Ступени служебной лестницы

 
   В специфику работы инструктора горкома партии я вписался легко. Способствовало этому то, что я был знаком со всеми  сотрудниками аппарата горкома, так как комсомольский и партийный органы находились в одном здании.  В  работе комсомола и партии тоже было много общего.  Я, как член бюро горкома комсомола, был знаком с многими руководителями предприятий и учреждений города по совместному участию в конференциях, пленумах, торжественных мероприятиях по случаю государственных праздников.
 
  Вначале  нравилась работа. Я чувствовал себя причастным к большому делу.  Мне импонировали усилия Н.С.Хрущёва по созданию справедливого общества в стране. Мама, проживавшая по-прежнему в селе, писала, что теперь она освобождена от налога на фруктовые деревья, освобождена от обязательных поставок государству молока, яиц, стала получать предоплату на трудодни, получила паспорт.  Правда, меня смущали некоторые непонятные действия партии и власти.  Зачем-то был разделён горком партии на городской и сельский, хотя район оставался единым. У партийных руководителей были изъяты служебные автомобили. Теперь, в случае необходимости, они должны были заказывать себе такси в пределах определённого лимита, который оплачивался обкомом.   Чиновники легко обходили эту формальность. Просто, постоянно пользовались автотранспортом предприятий города за счёт их бюджета. Я с сочувствием встретил разоблачение культа личности Сталина, в то время как некоторые мои коллеги не согласны были с этим. Может впервые я и задумался  о том, что партия не является уж такой идеальной, как утверждала пропаганда. Как только появилась возможность, я сменил вектор, как говорится.
 
Ещё, когда я был секретарём комитета комсомола пароходства, ко мне как-то зашёл оперативный работник госбезопасности.
- У меня есть несколько минут свободного времени, я увидел вывеску и решил зайти к вам, чтобы скоротать время, - объяснил он.
Меня  это не удивило и даже немного польстило, что представитель такой солидной организации уделил внимание. До этого мы с ним не общались, но я знал, что его фамилия Мельников.   Гость оказался приятным интеллигентным собеседником.  Поинтересовался задачами, которые решает комсомол, незаметно расспросил  о моей семье, о планах на будущее. Больше мы с ним не встречались.  Но через год или около этого случайно встретились на улице. Он тепло пожал мне руку, как старому знакомому.
- Как дела? Вам нравится Ваша новая работа? – начал он. 
-Да, это солиднее, чем комсомольская работа, - ответил я. Потом немного поговорили о каких-то городских проблемах, и, вдруг он спросил:
-А Вы не хотели бы перейти на работу в органы госбезопасности?
Для меня это было неожиданно. Я что-то сказал невнятное. Тогда Мельников предложил:
-Вы подумайте, никому пока не говорите, а потом мы вернёмся к этому вопросу.

   Через несколько дней меня пригласил начальник городского отдела госбезопасности Поздеев М.А.  До этого я видел его несколько раз в горкоме партии.  Для нас он был загадочной и уважаемой личностью.  Теперь  он вышел из-за стола, тепло поприветствал и началась непринуждённая беседа. Я рассказал о себе, о своих родственниках.  На вопрос, хочу ли  работать в госбезопасности, я ответил положительно.
 
    Месяца через два я прошёл медкомиссию и был направлен на учёбу в Высшую школу КГБ  (ВШК) в Москве.  Здесь я совершил небольшую ошибку (хотя значительно позже уже на пенсии воспользовался этим). В средней школе и в пединституте я изучал немецкий язык, т.е., кое-что уже знал. Вместо того, чтобы продолжить совершенствовать его,  я настоял на том, чтобы мне дали английский. Такая симпатия к нему возникла во время службы радиотелеграфистом  в ВМФ и последующей связи с морем.  В языковой  группе  были парни, уже умевшие читать на английском. Мне же пришлось начинать с нуля, так как  я не знал ни одной буквы. Поэтому первые занятия меня очень огорчали, я получал двойки из-за спеллинга. И ещё, изучавших немецкий, после первого года учёбы, направили на практику в ГДР,  а мне представлялось это очень интересным.Оглядываясь назад, могу предположить гипотетически, что в ГДР я мог бы встретиться с Путиным В.В., окончившим институт разведки двумя годами после меня, подружиться с ним. А он, как известно, "своих не бросает". Хотя, вряд ли я бы стал таким  "пригожиным" или "ротенбергом". Наши с ним взгляды не совпадают в вопросах вмешательства во внутренние дела других государств. Со временем я догнал товарищей по группе. Учёба пошла настолько успешно, что меня назначили старшиной объединённой  группы.

