Дети Небесного острова. том 2. глава 46

"Путь Шинго"

Небесный шпион вскочил, будто от судорог, вновь и вновь обнаруживая себя лежащим на жёсткой простыне, прикрытым разодранным ошмётком старого шершавого лоскута – отвратительно оборванным кусочком второй. Лихорадочно озираясь по сторонам затемнёнными глазами, всё ещё не до конца понимая своё нынешнее местоположение, бывший «мистер Шин» видел перед собой лишь сильно смазанные серые тени, постепенно становящиеся всё шире и пластичнее, приобретая облик истощенной, неуютной, примитивно освещённой сумеречной коморки – с недавних пор его томного заточения.
Но даже когда со временем всё встаёт на свои места, суровая, беспощадная реальность разрывает поволоку неспокойного смутного сна, он не перестаёт видеть в своих глазах чудные очертания рыжеволосой девочки с открытым, блистающим в полумраке глубоким напутственным взглядом, однако и они безжалостно исчезают из пределов его видимости, насыщаясь прозрачностью, обращаясь в редкий туман и пропадая. Оказавшись в полном негодовании и растерянности,
Шинго осторожно вытянул передние конечности и опять узрел человеческие руки, что привело его в состояние бешенства – как бы он хотел хоть на одну скоротечную минуту избавится от этой нагромождённой оболочки! Он бы стал птицей, взметнулся в благородную высь и, своими силами отыскав таинственный старинный остров, наконец-то воссоединился со своими друзьями и хозяйкой. Какие трудности они преодолевают? Может, им нужна какая-либо помощь? Все эти грозные видения, всецело пропитанные мглой, явно предвещают что-то недоброе…
Да он бы хоть сейчас воспользовался своими врождёнными умениями изменения обличий и воплотил бы то, что так хотел, присоединившись к команде сопротивления, но… не мог. Борясь с нахлынувшим головокружением, он аккуратно обернулся и отлично заметил бедную фигуру, бесприютно устроившуюся на простынях напротив, отвернувшись к сыроватой стене. Он не смел её оставить, а если бы и попытался, то тут же признал самого себя неблагодарным, ничтожным предателем.
Живой осколочек от неба вполголоса вздохнул, глаза его теперь были объяты такой же тьмой, которая сейчас простодушно свисала с углов их импровизированной темницы. Частью взора, пренебрежительно брошенного куда-то в сторону, он сумел увидеть, что за время его тяжёлой дремоты специально приставленные к коморке пилоты-помощники бывшего капитана «Чёрной флотилии», а ныне самопровозглашённого руководителя станции «Вивет», Люциуса Энцберга, давно занесли им их скудный тюремный завтрак, уже остывший и ставший пресным от длительного ожидания.
Шинго буквально заставил себя подняться и кое-как прибрать скомканное и явно нестиранное постельное бельё, испещрённое дырками и многообразными грязевыми разводами. С самого первого дня нахождения здесь, разоблачённый шпион усвоил, что станция отнюдь не собирается смягчаться и жалеть их, не было ни единого намёка на простое лояльное снисхождение, и женщина, занимавшая совсем недавно высший пост главы на их карьерных ступенях, вовсе не заслужила исключения – законную руководительницу, управительницу, которую все знали под величественным именем «Гертруда», карали пуще самых опасных преступников, давая понять, что она недостойна и доли пощады.
Закончив с простынями и подушками, лазутчик Небесного острова отряхнул с колен приставшие распушившиеся перья, которые клоками торчали из некачественного убранства и, снова поглядев на очередную порцию безвкусного и абсолютно неаппетитной утренней трапезы, пошёл будить опальную руководительницу.
Герда лежала, повернувшись спиной и к без того слабым солнечным лучам, крайне вяло и скупо проступающим сквозь узкую, едва приметную щель между маленькой низенькой дверкой коморки и полом. Из-за регулярного недостатка света, им почти ежечасно приходилось чиркать спичкой, чтобы зажечь предоставленную им свечу и хоть на какой-то срок обеспечить себя самым простым и неравномерным освещением, а также в воздухе появился удушающий смрад гари.
Подойдя ко краю комнаты, где почивала свергнутая глава, Шинго невольно обратил внимание на свечу в подставке, стоявшую подле её постели, и увиденное никак его не обнадёжило – та практически растаяла, остался лишь незначительный фрагмент скользкого бледно-жёлтого материала с обугленным коротеньким фитилём и источавшего резкий запах каждый раз, если его зажигают. Когда им принесут замену – неизвестно, зато ему хорошо был известен жестокий гнилой нрав Энцберга, получавшего огромное удовольствие, зная, в каком затруднённом, без преувеличения бедственном положении находятся его неприятели.
 - Герда, Герда!.. – почти беззвучно прошептал он, легонько коснувшись плеча руководительницы, высунутого из-за простыней – завтрак уже подали, надо вставать.
Тряпичная горка, укрывавшая изнеможённую узницу, медленно поднялась и опала. Приглядевшись получше Шинго увидел, что изменница станции отнюдь не дремала всё это время, потому как обращённый к стене её взор уже давно был открыт и непрерывно, угнетенно смотрел в одну размытую точку. Небесный шпион выразил понимание и самообладание, не стал слишком рьяно её торопить, но при одном взгляде на унылую, истощённую и измученную островитянку милостивое сердце его сжималось от тоски.
Многие её черты, хрупкое телосложение по наследству перешли к её старшей дочери, Эми, а искренние эмоциональные глаза – младшей Рине. За время их заключения осколок от неба поневоле всё чаще и чаще стал подмечать схожести девочек с их матерью, сам не до конца понимая, с чем это может быть связанно: возможно, это проявление обыкновенной печали расставания с близкими друзьями и тем дням, проведённым вместе, но так или иначе, на душе у него становилось лишь больнее, а коротание освобождённых часов только сеяло в нём беспокойство и зябкое, холодящее нутро, ощущение неизвестности грядущего.
- зачем?.. – равнодушно откликнулась Герда, повернув растрёпанную голову к своему некогда преданному секретарю, и тот с ужасом для себя разглядел в её лице всю плачевность и безвыходность их общего положения – чтобы усугубить мои мучения?..
Излучавшие свет глаза предательницы теперь абсолютно затухли, от них исходил лишь один, нестойкий колеблемый луч, да и то почти потерявший надежду. Она смотрела на всё словно через призму, пропитанную безразличием и пассивностью, глаза её будто остекленели.
