Классик и современники

Однажды, как рассказывали очевидцы, в редакции журнала «Души прекрасные порывы» появился бойкий старичок, одетый скромно и старомодно. Он представился, и выяснилось, что это господин Щепкин, родной внук Н.А. Щепкина, некогда служившего управляющим имением И.С. Тургенева. Специальный корреспондент журнала взял интервью у этого уникального хранителя  щепкинской традиции, который рассказал много нового о знаменитом роде Щепкиных, семейных преданиях и тайнах…

Корр.:  Господин Щепкин, вы единственный и последний представитель славного рода Щепкиных, который долгое время сопутствовал лучшей дворянской семье России 19 века – Тургеневых-Лутовиновых. Расскажите, как начиналась история знакомства вашего деда и великого писателя.

Гость: Как помнится, было это в 1876 году. Барин-то наш тогда только из-за границы возвернулся. И сразу в Петербург, в «Волховские бани» пожаловали. Там и братец ихний оказались. Дело у них было по разделу владения. Но барин-то наш, знать, не промах: раздел разделом, а тоже и себя не забывали, почитай кажный день обедали то у прынцессы Ольденбургской, то у княжны Воронцовой, а то еще и почище того… Да уж, что уж… Все, конечно, об этом были наслышаны, и никто его в Спасском уж и не чаял увидать. Но приехали, сами явились, как сейчас помню, в начале июня это было…

Корр.: А что же привело Ивана Сергеевича в Спасское?
Гость: Да как что, опять же дела. Управляющий ихний таким прохвостом оказался, прости господи. Обобрал барина своего  без зазрения совести. Тот ему: «Денег надобно, голубчик». А управляющий кланяется низко, чего-то бормочет, а денег не дает: «Все вышли, барин, как есть вышли. Лес продавать надоть, тогда опять будут».

Корр.: Это что же, дед ваш был тем управляющим?
Гость: Нет, зачем же. Ни в коем разе. Вы дальше-то послушайте. Барин-то наш, хоть в хозяйственных делах не силен был, но сразу смекнул, что к чему, и управляющего со двора прогнал. Вот тут-то мой дед и был принят на должность… Да, так-то… И уж служил верой и правдой, потому как имел понятие, кому служит, и за честь почитал.

Корр.: А как выглядела тогда усадьба в Спасском?
Гость: Господская усадьба, изначально выстроенная полукругом супротив церкви, напоминала видом своим отлогую подкову. В правом крыле ее помещалась вотчинная контора, в левом – дом для гостей. Невдалеке от дома расположились кладовые, винные подвалы, погреба, ледники, еще дальше за ними была поселена «дворня», состоявшая семейств из шестидесяти и обязанная нести господскую службу.

Корр.: И что же, так все и сохранилось, без изменений? И ничего не разрушилось?
Гость: Рушилось, конечно. Но опять возводили, подновляли, к кажному приезду барина готовились. Вот, к примеру, в 1881 годе весь господский дом был заново отделан: полы красили, аж два раза, обои новые клеили с кренделями, крышу починяли, потому как текла уж очень. Опять же террасы подправляли, перекос у них вышел, ну крыльцо еще… Да, много чего, всего не упомнишь…

Корр.: А дом был большой?
Гость: В дюжину комнат, это только внизу. А там еще на антресолях две… Да, террасы крытые тоже в счет пойдут. Так что все слободно размещались – и барин сам, и приезжающие. А гостили-то у него помногу…

Корр. : Это кто же, не помните?
Гость: Как не помнить! Господа разные, Полонские… Барыня одна чудная раз припожаловала, из актерок. Оченно чудная барыня! Марьей Гавриловной прозывалась.

Корр.: А чем же чудная?
Гость: Летом они любили в воде плескаться, но фордыбачиться стали: не могем, мы, говорит, со всеми вместе в воду заходить, потому как дамы мы, а не девки  деревенские. Ну, барин-то наш ей самолично купальню выстроил. Никому такого дела не доверил. И она уж в той купальне, почитай кажную ночь, как русалка, плескалась. А барин все за загородкой ходил и вздыхал. Да, дела… Дела бывали у нас всякие…

Корр.: Очень романтично… А отразилось ли это как-то в творчестве Ивана Сергеевича, вы не знаете?
Гость: Как не знать,  все в подробностях известно. Он тогда так расчувствовался, что «Песнь торжествующей любви» написал. Читали, небось?

Корр.: Да… В общих чертах… что-то припоминаю… А о чем там?
Гость: Вот об этой самой торжествующей любви и было… Да, забрала она нашего барина, как есть забрала… И актерка эта даже прослезилась, когда он ей читал. Так ему после и сказала: ничего, мол, не поняла, но оченно чувствительно вышло. И слезинка у ней в левом глазу блеснула, будто ненароком… Прикинулась, конечно, актерка-то. Сами они бесчувственные, все на сцене представляют, а  в жизни – точно деревянные. Знавал я одну такую… Да, было дело… Уж сколько я ей вниманиев оказывал, сколько букетов носил… А все зря… Не приняла она меня, и все тут. Надсмеялась и отвергла… Проклятое бабье отродье – что актерки, что кухарки – один черт: стервы…

Корр.: Но мы немного отвлеклись… Давайте вернемся к вашему деду.
Гость: А дед-то что? Он к бабам тоже  много претензий имел, потому как намучился с ними очень. Была там одна, в Спасском… Ух, злыдня! И не так, чтобы уж очень собой хороша, но все мужики по ней сохли. И дед мой тоже. Не уберегся, попался в ейные сети. Сколько ей подарков передарил! Тут чуть до разорения дело не дошло. Спасибо барин вовремя вернулся, образумил… Видно, такая наша мужицкая доля – весь век от них муки терпеть. Вот я вам сейчас расскажу одну историю…

Корр.: Спасибо, спасибо, господин Щепкин. Это уже в другой раз. Вы, надеюсь, к нам еще заглянете на огонек?
Гость: Непременно загляну, а то как же… Мне еще столько нужно вам рассказать. Ничего не утаю, не сомневайтесь. Это мой святой долг перед отечеством.  Барин-то наш – светоч российский и европейский тоже. Прощайте пока, до скорого свиданьица.