Камбала. Роман. Ч. I. Дядя Саша. Гл. II. Всё за од

    
     Глава II. Всё за одного, а один "против"

    Кто меня знал, как школьника, те могут подтвердить, что такого адекватного и спокойного ученика, чем я, даже трудно представить.  Хоть я и учился в двух школах, сначала в родной сельской восьмилетке, а затем, недостающие для получения аттестата о полном среднем образование уже в районной СШ № 1, п. Матвеев Курган, вам   потребуется много усилий, чтобы «под пытками» расспросов всё же выпытать у учителей и моих одноклассников сведения, порочащие моё честь и достоинство. Но нельзя не в нем быть уверенным на все 100 и, при желании, можно выявить, что и Белый Ангел не такой уж и белый и безгрешный.
    Но не хочу богохульствовать, оставлю Ангелов в покое. Лучше уж меня обсуждать. Я за долгую жизнь ко всему практически привык. Говорят, что только к одной мысли привыкнуть нельзя – к мысли о смерти. Всё в нашем мире относительно. Если одними мерилами мерить, человек может представляться, чуть-ли не святым, а примени другие – на нём клейма под перечнем плохих дел, скажу мягко – не злодеяний, ставить негде.
     Вот так же и вы, с первых слов моего громкого заявления скажите – хвастун. Да, пожалуй, есть немножко. Кто не любит прихвастнуть. Но я знаю людей, которые сначала немного привирая, затем больше, а со временем уже верят в свою ложь и до хрипоты оспаривают свою вымышленную правоту.
     Ну, не знаю. Пораспрашивайте, пока есть у кого и обо мне. Я не работал в секретных службах, и информация о моем счастливом школьном детстве засекреченной быть не может. И, когда соберёте «компромат», сможете меня застыдить. И это, в отличие от стыда, который может испытывать школьник, если ему это вообще знакомо, будет не то, чтобы сказать – очень чувствительно, это будет убийственно, как выстрел артиллерийского орудия по мухе, «распятой» морскими швартовыми канатами напротив его жерла бронебойным снарядом.
     Но, чтобы быть максимально правдивым, то нужно признаться, что всё-таки можно припомнить за десять лет, как минимум три случая, из-за которых пришлось краснеть мне и моим родным. Первый случай я сейчас подробно рассказывать не буду, это был случай, когда я получил за невыученное правило по русскому языку «тройку» и учитель, за этот «аморальный» поступок, отстранив меня от занятий, отправила домой за родителями. Я его во всех подробностях рассказал в рассказе «Позор».
Вы должны согласиться со мной, что если человек, молодой человек в первую очередь, если мы разговор о школе завели, стыдится своих поступков, значит он не потерян для общества, а недостатки в воспитании, если есть, исправимы. Тем более, что из более, чем 40-летнего трудового стажа, четверть века я проработал педагогом и не раз приходилось, и как классному руководителю, и как мастеру производственного обучения заниматься с проблемными учащимися училища и студентами колледжа, бывать у родителей дома, даже проезжая на своей машине по селам района, где проживали мои подопечные. Но сейчас речь обо мне, как ученики и проступках, которые я хочу всё же вспомнить и чистосердечно рассказать, как на исповеди, чтобы Большом Суде не смешить этим Великого Судью.
     Вот сейчас, вспоминая об этих самых проступках, которые необходимо было осуждать и за них я должен был понести законное наказание и всплывают те, что я пытался «утаить», даже не умышленно, а как говорят, «за давностью времени». Они, возможно, и чем-то необычны, и не столь трагичны, но были же. Как говорят в поговорке, «Был бы человек, а статья, под которую его можно подвести найдётся».
Не секрет, что в наше современное время, время «двойных стандартом» мы так привыкли к тому, что правда с «кривдой» часто меняются местами, в зависимости от того, из чьих уст произносятся.
     Ещё один пример, когда в советские годы так называемых «валютчиков и «цеховиков» преследовали, давали большие сроки и вплоть до высшей меры приговаривали. А теперь эти злостные некогда преступления – законная финансовая и коммерческая деятельность негосударственных крупных и мелких предприятий. Люди, хотя их называть людьми не хочется, вот хапуги – это лучше подходит, пользуясь природными богатствами, которые для «красного словца» иногда называют «народными», торгуя ими, набивают не то, что свои карманы, обеспечивая безбедную жизнь даже своим правнукам. Это вам не советские миллионеры, как Александр Корейко. Их состояние исчисляется миллиардами, не рублей и «керенок», а долларов или евро.
    Отвлёкся, простите.
    Иногда, осмысливаешь поступки, совершенные тобой же в далекие годы, но современными мерками и степень их благородства или скверности может меняться в одну или другую сторону. Вот пример, поступок Павлика Морозова, нам ставили в пример и когда красноармеец, не задумываясь стреляет в своего брата белогвардейца – мы оправдывали. Сейчас, уверен, что Павлика, скорее предателем называют и поступок братоубийцы не оправдают не оправдают.
     Я могу привести пример из своей школьной жизни, когда нужно было делать выбор и в этом выборе я оказывался одинок, среди коллектива класса. А дело было так.