 Шинго дивился, не в мочи узнать в них ту молодую мать, которую не раз показывала ей малышка, раскрывая перед ним выученную наизусть страницу семейного фотоальбома. На той карточке, сделанной несколько лет тому назад была изображена красивая, наслаждавшаяся времяпрепровождением со своими дочками небесная жительница, она была бедна, но даже в таком тяжком непрочном положении находила повод для радости, ведь, когда Шинго в воспоминаниях своих перебирал обрывки фотографий и воодушевлённые, полные любви и восхищения рассказы юной девочки, он понимал, как девочки были счастливы с мамой, а их мама – с ними.
Для Герды Эми и Рина, несомненно, были настоящим смыслом жизни, и сейчас, будучи бессердечно оторванной от них, она с каждым рассветом, опускавшимся на станцию, оказывалась всё более ослабленной и незаинтересованной к окружающим вещам, в том числе и к самому Шинго, была малоразговорчива, но если и начинала говорить, то в основном сетовала на свою ребяческую наивность, сквозь зубы выражала своё чистое презрение к Энцбергу и могла долго вспоминать бесценные моменты, связанные с её семьёй. «Мы были небогаты, зато свободны. Мы были едины…» - так часто оканчивала она, и живой осколочек, проливая трогательную слезу, только кивал, нерешительно и грустно потупившись.
Тем не менее, спустя несколько секунд, всё-таки не получив от смущённого лазутчика требуемого ответа, пленница откинула подальше грубую простыню, освободившись от неё, затем стремительно и необычно легко подалась к весьма обещавшей пыльной тумбе, на которой и стояли пара тарелок с холодной вязкой кашей, да два пластиковых стакана с водой. Шинго немедленно собрался с мыслями и, быстро поравнявшись с ней, подвинул к ней искривлённую серую табуретку, сам же сел на другую, с противоположной стороны.
Неохотно разменная комки вязкой каши изрядно потёртой металлической ложкой, Шинго немного отстранился от мыслей о несчастной, сломленной Герде и погрузился в далёкие думы, ему было не по силам забыть то видение, снизошедшее на него сегодня. Сам этот сон он уже помнил плохо и поверхностно, но тусклый, полупрозрачный силуэт милой хозяйки-девочки продолжал мерещится ему везде, куда бы он не опустил взгляд. В ушах мелодичной трелью отдавалась настойчивая, но очень негромкая, шепчущая, почти умоляющая просьба:
- Шинго, поторопись!.. предупреди госпожу! Предупреди её…
Как именно предупредить? О чём? Он не знал, но почему-то был полностью уверен в том, что поручение малышки может быть как-то связано с тем, что он несколькими днями ранее увидел, когда при помощи своей способности сбежал из коморки и тайком следил за дальнейшей стратегией самопровозглашённого вероломного лидера «Вивет».
При своих приближённых последователях и сторонников он абсолютно не стеснялся в заявлениях и громких планах по завоеванию непокорного острова, что витает в небесах, прямо сказав, что с содействием соответствующих договорных бумаг, которые он заимел, благодаря своему подлому обману и, фактически, бессовестной, хитро спланированной манипуляции, наконец-то развяжет работу, ставшую для станции всем делом – бурение недр многострадального Небесного острова, дабы вернуть Главному центру, следящего за их скудным успехом в этом деле, доверие и уважение к «Вивет». То же, что он едко и непреклонно промолвил далее, заставило Шинго окоченеть от испуга за будущее острова и его монархиню – коварный и озлобленный, теперешний неофициальный управленец станции пообещал жёстко отплатить госпоже Анн, если той вздумается помешать ему и расстроить его козни.
Возможно, Рина пыталась донести до него именно это? Просила сообщить правительнице о назревающем заговоре? Как бы то ни было, великая глава Небесного острова обладала развитой интуицией и предчувствием, она с самого начала понимала, что за этой кривой ширмой непрерывного молчания со стороны станции скрывается нечто гораздо более сложное и серьёзное – это была истинная угроза!
При этой мысли Шинго даже поперхнулся – липкий овсяный сгусток встал ему поперёк горла. Когда он немного прокашлялся, вновь придя в себя, он посмотрел на выстроенную вокруг него обстановку совершенно иными, ясными глазами и вдруг почувствовал в глубине себя острую потребность что-то изменить, повернуть ход времени и действий в противолежащее русло, сжал ладонь, державшую неестественно погнутую ложку в кулак, а во взгляде его отразилась здравая, обдуманная решимость, которая… которая мгновенно испарилась, как только он поднял его к Герде.
Нет, бывшая руководительница станции ничуть не была причиной сего зла, павшего на многовековые плодородные почвы острова, скорее, она была жертвой, заложницей, точно такой же, как и он сам, как горячо полюбленная им команда сопротивления, госпожа Анн с сыном и дочерью… как весь небесный народ в конечном счёте!.. находясь здесь, в заключении, заботливая мать, желавшая подать своей семье все лучшие блага, недобровольно изолировавшись от двух миров, Герда плавно, хотя и достаточно стремительно угасала в этих четырёх стенах, для её бытия не было больше никакой мотивации. Он никогда не искупит свою вину перед Риной и её сестрой, если оставит их мать в таком удручающем положении!
Хотя, на самом деле, живой осколочек был полон стремления сейчас же преодолеть коморку, использовав проворность и крохотность муравья, а потом, найдя подходящую, удобную лазейку, обернулся бы быстрокрылой птицей, заметя свои следы и удалившись с «Вивет». Но теперь, после всего того, что произошло, он не мог заставить себя претворить эту идею побега, сколь не старался, ведь было достаточно одного косого взора на Герду, выглядевшую, как поникший, высушенный цветок, чтобы два прочих, но не посторонних его качества – безвозмездность и сострадание – взяли его за душу…
Свергнутая руководительница скоро поймала и прочла рассеянное, будто бы сонное наблюдение своего недавнего доверенного лица, но подала вид немногим позже, когда справилась с большей частью оставленной ей утренней порции. Трапезничала она очень спокойно, не торопясь, зачерпывая ложкой лишь самую малость от всего холодного блюда. С момента заточения в практически безлюдном крыле станции, Шинго оказался глубоко обеспокоен её здоровьем, так как, очутившись в безволье, она очень мало питалась и часто недоедала, и он боялся, что если подобная закономерность продолжится чуть дольше, то аккуратная изящная фигура Герды из признака стройности превратится, скорее, в показатель худобы.
- отчего ты так грустен?.. – вдруг спросила она очень тихо, почти шепча, но, не дожидаясь от него признания, покачала головой, вздохнув и отодвинув от себя тарелку – сегодня мне опять приснились мои крошки – Эми и Рина… ах, - она опечаленно опустила глаза, готовая рыдать от безысходности – увидимся ли мы когда-нибудь снова?.. – она вновь резко подняла их, и посмотрела на Шинго так пристально и остро, будто хотела у него что-то выпытать, из-за чего ему молниеносно стало неловко – мы прогуливались с ними по широкому душистому полю, но они постоянно окликали меня и что-то бормотали, маша руками. Мне показалось, что они хотели известить меня о чём-то, о чём-то очень важном… но я была так взволнованна их встревоженными сбивчивыми восклицаниями, что не разобрала ни строчки!..
