17. Бегство

Во время рассказа Герман замолкал не раз. Речь его замедлялась, паузы увеличивались; он будто терял скорость и высоту и не просто погружался, а падал в нелёгкие воспоминания. Когда Карина его окликнула, он встрепенулся с неловкой улыбкой:

- Извини. Я всё думал, что б ещё припомнить о процессе, но если подробно, так это полгода займёт. Главное, что меня оправдали. Как видишь, всё в порядке.

Карина глянула исподлобья, и губы её тронула недоверчивая улыбка. Если бы всё на самом деле было в порядке, они б сейчас не сидели в Чёрном лесу – пока не строя плана, но уже прикидывая диспозицию. 

Всё-таки Фальк был слишком тёмен, а груз его поступков слишком велик. Но прокурор напрасно недооценивал ум защитницы: госпожа Йоргенс обращалась не только к чувствительности. Она вполне разумно вопрошала: раз у Германа основной талант воинский, так почему он не может принести пользу делу Света?

Чины Небесной канцелярии серьёзно задумались. И, почесав в своих чиновных затылках, решили: таким материалом разбрасываться жалко. Единственное, что он должен быть очищен. Засим решением суда Германа Фалька обязали к службе в Небесном воинстве. 

- Так это же здорово! – обрадовалась Карина.

И тут у неё вспыхнула внезапная мысль: имя Герман происходит от слов Heer – «армия» и Mann – «человек». То есть означает, попросту, «военный». Неудивительно, что Фальк не мыслит свою жизнь без службы! Как вы яхту назовёте, так она и поплывёт. Только в его случае, наверное... полетит?

- А в каких войсках служишь?

- Ещё спрашиваешь! Угадай с одного раза.

- Ого! То есть, серьёзно, тут есть самолёты? Я думала, в Ином мире только ангелы летают.

- Я что, похож на божьего посланника? – шутливо фыркнул майор.

Здешние небеса лишь отдалённо напоминали иконописные: ангелы в складчатых хитонах не распевали псалмы под звуки арф среди облачных перин. Зато сами облака имелись – кучевые, перистые, слоистые - равно как и атмосферные осадки, и ветер, и температура. Все погодные условия и физические законы вполне соответствовали земным. И самым прекрасным был способ, которым Герман смог в этом убедиться.

В первый день службы... Впрочем, теперь никаких дней не существовало, только вечность. Сутки со стандартной сменой освещённости были, но только как дань земной традиции. Так или иначе, когда Герман прибыл в эскадрилью, то просто замер от восхищения.

Он оказался на самом прекрасном аэродроме из всех виденных. Огромное идеально ровное поле было величаво залито прозрачным солнцем. Аккуратность сооружений доходила до нарядности, а ангары напоминали храмы. Но главное - новёхонькие, изящные боевые машины... Причём среди знакомых «альбатросов», «фоккеров» и «хальберштатов» - и те, что существовали на момент его гибели только на чертежах или в виде опытных образцов!

Офицер из местных, проводивший для Фалька экскурсию, в какой-то миг тактично замолчал. А потом, улучив миг, понимающе проронил:

- Любовь бессмертна.

Герман лишь тихо выдохнул:

- Воистину...

При жизни его насмешливо величали «юным пророком». Когда он впервые выступал с речью перед верующими южанами из родного полка, то смело мешал специальные термины с религиозными, а потом ещё не раз так делал на всяких митингах. Один журналист сострил, что Фальк изобретает «авиационную теологию». Но уж тут-то, за Чертой, он точно не боялся показаться высокопарным.

- Одним словом, благодать...

- Да. Хотя благодать тут иногда раздражает. Про вынужденный пост ты уже знаешь, а чего стоят епитимьи!

- Ой, а это ещё что? – насторожилась Карина.

- Штраф за крепкие словечки. Такая гадость! Может и под выговор подвести.

Герман принадлежал к аристократическому сословию, но изяществом манер отличался не всегда: фронтовая обстановка тому не способствовала. А в Ином мире стоило сболтнуть лишнего - откуда-то из пустоты прямо под ноги осенним листком слетала квитанция. Там озвучивалось взыскание: столько-то раз прочитать «Отче наш» или другую молитву. Конечно, это казалось глупым и досадным.

