Zoo. Глава 2

Глава 2

В зоопарк своего маленького города Н. я пришла по объявлению. Обещали платить минималку, это где-то 17 тысяч рублей с копейками. Но и эти деньги для меня в тот момент были важны. Почти год я просидела без работы и денег после ухода из редакции, где в общем-то только числилась. А по факту никаких документов в бухгалтерии на меня не было. На таком нелегальном положении я продержалась почти четыре года, пока не случился маленький и существенный переворот в редакционной политике последнего независимого издания в регионе.

Но это отдельная история, о которой я бы не хотела распространяться в этой главе. Возможно, у меня еще будут причины рассказать, что же случилось. А может я передумаю. Кто знает? В наше время вообще невозможно быть в чем-то уверенной. Поэтому вернемся к зверинцу.

Я прошла медкомиссию, которая разрешала мне допуск к зверям, и приступила к своим обязанностям рабочего по уходу за животными.
Так называемая напарница Женя, а по факту, такая же рабочая, глубоко беременная, с животом, красивыми зелеными глазами, острыми ушками и неправильным прикусом, должна была уйти со дня на день в декрет. Поэтому мое появление в зоопарке пришлось кстати, учитывая нехватку рабочих рук на такой низкооплачиваемой работе.
Женя должна была посвятить меня в курс дела, то есть, показать, как проходит день, который начинался с 7.30 утра и заканчивался в 16.30.

- Знаете, у нас долго держатся те, кто любит животных. Работа сложная, но интересная. Если любишь животных, то все получится. И работать будешь, - сказал мне директор, когда я первый раз пришла на собеседование и познакомилась с кадровиком.

Директор Алексей Павлович Кулаков оказался из приближенных к новому правительству. Поговаривали, что ранее он заведовал правительственным гаражом. А потом «красные» отправили его поднимать запущенное за много лет учреждение под названием «Центр живой природы». Так он стал директором зоопарка, начал носить строгий синий костюм и подкармливать зверюшек печеньками. Иногда Алексей Павлович приставал к посетителям с рассказами о том, как много он успел сделать за три месяца своего пребывания на новом месте.

Одной из главных заслуг его руководства стала забетонированная дорожка в сторону администрации. Раньше это расстояние от служебного входа с железными воротами до здания админки приходилось преодолевать «по бездорожью». А это где-то с полкилометра. Ну а в перспективе в этом году должны были сдаться новые вольеры для хищников. Это тоже был плюсик в карму нового директора.

Позже, как только плешивая голова начальника и пакетик с печеньками в руках появлялись на горизонте, внутри меня мгновенно прорастало раздражение. Особенно это чувство усилилось в последние дни перед увольнением, когда я вычищала вольер у нутрий, а директор остановился у ограждения, и расплывшись в улыбке, произнес:

- Ну, свинюшки. Ну, свинюшки.

Если вы не знаете, как гадят нутрии, то стоит рассказать об этом подробнее.
Пока эти «мышебобры» жили летом в открытом загончике на улице, чистить вольер было в целом легко и даже забавно. Почему забавно? Потому что нутрии — это свиньи по части окружающего их пространства, которое они засирают стремительно и беспощадно, а себя чистят особо тщательно и отличаются безбожным аппетитом.
Нутриям, как и многим грызунам, нужно постоянно что-то грызть, иначе – точить. Точить в первую очередь зубы, иначе они начинают скрежетать зубами, и это для них крайне плохо. Поэтому каждый день я приносила им крепкие, массивные поленья от спиленных здесь же в зоопарке тополей. С ними моя орава из семи нутрий расправлялась мгновенно. Кормили этих «свинок», прости Господи, как на убой. Фрукты, овощи, сушки, хлеб, кукуруза, отварные мясные кости. Эти божьи твари сметали все на своем пути. А потому и срали знатно. Мелкими коричневыми или рыжими какашками, которые смешивались с щебенкой и тут же загрязняли ванну с водой, которую нужно было сливать ежедневно. Как выяснилось, нутрии еще те любители поссать и посрать в чистой воде, которую в эту оцинкованную емкость приходилось наливать. Как только вода сменилась, эта зверюга тут же мостила свой задок в ванной, чтобы помыться, а заодно и нагадить. Сюда же.

В общем, смотреть на нутрий, когда они брали в свои милые лапки яблочко или кукурузу, дрались за тыкву или кабачок – это одно, а вот наводить чистоту в «авгиевых конюшнях» – это совсем другое. Нужно было брать специальные жесткие щетки, менять сено в местах ночлега, чтобы оно не прело от мочи, и в нем не разводились черви, ну следить, чтобы эти любопытные зверушки не сиганули из вольера, если ты вдруг забыла закрыть за собой дверцу.

Следить за щеколдой – это было первое и основное правило, как только я начала познавать азы своей новой работы.

С наступлением холодов, нутрий перевели в закрытое помещение, с неровным забетонированным полом, больше похожим на некачественно уложенный асфальт. А значит, грызунам ничего иного не оставалось, как срать прямо на него. На улице были хотя бы металлический настил и мелкие камушки, что заметно облегчало уборку. Здесь же, в неприспособленном помещении, животное дерьмо размазывалось и втиралось в поверхность, что хоть зубами его выгрызай, лишь бы не воняло. Поэтому приходилось изо всех сил вычищать его жесткой метелкой.

Ну а теперь представьте. Вы отчаянно, со звериной злостью, чистите кусок засранного нутриями вольера, а в это время некий чистоплюй с видом обожателя животных останавливается напротив и умиляется способностям животных гадить от всей души. Человек в синем костюме, в которого могут прилететь брызги дерьма, он, вообще, чего добивается? Что он хочет сказать своими словами? Зачем он, вообще, комментирует это все?

У меня нет ответов на эти вопросы. Только раздражение. Не к животным, чье дерьмо я разгребаю ежедневно, а к людям, придумавшим однажды зоопарки. К человеку, который возглавил это учреждение, думая, что он творит добро.
Но о добродетели я вам еще расскажу. Позже.

Для меня мои подопечные звери с первого дня, как только я окунулась в эту странную, неизвестную до сего дня жизнь, стали «людьми, оказавшимися в тяжелой жизненной ситуации». Иначе я не могла их воспринимать, поскольку понимала, что не по своей воле они оказались в этом месте. Кроме сострадания и боли, никаких иных эмоций, почти за тридцать дней работы я не испытывала.

Даже та радость, когда из домика выдры впервые вылез детеныш, показался на людях, начал познавать страшный ограниченный мир внутри своего вольера, эта радость была искусственной, дежурной, вынужденной.

Поверьте, нет ничего более ужасного, чем созерцать дикую красоту за железными прутьями, в тесных клетках, где жизнь останавливается и течет по инерции, как для стариков в пансионате ветеранов.

Когда я впервые услышала, как кричит нутрия, я не поверила своим ушам. Это было похоже на блеяние овцы. Или козы. Если эта тварь все же выползла из клетки, то ловить ее нужно так – хватать за хвост, и за этот хвост нести ее растопыренную в воздухе тушку на место. Чтобы не вырвалась и не укусила. Только так. Иначе никак.