При этих словах Шинго не на шутку насторожился. Значит, такие сны являлись и ей. Именно в этот момент Шинго впервые стал сильно колебаться, он уже ни в чём не мог быть уверенным. Теперь он получил чёткое подтверждение, что слова, которые ему сказала Рина и которые рикошетом отбивались в его голове были действительно серьёзного содержания. Но они всё ещё не были целиком ему понятны: неужели, проницательной госпоже Небесного острова угрожает настолько катастрофическая и неотвратимая беда.
Ему яро захотелось рассказать пленённой управляющей о похожем сновидении, однако он так и не успел этого сделать к своей огромнейшей досаде: в прогнившую маленькую дверь безвестной коморки трижды громко постучали, затем раздался скрип, не предвещавший ничего доброго, и когда пострадавшие за свою честь, справедливость и откровение заложники оглянулись к ней, то увидели зияющий чернотой проём, в который, значительно пригнувшись, прошагал сам алчный названный лидер станции – Люциус Энцберг.
Шинго совсем не удивился этому, лишь слегка приподнял брови – этот чёрствый, бездушный властолюбец, только и помышлявший о своём положении на станции и влиянии, как на «Вивет», так и за её пределами, после их заключения стал частенько захаживать к поверженным врагам, в основном, чтобы полюбоваться их трудным житьём взаперти, выразить своё злорадное торжество над ними, морально опрокидывая в грязь, или выплеснуть на них всю свою лишнюю желчь, какой у него было предостаточно.
 Три особо приближённых человека – несколько преданных пилотов «Чёрной флотилии», в одном из которых было несложно угадать того самого Питера, повязавшего Шинго и потому заслужившего редчайшую, просто фантастическую награду – одобрение возвысившегося капитана, быстро опередили своего повелителя, незыблемо встав перед ним, приноровившись защищать его от возможных нападок недовольных узников.
Обезвреженный шпион рывком поднялся с табурета, отчего тот пошатнулся и рухнул на пол. Бестелесный осколок от неба чувствовал, что едва способен сдерживать подступающий к нему гнев, когда этот обманчивый, отвратительный корыстолюбец, преждевременно возомнивший себя владыкой над всем Небесным островом, приблизился к нему. Сначала Шинго был настроен довольно храбро и непоколебимо, но лишь Энцберг заострил на нём испепеляющий, полный неприкрытой свирепости взгляд, колени его невольно подогнулись, задрожали и герой великого острова в ужасе отпрянул к стене.
 Герда, до этого весьма посредственно оценивавшая действительность, узрев эмоции, полыхающие в глазах Люциуса искрящимся, неугасимым, набирающим мощь пожаром, тоже оживилась и, покинув обеденный уголок, шустро попятилась к Шинго.
 Он, хоть и был в искреннем негодовании и растерянности, скоро припомнил, что не видел её в таком испуге и панике с тех пор, когда их обвинили в предательстве и безвылазно заперли здесь. Весь всклокоченный вид Энцберга, его распухшее покрасневшее лицо яснее многих слов говорили в какой ярости был прежний капитан, в каком он был бешенстве, да так, что даже у закалённого небесного осколка, который немало чего перенёс и пропустил через себя будучи членом сопротивления и шпионом на «Вивет», волей-неволей застывала кровь в жилах.
В подтверждение своего неуравновешенного, свирепого состояния, Люциус бодрым шагом прошествовал к старой тумбе с брошенным заложниками завтраком и, обхватив её крепкими руками с обеих сторон и приложив некоторые усилия, демонстративно оторвал её от пола. Со звучным дребезжанием прокатились по её плоскости кухонная посуда и принадлежности – тарелки, ложки и так ими и не затронутые немного помятые по бокам пластиковые стаканчики с водой – а затем, достигнув самого края, камнем рухнули вниз, с пронзительным звоном и грохотом ударившись оземь и разлетевшись на десятки искривлённых осколков. В оторопи вытаращив глаза, Шинго с нескрываемым страхом обнаружил, что большинство из выданной для них утвари оказалось разбито вдребезги.
После тело Энцберга начали сотрясать истерические конвульсии. Он легко и быстро отшвырнул широкую тумбу из красного дерева прочь, словно это была не тяжёлая мебель, а всего лишь какой-нибудь увесистый камешек. Нещадно потрёпанная временем тумба послушно отлетела в дальний угол и, вновь столкнувшись с твердью, с громким и немощным скрипом отворила свои дверки. Его сопровождение, четверо доверенных пилотов, прежде с немой грозностью поглядывавшие на происходящее, моментально изменились в лицах, которые тотчас побледнели, и отступили поодаль от заключённых, не решаясь мешать и задерживать своего начальника.
Небесный шпион судорожно глотнул ртом воздух – ему внезапно стало нехорошо, перед глазами замельтешила какая-то светлая рябь, человеческие ноги и руки перестали слушаться. Рядом с ним, прислонившись к прохладной стене, стояла Герда. Узрев весь тот переполох и сумасшествие, который на эмоциях учинил её некогда главный и безмерно доверенный помощник в приступе абсолютного безумия, она только сдавлено ахнула, опасливо содрогнувшись, и теснее прижалась к живому осколку, принявшего форму человека, ощущая себя полностью беззащитной и безнадёжной.
Энцберг сделал ещё несколько глубоких вдохов и выдохов с зажмуренными веками, по-видимому, начиная понимать, что уже серьёзно потерял над собой контроль. Позже он, снова раскрыв взгляд, стремительным шагом двинулся к тем, кого он мнил изменниками, опасными для станции, вынудив их по-настоящему врасти в стену. Когда он подошёл к ним на достаточное расстояние, сопротивленец Небесного острова превосходно разглядел, что глаза его были сплошь залиты кровью.
- хитрецы! Глупцы! Осрамлённые предатели!! – выл он, смотря прямо на них, само лицо бывшего капитана, а нынче «руководителя» было всё перекошено от злобы и негодования – а я-то думал, что наконец-то смог поставить вас на место!.. но вы и здесь, в полной глуши, оторванные от мира и без всякой связи сумели о чём-то донести своим проклятым дружкам!..
