Високосный год. Часть пятая

Утреннее пробуждение было лёгким. В шесть часов скрипнула дверь. Бодрым голосом сестра сказала:
- Доброе утро, Петров! Укол!
Я проворно перевернулся на живот и, освободив объект от помех, услышал:
- С какой стороны лучше?
- Везде хорошо, места хватает!
Понадобилось не более минуты для двух инъекций, и сестрица, как птичка, выпорхнула из палаты. Я огляделся по сторонам. Из приоткрытого окна было слышно пение птиц. Ярко светило солнышко. В палате чистота, свежее заправленные кровати, и никого, кроме меня. Вскоре в дверь робко кто-то постучал.
- Войдите!
Приоткрылась дверь, и вошла моя невестка Лена. Она ожидала увидеть палату заполненной пациентами, а тут я в одиночестве…
- Доброе утро, папа! - поздоровалась она и положила на кровать два пакета. Освободив руки, обняла меня, спросила:
- А куда же остальные исчезли?
- Вылечили, после ужина, и отправили домой.
- Сразу всех?
- Здесь алкогольные звенья выписывают без промедления, комплектами.
- Вот вы о чём… - догадалась Лена и сменила тему разговора:
- Бегу на работу и решила сначала к вам зайти. Принесла свежие котлетки с гарниром, фрукты, чай в пакетах, маленький кипятильник, кружку, кое-что по мелочам и главное – компьютер. Вы же без него не можете. Захватила две упаковки «Зефир с чёрной смородиной» - ваш любимый.
- Спасибо, Леночка! И про зефир не забыла. Для меня это не просто лакомство, а стимул в работе. Здесь двадцать восемь половинок получится, хватит на такое же количество чашек чая. Чашка выпитого чая эквивалентна одному написанному стихотворению, миниатюре, нескольких афоризмов… Это мой безобидный допинг в творческой работе…
- Папа, дорогой, вы сами себе в любом деле допинг! Труженик вы наш, - с улыбкой сказала Лена и заторопилась.
- Вечером встретимся. А сейчас, извините, бегу на работу…
- Лена! Спасибо за заботу. Не нужно ко мне ходить без крайней необходимости, я не ребёнок. Еду не приноси, я от больничного питания отступать не желаю. Меня всё устраивает, и не нужно мне организовывать откормочный пункт. Если что понадобится, я здесь куплю. Не отвлекайся на меня, занимайся мужем и сыном. Удачи, приятного трудового дня!
Так начались мои больничные будни:
Уколы, капельницы, анализы, обходы врачей, консультации профильных специалистов. Завтраки, обеды, ужины и кефир перед сном…
Ко мне никого в палату не подселяли целую неделю. Я почти круглосуточно увлечённо работал над повестью и параллельно пополнял стихами очередной поэтический сборник. На приём пищи, хоть с трудом, но передвигался в столовую, используя Олькины костыли. Не спеша кушал, невольно наблюдая за пациентами отделения.
Лечебное учреждение - зона особая. Сюда попадают люди разного возраста, социального статуса, разной культуры и способностей адаптации к непривычной среде обитания. Но всех, кроме болезней, объединяет в основном одно: желание поговорить о своих болячках, пожаловаться на жизнь, погоду, врачей и раздавать советы окружающим… Этот «Таинственный остров» временного отчуждения от привычного уклада жизни объединил в одном пространстве: доморощенных политиков, знающих, как управлять государством, целителей, готовых учить докторов методике лечения капустным листом и подорожником артрозов, артритов, циститов, а перцовкой – всех остальных заболеваний. Я это понял на первом посещении столовой.
Учитывая мою ограниченность в передвижении и наличие костылей, я расположился в стороне от окна раздачи пищи, поскольку меня предупредили, что мне её подадут работники пищеблока. Я не торопился, не суетился и сказал «кормилице»: - Не торопитесь, как подадите, так и ладно. Нашлись добровольцы, которые по своей инициативе подавали мне пищу, и проблем не было. 
Около меня места не пустовали, и на то была причина. Один из пациентов отделения принёс в столовую газету с публикацией подборки моих стихов и принародно подарил мне её, чем вызвал интерес присутствующих к моей персоне. С тех пор ко мне подсаживались незнакомые мне люди, в основном те, кто писал или пытался это делать. Авторы просили посмотреть их работы, мамаши приносили детские пробы пера, нахваливая своих неординарных деток.
Я со всеми был приветлив и от просьб не отмахивался. На второй день пребывания ко мне подсел человек почти моего возраста, сказал, что он поэт, издавший пять книг. Он работал учителем истории. Мы обменялись для чтения авторскими книгами, нашли контактные темы в разговоре. Через день я возвратил ему прочитанную книгу. Его интересовало моё мнение, и я его высказал:
— Уважаемый Иван Васильевич, я не литературный критик, а обычный читатель, поэтому моё личное мнение не является исследовательским заключением качества вашего творчества. Книга, на мой взгляд, интересная патриотической тематикой произведений, касающейся Великой Отечественной войны. Произведения не надуманные, лишены излишнего пафоса, изложены ярко, с академической тщательностью. Видно, что вы трудились с верой в то, о чём пишете, и тема вам знакома не понаслышке. Читал я с интересом, но мне недоставало стихов разной тематики, дополняющих военную тему мирным трудом, любовью, детским смехом... Может быть, в следующих четырёх книгах у вас более разнообразные темы? У вас же изданы пять книг!
— Такие самые стихи. Это одна книга в пяти экземплярах, — ответил Иван Васильевич. — У вас, Петрович, на всякие темы, а я про любовь и прочее не пишу. Нужно молодёжь воспитывать, а с любовью они сами разберутся. Вы не Пушкин и не Есенин, чтобы про любовь писать…
— Иван Васильевич, каждый из нас волен выбирать интересующую его тему. Писателей много, и каждый из них не Пушкин и не Есенин, они неповторимы! Но это не значит, что мы с вами не интересны читателям, нашим современникам.
На этом наша беседа закончилась. Коллега остался чем-то недоволен, но претензий не высказал.
На следующий день ко мне подсела женщина из соседней палаты. Посидела молча, потом, вынув из пакета ученическую тетрадь, попросила:
— Поглядите на мои стихи. Я давно пишу, у меня их много, цельная тетрадка.
Я протянул руку за тетрадкой, но она отстранилась и заявила:
— Я в руки не даю, глядите так.
— Издалека мне не видно. Прочитайте сами, я послушаю.
— Не хочу, вон те дядьки услышат.
— Ну и что? Пусть услышат. Порадуются за вас. Вы же не для себя пишете, а для будущих читателей.
— Я в газету или в книжку напечатаю. Только скажите, куда обращаться.
— Выберите газету или издательство и по электронной почте отправьте. Если ваше творчество их заинтересует, вам сообщат.
— Я никому в руки не даю, а то пакрадуць (украдут)! Бел. Это грошей стоит! Сама поеду в столицу.
— Раз так, уважаемая гражданка, — сами писали, сами читайте! Целее будут ваши «нетленки», — с улыбкой сказал я.
Женщина посмотрела на меня подозрительно и беззвучно удалилась. Ещё с одним коллегой по литературному творчеству у меня не сложился контакт.
Возвратившись в палату, я под впечатлением этих и подобных встреч написал следующее стихотворение:

