27 сент. Вт. Продолжение 6

Закончилась операция в горах. По слухам успешно, задачу выполнили. Подробностей не знаю – Лева ещё на заглядывал. Кадроны – так я называю кадровых военных – почти поголовно скрытые алкоголики, т.е. вообще не пить длительное время не могут. Промежуток трезвости длится не более месяца обычно.. причина алкоголизма – скука. Даже в период проведения операции некоторым вообще нечего было делать. Они привыкли сознавать свою никчемность до такой степени, что забыли, что они действительно не нужны. Они уверены, что если штат подразделения определен каким-нибудь дуболомом, и они состоят в этом штате, то это значит, занимают они свое место в жизни по праву.
Наш кадрон – шеф со сбродом их Брод где-то напился и лег спать, как и все мы – время подошло. Через некоторое время послышался со стороны кровати шефа грохот. Я оглянулся, подумав, может сетка панцирная его кровати соскочила со спинки. Каково же было моё изумление, когда на полу рядом с кроватью я увидел нашего кадрона, а рядом совсем исправную его кровать. Он упал с неё и не проснулся, продолжая спать на полу. Но это была только прелюдия к концерту. Всю ночь шеф ползал и катался по полу от своей кровати к моей, задевая и пиная на своем пути стулья, стол, тумбочку, мою кровать. Я глаз не сомкнул всю ночь, боясь, что он проснется, перепутает кровати и ляжет на меня. К утру возня, стоны, удары и шум прекратились. Шеф нашел приют на тряпке-коврике у моей кровати, положив на неё, с позволения сказать, лицо, и мирно заснул.
Целый день меня мучили головные боли после бессонной ночи, а потом начались и желудочные и судороги ног, но это, наверное, уже от легкого отравления в столовой.
Произошло ещё одно событие. Посетила нас группа артистов ансамбля Александрова. Дали концерт перед штабом – бывшим зданием аэропорта. Артисты прямо из штаба сбегали по ступенькам на полукруг, образованный рядами стульев со зрителями, и пели, плясали и играли, к сожалению, все на военные темы, от которых меня тошнит уже давно. Неплохо, правда, играл балалаечник вариации на темы русских народных песен, да артисты балета ансамбля исполнили русский народный танец «Кружилиха». Зрителей было много и аплодисментов тоже. Любят военные военное искусство. За тремя рядами стульев понаставили в беспорядке машины, люди облепили их, как мухи сахар, и в свете прожекторов внимательно внимали людям искусства ровно 1 час 15 минут. В заключении начальник по политической подготовке (начПО) сказал в благодарность артистам несколько высокопарных банальностей, и все разъехались.
Дали деньги – чеки. Все кинулись в магазин и контин – советскую и афганскую торговые точки. Шеф приобрел «дипломат» с наборным шифр-замком. Принес его в домик и долго пытался с Мухаметдиновым – инженером полка, поехавшим в Афганистан на этой должности вместо майора Семенюги – установить код замка и закрыть «дипломат». Долго им это не удавалось, потому что действовать по инструкции они не умеют 9 им надо одновременно нажимать и крутить все, что нажимается и крутится. Наконец, они закрыли его, но беда заключалась в том, что «дипломат» обратно открываться не захотел. Шеф со злости бросил «чертов чемодан» и в сердцах обещал перепилить этот «чертов наборный замок», потому что он ему не нужен. А нужен ли ему сам «дипломат»?

2 окт. Воскр.