    После окончания  ВШК я прибыл для прохождения службы в Измаильский горотдел КГБ, где, как владеющий английским языком, был  определён на линию иностранного туризма. В мою задачу входило обеспечение контрразведывательной работы  среди иностранцев  на линии Вена-Ялта.  В составе экипажа под прикрытием я две навигации плавал на теплоходе «Осетия» на плече Измаил-Ялта. Побывал в Варне, Насебре, Стамбуле.  Выявить шпиона, диверсанта, террориста не довелось, но моя работа оценена положительно и вскоре я был переведен  в разведотдел Одесского управления КГБ.

    В подразделениях внешней разведки я служил более двенадцати лет, восемь из которых  сначала в Одессе потом в Киеве занимался подбором кандидатов для выполнения заданий за рубежом.  Имел ведомственные награды, юбилейные медали как офицер, поощрения в виде  грамот и денежных вознаграждений. Был членом Суда офицерской чести, секретарём первичной парторганизации управления.

    В звании капитана был направлен на должность начальника разведотделения УКГБ Ивано-Франковской области. К этому времени в Прикарпатье не осталось очагов националистического подполья. Майор запаса КГБ, внештатный сотрудник вверенного мне подразделения, Забара Л.М. рассказывал, как они в своё время боролись с «крайовками». По его словам, группа чекистов переодевалась  под  бандеровцев, шла и уничтожала какого-то пособника бандитов и оставляла  на месте улики. Потом в прессе сообщалось, что бандиты убили советского гражданина.  При мне такие приёмы уже не использовались.

    Моё подразделение отслеживало деятельность националистических центров за границей.  Но и там бывшие активисты состарились, молодёжь  вырастала с менталитетом стран проживания и была индифферентна к антисоветской деятельности. Нам пришлось только следить за возможным воздействием наццентров на земляческие объединения, оказывать на них наше влияние, доводя до эмигрантов успехи в строительстве социализма в СССР.

    Поставленные задачи моё отделение решало успешно. Я был включён в резерв на выдвижение. Через два года работы в этой должности мне стали поступать предложения на повышение.  Я соглашался. Со мной созванивались начальники тех подразделений, куда предполагалось направить меня. Но  заместитель Председателя КГБ республики Евтушенко В.М., курирующий область, каждый раз отказывался утвердить мою кандидатуру, мотивируя тем, что  ещё молод. Мне казалось, что такое отношение ко мне объясняется тем, что Председатель КГБ Украины Федорчук В.В,  а следовательно и его заместитель Евтушенко, просто ревновали внешнюю разведку. Федорчук прямо говорил:
-Добывать информацию за рубежом есть кому и без нас. Пусть этим занимается Москва, а мне важно, чтобы в республике не было враждебных проявлений.
Евтушенко усердно работал в этом направлении. Он декларировал:
-Под националистами должна земля гореть.

    И горела. Явных фактов националистической деятельности в Ивано-Франковской области в те годы не было, но некоторые слабые признаки можно было усмотреть. Например, колхозник по фамилии Груша, вывесил на окраине села на груше (вот такое совпадение) жёлто-голубой флаг. Его уличили и арестовали.  В годы «развитого социализма» считалось, что  с национализмом в стране покончено. Поэтому для подавления в зародыше его проявлений, практиковалось привлечение к ответственности по уголовным статьям.  Оперативные работники установили, что Груша, работая ездовым, однажды, отвезя на ток зерно от комбайна, заехал домой на обед. Поставил подводу у двора. Куры запрыгнули туда и стали клевать, оставшееся в щелях зерно.   Груша веником вымел подводу и уехал. Это и послужило основанием для ареста его за расхищение социалистической собственности. Вскоре вышел приказ Андропова Ю.В., запрещающий использовать уголовные статьи при борьбе с антисоветской деятельностью. В связи с этим, я в кругу коллег ляпнул:
-А  Евтушенко говорит, что всё надо использовать, чтобы не дать националистам поднять голову.

Как это отразится на моей судьбе, я узнал позже.