СКОЛЬКО СУДЕБ РАЗБИТО

Сколько судеб разбито
Окриком: «Ты не поэт»…
Сколько талантов зарыто,
Не откопаешь их, нет.
Жёсткое, хлёсткое слово…
Метко, без промаха бьёт:
Автор – нейтрализован,
Сердце от боли – замрёт.

Судьи не знают пощады,
Совести и стыда…
Вечная всюду тирада:
«Строчки твои – ерунда!
Ты не Есенин, не Пушкин». –
Бодро бросают упрёк.
Играют с поэтом в игрушки,
А бьют ведь наотмашь – впрок.

Чтоб никогда не поднялся,
Чтобы знал свой шесток.
Каждый, как мог, измывался,
Чтоб погасить огонёк.
Вы, обличители, смело
Поэта готовы распять.
Строчки – великое дело,
Вам это не понять…

Только на любопытство
Не жалеете сил:
Сколько тебе насчитали?
Сколько же ты получил?
Живут и того не знают:
Поэт там, где ночь и заря.
Трудится он бесплатно
С уверенностью, что не зря!

Строчки на бой поднимали,
Песней звучали в труде.
С ними подруг обнимали,
С ними мы были везде.
В гимне они звучали,
Были они как маяк!
Строчки… Поэта строчки!
Всё в них не просто так…