Греховные радости тоже ограничивались. Так, после трёх выкуренных папирос и портсигар, и спички исчезали из кармана и не появлялись там до начала следующих человеческих суток. То же самое касалось и вина – можно было чисто символически выпить бокал напитка, в котором виноград ощущался тоже весьма условно.

Хотя здешние метаморфозы и отличия от привычного мира имели и приятную сторону – в этом Герман убедился во время новоселья.

Ему выделили дом на окраине города, неподалёку от аэродрома, и сказали, что можно обставить его по собственному вкусу. Майор был и доволен, и озадачен. Неужели придётся заниматься хозяйством, как на земле?

Его «хозяйством» была эскадрилья, потом полк. Жить ему приходилось и в палатке, и во дворце, и в гостинице, и в замке, но всё это были случайные пристанища. Ни своего дома, ни опыта обустройства попросту не имелось. А на какие средства это делать? Ему ничего не говорили о жалованье. Он вообще сомневался, что здесь существует товар и деньги.

Но на новом месте беспокойство рассеялось: он увидел особняк с запущенным садом, очень похожий на родительский дом во Франкфурте (Карина сразу вспомнила тихие переулки за Майном). Внутри всё тоже выглядело знакомым, и на сердце потеплело.

«Вот здорово, и менять ничего не нужно», - подумал Фальк. - «Если б только окна были побольше – ну да ладно, надо просто снять эти тяжеленные пыльные портьеры...».

Каково было удивление, когда назавтра он вышел в гостиную и увидел, что оконные проёмы сами собой вытянулись и расширились. Свет теперь проходил свободней. Место бархатных шоколадных портьер с массивными кистями заняли лаконичные бежевые, из более лёгкой ткани.

- Ну, дела! – восхищённо воскликнул Герман. – Да всё не так уж хлопотно!

И он радостно взялся за эксперименты. Чего у него только не было в первые месяцы: полосатые тиснёные обои сменялись гладкими красными, хрустальная люстра кованой, шкуры на полу принадлежали то бурым, то белым медведям, оружие на стенах уступало место зеркалам в золочёных рамах.

Картины тоже появлялись и исчезали силой мысли. Сначала повсюду висели светлые уютные работы Карла Ларссона, но потом Герман убрал их с глаз долой и заменил декоративными полотнами Климта.

Основной страстью стали причудливые светильники. А в спальне потолок был тёмно-синим с ритмично мерцающими лампочками и изображал звёздное небо.

- А в столовой и гостиной потолки «дневные». Помнишь, Карин, мы вместе представляли, как станем жить после войны? – мечтательно произнёс Фальк. - Ты хотела покрасить потолок в голубой и расписать облаками...

Конечно, она не помнила, но всё равно согласно кивнула. Снова накрывало дежа вю: Карина с детства фантазировала, как хотела бы обставить свою комнату, а когда вырастет – квартиру. Она благополучно выросла, но всё это по-прежнему оставалось мечтами, так что сейчас ей хотелось порадоваться за Германа. По его описаниям, в итоге возобладали благородные материалы и простые геометрические формы – и Карина с удовольствием отметила: «Похоже на ар деко!».

Но когда она похвалила его вкус, Герман посмотрел на неё задумчиво и грустно.

- Всё это, конечно, здорово, - сказал он, - но зачем мне эти хоромы, если я там совсем один?

И она всё поняла про картины Ларссона. Выходит, это был её любимый художник и в прошлой жизни тоже...

Карина не знала, сколько они уже беседуют, переносясь из дремучего леса то в Вечный Город, то на лётное поле, то в комнаты особняка, но казалось, что прошёл всего час, от силы полтора. Она не думала, как будет выбираться обратно, но казалось, что сделает это запросто, да ещё и окажется в том самом моменте, как ступила на тропинку сквера. И сейчас ей хотелось длить мгновения.

Герман подвинулся к Карине ближе.