Инстинктивная защитная дрожь поразила Шинго, ноги его, потеряв надёжную опору, вот-вот грозили ему разойтись по скрипучему полу. Он и сам не слишком понял, каким чудом ему удалось выдержать разящий, заполненный искренним презрением, взгляд Люциуса, отважно выпрямиться и храбро проговорить:
- донести? О чём вы…
Он взаправду был сильно удивлён или, вернее даже, ошеломлён словами их очернённого захватчика, но тот совсем не собирался выслушивать его недоумённые вопросы, эмоции его продолжали кипеть, набирая силы.
- молчать!.. – подобно грому рявкнул сгорающий от раздражения Люциус. Он было в порыве чувств замахнулся на бесстрашного шпиона, чтобы дать ему суровую пощёчину, но вдруг передумал и резко зажал стальными пальцами его подбородок, не давая ему продолжить – тут имею право говорить только я! Вы должны знать, что более вовек не сыщите от меня пощады, но я не потерплю того, если вы не откроете мне свои маленькие тайны… - новый, но уже освоившийся управитель неспешно отпустил Шинго, и он, неприятно поморщившись, дотронулся тыльной стороной ладони до больного места – в противном случае, я и глазом не моргну: сотру в порошок и вас, и вашу «доблестную» команду, и остров с вашей ненаглядной госпожой!
Пока осколочек морально успокаивал себя, попутно размышляя о том, что происходит на уме у обезумевшего Энцберга, вперёд неожиданно для всех вышла Герда, скрывавшаяся у него за спиной теперь закрыла былого секретаря Шина своей. Когда борец за Небесный остров изумлённо вскинул голову, то заметил, насколько твёрдой и решительной была её поступь, туман, заволакивавший её глаза, бесследно рассеялся, вместо него появился взвешенный блеск определённости, и на миг ему показалось, будто он вновь видит возле себя ту собранную, ясноокую руководительницу, всегда впечатлявшую его своей обдуманностью и рассудительностью.
- мы не понимаем, про что ты говоришь, Энцберг, - произнесла она довольно уверенно, голос её не сорвался, пусть и ещё чуть колебался.
 Она смотрела на своего лживого сторонника непоколебимо, но Шинго мог представить, какой для неё это был труд, ведь за внешне сдержанным взором давно пустила корни неизлечимая рана непримиримости, что её «покорный слуга и вечный друг так подло нанёс ей, и этот отпечаток вряд ли уже исцелиться, он останется пожизненно с ней и никогда не заживёт.
- ах, не понимаете?! – взвинтился Энцберг, принявшись гордо расхаживать по небольшой коморке при этом бодро жестикулируя. Этими своими движениями он полностью оттеснил своих спутников-пилотов, во взглядах коих уже горел сущий страх и смятение, они осторожно подались назад и скрылись, беззвучно хлопнув маленькой низкой дверью – вы же помните, дорогая мисс Гертруда, что незадолго после нашего масштабного поражения у Небесного острова и поднятия на смех перед ним, я кардинально занялся человеком, который бы смог зорко пронаблюдать за происками этих детишек и качественно их пресечь. Я предложил вам наилучшую кандидатуру, и вы её, надо сказать, одобрили. Все эти два месяца, прошедших со дня нашего злосчастного провала, пилот тридцать седьмого дирижабля, Квентин Уолтер Гифт, добросовестно исполнял своё задание, след этой кучки сопротивленцев привёл его на новый, ни с чем не сравнимый остров. И вот, спустя пару суток после того, как он написал нам, что цель близка, он внезапно перестаёт выходить на связь!.. – он быстро застыл, остановив свой жадный взор на недавней начальнице – отвечай же, несчастная изменница, как вы сумели предостеречь недоброжелателей, осквернивших «Вивет» ?..
Нынешний, несогласованный глава станции, какое-то время помолчал, думая услышать внятный момент, но затишье Герды затянулось, её взглядом будто снова завладела муть. Видя, что нервы и нестабильное терпение ненасытного корыстолюбца совсем скоро не выдержат, и он вновь неистово закричит, Шинго шагнул к отречённой руководительнице и осторожно потряс рукав её помятого костюма, прежде бывшего строгим и деловым, но сейчас больше напоминающего заношенные серые лохмотья, желая тем самым поторопить. Это на самом деле помогло: Герда торопливо потрясла головой, отгоняя лишние мысли, глаза её сверкнули неустрашимым вызовом.
- будучи под вашим покровительством я совершила немало ошибок, это так, - ровно промолвила она – находясь здесь уже более недели, не сомневайтесь, у меня было достаточно свободного времени, чтобы все мои поступки обдумать и по-новому переосмыслить. Да, я изменница. Я была настолько наивна, доверчива и слепа, что попросту не замечала тех дел, которые вы нескромно проворачивали прямо у меня под носом. И я не понимала, что даже за все богатства прославленных почв Небесного острова, вы бы ни за что не дали моим девочкам то, чего они воистину заслуживают! Вы использовали меня!.. – голос её на мгновение затих, но, прежде чем распираемый собственной ненавистью Энцберг смог вставить слово, она сконцентрировала вокруг себя всю свою волю и смело добавила – но теперь я прозрела, и я готова отдать свою жизнь без остатка, чтобы искупить свои бездумные, неосмотрительные поступки, перечащие нормам Небесного острова, вселяющие в него раздор и ненастье. Я осознала, что лучше уж прослыть изменницей на мелочной, грязной, двуличной станции, чем подвергнуть предательству мою исконную, мою ценнейшую родину!
Последнюю фразу она выкрикнула очень гордо и восхищённо, чем окончательно разрушила и без этого крайне неспокойные нервы разгорячённого самопровозглашённого главы. Люциус опять взревел, давясь своим гневом, и подскочил к пленнице «Вивет» настолько резко и безжалостно, что из груди у неё снова вырвался тихий ах, а сама Герда немедленно отшатнулась, отступив подальше от человека, в недавнем прошлом бывшем ей правой рукой. Это действие, однако, не помешало ему стиснуть зубы в искривлённом зловещем оскале и занести над ней мощную ладонь…
- вы у меня за всё ответите! – без устали пламенел он, не пряча громких угроз – я уверен, вы как-то замешаны в этом деле, вы лишили станцию важного козыря в рукаве, вырыли одному из самых успешных моих людей яму, заманили в ловушку! Вы получите достойную кару за это преступление, и не сомневайтесь!..
