Цыганка и купец

Выдался в давние времена в деревне плохой год. Тяжелый он был, неурожайный. Сперва солнце все высушило, а осенью дожди все залили. Остался народ без хлебушка. Сколько тогда померло - и не сосчитать! Целые деревни смерть выкашивала. Страшное время было.

По ту пору ехали через такую деревню цыган с цыганкой на кибитке. Отстали они от табора, и вот нагоняли своих. Едут, а в деревне тишина. Куры не квохчут, коровы не мычат, собаки не лают. Нет никого. Страшно им, хочется поскорее гиблое это место проехать. Вдруг в одном доме, слышат, будто пищит кто-то.
- Стой-ка, - говорит цыганка, - может, цыпленочек где выжил?
- Нечистый тут балует, - отвечает цыган, - поехали, жена, поскорее отсюда, время уж к вечеру.
- Да нет, дай же, я сбегаю, посмотрю.
Выскочила цыганка из телеги и метнулась в дом. Входит, глядит - нет никого. Только в люльке дитя малое пищит. Перекрестилась цыганка, схватила ребенка и выскочила из дома.
- Вот, - говорит, - Господь нам дите послал. Коли своего нет, так хоть чужой нам утешением станет.
- Сдурела ты? - кричит цыган, - Самим скоро есть нечего будет, а ты чужое дитя взять хочешь!
Но цыганка младенца к себе прижала:
- Не гневи Бога, Ефим! Уж сколько я молила Его нам ребеночка послать, а ты вон как! А не хочешь, так бросай и меня тут с дитем! Не отдам!
Сплюнул цыган в сердцах, да делать нечего.

И стала у них расти девочка, Настенькой назвали. Всем хороша была девочка, и к отцу с матерью ласковая, и смышленая, да только на цыганочку не походит. Волос пшеничный, мягкий, глаза голубые, как небо в летнюю пору, сама вся беленькая, что и загар не берет. До песен и плясок не шибко охочая, гадать и вовсе не знает. А как едут через деревню, она все на избы любуется:
- Эх, матушка, кабы нам такой дом, да яблоньку под окном, да козочку!
- Не наша кровь! - качают головой цыгане.

- Чего там еще выдумали! - ругается Ефим, - Девчонка толковая растет! Чай, помните, как она нас всех выручила?
А дело так было. Раз приехал табор на ярмарку. Цыгане лошадей привели, посуду медную выставили, упряжь, цыганки с детьми разбрелись, а Настенька возле отца крутится. Годков 10 ей тогда исполнилось.
Вот наладился у цыган один купчик лошадей торговать. Цену хорошую дает, цыгане рады. А Настенька подбежала к отцу и шепчет ему:
- Ты, дадо, не торгуй с этим человеком.
- Что это еще такое? - заругался отец. - Я всю жизнь лошадьми торгую, а ты учить меня будешь?
- Не отдавай лошадей, дадо. - твердит Настенька. - Я еще в прошлом году его заприметила, он и не купец вовсе. Деньги у него фальшивые. Мужик с ним судился в Троицком, да не высудил ничего.
- Ишь ты... - крякнул отец.
Посоветовались цыгане, самый старший говорит:
- Кажись, верно твоя девчонка сказала, Ефим. Слушок есть, что на ярмарке такой купчик озорует, да за руку никто его не поймал. Судиться с ним нам ни к чему, а от него подальше - и от греха подальше.
Так ведь и вышло, как Настенька сказала: с другого табора цыгане продали тому купцу лошадей, он как в воду и канул. Деньги все фальшивые оказались.

Время шло, подросла Настена, заневестилась. Стали отец с матерью жениха присматривать для дочери, да не успели. На постое зимой угорели в избе вместе с хозяевами. Настенька у подружки заночевала, потому и жива осталась.
- Вот тебе и дом! - говорят цыгане, - Одни беды в деревнях, в дороге все лучше.
Осталась Настенька в таборе. Хотели ее замуж выдать, да она попросила, чтоб хоть годок прошел со смерти родителей. Согласились цыгане. И то, какая уж тут свадьба, когда второй раз осиротела.