Он обнял её за плечи легонько, словно опасаясь развеять призрак. Она протянула руку, дотронулась до места между его плечом и грудью и подосадовала, что под ладонью и пальцами жёсткие витые шнуры и сукно.

Они медленно сблизили лица, будто боясь сделать неловкое движение, и, наконец, поцеловались.

Карина тихо удивлялась деликатности, с которой Герман касался её губ. В этом было что-то действительно старомодное. Её никто так раньше не целовал. И ничей напор и искушённость не волновали её так, как эта нежная бережность.

Невинность сдержанных касаний будила ещё больший огонь. Он расцветал жидким взрывом в груди и разливался по венам, прогоняя мысли и наполняя тело лёгкой приятной слабостью.

Они оба постепенно становились смелей, но целовались всё ещё одними губами – замедляя секунды, откладывая следующий миг большего волнения...

Казалось, ещё немного, и им захочется лечь на землю, растянуться там в изнеможении и молча лежать рядом целую вечность.

Они отстранились и посмотрели друг на друга потемневшими распахнутыми глазами, и от блеска глаза их казались влажными, и брови, и краешек волос надо лбом будто бы тоже, и щёки горели – так, будто оба только что вынырнули из горячего источника.

- Я так скучал по тебе, Карин, - прошептал Герман.

- Я по тебе тоже...

Карина отозвалась почти беззвучно, и прижалась щекой к его плечу. Она попыталась обхватить его то за талию, то под мышками, а сидеть на поваленном дереве было жутко неудобно, но она всё равно упорно льнула к нему, как птенец, просящийся под крыло. Герман растроганно потёрся щекой о её волосы и поцеловал в лоб.

- Слушай, а пойдём-ка лучше туда...

Герман показал в сторону, и Карина увидела уютный уголок под гигантской старой елью. Всё тот же вездесущий мох, пышный и яркий, превращал дол в подобие перины, а низкие ветви смыкались вроде шатра или шалаша. Карина согласно кивнула. Они встали с полюбившегося им дерева-скамьи. Фальк пошёл к коню, чтобы взять скатанную шинель, притороченную к седлу. Но когда подошёл, нахмурился:

- Что-то ты странно себя ведёшь, приятель.

Айварс переступал с ноги на ногу, храпел и прядал ушами. Он был чёрен и огромен, и потому его движения смотрелись ещё более тревожно и неприятно.

- А где Хильда? – обеспокоенно спросила Карина.

Она тоже подошла и оглядывалась по сторонам. Не успела она докончить фразу, как из кустов стрелой вырвалось пятнистое тело гепарда. Хильда подскочила к ним в пару прыжков и тут же издала мяукающий крик с тревожным горловым верещанием в конце. Карина резко обернулась и вскинула взгляд на Германа:

- Это значит, что нам надо убираться отсюда?

- Именно! – мрачно бросил Фальк.

Не успела Карина опомниться, он уже подхватил её и почти подбросил в седло, сам, закинув ружьё за плечо, прыгнул следом и пришпорил Айварса. Карина чуть не вскрикнула и вцепилась пальцами в загривок вороного.

Конь понёсся сквозь чащу огромными скачками. Дикая кошка пласталась по земле перед ним, иногда виновато умеряя бешеное мчание – но она будто давала понять, что удирать надо скорей, подобру-поздорову.

Ветки норовили хлестнуть по лицу, лес превратился в мелькание чёрно-зелёных сполохов. Первые полминуты Карина думала лишь о том, чтоб не слететь кубарем в тёмные густые заросли. Наконец, она опомнилась и прокричала:

- Герман, что случилось? Кто там за нами?

- Не знаю!

- Это стражи? Это звери?

- Не знаю! Карин, держись и молчи!

Сперва она больше боялась упасть, но скоро накрыл мутный ужас. Им был пронизан весь воздух, он даже будто стал темней и гуще. Казалось, за ними движется хищная живая туча и тянет щупальца – а они изо всех сил пытались выскочить из смыкающейся хватки. Герман, видно, ощущал то же, Карине казалось, она чувствует, как колотится и его сердце.

«Что же делать?! Что же делать?!» - эта мысль отдавалась в ритме скачки и убыстрялась по мере того, как Айварс переходил с галопа на карьер.