Изливая на них всю свою недовольство, раскинувшиеся в его гнилом нутре неуправляемой яростью, он замахнулся, собираясь ударить заложницу по лицу – бедная Герда вновь упёрлась в стену, встав на носки, но практически не сопротивлялась, не пыталась предупредить и остановить его намеренья – она только зажмурилась, покорно принимая судьбу. Шинго ласково взял её за плечо и немного выступил вперёд, надеясь загородить её собой при гнусном выпаде Энцберга – по искрящимся, будто два огонька, глазам маленького осколка было понятно, что своим своевольными повадками, ощущением беспредельного властвования и дурманящей вседозволенности, своими отвратительными, неуважительными нападками, которые Люциус не смог надлежаще обосновать, возвеличившийся капитан уже порядком его разозлил, а ведь у всего должна быть своя чёткая граница!
Безусловно, в небольшой скромной коморке был готов разгореться настоящий беспредел, всё зависело лишь от окончательного решения бездушного названного руководителя. Шинго чувствовал, что если ничего не получится изменить, он вскоре перестанет держать ответ над своими дальнейшими свершениями, но хладнокровно и щепетильно наблюдал за рукой, нависшей над беспомощной женщиной – она начала опускаться…
На секунду ему почудилось, что он сумел различить в хищном взгляде Люциуса какую-ту мельчайшую игру света, блеск, отразивший некое мрачное удовлетворение. Он понял, что сейчас – самое время встать ему наперерез, чтобы нарушить эту дерзкую, безрассудную цепочку жестокости, но вдруг ладонь, молниеносно приближавшаяся к смирившийся Герде, замерла – в дверь коморки трижды учтиво постучали.
- мистер Энцберг, сир, к вам можно?..
Герда, Шинго и жёсткий управляющий одновременно повернули головы на звук. Небесному шпиону не составило труда угадать принадлежность этого вежливого, услужливого тона, в котором всё-таки проскальзывали строгие мотивы – это был никто иной, как Рубен, один из самых активных сторонников Энцберга, бывший командующий, содействовавший свержению и пленению Герды, а заодно и её секретаря-лазутчика. За неутомимую неотступную службу и личную преданность, тот, чувствуя наступление своей эпохи, назначил солидного и опытного приспешника своим приемником – капитаном «Чёрной флотилии», и пожалуй, имел к нему больше доверия, чем к остальным своим приверженцам вместе взятым.
Энцберг с видимым нежеланием и досадой опустил руку, взор его чуть погас, став более спокойным, но в нём читалось явное разочарование в том, что он не успел осуществить задуманное. Поведя плечом, он развернулся к двери и громко сказал:
- войди!
Дверь тут же отворилась, и у коморки показался несколько приземистый по сравнению с самим Энцбергом силуэт. Рубен торопливо вышел вперёд, к своему начальнику, и всё пространство коморки невольно озарилось ярким блистаньем его наград и медалей, величественно усеивавших его новую капитанскую форму с металлическими вставками, расшитую толстой серебряной нитью, на какую он наскоро заменил свою прежнюю форму, не менее богатую по виду.
На что Шинго обратил внимание в последнюю очередь, так это на то, что попутно Рубен нёс в руках приличную и весьма тяжеловатую стопку макулатуры, что сию же минуту предъявил на суд своему неоспоримому руководителю. Тактично кивнув Энцбергу и поравнявшись с ним, он обернулся в сторону всё ещё открытой двери, будто мысленно призывая кого-то, и спустя несколько секунд из проёма жёстким, отточенным строем вышагали четыре пилота «Чёрной флотилии», покинувшие недавно Люциуса.
- ох, мистер Энцберг!.. – порывисто обратился он к самовольному лидеру «Вивет», вновь повернувшись к нему – я с ног сбился, пока пытался вас найти. Вот, прошу вас взглянуть, - сказал он, покачав головой в сторону документов – здесь мой плановый еженедельный отсчёт, кое-какие мои суждения насчёт слабых сторон в обороне Небесного острова и немного бумаг касательно станции… на подпись – вы ещё не назначили никого достойного на должность секретаря, и поэтому вашему ничтожному слуге приходится совмещать и эту обязанность с повседневной.
Энцберг плавно нагнулся к Рубену, напряжённо сощурив левый глаз.
- не ты ли теперь стал капитаном, а, Рубен?.. – натянуто проронил он, и когда тот вновь поспешно кивнул, приказал – найди на станции усердного и инициативного сотрудника, того, о чьей верности «Вивет» не смеешь и задуматься. Приведи его ко мне, я самолично посмотрю на него и тогда, возможно, одобрю твой выбор.
- так точно! Будет сделано, господин! – быстро отчеканил назначенный капитан.
- что-то ещё? – приосанился Люциус, уперев руки в бока – ты же пришёл сюда не только затем, чтобы напомнить мне о бумажках?..
Главный его помощник резко замолчал в нерешительности, и на памяти Шинго это было в первый раз, когда он видел могучего командующего, а теперь капитана в подобном потерянном виде.
- вообще-то, уважаемый Энцберг, дело в том, что ваш сын… - только начал он.
- что с моим мальчиком?! – настороженно прикрикнул взволнованный отец, и глаза его принялись метать подозрительные молнии – отвечай же!.. Живее!
У Рубена слабо затряслись руки от его тяжкого возгласа, однако в целом он не подал и намёка на свои опасения по поводу Энцберга, вдохнул полной грудью, чтобы успокоиться, и изложил:
- он очень скучает по вам. Вы же знаете, совсем недавно на ваши плечи легла новая работа и новая ответственность. Вы забрали его с земли, потому что ваши родные уже не могут обеспечить ему должное внимание, но и тут вы можете не видеться с ним целыми днями. Как вы велели мне, я приставил к ним двух своих самых надёжных пилотов, они всегда ходят вместе с ним и стараются развлечь, но они не в силах скрасить его будни. Несколько раз я заставал его у вашего кабинета, говорил ему, что вы заняты и просил пока не приходить, но он всё равно упорно пытается встретиться с вами!.. Мистер Энцберг, ваш сын очень любит вас. Я ежедневно требую от своих ребят доклада, и те регулярно пересказывают мне одно и то же: как он без умолку твердит о вашей смелости, силе и героизме… я не хочу давить и указывать вам, сэр, не преуменьшаю ваших забот, но… если найдёте минуту, обязательно навестите и порадуйте мальчишку. Он же ещё совсем ребёнок – ему всего пять.
Энцберг выслушал своего приближённого с невероятным, казалось бы, недоступной ему рассудительностью и спокойствием, чему и Герда, и Шинго очень подивились. Ближе к концу его речи он понимающе кивнул, немного помолчав, затем ткнул пальцем в тяжёлую стопку бумаг на руках у Рубена.
- отнеси это в мой кабинет, - сдержанно приказал он ему – я сейчас подойду.
- как пожелаете, - ответил тот и вновь направился к двери, знаком попрощавшись с четырьмя пилотами, стоявшими по сторонам от выхода.
