Колыбельная для Нюши

К 45 годам Людмила Ивановна Корнеева дослужилась до начальника исправительной колонии. Вместе с рапортом о новом назначении она получила кабинет, вид из которого ей не нравился: взгляд упирался в высокий забор с натянутой поверху колючей проволокой. Прежнее рабочее место было намного приятнее. Окна выходили на березовую рощу, откуда доносилось щебетание птиц.
      А тут среди хозяйственных строений целый день работали осужденные женщины с руганью и непристойными шутками. Они сновали по хоздвору, похожие на муравьев в зеленых спецовках и туго обтягивающих головы косынках.
      «Срок закончится, и они уйдут, а я останусь, - с тоской подумала Людмила Ивановна. – В отставку давно пора, но дома еще хуже, кому я там нужна?»
       Всю жизнь провела Корнеева в одиночестве, имеется ввиду личная жизнь. Была любовь большая и взаимная, но с женатым мужчиной. С ним она познакомилась на конференции, влюбилась с первого взгляда. Четыре дня купалась в счастье, а потом они разъехались, но каждый день звонили друг другу. Договорились о следующей встрече в ведомственном санатории. Любимого человека призвали на службу в «горячую точку». Не вернулся. Погиб.
      Она была на пятом месяце беременности, когда получила скорбное известие. Спускаясь по лестнице , потеряла сознание. Из-за травмы случились преждевременные роды, которые обернулись трагедией для женщины – она больше не сможет быть матерью.
      Чтобы отвлечься от горя, Людмила Ивановна с головой погрузилась в работу психолога женской исправительной колонии. А когда заболел преподаватель литературы, то без раздумий заменила его. Школа для осужденных располагалась по соседству с Домом ребенка, в котором содержались дети женщин-преступниц от рождения до трехлетнего возраста.
       Людмиле нравилось прогуливаться вдоль детской площадки мимо кленов, тополей, кустов сирени. Она остановилась, чтобы полюбоваться пышными, душистыми гроздьями. Невдалеке играли в песочнице малыши. Невольно представила, что среди них мог быть и ее сын.
- Тётя, у тебя слезки? – Людмила почувствовала прикосновение горячей ладошки.
Девчушка снизу вверх глядела на Людмилу и гладила ее руку. В её взгляде было недетское сочувствие, будто ребенок понимал настроение незнакомки. Людмила нагнулась к ней, поправляя шапочку:
- Как тебя зовут?
- Нюша.
- А почему ты одна?
Вместо ответа Нюша неожиданно попросила:
- Спой песенку, - и потянула Людмилу на ближайшую скамеечку. Когда они уселись, девочка перебралась на колени к Людмиле и прижалась к ней.
- Ну, пой! – снова повторила и добавила, - только не про серый волчок.
- Ладно, - согласилась Людмила, - а какую тебе мама поёт?
- Никакую не поёт.
Колыбельную Людмила знала, но девочка сразу дала понять, что «придет серенький волчок и утащит за бочок» она не хочет слышать.
      Ей вспомнился недавний концерт в клубе, где под гитару на «бис» исполняла осужденная свою песню. Несколько строчек запомнились, врезались в душу, и она тихонько затянула:
                - Среди берез и тополей нет романтических аллей.
                Резные листья клёна в руках у осужденной.
                В глазах тоска по дому, по мамочке родной.
Она пела, и в такт мелодии покачивала девочку. Шапочка снова съехала на затылок, открыв темно-русую головку. Выстриженная челочка отличалась от основного цвета волос – была цвета льна. «Надо же, какую отметину природа поставила», - удивилась Людмила. Она всматривалась в нежные черты лица ребенка и материнские чувства, которых она никогда не знала, внезапно охватили её.
      К скамейке приближалась воспитательница, но Людмила Ивановна приложила к губам палец, дескать, не будите, и та тихонько запричитала:
- Что вы себя утруждаете чужими детьми? Тут нянек много.
Она протянула руки, чтобы забрать малышку, но Людмила Ивановна отодвинулась и хмуро спросила:
- Кто ее мать? Почему не с ребенком?
- В больнице Привалова: вены резала, - шепотом ответила воспитательница. – Девчонку скоро в детский дом заберут, как три годика исполнится, вот мать и запсиховала, а там, говорят, в больнице-то рак у нее обнаружили. Сиротой ребеночек останется.
      На следующий день, как только закончились занятия в школе, Люда пошла в Дом ребенка с красивой коробочкой.
      Нюша узнала свою новую знакомую еще издали и кинулась навстречу. 
- Сначала спой песенку, а потом поиграем, - разворачивая сверток деловито рассуждала малышка, но, увидев куклу Барби в голубом пышном платье, передумала:
- Сначала поиграем!
Эти встречи были для Люды, как глоток свободы, для осужденных. И Нюша привязалась к маме Люде, как называла её, и все спрашивала, почему они живут в разных местах.
- Скоро будем вместе, Нюша, я еще несколько бумажечек заполню и заберу тебя.
Нюша серьезно кивала головой и, обращаясь к воображаемому персонажу, говорила:
- Дядечка, скорее отдай меня маме Люде.
      Надежды на удочерение Нюши рухнули, когда внезапно объявилась родственница – сестра умершей Нюшиной матери. Она написала заявление на опекунство и суд его удовлетворил.
      Люда второй раз потеряла ребенка. Девочку увезли в другой город, так что видеться с ней не было возможности. Из редких писем, которые присылала опекунша, Люда узнавала, что девочка ни в чем не нуждается. Потом письма приходить перестали, а письма Людмилы вернулись с пометкой «адресат выбыл». Оборвалась последняя ниточка, связывающая с дорогим человечком.
