13. Оливка, Люси и обиды

   -Да, это очень странно,- думала Оливка, издалека наблюдая за Люси.
   А Люси, не имея понятия о пристальном внимании, ходила на мягких лапках по дивану, норовя перепрыгнуть на столик. Все бы ничего, но на столике стояла тарелка с бутербродами, и Оливка точно знала, что хозяйка не имела ни малейшего желания ими делиться. Во всяком случае, ни разу за всю их совместную жизнь, а это было ну очень много, сколько Оливка себя помнила, с ней никто ничем не делился.
   -Попка огурца на кухне, когда хозяйка кромсала салат, ведь не в счет?- подумала Оливка.- Нет, конечно не в счет. Попка огурца – это совсем другое дело. Это ж не бутерброд на тарелке. За бутерброд можно и по носу схлопотать.- Оливка поежилась, а потом с затаенной надеждой продолжила наблюдать за Люси.
   Люси же с негромким мяуканьем пыталась приноровиться, чтобы перескочить на столик, залезала на колени к хозяйке, подныривала под ее руку, обходила то справа, то слева, тихо, но выразительно требуя свою долю от ужина.
   -Неужели ей дадут бутерброд?- недоумевала Оливка.- Сколько хозяйка будет терпеть это безобразие???
   От возмущения она даже заворчала на котенка, но тот не обратил на нее внимания, поглощенный видом тарелки. А хозяйка вела себя в высшей степени странно. Не пытаясь прикрикнуть на Люси, она просто раз за разом опускала ту на пол. После чего настырная кошка залезала на диван и снова оказывалась возле столика.
   Раз, два, три, десять – Оливка не одобряла люсино поведение. И дело даже не в том, что та норовила украсть еду. В глубине души Оливка знала, что будь она хоть немного больше и моги дотянуться до стола…. Ну, да что об этом говорить, маленький йорк мог только печально вздыхать, да ждать милости от хозяйки. Или от судьбы – это если хозяйка зазевается да выронит что-нибудь. Что упало, то пропало, как известно.
   Нет, дело было в другом.
   -Надо же и гордость иметь, -думала Оливка.
   Вот, если бы ее, Оливку, хозяйка отпихнула в сторону, чтобы она сделала? Известное дело. Ее тонкая душевная организация была бы ранена, она бы почувствовала себя обиженной, не любимой, одинокой, несчастной… Чтобы не заплакать, Оливка перестала перечислять. Так вот, она ушла бы на свой лежак, отвернулась от этого жестокого мира, и лежала бы так долго-долго… Час. Или два. Пока хозяйка не придет, чтобы погладить ее, попросить прощения и заверить, что она очень любит ее и больше никогда не обидит. Конечно, тогда Оливка простит ее. Но в глубине ее глаз нет-нет, да и промелькнет болезненная тень…
   А эта? Вот эта Люси – у нее что, совсем нет сердца? Ей что, совсем все равно? Хозяйка скидывает ее на пол, а та и ухом не ведет. Изогнется, словно змея, обойдет вокруг ножки стола, и снова лезет на колени.
   -Наверное, она очень голодная,- сообразила Оливка.- Она так хочет есть, что даже не замечает, что ей не рады. Бедная. Может…- Оливка с сомнением посмотрела на свою миску, но отринула мысль поделиться едой, как не стоящую.- И все равно. Я не одобряю такого легкомыслия,- заключила она. Радуясь, что хотя Люси и не получила по носу, что было несколько обидно, поскольку ей-то бы по носу дали, но ведь и бутерброд тоже не получила.