Водка, селедка и газета Труд

Осеннее солнце с трудом пробивалось сквозь зашторенное облачной пеленой небо. И от этого весь город казался холодным и неуютным. Серое свечение из мутной точки над головой подсказывало, что время подошло к обеду, но есть не хотелось.

Игорь добрел до памятника Бабелю и присел на скамейку. Здесь за широкой бронзовой спиной писателя было спокойнее: люди и машины все так же сновали на перекрестке, но казались немного вымышленными. Как герои из Бабелевских историй.
Привычным жестом Игорь полез в карман за сигаретами, но нащупал там леденцы. Вздохнув, покорно развернул обертку.

Нужно было срочно найти ответы на два вопроса: что делать, и как обо всем этом рассказать жене? Сигареты точно помогли бы мыслительному процессу - в этом Игорь не сомневался. Но вот уже месяц он пытался бросить курить. Ровно столько же, сколько знал, что станет отцом.

- Черт, да что ж это такое?! - послышался рядом чей-то раздраженный возглас.

Игорь поднял глаза и увидел пожилую женщину с девочкой-подростком. Направляясь к соседней скамейке, женщина споткнулась и выругалась. Мятый бордовый плащ, спутанные волосы, морщины под глазами - весь ее облик был пропитан внутренним напряжением. Женщина водрузила продуктовые пакеты на скамейку, села и с наслаждением закурила.  Девочка присела рядом, вытянула ноги в рваных джинсах и погрузилась в свои мысли, перебирая что-то в карманах куртки.

Глянув мельком на эту пару, Игорь отвернулся и постарался не так жадно втягивать носом расползающийся в воздухе сигаретный дым. Но тут же снова посмотрел на женщину и на девочку. Что-то смутно знакомое показалось ему в облике каждой из них.

- Ба, а что если завести дома бобра? Бобры живут в доме? - спросила девочка.

- Так! А, что ты получила сегодня на уроке? - желчно парировала женщина в ответ.

И Игорь понял, откуда знает ее. Понял и еще больше поразился тому, насколько нынешний вид этой старой знакомой не сходился с тем образом, в котором он ее увидел впервые.

Женщина была Юркиной мамой, а девочка, судя по сходству - дочерью Юркиной сестры. Сколько же лет прошло? Пятнадцать-семнадцать?

Юрка был единственным одесситом в их студенческой компании. Тогда - на втором курсе института, они решили разработать свой проект самоуправления, чтобы идти с ним сначала в профком ВУЗа, а потом продвигать и в более высокие политические сферы. Третьей была Аленка - такая же приезжая, как и Игорь. Обычно они собирались вместе в общежитии и допоздна горячо обсуждали свои идеи. Потом провожали Юрку на последний троллейбус и целовались с Аленкой всю обратную дорогу до ее комнаты.

Но однажды Юрка пригласил их к себе домой. Это были мрачные дни - профком забраковал их проект, и ребята впервые столкнулись с тем, что реальность не сходится с иллюзиями. Было грустно и неуютно в чужом зимнем городе, в общежитии постоянно отключали свет, электрические плиты не давали ни тепла, ни пищи. И приглашение в настоящий живой дом казалось чудом.

Юркина квартира не была похожа ни на одно жилище, в которых раньше бывал Игорь. Старая коммуна, склеенная из трех комнат, включала в себя отдельную кухню и даже ванную за ширмой. Но туалет все равно оставался общим достоянием четырех соседей. Тогда Игорь впервые шел по длинному высокому коридору и удивлялся разнокалиберным стульчакам, висящим на стенах туалета.

- Обязательно выключайте за собой свет, - шепнул друзьям Юрка, - нам тут баба Софа всю печень за это выедает.

Юркина мама устроила для них шикарный ужин. Низкий журнальный столик в общей комнате был завален разными экзотическими яствами: кролик в сметане, салат с грибами и сельдереем, затейливые булочки с апельсиновым вареньем. Общежитские животы Игоря и Аленки сводило от восторга при виде этого гастрономического буйства. Они отъедались впрок и делились своими печалями.

- Вы ешьте, - говорила Юркина мама (как же ее звали-то?), - и знайте, что всегда есть кто-то, кто вас накормит и выслушает. Если будет голодно или грустно, просто приходите.

Игорь и Аленка быстро хмелели от непривычной заботы и тепла. Было так хорошо в этой странной квартире с бесконечно-высокими потолками, что совсем не хотелось уходить назад в остывающий под зимним небом студенческий улей.

