Не тормози!

     Наступил напряжённый исторический период –человечество нарвалось на вирус, само организовалось в среду его размножения и стало выборочно гибнуть.
Просто обойти эту лужу не получилось и пришлось: а) из жилища устроить добровольную «тюрягу»; б) питаться личинками фактов и слухов и в) ночными звёздами с балкона.
     Зима, кстати сказать, тут же смоталась куда-то и не давала о себе знать.
Весна… оказалась виновата априори, как бы намекая нам, что это только цветочки. Между прочим, так и получилось.
     Жизнь стала полулегальна и гипердинамична. Народ сравнивал её с жопой и хорохорился. Болеть другими болезнями было нельзя. На самом деле рекомендовалось их отложить или послать туда, на что похожа жизнь.
Через несколько месяцев заточения многие захотели  с ума и некоторым это стало удаваться.
     Так, например, долгожданным приключением теперь являлся вынос мусора и новое узнавание мира, пускай даже в усечённом и экологическом варианте.
Я вышел. Содержание пакета представляло собой улики заточения упрощённого до элементарности образа жизни. На улице был воздух, много воздуха хорошего качества, и это льстило окружающей среде и создавало событие. Восхитительное событие с ностальгическим привкусом.
     Люди попрятались и, стало быть, перестали его портить. Стоило поставить нашего брата в стойло, как мир посвежел и похорошел, даже в том вонючем формате, в котором он был жив.
Возвращаться на нары своего этажа не тянуло. Почти полное отсутствие людей развращало на одинокое, но ликующее «дышание».
     – Посижу под тутовником, – потянула мысль под тутовник, на скамеечку, заметно отдохнувшую от наших особых частей тела.
     – Посиди на мне… со мной, – в два голоса попросили скамеечка и дерево.
     – А маска? – спросил я у себя и задумался о сломанном смысле лицевой стороны жизни. По этой же стороне просвистели два акселерата на роликах, оставив после себя слово «насрать».
     Внутри многоэтажных домов пережидали свой страх несколько поколений. Грусть немела у окон в домашних костюмах. А новость была в том, что жить хотелось по-старому. Снова прожужжали ролики и оставили фразу:
     – Да ну нах?!
На третьем этаже дома распахнулось окно для «спикерши». У неё была надежда на взаимопонимание с пространством, в котором запутался и я.
     – Господин?! – вырвалось сверху вниз...
     – Это я? – спросил я.

     – Извините. Который сейчас час?
     – Без двадцати десять.
     – Спасибо. Это точно?
     – Точно не точно, но без двадцати десять!
     – Многовато? Хотя чего его жалеть? Не правда ли?
     – Кому как.
     – Без двадцати десять, спасибо! А день? День какой? Среда?
     – Какая там среда? Суббота с утра…
     – Ну хорошо! Суббота так суббота. Суббота? Седьмое?! Отлично! До двадцать первого… ещё жить да жить? Седьмое августа! Через два дня – день рождения!
     – Извините… Но седьмое сентября! Осень!
     – Как – седьмое сентября? Бог мой! А как же день рождения?
     – Поздравляю! Лучше позже, зато хорошо выдержанный день рождения?!
     – Вот здорово, оказывается, я и не знаю, где я? Ну что ж, пойдём дальше… Извините, господин, а то я вас перезаговорила…
Опять прожужжали конькобежцы.
      – Вот б…, стоит как пень, с…ка!

      Пора заводить собаку, говорящую собаку-защитника. Эти юные гуманисты скоро научатся нас стирать с поверхности из-за того же самого гуманизма. Я посмотрел на закрытое окно. Оно было закрыто красноречиво. Надо же так промазать мимо своего дня рождения? Хотя…

     По безжизненной улице ходили призраки. Они имели признаки памяти и не имели запаха. Вместо них пахли деревья и безрадостные автомобили. В магазине было тихо, что подрывало бизнес и не покрывало испуги экономики.
     Я купил бутылку шампанского и вернулся под свой тутовник. Жить было некуда… Она как-то обходилась сама…
Я посидел на скамеечке на пару с замурованным в стекло «Брютом». Сорвал с соседнего дерева зелёную алычу и попытался попасть в окно на третьем этаже. После нескольких незрелых «выстрелов» оно открылось.
     – Ну что? Лучше позже… – спросил я. – Неси стаканы!
     – О?! Сейчас, только косы заплету…

     На вид ей было, как и мне, до хрена лет… Двигалась она, как говорят лыжники, классическим стилем, немного шаркая по асфальту.
     – Меня зовут Людмила. Я что-то не уразумела… При чём здесь стаканы?
     – Руслан. Руслан энд Людмила. Литературный баланс.
     – Господи, как хорошо без нас?!
Воздух – шедевр! Это из-за шампанского стаканы?
     – Из-за тебя! Людмила, а как же день рождения?
     – Чей?!
     – Ладно, Людмила… Не тормози! Скоро вспомнишь! Стаканы есть?
     – Конечно. А шампанское полусладкое? А где мы это дело осуществим? Нельзя же. Карантин…
     – Людмила, не тормози жизненный процесс…
     – Вот ещё газетка… Ой, люди в окна смотрят!
     – Завидуют… Нашему диссидентству.
     – Так что, на самом деле день рождения? А то ты меня запутал… Я иногда вообще не понимаю, в чьём я измерении?
     – Это точно… Твой день рождения, Людмила?! Выходит, так?
     – Ура! Сколько же мне?
     – Сколько хочешь!
     – Какой кайф! Сколько? Сколько… Ладно, открывай, в конце концов! Не тормози!

     И парочка пацанов, из недалёкого будущего нашей страны, неожиданно остановилась и запомнилась нам словами:
     – Они что, бухают? Них…я себе! А что, молодцы! Ладно, давай! Не тормози!