      Корнеева очнулась от воспоминаний, услышала голоса в приемной: коллеги собирались на комиссию. Она открыла дверь и пригласила всех занять места. В отдалении, вдоль коридора выстроились вновь прибывшие осужденные, которых предстояло распределить по отрядам.
     Совсем не просто бывает разговаривать с преступницами. Почти все считают, что их осудили несправедливо, подставили. Приходиться выслушивать десятки историй и не верить, даже если в душе сочувствуешь. В суде всё доказано.
- Последняя, - помощница передала документы.
Начальник колонии перелистывала дело. В приговоре обстоятельно описывалось преступление: кража продуктов из супермаркета на две тысячи рублей с копейками. Лишение свободы сроком на один год. С фотографии смотрело детское лицо – Григорьева Анна Сергеевна, 18 лет исполнилось два месяца назад. «Значит, - сделала вывод Корнеева, - привезли с малолетки, где пробыла три месяца». К чему такие расчеты? А к тому, что в медицинской карте у осужденной Григорьевой выявлена беременность пять месяцев.
      Осужденная ответила на стандартные вопросы комиссии. Начальник медсанчасти предложила отправить Григорьеву в дом ребенка, чтобы до родов в спокойно обстановке находилась, и, по мере сил помогала сотрудникам ухаживать за детьми.
      Когда за осужденной закрылась дверь, Корнеева поинтересовалась, как идет ремонт в Доме ребенка. Начальник по тылу отчитался, как положено, предложив Людмиле Ивановне пройтись до объекта.
- Запланирую, - коротко ответила начальник колонии. Дел у нового руководителя учреждения было невпроворот, но она помнила о реконструкции здания для детей осужденных, и попала туда лишь через несколько месяцев.
      Всё здесь стало неузнаваемым, не только внутри помещения. Преобразилась игровая площадка, на которой появились домики, горки, качели. Еще выше стали тополя, шире стволы берез.
      По дорожке, усыпанной желтыми листьями, шурша колесами двигалась коляска. У ближайшей скамьи она остановилась: было впечатление, что коляска движется самостоятельно, катится само по себе что ли? Удивилась Корнеева, но приглядевшись, увидела невысокую женщину, которую скрывала высокая крыша коляски. «Ребенок ребенка возит», - усмехнулась она и пошла навстречу. Увидев начальника, осужденная соскочила и поздоровалась.
- Так ты что? Родила? – Корнеева узнала заехавшую два месяца назад, фамилию на бирке прочитала.
- Кого Бог дал, Григорьева?
- Сына, - она была взволнована, всё-таки начальница колонии интересуется.
То ли от разговора, то ли время пришло, но малыш проснулся и громко заплакал. Пытаясь успокоить, мать затрясла коляску, но ребенок раскричался сильнее.
- Возьми на руки, покачай, - посоветовала Людмила Ивановна.
Григорьева, будто ждала команду и тут же вынула сына.
- Ну что же ты, маленький, мамочка с тобой, - ласково уговаривала мать, то и дело оглядываясь на Корнееву. «Боится меня», - неприятная мысль заставила оставить Григорьеву, но уходить из парка не хотелось. Замечательная погода, шуршание осени – Корнеева любила эту пору. Она присела на скамейку, провожая взглядом уходящую по дорожке маленькую семью. Вздохнула о своих несбывшихся мечтах, прикрыла глаза. Она, кажется, задремала и сквозь сон или ей это не приснилось, услышала давно забытые слова: 
  - «Среди берез и тополей нет романтических аллей», - нежно выводил голосок. У Корнеевой перехватило в горле. С этой песней у нее связаны очень дорогие воспоминания и огромная душевная боль.
      Голос зазвучал совсем рядом, но только шепотом: «Резные листья клёна в руках у осужденной». Корнеева встрепенулась и порывисто поднялась.
- Постой, Григорьева, - окликнула удаляющуюся фигурку с ребенком на руках, но сама догнала, встав перед Григорьевой.
- Эта песня..., - Людмила Ивановна внимательно вгляделась в лицо девушки, - откуда ты знаешь? Кто тебе её спел? Когда? - словно следователь устроила допрос растерявшейся осужденной.
- Она всегда была со мной, - испуганно ответила Григорьева. – Я её своей кукле пела. Знаете, Барби -  кукла такая, - будто оправдываясь, объясняла строгой начальнице.
      Дрожащим голосом Корнеева попросила снять платок. Пока Григорьева соображала чего от нее хотят, начальница протянула руки и аккуратно стянула платок на плечи. Волосы, обесцвеченные аптечным гидроперитом, рассыпались, как пучок соломы. Секущиеся концы ломались, оставляя тоненькие иголочки на одежде.
- Зачем ты так испортила волосы? Или в другой цвет не покрасишь? – Корнеева проявила чисто женское участие, хотя цель-то другая была. И вдруг она вспомнила.
- Белая чёлка, а сама темно-русая? – Корнеева гладила по голове изумленной Григорьевой, - а потом покрасилась в один цвет, да?
      Малыш зашевелился в руках матери. Она неосознанно крепко прижала его к себе, напуганная поведением начальницы.
- Нюша моя! – Людмила Ивановна обессиленно прислонилась к березе...
P.S. Через несколько месяцев Нюша вышла на свободу. В сопровождении начальника исправительной колонии Людмилы Ивановны Корнеевой, несшей на руках сын, она вошла в её квартиру. Тетка, которая приютила девочку и дала свою фамилию, умерла от тяжелой болезни, когда Нюше было 15 лет. Судьбу не перехитришь, что дано, то и будет. Запланированное Вселенной воссоединение совершилось: Люда обрела дочь и внука, а Нюша впервые узнала, что такое материнская любовь и счастье.