Хныч

     Я пил газировку, а Хныч уставился красными очами мне в стакан, левую ноздрю раздул, нижнюю губу оттопырил, а верхнюю смачно облизал фиолетовым языком. Зачем облизывается, все равно ведь не пьет. Вид у Хныча тот еще: татуировка на щеке с надписью: «О-себе-забыть-не-дам», скулы острые, брови кустистые, бородка козлиная реденькая, которую постоянно теребят сильные руки-клешни, на кривых ногах белые сапоги, на плотной фигуре желтый комбинезон с двумя молниями на коленях, а на шее — неизменная деревянная ложка. Ладно, многообещающее тату, но ложка… Не в русском народном ансамбле играет. Когда я в первый раз спросил Хныча, зачем ему ложка, то услышал:

     — Плохую ауру зачерпывать.

     — А чего не железной? — попытался съязвить я. — Все надежнее этой, которая, раз, и на щепки рассыплется…

     — Так дерево лучше с биополем контактирует, а особенно с очерненным, —  признался Хныч и стал таким довольным, что мне даже плюнуть в него захотелось.

     — Каким-каким? — сделал я удивленное лицо.

     — Тобой, родимым, испорченным… — ответил Хныч с укором.
 
     — Э-э-х… — обреченно протянул я.

     — Еще вопросы будут? — тон Хныча не оставил желания любопытствовать дальше.

     — Пока нет, — потупил я глаза.

     — Вот и славненько, — прищелкнул языком Хныч, вперив мне в грудь мозолистый палец. — Тогда продолжаем работать.

     Вот так и «контактируем». «Мы с Тамарой ходим парой, санитары мы с Тамарой». Только я уверен, что не такую «Тамару» имела в виду Агния Барто...

     Почему «санитары»? Потому что я гадких сущностей от несчастных людей «отлепляю», а Хныч этот процесс контролирует. Проверяет «качество работы». Я же не просто так под присмотром хожу: магией баловался, безрассудно вызывал «всяких». Вот и наказали. Не сразу, конечно. Сначала я сам одних нехороших людей наказать хотел. Били они меня часто. Буллили, как сейчас принято говорить. Жестко. То оплюют, то глаз гематомой закроют, то ребра пересчитают… Последний раз, перед тем как я из себя окончательно вышел, зеленой краской облили и ржали громче коней. А мне только-только родители новый спортивный костюм купили. «Пума», темно-синего цвета, с черным отливом. Родители у меня небогатые: от зарплаты до зарплаты, поэтому особо не разбежишься «мани» тратить. Расстроился я тогда. Заплакал даже. Да и как с зеленым «фейсом» и «хайером» на люди показываться? Пошел я тогда в ближайший лесок, и там, на черепе собачьем, «пошаманил». Нет, не какой-то там, «трах-тиби-дох», а по-взрослому. Как шаманил, рассказывать не стану, а то вдруг потом и к вам своего Хныча приставят. Короче, что-то в тот день с ТОЙ стороны вырвалось и меня, глупого мстителя, услышало. Пошептало оно зловеще сквозь зубы, и у моих обидчиков затяжная диарея началась, да такая, что они зеленым мхом покрылись. Этот факт я от общих знакомых узнал, которые обидчиков в больничке посещали. А затем один из моих гнобителей кони двинул. Я как узнал, побелел: не хотел ведь до леталки, честно. Попугать немного, и баста! Но поздно «Титаник» назад поворачивать: вычислили меня. И не органы внутренних дел. Пришли двое молодцев в белых рясах и сказали: «Раз ты такой — обидчивый, то придется тебе нам службу служить: избавлять других жертв от воздействий, подобных наведенным тобой. Только жертв, незаслуженно обижаемых. Не как твои были. Если бы не торопил ты события, к Темноте не обращался, их дорогу Судьба и так бы с присущей ей мудростью скорректировала… Но свой выбор ты уже сделал, а потому служить будешь долго, и под особым надзором, а надзиратель нам отчеты о твоей деятельности будет регулярно присылать».
 
     Вот Хныч и присылает. Но, как и когда, убейте, ни разу не видел.
 
     Сегодня мы к одной старушке ходили. Племянник ее, ехидна, хотел, чтобы она быстрее в мир иной отошла и подписанную ему год назад квартиру освободила. Заказал племянник «услуги мага». Настоящего, не шарлатана какого-нибудь. Ну и почти свел тот маг бабулю в могилу. Увидел я, как лежит она, не дышит, черней чернозема, уже готова Богу душу отдать, и обомлел. Как же так можно своих родственников ненавидеть, чтобы из-за бетонных метров на погост отправлять? Да, квартирный вопрос низвел многих в каменный век. Племянничек бабули давно уже там.

     Спросите, как мы к бабуле попали? Так Хныч — мастер любые двери отворять. На дверной замок только посмотрит, как тот — щёлк, и — «прошу входить».
Кроме больной, в квартире никого не было: племянник носа не казал, а из собеса раз в неделю приходили.