Когда он исчез в проходе, туда скрипучим шагом проследовал и сам несогласованный управленец. Пилоты стремительно подошедшие к нему, словно стая птиц, тотчас окружили его и бережно провели его вперёд. Шинго увидел, как радостно сияло в это время хитрое лицо Питера Макклиффа, и недоверчиво сжал губы.
У самого выхода из крошечной тесной комнатушки, Энцберг обернулся, и всё то презрение, пропавшее без тени при слушании подчинённого, вновь наползло на его физиономию, загорелись кровавым блеском глаза.
- я считал тебя благоразумной женщиной, Герда, - злобно, но с каким-то едва уловимым оттенком насмешки сказал он – когда я впервые увидел тебя тогда на рынке, я сразу понял: вот она, та управляющая, руководительница, которая нам нужна!.. но ты отказалась быть послушной. Ты сама избрала себе такую участь…
Не успел он кончить последнее слово, как дверь уже оказалась заперта. Шинго лишь смог распознать уже наизусть заученные им очертания амбициозного молодого пилота «флотилии», перед лицом какого с каждым днём открывалось всё больше и больше перспектив, кой является для старших сотрудников поводом для гордости, а среди ровесников и друзей слывёт, как образец для подражания и предмет молчаливой зависти. Питер растянул ехидную улыбку на всё своё круглое румяное лицо и быстро захлопнул дверь, чтобы тусклые тени двух заложников не очерняли день его «господина», не раздражали Люциуса Энцберга ещё пуще…

Шинго печально вздохнул, бросив унылый взгляд на те осколки, в которые по воле рассвирепевшего неутверждённого лидера превратились две неплохие тарелки, на расплющенные одноразовые стаканы из тонкого пластика и прозрачные лужи разлитой воды. Чтобы пускай ненадолго унять неоднозначные, двоякие мысли, отгородившись от крика своего разума и беспрерывно ноющего сердца, он решил занять себя прилежным занятием и, отойдя от невзрачной стены и прошёл к противоположной, где находился своеобразный склад из старых ненужных приспособлений – там он понадеялся отыскать что-то дельное.
Параллельно небесный осколочек посмотрел и на тумбу, бессильно лежащую в ближайшем угле (там, где совсем недавно устраивала свой ночлег Герда), и от увиденного его перетрясло – антикварная мебель, прожившая долгий срок, бывшая скрипучей, неповоротливой и довольно грязной, в тот момент показалась ему совсем безнадёжной и разваленной. Да, натренированность, крепость и мощь Энцберга никогда не стоит недооценивать…
Напротив в коморке расположилась весомая горка из разнообразной мебели, приборов и предметов быта, по каким-то своим определённым критериям выброшенных и оставленных станцией «Вивет». Всяких вещей и атрибутов было настолько много, что Шинго, пробираясь к своей главной цели, тщательно обдумывал и расписывал каждый шаг, чтобы случайно не упасть, пребывая в их грузных рядах, однако всё равно ненамеренно зацепился за поломанный и сильно искажённый ржавый винт дирижабля штаниной и неуклюже спотыкнулся.
Главной же целью его была широкая жестяное хранилище в форме сундука – оно уже не помнило своего настоящего цвета и узора, неплохо облепившись скопившейся грязью и превратившись в подлинное пристанище для пыли. Кое-как, своими силами Шинго едва сумел пробиться до него и, быстро подняв лёгкую крышку, принялся копошиться в безделицах, уложенных туда, то и дело чихая от взмывающих в воздух густых сероватых тучек.
Но пока он искал всё необходимое для ответственной уборки, на сердце и в душе его продолжали маячить смутные сомнения, он фактически колебался между желанием освободить Герду и непреодолимым стремлением помочь друзьям. Перед своими глазами он не замечал ничего, кроме сияния родных зелёных глаз, они смотрели на него спокойно и рассудительно, но их бездонная задумчивость не скрывала нарастающих тревог. Шинго жмурился, мотал головой, понимая, что миссия, пусть даже очень важная и безотлагательная, становится сущим мучением, пыткой вдали от товарищей…
Хотя взор его незаметно для него самого оказался туго окутан размышлениями о дорогой команде сопротивления, о невинной хозяюшке, её сестре и пилотах, он достаточно скоро раздобыл во владеньях сундука вполне себе рабочую и даже нисколечко не разодранную тряпку для уборки. Тюбик наполовину засохшего сильнодействующего клея, которым он решил попытаться воссоединить разрозненные осколки он нашёл одиноко лежащим на длинной деревянной полке, подвешенной над вместительным резервуаром.
Когда он неспешно вернулся назад и нагнулся к полу, чтобы вытереть подтёки воды, пролившейся из раздавленных, почти плоских белых стаканчиков, помутившиеся глаза сами устремились к стройному, морально опустошённому силуэту. Герда уже не могла стоять, а потому медленно опустилась вдоль всё той же мрачной стенки, служившей ей опорой, на колени, а после и совсем распласталась по скрипящим доскам, застилающим твердь. Поначалу она безмолвно плакала, горестно закрыв светлое личико руками, но через несколько минут вытерла слёзы тыльной стороной ладони. Отрешённый беспросветный туман плыл в её глазах, около бывшей руководительницы вскоре расползся ручеёк из слёз.
 Шинго оставалось лишь только посочувствовать ей, он и подумать не мог, какие переживания ей пришлось принять на себя, какой обман она сумела пережить и с какой дерзостью ей пришлось смириться. Энцберг не просто жалкий, ограниченный своими прихотями делец, хотящий получить неограниченную свободу действий на Небесном острове, он настоящий тиран, он чудовище!..
Выпустив ещё несколько слезинок, глаза Герды значительно прояснились. Шпион Небесного острова очень удивился, когда заметил в них какое-то странное сверкание – островитянка нежданно для него самого заинтересовалась его делом, поднялась с пола и, прошагав несколько шагов к своему прежнему секретарю, опустилась рядом, начав внимательно следить за его действиями.
Шинго как раз закончил с протиранием древесного паркета и теперь упорно распределял по кучкам осколки от двух тарелок. Взявшись склеивать первую из них, он на себе испытал, какой это сложный и длительный процесс, сотворить задуманное у него получалось с непосильным трудом: застывший клей выдавливался из тюбика неравномерными комками, плохо ложился на волнистые края осколков и толком не склеивал их друг с другом.
- этой посуде уже никак не помочь, - внезапно хрипло прокомментировала Герда – лучше сразу выкинуть в урну.
