Живой труп

Художник Сиротки в своём небольшом провинциальном городке человеком был известным. Его полотна украшали не одно культурное заведение города. Но была у него одна странность — он любил рисовать Ев. Замечательных божьих созданий под названием женщина во всей ихней красе с фиговым листочком на интересном месте. Но однажды у него произошёл конфликт с женой прокурора города, с шестидесятипятилетней Марией Михайловной Мухановской, которая, увидев себя на полотне, созданном художником, устроила скандал и потребовала, чтобы он фиговый листочек убрал. Но Сироткин был человеком высоконравственным и фиговый листочек не убрал, говоря, что если он его уберёт, то получится порнография, на что прокурорша заметила: «Выходит, Леонардо да Винчи тоже создавал порнографию?» Но художник был непоколебим. Тогда она предложила взятку в размере двухсот тридцати рублей. Как творческий человек он знал, что столько стоит бутылка водки, но на сделку с совестью не пошёл. Тогда неудовлетворённая дама пожаловалась мужу Петру Тимофеевичу. Прокурор прибежал, но вместо того, чтобы грозить художнику тюрьмой, начал его просить изобразить его на полотне в образе Адама, но без фигового листа, так как он хочет сделать подарок любовнице на день рождения. Сироткин сказал, что он подумает.
Напоследок прокурор оставил своё фото в обнажённом виде в шляпе и аванс в размере ста двадцати рублей — на чекушку водки.
А на Новый год ему во сне пришли все Евы, которых он написал за всю жизнь.
Требование у них было одно — снять этот целомудренный фиговый листочек, который им мешает наслаждаться мирской жизнью. Художник не выдержал и решил раз и навсегда покончить с Евами и перейти на Адамов. Это мероприятие он приурочил к Международному женскому дню — 8 Марта.
Последнюю Еву он написал лежащей в гробу, без фигового листочка, с открытыми глазами. Картина получилась просто шикарная. На проводы Евы в последний путь он пригласил своего друга поэта Мудыкина. В городе все его любили и уважали. Ни одно погребальное мероприятие не обходилось без него. На них он читал стихи, посвящённые покойникам. Правда, однажды после проводов в последний путь криминального авторитета Коли Тамбовского он перепутал стихи и начал восхвалять полицейских, от рук которых этот бандит и умер. Братва хотела и поэта в этой же могиле закопать, но потом передумала и только немного побила его. После этого Мудыкин больше пяти стаканов водки на кладбище не пил во избежание недоразумений. Зайдя к другу в мастерскую и увидев гроб с женщиной, он спросил:
— Савелий! Кто это в гробу лежит?
— Ева. Я решил с ними покончить раз и навсегда и перейти на Адамов.
— У тебя, что, поменялась сексуальная ориентация?
— Нет. Просто на Новый год все Евы собрались вместе и устроили скандал. Требовали, чтобы я фиговый листочек с них снял. Я этого сделать не могу. Иначе это получится порнография. Вот я и решил Еву проводить в последний путь.
— Савелий! Но она же у тебя живая, с открытыми глазами. И почему без фигового листка? Ты, что, хочешь её живую похоронить? Ведь это кощунство.
— Что ты предлагаешь?
— Закрой ей глаза фиговым листком, и она станет мёртвой. И ты не изменишь своим принципам. Она уйдёт в мир иной целомудренная.
Послушавшись совета друга, Сироткин закрыл глаза Еве фиговым листом.
После этого, как подобает в таких случаях, творческие люди начали поминать покойницу. После третьей рюмки у поэта Мудыкина появилась жалость к Еве, и он сочинил четыре строчки:
Ева милая моя,
Как же жаль, что ты умерла.
Ты могла б ещё пожить
И меня бы полюбить.
Выпив изрядную дозу спиртного за упокой души умершей, творческие люди разбежались в разные стороны.
Идя по улице, художник Сироткин, присев на скамейку, заснул. Мимо проходящая старушка, увидев известного художника местного масштаба, закричала: «Сироткин помер. Скорее скорую помощь».
Была пятница… 7 марта… На станции скорой помощи начали отмечать женский день. Ехать на вызов выпало «Весёлым ребятам». Так называли бригаду мужа с женой. Были они отличными специалистами, но была у них одна слабость — любили выпить. Но это, однако, одно другому не мешало и в конфликт друг с другом не вступало. А иногда одинокие мужчины, которые не могли пить в гордом одиночестве, звонили на станцию скорой помощи и говорили, что им плохо, и просили прислать бригаду «Весёлых ребят». После этого праздник приходил в дом одиноких людей.
Приехав по вызову, фельдшер Хрюков, увидев лежащего на скамейке художника Сироткина, решил, что он мёртв. Тем более на станции скорой помощи осталась накрытая поляна с трёхлитровой банкой самогонки. Погрузив труп в машину, они привезли его в морг. В этом заведении тоже отмечали праздник 8 Марта, поэтому дежурному врачу было не до покойника. Он решил, что труп до завтра подождёт. Зарегистрировав в журнале, тело оставили ночевать. Оприходовав трёхлитровую банку спирта, работники морга разошлись по домам. Ночью живой труп художника от холода проснулся. Сначала он подумал: «Неужели вместе с Евой умер?»