Юркина мама заварила удивительный синий чай и разлила в тонкие чашки с блюдцами:

- Я знаю, это просто важно чувствовать, что у тебя кто-то есть. - говорила она, - У меня есть подруга, тоже еще с институтских времен. Она уже давно живет в Америке. И когда приезжает сюда, мы всегда собираемся тоже вот так - втроем. И обязательно покупаем водку, селедку и газету “Труд”.

- Зачем это? - удивлялась Аленка.

- Это такая традиция. Когда мы были студентами, не было вот этих всех одноразовых стаканчиков, тарелочек и салфеточек, - улыбалась Юркина мама, - а газеты были многофункциональными приспособлениями. Поэтому на всех наших сабантуях “Труд” был обязательным атрибутом. Особенно в формате “под селедку”.

- И сейчас вы собираетесь точно так же? - спрашивал Игорь.

- Ну, почти. Газету “Труд” уже лет пять, как не выпускают. Приходится заменять другими изданиями.

- Ага... Эта ваша подруга, она же в Америке такого не купит? - догадывалась Аленка.

- Это да. Но тут дело в другом. Этот набор для нее что-то большее, чем просто выпивка и еда. Это - ее основа. В том, чужом мире она знает, что здесь есть что-то такое, что остается неизменным. И оно всегда на ее стороне.

Весь тот вечер был откровением для Игоря. Его мама - строгая и сдержанная, никогда вот так не болтала с его друзьями. А когда Юрка рассказал между делом, как застукал свою маму за курением травки вместе с соседкой на парадной, Игорь даже не поверил, что такое может быть. В его мире мамы не курили травку и не рассказывали друг другу похабные анекдоты.

С тех пор он больше ни разу не бывал в гостях у Юрки. Он просто знал, что есть этот дом, и этого было достаточно. А потом, как-будто бы забыл о нем. Время, работа, семьи растянули друзей в разные стороны. Но, даже редко созваниваясь, и еще реже встречаясь, они по-прежнему ощущали, что близки.

И вот, теперь на соседней скамейке сидела та самая Юркина мама. Та самая и совсем другая. Игорь маялся, тщетно пытаясь вспомнить ее имя. И все же решился обратиться:

- Здравствуйте! Вы меня помните?

Женщина нехотя развернулась к нему и уставилась на него недовольным взглядом:

- Нет.

- Ну, вы же Юрина мама? Я - Игорь. Мы дружили с ним в институте и когда-то были у вас в гостях, помните?

- Нет, - еще раз твердо повторила женщина.

Она собрала пакеты, тяжело поднялась со скамейки и бросила внучке через плечо:

- Идем.

Та еще секунду поковыряла носком замызганного кроссовка выступающий уголок плитки, затем нехотя поднялась и пошла следом за женщиной.

Игорь остался на скамейке в полном замешательстве. И первое, что пришло ему в голову - позвонить Юрке.

- Слушай… Привет, - спохватился он, - я тут кажется твою маму встретил. С девочкой. Это наверное, твоей сестры дочка?

- Привет. Да? А где? - ответил Юрка как-то уныло.

- Да, тут - на углу Жуковского и Ришельевской.

- А… И что?

- Представляешь, она меня не узнала! Хотя, конечно, столько лет прошло…

- Ну, это ничего. Она и меня не узнает.

- Не понял...

- Так вышло. Ну… мы как-то поссорились. И в целом у нее такое состояние… Но это не на пару слов. Ты как вообще?

- Я? - Игорь растерялся, пытаясь освоиться с тем, что услышал, - да, ничего. Так, только с работой лажа. Пока в поиске. Вот,  только что очередной вариант отвалился...

- Хочешь, я узнаю у Сереги? Он вроде уже главный механик.

- Давай! Буду благодарен.

- Да, брось.

- Ты-то как?

- Норм. В общем, узнаю - наберу тебя. И надо встретиться.

- Да, надо.

- Ну, давай, на связи.

Игорь еще раз оглянулся в ту сторону, куда ушли женщина с девочкой. Но уже не увидел их. По дорогам все так же сновали машины, светофоры расцвечивали яркими глазами ноябрьскую серость. Совсем рядом - за перекрестком, старушка продавала хризантемы.
“Аленка любит желтые” - подумал Игорь. И улыбнулся, представив, как жена прижимает букет к сердцу, под которым бьется еще одно.