     Стою я у кровати, над которой ковер висит красный, цветы на нем изображены. Сейчас такие пылесборники немодно на стены вешать, а вот раньше да — актуально было. Слышал я историю, что похожий ковер один знакомый в советское время приобрел в комиссионке. Сказали знакомому, что ковер китайский, добротный, ручной работы, надо брать не задумываясь. Он и взял. Днем на ковре — настоящая красота: замысловатый орнамент глаз радует, а ночью — сквозь ворс толщиной в палец сам Великий Кормчий Мао пристально смотрит, изображенный с любовью мастера особой фосфорной краской, днем, естественно, невидимой. Жуть, одним словом. Отволок знакомый ворсистое чудо обратно в комиссионку и ругался сильно. Не на китайцев, а на продавцов, которые товар перед продажей не проверяют (хотя и не обязаны), потому как он не только ярче кремлевских звезд может гореть, но и заразу какую заморскую содержать. Ну ладно, это дела давно минувшие, а сейчас Хныч уже в бок толкает, не понял, чего это я вдруг призадумался и о бабуле забыл. Лежит она без сознания, а на ее груди — противная, похожая на варана, тварь сидит и свои лапы уже успела глубоко в грудную клетку запустить.
 
     — Давай, чего застыл? — подбодрил Хныч. — Стаскивай «зверушку».

     Легко ему говорить, а ведь они холодные всегда. Обжигающий руки морозец от них.

     Я вздохнул и ладонь о ладонь потер. С ладоней искры потекли золотистые. Тварь как это увидела, рот зубастый раззявила и звук высокий издала.

     — Сколько тормозить будешь, она же сейчас сольется с твердой материей, — злился Хныч. — Сейчас, сейчас, — отвечаю, а сам с омерзением тяну руки к твари.

     — Хватай ее и гаси, чистоплюй! — торопил мой надзиратель.

     Тварь между тем истончаться стала и в тело бабули глубже проникать.
Не теряя больше времени, я схватил хвост твари и резко потянул к себе. Она зашипела и заверещала еще сильнее. А бабуля дергаться начала и в себя приходить.

     — Отрывай, и деру! — крикнул Хныч. — Не нужно бабушке тебя видеть.

     — Ща! — сказал я, поднатужившись и вытащив из бабули сущность. Я дал ей щелбан, и она сразу сникла. Щелбаны навешивать я научился.
 
     Хныч откуда-то извлек пластиковый пакет, положил в него сущность, как шмотку какую, а затем отправил пакет в неизвестность.

     — Пойдем, бабушка скоро глаза откроет, — Хныч заторопился к двери, а я побежал следом.

     Со стороны кровати раздался глубокий кашель, сменившийся еле произносящим слова голосом:

     — Геночка, это ты?
 
     Но ответа от «Геночки» не последовало.

     — Всё, молоток, — прошептал Хныч, и мы спустились по лестнице к выходу из подъезда.

     — Бабулю мы спасли. — сказал я. — Дай, господи, нездоровья ее племяннику.

     — Ты опять? — повернулся ко мне Хныч. — Не суди, сам не без греха. И давай быстрей, у нас еще два «заказа».

     — Идем, — вздохнул я. — Ложку свою не забудь использовать…

     — Позже, Ваня! — резко сказал Хныч. — Я ничего не забываю. Часть твоего погашенного чернобесия — подпись на моих отчетах.

     Так мы и ходим. Так и живем, если можно назвать это жизнью.

     ***

     Другим «заказом» был дворник Авдеич. Он к себе постоянно нелюбовь жильцов испытывал. И один его оскорбит, и другой. Кляли мужика и по-тихому, и не совсем. Авдеич старался не сдаваться, и на «обидки» с достоинством отвечать. Вот с одним, особо ретивым жильцом, Моней Трудовером, как-то в кулачном бою сцепился, и большой Монечкин нос расквасил. Моня, однако, в полицию не побежал заявление подавать, но решил дворника другим способом «сменить». Чтобы надолго заболел, и все бы у него ломило и горело огнем, и чтобы никакие лекарства не помогали.

     Пошел Моня к найденной по объявлению в журнале колдунье, и дала она ему порошка «волшебного», чтобы в метлу Авдеичу подсыпать. Возьмет дворник в руки метлу, и слова гиблые ему сразу прошепчутся. Не сказала только колдунья, что вместе с порошком заодно с себя весь недельный негатив скинула.
 
     Когда Авдеич отвернулся, Моня его метлу быстро обработал и убежал в подворотню. Только Авдеич метлы коснулся, три красные шипящие змейки его запястья и обвили. Дворник охнул, орудие труда отбросил и за сердце схватился. Но скорую вызывать не стал. Подумал, что и так пройдет. Пошел к себе в дворницкую, отдышаться. Но уже поздно было. Точнее, было бы поздно, не подоспей мы с Хнычом.

     Две змеи продолжали ослаблять Авдеича, а третья ко мне стрелой полетела. Вцепилась в щеку. Она сразу распухла, словно флюсом надуло. Я как заору, а Хныч стоит и улыбается.