     Симпатизировавший мне начальник республиканского управления разведки Тимофеев П.В. решил обойти Евтушенко В.М., направил меня на учёбу в институт разведки в Москве. Перед отбытием он напутствовал:
-Научитесь держать язык за чубами, поменьше болтать о начальниках. Никому это не нравится, да и откуда вам знать что так, а что не так (из этого я понял, в чём причина предвзятого отношения ко мне со стороны Евтушенко).  Пока Вы будете учиться, что-то забудется, что-то изменится.  Там не соблазняйтесь на другие предложения. Вас тут будет ждать должность начальника отдела   (я знал в какой области).
И тут я совершил  глупость. Один из моих коллег как-то советовал почаще льстить начальству, «для них это елей на сердце». Вот я и попробовал (если помню, единственный раз в жизни, до сих пор стыдно):
-Спасибо Вам за всё, Вы, как родной отец для меня, - выпалил я аж вспотев (до сих пор стыдно ).
- Прекратите, я Вам не отец, и Вы не мой сын. Не делайте больше так. Это не прилично.

    Учёба в институте разведки протекала нормально. Но год выдался неудачным. Кстати, во время практики в Главном   Управлении Внешней разведки, девушки вычислительного центра в порядке шутки определяли перспективы на текущий год. Мне выпало несколько потерь и неудач. Так и вышло. В январе 1982 года умерла мать.  В марте я узнал, что моя племянница, проживавшая в городе Николаеве (опять Николаев), вышла замуж за француза, работавшего там по контракту в качестве консультанта или специалиста. В завершение,  при сдаче экзамена по иностранному языку я допустил ошибку, из-за чего оценка была снижена.

    Таким образом, в тревожном ожидании я прибыл в Киев.  Перемену заметил сразу же. Вакантная должность, ожидавшая меня, была занята. Мне предложили отгулять отпуск. После отпуска ничего не предлагали, холодно порасспрашивали о племяннице, дали понять, что есть проблемы с назначением.   Я знал пример, когда у операрботника разведки Марчука А.К оказалась родственница за границей и ему пришлось уйти из разведки. Не надеясь на другое решение, я написал рапорт о переводе в другое подразделение.  Кто-то из товарищей сообщил мне по секрету, что планируется назначить меня начальником одного из районных отделов КГБ Киева. Но прошёл месяц, прошёл второй, а мой вопрос не решается.  И вдруг меня вызывают на партийное собрание первичной организации, где я пока оставался на учёте, где будет слушаться моё персональное дело, в связи со злоупотреблением служебным положением. Оказалось, что поступила анонимка о том, что я, якобы имел две квартиры в разных городах. Пока изучали вопрос, у меня закончился срок пребывания в резерве, где я получал зарплату в размере оклада по последней должности  без процентной надбавки за знание иностранного языка.   Теперь мне стали платить  только денежное содержание за звание подполковника.  Наконец, состоялось собрание. Коллеги не критиковали меня, а говорили общими словами, что чекисту негоже злоупотреблять, нарушать и т.п. Объявили строгий выговор.  Секретарь парторганизации потом сообщил доверительно, что было указание Евтушенко исключить меня из партии, а это означало автоматически увольнение из органов КГБ.   Я обратился к нему с просьбой  дать мне работу в любом качестве и в любом месте. Похоже, он только и ждал этого:
-Вы замарали честь чекиста, Вы имеете две квартиры в то время, когда работяги на заводах стоят в очереди на жильё по двадцать лет.  И сейчас Вы бездельничаете. Вам не место в наших рядах.  Идите.

    Подождав ещё около месяца, я обратился к Председателю КГБ республике Мухе С.Н.. Он демонстративно тепло встретил меня в своём кабинете, вышел из-за стола, пожал руку, пригласил сеть.
-По какому вопросу Вы хотели встретиться со мной? – был первый вопрос.
-Вот уже около полугода я жду назначения на должность после окончания института разведки.
-А почему Вас не назначают?
-Моя племянница вышла замуж за иностранца…
-Племянница здесь не причём…, Что ещё?
-Меня обвиняют в том, что  якобы имел две квартиры.
-Как так?
- Я получил квартиру в Ивано-Франковске, намеревался освободить в Киеве, но в это время решился вопрос об отъезде в Москву и я немедленно сдал жильё в Ивано-Франковске.
-А в Москве где Вы жили? Была у Вас квартира?
- Там я жил в общежитии при объекте, где походила учёба.
-А прописка где была?
-По вымышленному адресу, и в учебном центре я был под вымышленной фамилией.
-Так это же нарушение закона. За это следует наказывать.
Поняв, что Муха С.Н. ещё не вошёл в курс дела, в специфику работы секретных подразделений, я попросил его проверить правдивость моих слов у Тимофеева П.В. Вероятно он так и поступил, так как на следующий день я был направлен на работу в Киевское управление КГБ.