- Куда мы летим?

- К озеру, - отрывисто крикнул Герман.

Она не видела, но он был адски бледен, а взгляд устремил в одну точку, словно прорезал им прямую через дремучие дебри. Карине померещилось, словно деревья слегка расступаются на пути и снова сходятся за спиной – хорошо, если б так...

Айварс перемахнул через поваленный дуб и выскочил на тропу, похожую на туннель, в конце её светлым мозаичным пятном напряжённо застыла Хильда – туда!

- Карин, приготовься, будем нырять! – скомандовал Герман.

- Чего?!

Они выскочили на огромную круглую поляну, и почти всю её занимала гладь зелёной ряски. Карина не успела даже вскрикнуть - конь оттолкнулся копытами от крутого берега и махнул прямо к середине, к окну чёрной стоячей воды.

Один миг, всплеск, и всадников захлестнула плотная тьма болотной толщи.

Карина даже не успела испугаться. Лишь поразиться резкому холоду и охватившему давлению. А ещё тому, как это несовместимо с жизнью – этот страшный, мощный импульс заставил её замолотить ногами и руками, выгребая наверх.

Опоры не было – до дна не достали – хотя не было и помех; Германа и Айварса она сразу потеряла, глаз не открывала, лишь пузырьки из ноздрей бежали по коже. Казалось, что беспомощное тело барахтается в бесконечности, в небытии, решившем принять физическую форму – Карина рвалась прочь, и всё без толку.

Эта жуть продолжалась вечность.

Целых секунд двадцать.

Карина проткнула пальцами границу сред и хватанула ими пустоту. Следом вырвалась голова, рот судорожно раскрылся сам собой, и оттуда вылетел хриплый крик на вдохе.

Карина закашлялась, жадно вдохнула ещё, и сначала испугалась, что ослепла – вокруг стояла та же темень. Но глаза поймали далёкие электрические блики на воде. Тогда же она почувствовала, что её куда-то тащит – неужели течение?.. Моргая, замотала головой и увидела грозную, огромную реку нефтяного цвета; слева виднелась глухая стена, а в ней – о чудо – бетонные ступеньки.

И тут же раздался глухой шлепок: на лестницу упал тёмный предмет и опасно завис на ребре ступени. Почему-то это стало сигналом: суетливыми отчаянными гребками Карина кинулась к нему. Выкарабкиваясь из воды со стучащими зубами, она увидела, что это её же сумка, испуганно подхватила её и машинально вцепилась. Потом Карина подшучивала над собой, вспоминая Муми-маму из сказки, но тогда было не до смеха. Её колотило, как в припадке, конечности не слушались. Оглянувшись по сторонам, она увидела асфальтовую дорожку, газон, огни фонарей и больших зданий.

«Ох, боже, Франкфурт... ну, похоже на то...».

Карина ни в чём не была уверена, лишь в одном – что её никто не должен видеть. Шатаясь, как пьяная, зигзагами добежала до ближайшего дерева и прижалась к нему.

Так, хорошо.

Ей всё-таки чертовски повезло. А что, если б она вынырнула на середине?.. Плавать худо-бедно умела, но если судорога? Было бы глупо спастись от неведомой смерти в Ином мире и нелепо погибнуть в своём. Эти раздумья пришли чуть погодя. Но пока что голова кружилась, а в мыслях билось на повторе лишь одно: «С меня хватит. С меня хватит. С меня хватит».

Руки дрожали, но Карина на автомате полезла проверять сумку. Всё было на месте, и она мысленно поблагодарила маму, которая приучила её всегда застёгивать молнию. Выудила и скользкими, мокрыми пальцами неуклюже оживила телефон.

- Давай, ну же...

Интернет заработал – значит, вернулась куда следует. В углу экрана высветилось время – двадцать три семнадцать, а на карте - синяя точка и название: Майнкай. До Кайзерштрассе пятнадцать минут пешком. И всё-таки накрывало почти отчаяние: ну, и как она пойдёт в таком виде?!

Нет, правда, хватит. В прошлый раз ударная волна и изодранное пальто, в этот раз купание в ледяном Майне... Чёрт. Алеся была права насчёт «самодеятельности».