Летом приехали цыгане на торжище в большое село. Говорили, богато там люди живут. Расположились, каждый своим делом занялся. Настенька с подружками пошла поглазеть, где и что. Идут, видят, а в середине - шум, крики, смех! Подходят, а там молодой купец народ угощает. Разбогател, видать, и погулять захотелось. Прибежали подружки, леденцов принесли, смеются, наперебой рассказывают:
- Тимофеем Ивановичем прозывается!
- Всю лавку со сластями скупил!
- Да всем и раздал!
- Берите, подружки, тут всем хватит!
Посмеялась и Настенька с ними, потом вернулась к своим, села в сторонке в тенек.

Задумалась Настенька о себе, о доле своей, о том, как дальше жить придется. Взгрустнула об отце с матерью. Вдруг слышит, подошел кто-то:
- Погадай мне, красавица, я тебе золотом заплачу!
Подняла она глаза - стоит перед ней тот купец молодой, что народ угощал, Тимофей Иванович. Смутилась Настенька:
- Не умею я. Ступай к подружкам, они тебе погадают.
Поглядел на нее купец, удивился:
- А ты, красавица, никак, и не цыганка? Тебя, может, украли?
- У твоей мамушки! А тебя вместо меня подложили. - смеется Настена. Хоть и заробела она, а все ж на язык бойкая была.
- А звать тебя как?
- Настасьей.
- А по батюшке?
- Ефимовной.
Разговорились. Рассказала ему Настенька, откуда она такая в таборе взялась.
- Что ж, не тяжело тебе? - спрашивает купец.
- Нет, - отвечает Настенька, - Люди у нас хорошие, добрые, никто сироту не обидит.
- А ты, значит, сирота?
Рассказала Настенька и про это.
- Ведь я тоже сирота. - говорит Тимофей Иванович. - Матушка давно померла, а батюшку в том году схоронил. Один я.
- Что ж, - отвечает Настенька, - женишься - вот и не будешь один. Да только... больно гульбу ты любишь! Легко нажил, легко раскидал.
- И это верно, - вздохнул купец, - Да ведь не кланяюсь я богачу, свои денежки плачу.
- Коли бы платил за дело, а то швыряешь по ветру. Одни слезы от тебя молодой жене будут.
- Пристыдила ты меня, Настасья Ефимовна, разумные твои речи. Да только я всего впервой-то и погулял. А верно ты говоришь, плохой из гулящего жених. - опустил он голову. - Возьми вот от меня подарочек, не думай худого. - и достает колечко золотое.
- Опять чудишь, - укорила Настенька, - Незнакомой девке дорогие подарки даришь.
- Глянулась ты мне, Настасьюшка. - говорит купец.

Так, пока табор у того села стоял, каждый день купец на торжище приходил, Настеньку искал. Сидели они, и наговориться вдоволь не могли, так им вместе хорошо было. Вот раз купец и говорит:
- Пойдешь ли за меня, Настасья? Все у тебя будет: и жемчуга, и шелка, и серебро, и золото. Поехали да сейчас же и обвенчаемся!
- Экой ты! - покачала головой Настенька. - Ровно лошадь торгуешь! Так дела не делаются, Тимофей Иванович. Коли сватаешь, так приезжай в табор.

На другой день, ближе к вечеру, явился купец в табор. Старикам поклонился, подарки всем роздал, честь по чести посватался.
Стали думать: с одной стороны, Настенька в таборе выросла, городской жизни не знает. А с другой - не таборная Настенька, как ни крути. Спрашивают ее:
- Пойдешь за этого молодца?
- Пойду. - отвечает Настена. - Люб он мне.
- Что ж, - говорят, - человек он торговый, богатый, сватает честно, и Настеньке он по душе. С Богом, Настена, живите в радости, да нас не забывай!

Свадьбу справили богатую - не поскупился Тимофей Иванович. Все таборы, что окрест стояли, на ней отгуляли, молодых величали. Стала Настасья Ефимовна купчихой. Большой дом у них с Тимофеем Ивановичем был в городе.
Завсегда в их доме цыган привечали. И на ночь пустят, и хлеба не пожалеют, и на постой на зиму примут. Не забывала Настенька свою семью приемную.