Сегодня день Учителя, и я мысленно ещё раз передаю свои поздравления моей милой маме и всем моим учителям. Большое, если не великое дело они делают. Но к делу.
Два печальных случая произошло у нас. Первый как бы нас не касается, но скорбь проникает в сердце так или иначе, наверное, ещё не привык к смерти.
Духи вырезали пост цирандаев – афганской революционной милиции – переоделись в их форму, остановили машину с четырьмя нашими советниками – этими же нашими военными, не участвующими непосредственно в боевых действиях и носившими гражданскую одежду – расстреляли их из автоматов и скрылись. Слышал по рассказам. А вот это видел своими глазами. Но всё по порядку и хладнокровно.
Посмотрев вторично в нашем кинотеатре кинофильм «Петровка, 38», я на ТЭЧевской машине возвращался в свой домик. Володя П., как и я двухгодичник, открыл дверь домика и включил свет, попросив меня опустить на окно внешнюю светомаскировку. Я пошел закрывать снаружи окно и закрыл. В воздухе совсем близко жужжал наш вертолет. В темноте его было не видно. Фары ночью летчики включали только при посадке на ВПП. Как отключились два двигателя вертолета, я не слышал, не отметил про себя, этот момент, а только видел, как со стороны дувала, что неподалеку от нас, отделились две красные точки и погасли. По ночам трассирующие пули и снаряды летают у нас в разные стороны. К ним я привык и не придал красным точкам значения. Через мгновение у вертолета сработали АСО. И тогда я ничего не заподозрил, подумав, что вертолет выпустил сигнальные ракеты, которые находятся примерно в том же месте на вертолете, что и АСО. Прошло еще мгновение, и я услышал сильный грохот в камышах. Удара или сотрясения земли не было. Услышал чей-то крик: «Вертолет упал»! Я обежал вокруг домика, не веря в случившуюся беду. Пробегая открытые ворота нашей позиции, я увидел последний раз мотнувшийся винт и контур вертолета.
На секунду мелькнула мысль: может взорваться, но языков пламени не было видно, и я, не останавливаясь, побежал к вертолету. Падение вертолета произошло в 40 – 50 – ти метрах от нашего домика. Подбежал почему-то сразу к кабине летчика. Надо спасать его первого. Вертолет накренился и зарылся по «брюхо» в землю так, что дверка кабины оказалась высоко. Благо боковое остекление было разбито. Я принялся разламывать его дальше, чтобы вытащить парня. Подбежавшие бойцы нашей группы осветили кабину фонариком. Летчик был весь в крови, наклонился к приборной доске, постанывал, очевидно, был в полуобморочном состоянии. Боец сумел отстегнуть на нем поясной ремень, и мы с ним вытащили пилота из кабины. Всё его лицо было залито кровью. Руки мои и куртка скоро стали красными. Другие подбежавшие ребята легко и быстро извлекли летчика-оператора и бортача (борттехника). Они находились в лучшем состоянии, чем командир экипажа, которого мы подхватили и понесли в наш домик. Положили на кровать, подушка сразу же обагрилась кровью, но повреждений, кроме, как на голове, при осмотре не обнаружили. Летчик бредил и порывался снять повязку, которую тут же ему наложили на лоб. Вскоре принесли оператора и, опасаясь, что он получил переломы, положили его на пол. Он был в сознании, но не понимал, что произошло, жаловался на боли в спине. Борттехника отвели и посадили в машину, поддерживая под руки. Он также был в шоке.
Чуть позже приехали командиры и врач. Врач дал команду: «Летчика в автобус», и я с ребятами взялся за матрац (носилок не было) и понёс летчика в автобус. Он продолжал бредить и срывать повязку. Я держал его руку и голову. В автобусе врач сделал ему два укола морфия и пытался заговорить с ним. Летчик Легков отвечал, но было ему очень больно и опять наступал бред. Подвезли всех троих к вертолету и срочно отправили в Кабул.
Я до сих пор отойти не могу. Болит голова, бедро, саднят, порезанные о стекло кабины, руки.
Сегодня утром разрядили вертолет, сняли бомбы и извлекли из блоков НУРсы. По счастливой случайности ничего не взорвалось и все остались живы.
Духи же, конечно, сделав свое грязное дело, скрылись. Только БТР батальона охраны аэродрома дал НУРсами залп для острастки в темноту, и всё затихло.
При первичном осмотре вертолета МИ-24 оказалось, что он действительно был обстрелян. Снаряд прошел почти по обшивке изнутри снизу вверх и вылетел в районе двигателя между кабиной летчика и грузовой кабиной, повредив всего лишь одну тягу двигателя, погнув её. Это привело, в конечном счете, к отключению двигателя и падению вертолёта при заходе его на посадку, т.е. падал он с высоты 50 – 100 метров. Ещё повезло ему в том, что он упал в болотистую ложбинку, заросшую камышами, где земля влажная и мягкая. Повторяю – экипаж жив, но впечатление тягостное.
На следующий день приехала комиссия с генералом. Работают.