Пошевелил рукой — двигается. Пошевелил ногой — двигается. Понял, что живой. Лежать в одной компании с мёртвыми было не комфортно. Открыв окно первого этажа, Сироткин дал дёру из морга.
Следующее утро в морге началось с инвентаризации трупов. Дежурный врач Сыроежкин, взяв журнал поступивших трупов, начал сверять их с присутствующими. Дойдя до пустого стола, остановился, не веря своим глазам, и начал орать: «Труп сбежал». На крик прибежали все сотрудники морга.
Они начали обход всего здания, думая, что труп куда-то спрятался. Дежурный врач позвонил главному врачу Черепкову, который через тридцать минут уже проводил совещание у себя в кабинете.
— Товарищи! У нас ЧП. За тридцать лет работы я такого не припомню, чтобы труп сбежал. А ежели его выкрали американцы для своих исследований? И кого? Нашего известного художника — гордость нашего города. А в понедельник приезжает комиссия с проверкой из области, из департамента здравоохранения. И кого мы им предъявим, спросят, куда дели труп? Продали на органы?
После этого он плюнул три раза через левое плечо, после чего постучал по столу.
— Сыроежкин, — обратился он к дежурному врачу. — Срочно езжайте домой к этому художнику. Может, он дома спрятался от нас. Привезите в морг, надо комиссии его тело предъявить.
— Сергей Маркович! — обратился к нему дежурный врач. — А ежели он живой, нам его убить?
Главный врач задумался. И действительно, как же живой человек запросто так согласится ехать в морг. Он открыл сейф и достал трёхлитровую банку спирта.
— Если не будет соглашаться, вот эту банку подарите. Ну, подумаешь, полежит три дня в морге, пока проверка не закончится. А спирт настоящий — 96%. Глафира Игнатьевна, — обратился он к завхозу, — приготовьте для него чистую простынку. Всё же уважаемый человек, комиссию будет из области встречать.
Сбежав из морга, Сироткин на следующий день заявился в свою мастерскую. Голова раскалывалась от вчерашних проводов Евы в последний путь. Вдруг в дверь кто-то постучал.
— Войдите, — сказал художник.
В мастерской появились двое мужчин с хозяйственной сумкой в руке.
— Извините, Савелий Петрович, мы из морга, приехали за вами,  — сказал один из них.
— А причём морг и я, живой человек.
— Понимаете, товарищ художник, вы у нас в журнале зафиксированы как труп, ну как мёртвый человек, а в понедельник к нам из области комиссия приезжает с проверкой, в первую очередь будут проверять наличие трупов. А если у нас будет недостача трупов, то нашего главного врача Черепкова снимут и посадят. Подумают, что покойника продали на органы.
— Нет, не могу, у меня срочный заказ от прокурора на его изображение в образе Адама.
И он для большей убедительности достал фото голого прокурора в шляпе.
— Давайте лучше я вам картину Евы в гробу подарю. Подарите проверяющему, он будет доволен.
— Извините, у нас проверяющая будет женщина.
— Жаль. У меня картины Адама ещё нет.
— Савелий Петрович! Главный врач вам лекарства передал, — и он вынул из сумки трёхлитровую банку спирта.
Видя замешательство художника, Сыроежкин добавил:
— Вам надо всего три дня мёртвым полежать, а потом опять воскреснете. Да и завхоз Глафира Игнатьевна вам чистую простынку приготовила.
— А питание какое у вас там?
— Согласно установленных для покойников норм.
Савелий Петрович налил в стакан спирт, разбавил водой и выпил. Голова сразу перестала болеть, и жизнь стала прекрасной, удивительной, и он согласился стать на три дня трупом. Действительно, от выпитого спирта по прибытии в морг это был пьяный труп.
В понедельник в морг нагрянула комиссия из области. Возглавляла её проверяющая в четвёртом поколении Крысятникова Стелла Моисеевна. Прадедушка, дедушка, папа — все они возглавляли отдел по контролю за медицинскими учреждениями, и эта должность ей досталась по наследству.
Проверять морги она любила. Здесь было тихо… Спокойно… Никто не жаловался, что простыни рваные, клизмы дырявые, суп жидкий, врачи бестолковые. Делая обход помещения, где лежали покойники, проверяющая похвалила главврача Сергея Марковича за образцовый порядок. Шагавший сзади Черепков даже улыбнулся от такой похвалы. Вдруг в помещении кто-то чихнул. Стелла Моисеевна подумала, что, может, показалось. Она посмотрела на главврача.
— Стелла Моисеевна! Вы не обращайте внимание. Эта палата очень странная, мистическая. Отсюда трупы домой на ночь уходят, а потом приходят.
Художник не смог сдержаться и опять чихнул. Подойдя к покойнику Крысятникова начала пристально смотреть на него. В её практике такое было впервые —  чтобы труп чихал.
Сироткин, чувствуя на себе взгляд проверяющей, открыл глаза и в третий раз чихнул. От этого действия у проверяющей произошёл разрыв сердца, и она умерла. Больше всех радовался главный врач морга Черепков. Через неделю должна быть комиссия из Москвы с проверкой, и выходило что все трупы на месте. А художник Сироткин поспешил в мастерскую допивать спирт и выполнять срочный заказ прокурора, облачая его в образ Адама без фигового листочка.