     — Чего лыбишься? — рассвирепел я. — Помог бы.

     — Сам, Ваня, сам…

     Сам так сам. Оторвал я первую змейку от щеки и запустил в Хныча. Едва она его коснулась, сразу сгорела.

     — Не шали, поднадзорный! — фыркнул Хныч, а я бросился к лежащему на полу Авдеичу.
 
     От действий змей руки дворника почернели до локтей, и чернота стала подниматься выше, подбираясь к сердцу. Еще немного, и… финал. Тогда я положил свои ладони на предплечья Авдеича. И чернота, словно испугавшись чего-то, остановила движение. Змеям это не понравилось, и они впились мне в пальцы, которые конвульсивно дернулись, как от удара током.

     — Может, это не змеи, а электрические скаты? — я вопросительно оглянулся на Хныча.

     — Доводи дело до конца, — сказал он, ковыряя в носу.
 
     «Тьфу!» — подумал я и добавил змеям «правильной» энергии. Змеи, извиваясь как на сковороде, расплавились. Лицо Авдеича наконец утратило мертвенно-серый оттенок, и Хныч одобрительно кивнул.
 
     Когда Авдеич пришел в себя, нас уже и след простыл.

     — Шустрее надо, Иван! — ворчал Хныч, разрешивший сделать «привал» на автобусной остановке. — Реакцию вырабатывай. А то как деревянный. Ты ж не Пиноккио!

     — А ты… на собаку чау-чау похож… языком… — обиделся я. — И вообще, не сравнивай меня с деревяшками, лучше ложку свою применяй по назначению.
 
     — Применю сейчас, ожидай… — снизошел до моих просьб Хныч.

     Он сделал ложкой зачерпывающее движение, и мне сразу чуть легче стало. Так, понемногу, по чуть-чуть, и очищусь когда-нибудь от всех накопленных «окислов».

     ***
     После Авдеича мы помогали учительнице по алгебре. Классическая Марь Ванна — очки — «фары» на пол-лица, так что грустных глаз никогда не разглядеть, узел волос на макушке, коричневый жакет и плотные колготки. Молодая, но одинокая и бесконечно дотошная. Свой предмет в абсолют возводила. Диво, что идола алгебре не выстругала.
 
     Своему нелюбимому ученику — Толику Дунину — Марь Ванна двойки заслуженно ставила, а он, вместо того чтобы исправлять ситуацию, решил ни много ни мало — полностью разрушить ауру математички и вдобавок ее одиночество «скрасить». Но по-особенному… С помощью помешанной на магии подружки, которая Толика по любовным делам постоянно динамила, но надежды на «вкусненькое» не лишала, вызвал Толик Черного тролля (есть и такие экземпляры на Темном-Претемном Свете) и подробно объяснил ему, что делать. Тролль той же ночью к спящей математичке пришел и попытался ее обесчестить. Халат раскрыл, облизнулся плотоядно и навалился всей безобразной тушей. Марь Ванна проснулась и чуть с ума не сошла, когда сильно пахучую, волосатую и ушастую образину с горящими желтыми глазами над собой увидела. А тролль ей плотно рот зажал и спокойно ноги раздвигать начал, да еще липкой зеленой слюной на них капать.
 
     Марь Ванну как парализовало. Хочет закричать, а нет голоса. И на сон страшный уже все происходящее не похоже. Еще чуть-чуть, и инфаркт случится. Странно, что не случился, когда она еще и меня — героя-освободителя учительниц — в своей спальне увидела. Благо Хныч взору смертных не доступен.

     Увидела меня Марь Ванна и в обморок упала. Но это к лучшему. Иначе бы точно инфаркт или еще чего хуже…В общем, пришлось нам с этим с троллем изрядно помучиться. Почему нам? Потому что здоровым он бугаем оказался, и не помогла моя «особенная» энергия. Тролль ее шутя поглотил и когтями мне спину до кровавого водопада разодрал, обездвижил, да в лоб так треснул, что искры размером со слона посыпались. Поэтому Хныч «вынужденно» оказал помощь: усмирил зверя, высушил и в пакет свой положил. Правда, объяснил мне позже, что выполненное задание только в пол-ложки засчитает. И ладно. Главное, учительницу от хулигана-маньяка спасли. Возможно, после той «теплой» встречи Марь Ванна совсем мужиков избегать станет. Но это мои субъективные предположения, на истину не претендующие.
 
     Спасли мы Марь Ванну, и мне еще легче стало. Так и «живу»: там «заказ», тут «подработка», и все жду, когда же Хныч мое поле полностью очистит. И когда простят меня ТАМ. Скорей бы уже. Для родителей снова видимым хочу стать, а то разыскивают меня давно, извелись, постарели. Я корю себя ежедневно, что не думал о них, когда колдовал. Да и задрало все. Хоть волком на луну вой. А я не волк, а человек! ЧЕЛОВЕК, искавший СПРАВЕДЛИВОСТИ.

 
     11.11.2020, Москва