«Скажи спасибо, что цела», - огрызнулась Карина на саму себя.

От шока она не заметила, что асфальт влажно блестит, а фонари в дымке. Не сразу различила и характерное водяное шуршание.

Дождь. Всё по прогнозу: к позднему вечеру действительно пошёл дождь.

М-да уж, прогноз... Когда она его смотрела? Казалось, в другом веке. Одно было хорошо: мокрая одежда не привлечёт особого внимания. Вот и ещё одна удача.

Карина пыталась бодриться изо всех сил, но чуть не скулила в голос от пронзительного холода, когда ковыляла сначала по парковым тропинкам набережной, а потом по узкой Виндмюльштрассе – по направлению к хостелу. Прохожих было немного, никто на неё не пялился. Но она была уверена, что теперь-то уж точно заболеет, по-настоящему. А самое противное, что ощущение слежки вернулось и накрывало с новой силой. Конечно, это было не сравнить с безымянным ужасом в Чёрном лесу. Но от нервов Карину трясло ещё сильнее.

И тут, как назло, запиликал телефон. «Только этого не хватало», - подумала Карина и морщась, как от зубной боли, снова зашарила в сумке.

Скрытый номер. Она нажала зелёную кнопку и обречённо поднесла трубку к уху. Из неё с ядовитой интонацией послышался уже вполне ожидаемый голос:

- Ну, хотя бы жива, слава Тебе, Господи!

Затем повисла пауза. Карина почти видела, как гневно сверкают стёкла Алесиных очков.

- Карина, ты что творишь вообще?!

Пришлось собрать в кулак всё самообладание, но Карина проговорила почти что ровно:

- Я? Стою на улице. Под дождём. Я забыла взять зонтик.

Ещё пара тяжёлых секунд.

- На какой такой улице, мне интересно? Какого города? Он случайно не на «Ф» начинается?

Карина молчала. Находчивость испарилась так же, как появилась, а вместе с ней и все силы. Она смогла только выдавить:

- Ты за мной следила...

- А за тобой не проследи, так ты такого напорешь! Тут из-за тебя весь эфир звенит! Ещё б не следить! Это моя работа! Как преподавателя – потому что мы в ответе за тех, кого приручили. Кто б мог подумать, что ты такая шустрая зверушка!

После возмущённой тирады Стамбровская перевела дух и засыпала незадачливую странницу вопросами: не ранена ли она, есть ли ей, где переночевать, есть ли у неё лекарства, еда, одежда, деньги на проезд – в общем, выясняла, нуждается ли она в срочной помощи. Карина заверила, что всё в порядке. Слегка успокоившись, Алеся сумрачно пояснила:

- Я здесь в командировке, причём на конференции, работаю до ночи, даже сейчас, между прочим. Не спрашивай. Но завтра последний день. Так вот, в обеденный перерыв будь добра найти время для разговора.

Карина что-то пробормотала в знак согласия.

- Тебе точно не нужна сейчас никакая помощь? Нет? Смотри мне. Завтра в кафе «Майнгольд», улица Цайль, один, в двенадцать дня.

- Ну, в двенадцать, так в двенадцать – если проснусь.

- Это ещё что? «Если»! Никаких «если»! Ладно. В общем, надеюсь, всё будет нормально. До завтра.

Карина сунула телефон обратно и пусть не губами, но мысленно улыбнулась. Тело изнывало, но на душе стало легче. Алеся почти орала на неё, но это было ничуточки не обидно. Карине уже и самой не терпелось увидеться. Хотя для этого на самом деле надо было вовремя встать, а для этого хоть как-то заснуть, а перед этим привести себя в чувство и принять все меры, чтобы хотя бы попробовать не свалиться с температурой... Ну, а для начала надо было дойти до хостела.

Сутуловатый чубастый администратор при виде Карины заметил:

- Ого, ничего себе, там настоящий ливень? У вас вид, будто вы в речке искупались!

Карина вымученно улыбнулась и, бредя к лестнице, подумала: «Если б ты знал, парень, насколько ты прав...»