6 окт. Четв.

Летчики все живы. Легкову сделали операцию в Кабуле и отправили в Ташкент. Остальных лечат в Кабуле. Вертолет списали на боевые потери. Сейчас я постепенно прихожу в себя после нервного потрясения от всего случившегося и анализирую свое поведение. Естественно меня никто не готовил и я сам не готовился к таким вот случаям. Всё произошло внезапно и неожиданно. Упал вертолет с полной бомбовой и ракетной нагрузкой. Мог с минуты на минуту взорваться, когда я безотчетно бежал к нему. Если бы это случилось, я бы просто-напросто испарился в пространство. Потом, когда, отцепляя судорожно и крепко схватившую ручку управления, руку летчика, я не думал о том, что пальцы он держал на гашетке, а вертолет и боевые цепи могли находиться ещё под током. Одно неосторожное движение и в моем боку могли оказаться все пять НУРсов калибра 130 мм. Тогда я не думал, да и не мог думать о мерах предосторожности, не было времени. Я думал, как быстрее вытащить летчика из кабины. Сейчас, когда я представил себе смертельную опасность, которой я подвергался, у меня появилась сильная головная боль, но постепенно успокоилась.
Стоял в наряде с 3-го на 4-е. Снова анекдот с командиром. Опять надрался, причем один, потому что никто из командования не знал об этом. Где-то в 23.00 вошел в комнату дежурного, дал идиотское ц.у., как нести службу и пошутил на мои ему четкие уставные ответы, весьма метко сказав, что служил с одним шепелявым офицером, который вместо «так точно», говорил «так тошно». Действительно, так тошно мне было его слушать. Глаза бегают, язык заплетается. Потом, наконец, отвязался и скрылся в направлении «кошкиного дома». Появился только утром, сделав обходной маневр, бросив мне на ходу: «Ох, уж эти дневальные, не видят, когда выходишь, когда заходишь». Не выслушав мой доклад до конца, скрылся в штабе. Я довольно благополучно додежурил и пошел отдыхать.
Жизнь бесконечно однообразна. Шеф решил проверить четыре изделия. Не получилась проверка из-за полного незнания КПА. Одной технологической карты оказалось недостаточно. А может изделия неисправны. После обеда обычно сплю. Для этого отводится специальное время, как в детском садике.
Появился аппетит, и теперь даже официантка Лариса своим отказом носить из раздаточной манную кашу не может его испортить. Когда она разносит порции, приходится прямо вырывать у неё из рук свою, иначе не даст и останешься голодным. Ничего, что я нашел вчера в супе двух червячков, ведь, наверное, их «термически» обработали по выражению нашего начпрода. Крепчаем!
Солдатик залез в контин и украл у продавца-афганца джинсы, несколько штук. Долго думали в политотделе полка, как же наказать солдатика. Какие ужасные кары только не придумывали, а в итоге 7-мь суток ареста на «губе» (гаубвахта), а она забита арестантами до отказа. Так что солдатик служит, как и прежде.
Я не удивлюсь, если ограбят нашего начПО и поделом. Он за то, чтобы не принимать строгих мер к провинившимся, а воспитывать их. Но его воспитание только на словах, а на деле солдатики уже начинают оружие продавать духам и по нам же стреляют из нашего оружия. Очень обидно, невыносимо обидно, пострадать из-за этого.