Бориска и Макарыч

БОРИСКА И МАКАРЫЧ

Посвящается памяти
защитникам Кавказа

     Однажды, в начале двухтысячных годов, мы с женой поездом возвращались из Москвы в Пятигорск. К нам в купе сел молодой паренёк в форме курсанта военно-морского училища. Дело было к ночи, успели только познакомиться, звали его Борис. Утром мы разложили на столике свои припасы для завтрака, я и говорю:
     – Бориска, садись с нами!
     – Спасибо… А как вы узнали, что так меня звали в детстве?!
     – Никак, я сказал совершенно случайно!
     – Меня отец называл Бориской, когда я ещё был совсем маленьким, в Магадане.
     – Что?! Так ты ещё и магаданец? Земляк!
     – Вот это да! Вы там живёте, едете на отдых?
     – Нет. Я уехал оттуда очень давно – в пятьдесят первом, после школы. Но, знаешь? Магадан – это на всю жизнь!
     – Да. Я в восемьдесят четвёртом только родился. И уехал тоже давно, мне было всего одиннадцать лет. Еду маму проведать, она приболела, и меня на несколько дней отпустили, а летом – кругосветка на паруснике, идём к морю привыкать.
     – А где мама живёт, на Кавминводах?
     – Нет, в районе Геленджика... Да-а! (паренёк задумался). Там в одиннадцать лет перевернулась вся моя жизнь, и я твёрдо решил стать военным моряком, да не просто моряком, а служить на торпедных катерах.
     И он поведал нам свою историю, а я сейчас попытаюсь её пересказать, как помню.
                ***
      
    Бориска сидел на пригорке и смотрел на море. Было ветрено, море немного волновалось, плывущие облака попеременно закрывали солнце и от этого поверхность моря меняло свои оттенки, а волны как будто подхватывали их и несли откуда-то издалека к берегу. Тёплое море звало купаться, но Бориска боялся пропустить момент, когда на берегу появится Макарыч, его неожиданный друг – пожилой прихрамывающий бывший моряк. На Чёрное море они раньше приезжали всей семьёй в отпуск, но это было лет семь назад, и Бориска плохо это помнит. Здесь жила сестра его мамы – тётя Таня, а папа Бориски, шофёр-дальнобойщик, три года назад на колымской трассе попал в аварию и погиб. Вот тётя Таня и уговорила маму переехать из Магадана к ней в родительский дом.

     Бориска, хотя довольно быстро освоился, больше любил оставаться в одиночестве, посидеть на длинном причале, смотреть на море, немножко скучая по своему Магадану. Ещё любил рисовать, не зря же два года занимался в ИЗОстудии! Однажды он так увлёкся зарисовкой плывущей спортивной яхты в море, что не заметил, как к нему подошёл человек в тельняшке, которого он уже несколько раз замечал около причала.
      – Привет, паренёк! Ты кто такой?
      – Здравствуйте. Я – Бориска.
      – На лето приехал, отдыхать?
      – Да нет, вроде, насовсем. Мы с мамой вон в том доме живём, с тётей Таней.
      – А как маму зовут?
      – Надежда Тимофеевна.
      – А-а! Так ты, получается, внук моего друга Тимофея (царство ему небесное)! Тот мальчик, который жил в Магадане? Что ж, хорошо. Значит, ты Бориска, а я – Степан Макарович. Можешь меня называть, как все, просто Макарыч. Давай краба!
    Они пожали друг другу руки и рассмеялись. Бориске вдруг сделалось так хорошо!
      – Чем занимаешься? О! Прилично рисуешь! А рыбу ловить любишь?
      – Макарыч! Ещё как! Мы летом – на удочку с пирса ловили, лодки своей не было. А весной, знаете, подходит к берегу косяками уёк – такая маленькая рыбка, так весь город её сачками, даже наволочками ловит. Потом солили, вялили… Её жареную в кулёк насыплешь и можешь, как семечки, есть!  А зимой ещё здорово…
      – Ну, у нас зимней рыбалки не бывает. А махнём прямо сейчас на лодке, порыбачим? Мама тебя не заругает?
      – Нет. Она пошла в школу к директору договариваться с сентября работать. А в школе сейчас какой-то лагерь?
      – Да, один уральский завод привозит летом детей.

     Так началась у Бориски новая жизнь. Он, конечно, помогал маме по хозяйству – и дома, и в огороде (тётя Таня работала в городе в больнице, а они жили в слободе, на самой окраине), но всё возможное время проводил с Макарычем, помогая ему ремонтировать лодки и катерки местных жителей. Но больше всего ему нравилось, когда они на великолепном маленьком быстроходном катере Макарыча уходили в море и то рыбачили, то просто катались, радуясь быстрому ходу и встречному ветру. 
     Вот только сегодня Макарыча всё нет и нет. Не заболел ли? Пойду проведаю.
Дом Макарыча был недалеко от моря, Бориска осторожно вошёл и обомлел: его друг одет был в военно-морскую форму со множеством боевых наград, и стоя перед зеркалом, щёточкой их чистил.
       – Макарыч! Ого!..
       – Моряки из Новороссийска позвонили, скоро День Военно-морского флота, просили подготовиться.
       – Но вы же по возрасту не могли участвовать в войне!
       – Да, Бориска. Когда началась война, мне ещё и тринадцати не исполнилось, а в сорок втором году, так сложились обстоятельства, я стал, как говорится, сыном полка, и, хоть меня старались беречь, но повоевать пришлось.

      И вот, вечером, сидя у костерка на берегу и готовя на огне свежевыловленную рыбу, рассказал Макарыч Бориске о своей военной поре.
       – Жили мы, Бориска, в Феодосии. Какое прекрасное было время! Отец мой ходил мотористом на небольших судах, часто меня брал с собой. Как я любил море! Во время шторма оно меня просто завораживало! А когда было спокойным и, словно живое существо, чуть-чуть покачивалось, хотелось зайти в море и плыть, плыть… А потом началась война, немцы с румынами так быстро добрались до Крыма! Да только остановились у Севастополя, никак не хотели моряки отдавать врагу свой город, несколько месяцев держали. Батя мой сразу ушёл на фронт, воевал здесь же, в Крыму. Подвозили они на своём корабле боеприпасы в Севастополь, но – вот, беда! – однажды угодила в них бомба, и все погибли…

     Несколько минут Макарыч молчал, перебирая палкой в костре горящие угли. Бориска своим ещё малым умом понимал, что может твориться в душе его старшего друга, и терпеливо ждал.
        – Немцы, конечно, основные силы держали у Севастополя, но и остальным городам доставалось, так что, нам в Феодосии было совсем не спокойно – бомбили каждый день. А потом поступил приказ, и стали наши войска постепенно отходить на новые рубежи через Керчь и Феодосию на Кавказ. В порту было столпотворенье – гражданские тоже, ведь, старались уйти. Я побежал в порт посмотреть, что там творилось. В это время началась в городе бомбёжка, а один самолёт подлетел и стал по людям строчить из пулемёта. Страшно! Я спрятался под пирсом, потом бросился домой, прибежал… (Макарыч тяжело вздохнул). А там… ни дома, ни мамы… Эх! Я тебе, Бориска, словами не могу передать, что со мной было! В один миг у меня не стало ни мамы, ни дома, ни одежды, ни хлеба, ни денег…
                (продолжение следует)