   Начальник УКГБ по Киеву и области Бандуристый выслушав меня только и спросил:
-И это всё? Ну, им виднее, идите в Шевченковский райотдел  оперработником. А там посмотрим.

    Четыре года я был здесь рядовым работником. Прошла пятилетка «пышных похорон». Генсеки  не задерживались долго, уходили вслед за Брежневым Л.И. Но кое-что успевали сделать. При Андропове Ю.В. органам госбезопасности было вменено в обязанность оперативное  обслуживание  правоохранительных органов. Меня назначили на участок обслуживания милиции.  Мне быстро удалось создать сеть каналов информации о процессах, происходящих в райотделе милиции.  Потом меня перевели на должность оперработника  областного управления, а  ещё через год назначили начальником районного отделения в Васильковском районе Киевской области.

    В это время началась горбачёвская перестройка. Почувствовав послабление, народные массы стали устраивать шествия и митинги на площадях, требуя  изменений в Конституции, других прав и свобод. Органы госбезопасности не знали, как себя вести, что делать.  Мы не могли допустить каких-то беспорядков,  хотя кое с чем были согласны. Я тоже почувствовал свою бесполезность. Не привыкший к неопределённости, я подал рапорт на увольнение. Начальник управления Шрамко  предлагал подумать, намекнул на то, что  скоро может появиться перспектива в моей службе. Но я уже перегорел. Ушла романтика, да и семейные дела требовали от меня конкретного участия. Мать жены, став вдовою, не могла оставаться одна в Москве и переезжать в Киев тоже не хотела.  Мы решили перебираться к ней. Моё дело было направлено в УКГБ по Москве и Московской области, где я, не приступая к работе, уволился в запас в звании подполковника при выслуге 28 лет с учётом четырёх лет службы в ВМФ.

    Подводя итоги работы в КГБ, могу признаться, что в результате моей служебной деятельности  ни один человек не пострадал физически, морально или материально.  Просто, моя служба пришлась на период, когда в стране было очень мало преступлений против государства, против советской власти. На всех участках работы я, можно сказать, "держал руку на пульсе". Сравнить это можно с работой сторожа на каком-то объекте, где ему не приходится стрелять, убивать, задерживать, но своим присутствием он предотвращает преступления.

    Став пенсионером, но, не истратив свой потенциал, я не мог отсиживаться без дела, без работы. В Москве в это время не просто было найти место бывшему сотруднику госбезопасности.  Непродолжительное время мне пришлось поработать инженером межрегионального центра коммуникаций. Потом  я был приглашён на должность помощника Народного депутата СССР.  Такое занятие меня устраивало. Я участвовал в подготовке законодательных инициатив, вёл приём граждан, направлял запросы в различные инстанции – в Герпрокуратуру, министерства, в правоохранительные органы, был членом ассоциации помощников депутатов. Но в стране произошли изменения. Не стало Верховного совета. Многие мои коллеги по ассоциации сами стали депутатами, а я решил, что политикой заниматься мне уже поздно.  Устроился  экспертом центра коммуникаций совместного российско-итальянского предприятия «Технопкарк».  Стиль работы, взаимоотношения между сотрудниками стали уже другими, непривычными для бывшего советского служащего. Я не чувствовал себя комфортно.  Вспомнив то, что у меня высшее педагогическое образование, я стал работать заведующим  отделением Московского профессионально-педагогического колледжа, где преподавал общественные дисциплины и английский язык. По совместительству ещё преподавал иностранный язык в Ленинградском областном педагогическом университете.

   Так незаметно подошло моё семидесятилетие и я решил, что хватит работать, пора свыкаться со статусом пенсионера. С тех пор  постоянной официальной работы у меня не было. Занялся грядками и клумбами на даче, да литературным творчеством.