- вы так думаете? – серьёзно спросил осколочек от неба, он отложил несклеивающиеся частички и в упор посмотрел в её взор, будто надеясь что-то в нём разглядеть, но увидел там только грусть и глубже вздохнул. Нет, так нельзя. Надо обо всём рассказать ей! – я ведь сегодня во сне тоже видел Рину, она стояла на лугу и умоляла меня связаться с госпожой Анн, предупредить её о чём-то… потом она просто исчезла.
Безутешная мать восприняла его слова с огромным сопереживанием.
- если моя дочь так сказала, значит скоро на Небесном острове случится что-то неладное!.. – уверила она – ах, как бы я хотела сейчас воссоединиться с моими крошками, вновь осесть на окраине леса и каждое утро вдыхать травянистый пряный аромат! Я делала это всегда, но никогда не обращала на это внимание, воспринимала, как должное. Только когда потеряешь что-то, ты осознаёшь, какую неизмеримую ценность оно для тебя имело… смогу ли я когда-нибудь выбраться отсюда и вновь заслужить доверие госпожи и дочек? Моя оплошность… неискупима.
- не говорите так! – не поддался отчаянию лазутчик – из любой ситуации всегда можно найти выход, - он глубоко задумался, не зная, стоит ли продолжать и раскрываться, но всё-таки выдавил – вообще-то, мы можем кое-что сделать.
- правда?.. – очень изумилась Герда, решительно приподнявшись – что же нам подвластно, мистер Шин?
Небесный осколок поглотил целый водоворот противоречивых мыслей, он резко отвёл взгляд, напряжённо вздрогнув, но похоже Герде по-настоящему стал любопытен его план, так как её глаза, ещё пару минут назад мерцавшие тёмным светом безнадёжности, неожиданно воссияли лучом света с новой силой, и на мгновенье он узнал в них неутомимые глаза его хозяйки, Рины, иной раз способные вдохновить его на любые подвиги. Кроме того, деваться было уже просто некуда, Шинго бы не смог так легко сменить эту тему, да ему и не хотелось – он и так устал от груза своей маленькой тайны. Он только склонил голову и раскаянно произнёс:
- меня зовут не Шин, я представитель расы существ шинго, живых потомков неба, не имеющих своих тел, но умеющих заимствовать образ любых других существ, - признавшись в своём происхождении, он, дабы показать искренность своих слов, вытянул вперёд руку и мысленно напрягся. Человеческая пятипалая конечность вспыхнула ярким светом, превратившись в яркую светлую субстанцию. Сперва она была бесформенна, но затем стремительно стала преобладать вид огромного и пушистого белого крыла, похожего на голубиное.
Продемонстрировав ей свой талант, он робко приподнял взгляд. Герда сидела не двигаясь, но она явно не выглядела испуганной. Её молчание и неподвижность продлились где-то с минуту.
- так ты шинго?.. – с некоторым ободрением, на которое тот и не надеялся, переспросила она и взгляд её разгорелся ещё ослепительнее – в юности я много изучала мифологию небесного мира и кое-что слышала о таких созданиях. Выходит, ты с самого начала мог вырваться из оков станции? Так почему же ты раньше этого не сделал?!
Член команды сопротивления даже опешил от её неожиданной реакции и слегка зажался.
- понимаете… - неловко начал он – я познакомился с сопротивлением, с вашими девочками в самом начале их тернистого пути. Мы поровну делили все наши трудности и невзгоды, за это время я к ним очень привязался и, я боюсь, что просто не смогу с честью продолжать бороться вместе с ними, не смогу взглянуть им в лица, зная, что я оставил вас, мать Эми и Рины, здесь совершенно одну, на произвол судьбы… я выбирался из заточения, невидимо для всех следил за Энцбергом – он точно затевает что-то недоброе! Я бы исполнил бы свой долг, если бы смог предостеречь нашу госпожу, но я не могу заставить вас вот так бросить вас!..
- я понимаю, - кивнула Герда – но ты должен отправиться к Анн, теперь абсолютно ясно, что она в опасности. Команда Небесного острова нуждается в нас, и если у меня есть хоть малейшая, самая ничтожная возможность загладить свою вину перед дочерями, госпожой Анн и всем Небесным островом, то я постараюсь её не упустить!..
- но как же… - начал было Шинго. Он поспешно замахал человеческой рукой и взъерошил перья на большом птичьем крыле, встрепенувшись. Он понимал, к чему может клонить бывшая руководительница станции и больше самого страшного своего кошмара, который только может сбыться наяву, опасался этого.
Небесный шпион собирался успеть отговорить Герду, надеялся, что вместе они отыщут иной способ избавиться от тяготивших их оков и цепей станции, но осёкся. В её блещущем искрами взгляде, в коем снова разожглись вера и жизнь, трудно было ему не признать излишнюю схожесть с мечтательным и бодрым сиянием глаз Рины, её любимой младшей дочурки, его хозяюшки, какую он так берёг и ценил…
- погоди-ка, у меня есть одна вещь для тебя… - выдохнула она с воодушевлением, и потянула руку к карману её делового, сильно измятого последними событиями, костюма, что располагался на груди. Спустя секунду она извлекла оттуда совершенно гладкий сложенный пополам белый конверт, на котором не оказалось ни единого оттеска печальных последствий – записку, что здесь находится, я написала вскоре после Битвы при облачном щите и с тех пор всегда носила её при себе, ни перед кем не показывая. Я очень желала, чтобы когда-нибудь она попала в руки моим девочкам, чтобы они смогли прочесть моё послание… я не слишком многого потребую от тебя, если вручу его тебе и попрошу доставить?..
- нет-нет, что вы, - встрепенулся Шинго. Он немного опешил от просьбы безвинной матери, но чувствовал в себе неугасимую потребность помочь.
Дрожащей рукой он принял конверт Герды, что была взволнованна не меньше живого осколка. Хорошо всмотревшись в её черты он понял, что та очень смущена своим поручением, не мысля обременять своего подосланного секретаря, но он заметил то, что ей стало гораздо легче на душе, когда таинственная записка оказалась у него в руках. Шинго был рад, но сердце его продолжало одолевать колкое предчувствие.
- я буду очень благодарна, если ты выполнишь это одолжение. Пожалуйста, передай им обеим лично, когда встретишь их, скажи им, что я всегда буду любить их, что бы не произошло с нами потом, - и, поймав его пристальный выжидающий взгляд, взмахнула рукой – эта дорога открыта тебе, дорогой Шинго, только в твоих силах отвратить неизбежное. Лети же!
Шинго сильно изумился, сопоставив слова, промолвленные Риной в его сне и те, которые только что высказала её матушка. Они показались ему поразительно похожими, побуждающими к великому тяжкому действу, но… он упорно продолжал колебаться, отказываясь думать о том, что из этой темницы есть выход только ему одному.
