жилистый клубочек.
— Только приблизилась к базару, как вдруг подошли ко мне два шалопая, и, заглянув в кошёлку, процедили:
«Ком, паненка, шляфен в тюрьму!» Ещё и ржут при этом, мерзавцы! Если бы соседки не заступились, потянули бы, собаки, я вам говорю. Вот настали времена!.. Говорят, тюрьма уже битком набита. Врача Гринберга повели со всей семьёй — с женой и детьми. Самого маленького жена держит на руках, а он, глупыш, ещё и смеется. Ох, дожили…
— Доченька, дай мне воды, — попросила мама, тяжело дыша на постели.
— А по Пушкинской, — продолжала тётя Варя, — гнали наших пленных, идут раненые — никто их не перевязывает, вся улица за ними покраснела от крови. Один нагнулся оправить обмотку, отстал на шаг, конвоир дал очередь из автомата прямо по нему — и не встрепенулся, сердечный. Вот что творится!

  Ляля молча слушала тётю Варю, пристально глядя на неё, суровые глаза её всё больше округлялись, Потом встала, подошла к гардеробу и сняла с вешалки своё синее пальто.
Надежда Григорьевна чуть слышно застонала.
— Куда ты, Ляля?
— Никуда, собственно… Пойду к Серёжке… Хоть душу отведу…
— Теперь везде опасно, Ляля. — Мамины глаза, подёрнутые глубочайшей печалью, умоляли: не одевайся. — Кроме того, сегодня должна прийти портниха.
— Не беспокойся обо мне, мама. Я буду осмотрительна. А портниха никуда не денется.
— Ты надеваешь демисезонное? — ужаснулась тётя Варя. — И модельные?
— Они мне не жмут, — сказала девушка.
— Тебе не жмут, так им бельмом в глазу! — рассердилась тётя. — Сейчас все стали одеваться в самые что ни на есть лохмотья. Сегодня на базар вышли, как побирушки. Я дам тебе свою корсетку…
— Нет. Я буду ходить так, как ходила.

  И она надела пальто и белый берет. Тётя беспомощно держала в руках свою залежавшуюся, побитую молью корсетку.
— Я ненадолго, мама… Прошу тебя, не волнуйся.
Мать снова простонала:
— Но ведь там…
— Ничего. Твоя дочь не растеряется…
Шла быстро, глядя под ноги. На тротуаре шевелилась хрупкая, не успевшая пожелтеть листва. Этой осенью ударили ранние заморозки, и деревья осыпались ещё совсем зелёные. В верхушках голых деревьев высвистывал ветер.

                Продолжение повести следует.