    Я учился в седьмом или даже восьмом классе. Любимыми были точные науки, любил физику и математику. Возможно, потому что меня тянуло к технике. Это не значит, что гуманитарные предметы изучал «спустя рукава» - нет, но занимался не с таким интересом.
    Физику у нас преподавала учительница, которую звали Евгения Петровна. Она была одинокой женщиной, инвалидом, сухонькая, сгорбленная женщина, хотя ей и 50 лет не было, но выглядела старше своих лет и никогда не была замужем. О таких говорят: «Богом обиженная» и по-человечески её было жаль только от вида, не зная о ней ничего. Но это лично моё отношение к ней.
    Мне нравилась физика, нравилась методика преподавания, я с удовольствием получал те знания, в которых у меня была потребность. Учительница была беззащитна и не могла стать кому-то угрозой, чтобы как от других, ученики прятались под партой, отбросив крышку стола (кто помнит, как парты были устроены). Потому на ее уроках было часто шумно, а иногда ученики устраивали беспредел, т.е. делали пакости, чтобы сорвать урок.
     Я был противником таких методов «протеста» против возможности получить знания, тем более, когда обиде подвергается человек, уже обиженный, как я упомянул, Богом. Но и быть «изгоем», пойдя против всего класса ничего бы не дало, кроме того, что меня могли просто осмеивать потом постоянно, как минимум.
По обыкновению, учительница в начале урока проводила закрепление пройденной темы, чтобы, используя знания прошлого урока перейти к новому. Сейчас, я, как педагог называю это «актуализация опорных знаний». Неготовность к ответу большинства учеников была продиктована тем, что они на прошлом уроке не слушали, дома прогуляли, не готовились, так как стояла отличная осенняя погода и ещё присутствовала «червоточина», которая проявлялась очень чётко при общении с Евгенией Петровной.
     Сначала ученики поднимались и отвечали: «Я не готов отвечать!» Потом, уже с пересмешкой и одобрительным гулом, смехом и повышенной оживлённостью бросали в адрес учителя, но смотря с улыбкой не в её сторону: «Не буду!»
     Ситуация раскалилась до предела и подходила к кульминации, нужно было как-то остановить её «бурный поток». Учительница беспомощно помахивала измерительным учебным метром, но это выглядело не столь угрожающе, сколько смешно. Она поняла, что класс таким образом высказывает к ней пренебрежение. Пренебрежение: за то, что у неё жизнь и так тяжела из-за инвалидности, с хромотой, проблемой с позвоночником и рукой; за то, что её в младенчестве оставили в больнице, не желая возиться с калекой; за то, что она прожила всю жизнь одна, не зная помощи, не зная надежного мужского плеча, как минимум; за то, что она получила образование и имела желание просто учить детей, будущих строителей нашего светлого общества…
Что можно было сделать? Она пробежала взглядом по обезумевшим от восторга, приступов смеха и каких-то, уже не человеческих выражений лиц учеников. И когда она остановилась на глазах стыда за своих одноклассников, сожаления за случившееся и той же безысходности и непонимания, что делать, она поняла, что я – её последняя надежда.
     - Саша, ты готов ответить?! – со слабой искоркой надежды.
     Я без слов, не стал отвечать с места, вышел к доске, хотя ответ не предполагал каких-то письменных выкладок у доски. Ответ мой был, как всегда полный и содержательный.
     - Садись. «Пять» - проговорила учительница и склонилась над журналом, не присаживаясь на стул.
     Моя «пятёрка» была окружена в журнале со всех сторон двойками. От этого я ощущал не стыд, я не чувствовал стыда за то, что сделал то, что делал и до этого, ответил на вопрос, который знал и мог ответить. Мне казалось, что эти «двойки», поставленные в журнале стесняют мою грудную клетку, мою душу. Одноклассники притихли, но теперь их приглушённое шушуканье было обращено в мой адрес.
     Учительница не стала объяснять новую темы, видимо поняла, что сегодня не получится, точно. Она взяла журнал подмышку, привычно поправила ремешок наручных часов, которые болтались на запястье из-за худобы её рук, подтянув их почти к локтевому суставу, подняла голову к классу и сказав:
     - Урок окончен! – прихрамывая, вышла из класса.
     На какое-то время в классе наступила «гробовая тишина». Только сейчас все поняли, что сегодня что-то случилось. Они не понимали ещё до конца, что именно, но что-то такое, чего раньше не было. Они, скорее всего поняли, что сегодня вели себя не очень красиво. Может быть и не все, а те, у которых в груди билось сердце, а не камень и, несмотря на свою подростковую шаловливость, ростки человечности, изгибаясь под воздействием внешних факторов, тянулись вверх к свету, к светлому и доброму.
     Быть добру! – я мог бы так закончить, но у меня есть в «загашнике» ещё два примера, может быть и не столь наглядных – это судить не мне, но также произошедших со мной в разные периоды школьной жизни и сразу после окончания школы.

продолжение следует