- но что тогда будет с вами? – растерянно, однако упрямо спросил благородный борец – если Энцберг или какой-то другой близкий к нему человек не досчитается одного пленника, он непременно заподозрит вас и подвергнет ещё более чудовищным мукам в месте гораздо ужаснее! Быть может, я ещё могу что-то сделать? Хотите, я аккуратно проведу вас по коридорам станции, и мы сбежим на остров вместе?.. вы окажетесь дома, попросите прощения у госпожи Анн, увидитесь с дочками и сами передадите им свою записку...
В ответ Герда грустно улыбнулась и тяжко покачала головой. По этим знакам Шинго сумел заранее определить её заключение, которое упало ему на душу, словно тяжёлый камень, пронзило сердце длинной заточенной иглой… никогда до этого момента он не ощущал себя таким слабым и неспособным и сейчас корил самого себя за своё бессилие.
- увы, нет, - глухим эхом отозвалась Герда, однако в глазах её теперь было больше признательности, чем грусти – боюсь, мой побег может окончательно и непоправимо пошатнуть рассудок Энцберга, подтолкнуть «Вивет» к более решительным действиям. Ты должен отправиться к Анн один. Но я обещаю: даже находясь здесь, в каких бы пагубных условиях не заточит меня Люциус, я не прекращу бороться, и я сделаю всё, чтобы отсрочить или смягчить его удар!..
Шинго пробыл в смятении ещё некоторое время. Он почти смирился со словами бывшей начальницы, к коей проникнулся не меньше, чем к её рыжеволосой дочери, хотя горечь, сбившаяся в его горле в крупный комок, отступила не полностью. После этого небесный защитник выпрямился во весь рост, опёршись на ноги, и ненадолго задержал задумчивый взгляд на узкой щели между полом и дверной створкой, через которую он уже однажды проходил, пользуясь своим великолепным талантом. Похоже, ему вновь предстоит обращение в муравья.
- я счастлив, что я смогу помочь вам хотя бы этим, - тепло и правдиво заверил её он – при встрече, я обязательно передам Эми с Риной ваше послание, я расскажу им, какая у них отважная матушка!
Сказав это, он с честью поклонился Герде, впервые за долгое время увидев, как нездорово-бледное лицо женщины заливается таким же искренним румянцем. Затем он сорвался с места, бросившись к двери – время суток ещё было светлым, а потому ему следовала как можно сильнее напрячь свой слух, чтобы убедиться в том, что поблизости не снуёт ни один из подручных самопровозглашённого лидера. К счастью, ответственно прослушав положение дел за дверью, он не обнаружил не единого шороха, не говоря о чих-то широких шагах.
В самом деле, он улучил самый подходящий миг для того, чтобы покинуть это омерзительное, пропитанное непостижимым эгоизмом и жаждой наживы, грязное местечко.
Шинго бесшумно нагнулся над щелью и с осторожностью просунул под неё конверт, доверенный ему Гердой. Спустя мгновение всю коморку охватил яркий свет, исходящий от пульсирующего сгустка энергии, но тут же, практически через полсекунды, стремительно загас. Предательница станции, заслонившая свои глаза от ослепительных лучей, неторопливо убрала от себя ладони, встала с колен, пытаясь вглядеться в настораживающую тьму заброшенной комнаты, но сколько не старалась найти во вновь воцарившейся мгле хоть небольшую подсказку, не смогла этого сделать.
Опустив голову, в приглушённом освещении затемнённой комнаты она отыскала разобщённые осколки тарелок, что тщетно пытался склеить Шинго, потянулась к ним, найдя две идеально подходящие фрагменты, приложила их друг ко другу пальцами и, продолжая туманно поглядывать на дверь, напутствующее прошептала:
- береги себя, Шинго.

Раскол между тремя звеньями одной цепи – доблестной командой, искупившейся Гердой и упорной госпожой Анн стал значительно уменьшился, перестав быть таким великим. Все они поклялись встать на защиту Небесного острова, денно и ночно грезя об его спасении и благополучной дальнейшей судьбе. Однако, они не ведали, что Энцберг, вскоре после посещения изменников переоделся в невзрачные тёмные одежды и тайно отбыл со станции.
Рынок Небесного острова, как и всегда был готов впечатлить своими искусными товарами, пышными прилавками и шумными торговцами. Они продолжали ждать угрозы со стороны станции, видя, как с каждым новым днём по голубому небу над их родной землёй всё дальше и дальше расползается скверная чернота, не означавшая ничего хорошего. Но позволить своему делу, своему основному источнику дохода они не могли, а потому выгружали на витрины лавок самые свежие образцы продуктов и материй, заливисто кричали, перебивая друг друга и привлекая к себе потенциальных покупателей – тех было далеко не мало, ведь люди, чувствовавшие, что Небесный остров переживает худые времена, были готовы скупить любой предложенный товар, вытряхивая на пристройку торговцу последние гроши из прохудившихся кошельков.
Раскидистая площадь ещё никогда не была так заполнена, как в те самые дни. От простого люда у предприимчивых купцов Небесного острова отбоя не было. Всё чаще и чаще бедные оседлые семьи, содержавшие при себе кое-какое хозяйство, да огородный участок платили за аренду чужих прилавков, чтобы продавать плоды своих трудов – растительные и животные продукты, наколотые дрова, которые всегда были полезны в дому, женское рукоделие – чтобы запастись какими-то средствами, что потом удастся отложить впрок, а если им не хватало денег на подобное – основывали свои, собственные.
Работы у торговцев существенно прибавилось, но те были только рады лишней монетке – в погоне за выгодой они стали сманивать друг у друга покупателей, а когда им выдавалась короткая минутка на отдых – нередко сорились между собой из-за заработанной выручки или товара.
Наверное, именно из-за этой кутерьмы и суматохи, никто не обратил внимания на содержателя одного из дальних прилавков, который в разгаре буднего дня выбежал со своего места, чтобы поприветствовать человека в тяжёлом плаще. Тот лишь кратко кивнул ему и, протянув увесистый мешок с монетами, спросил:
- теперь ты наконец выполнишь обещанное?..
Торговец, казалось, почти не услышал его слов – почти что вырвал из его рук заветный потёртый мешок, развязал его и только попробовав одну из золотых монет на зуб, хитро прищурился и усмехнулся.
- это будет несложно, - хмыкнул он – все знают, какие беды сейчас одолевают Небесный остров. Дайте мне пару дней, и я принесу вам на блюдечке голову госпожи Анн!
- очень на это надеюсь, - выжал из себя злорадную, но грозную ухмылку Энцберг, и, тряхнув длинным капюшоном, скрылся в бушующей толпе.