За закрытой дверью-5

Приятное  мягкое  прохладное  вино,  выпил  весь  стакан  сразу,  с  хрустом  откусил  от  сочной  луковицы,  спросил:
  -  Где  пропадал?
- Да  так,  бродил.  Гулял,  смотрел.  Инте¬ресно.  Ты  чем  занимался?
-   Ходил  в  лес,  искал  сухие  упавшие  деревья, отпиливал,  приносил  домой  и  колол  дрова, вон  в  углу  целая  поленница,  зимой  будет  удобно.  А  вчера  натаскал  тонну  опят,  их  море  на  березовых  пнях  за  водопадом.  Последние  грибы  в  этом  году.  Завтра  пойду  искать  орешник,  помню,  он  был   совсем  недалеко  от  карьеров,  может,  еще  остались  орехи.  Потом  пару  вершей  попытаюсь  спле¬сти,  попробую  вспомнить,  как,  давным-давно  видел,  как   дядя  это  делал.  Красиво  и  бы¬стро.  Отчет  принят?
 - Утверждаю,  -  ответил  кот,  но  как-то  без  энтузиазма,  что-то  тревожило  его.  Он  всматривался  в  темноту  и  слушал  больше  ее,  а  не  меня.
 – Все  же,  как  к  тебе  обращаться? -  не  понимал  я  его  беспокойства.
 - Здесь  мне  при¬вычнее  быть  Бахусом, так  меня  звал  хозяин  этого  дома,  они  с  женой  жили  нем  после  того,  как  вы  уехали.
 -  Странно,  в  доме  ничего  об  их  пребывании  не  говорит,  ни  одного  чужого  предмета. 
- Ничего  странного,  ведь  никакого  дома   нет.
  -  Я  по¬дозревал  это.  Что,  и  нас  тоже  нет?
 -  Не  знаю,  мне  кажется,  что  я  все-таки  есть,  возможно,  и  ты  тоже.  Только  как  сюда  попал?  -  И  сам  же  ответил:
 - Видимо,  сильно  хотел. 
- И где же мы?
-Здесь! 
-Понятно.
 Я  снова  наполнил  стакан  на  две  трети,  снова  показал  глазами  на  коробку  и  полу-чил  ответ:
 -  Нет,  пока  не  буду.
-  Ну,  смотри.  За  нас, -  поднял  я  стакан.  - Потому  что  точно  знаю:  ты  есть,  и  я  тоже.  Вот  встану,  пойду  к  машине  и  уеду. 
-  А  может,  и  нет.  Даже  если  и  уедешь,  то  вернешься  снова.  Будешь  здесь,  пока  не  исполнишь  то, для  чего  тебя  впустили. Думаю, ты  уже  начинаешь  понимать,  для  чего.  Не  бес¬покойся,  тебя  отпустят,  ты  сам  себя  отпустишь,  когда  придет  время.   Он  помолчал  и  грустно  добавил: 
-  И  тогда  уедешь.  А  я  не  уеду.  Я  останусь, потому  что  там  меня  точно  нет.
 - Давай  о  другом,  он  что,  был  поклонником  римской  мифологии?
 -  Кто  он?
 -  Тот,  кто  жил  в  доме  после  нас,  не  хочу  называть  его  хозяином  нашего  дома.
 -  Не  знаю,  полагаю,  что был  он  почитателем  одного  только  бога  и  каждый  день  прино¬сил  ему  жертву,    настолько  обильную,  что  к  вечеру  сильно  уставал,  падал  на  тело¬грейку  у  печи  и  засыпал.  Вставал  ни  свет  ни  заря  и  обязательно  завтракал.  Гово¬рят,  что  если  не  завтракать,  то  со  временем  можно  стать  идиотом.  Он  дрожащей  рукой  наливал  стопку  водки  и,  не  скрывая  отвращения,  одним  глотком  отправ¬лял  ее  в  ждущий    желудок.  Несколько  минут  сидел  с  закрытыми  глазами,  потом  открывал  их,  доставал  «Приму»  и,  кашляя  почти  до  рвоты,  курил,  аккуратно  выпус¬кая  дым  в  печку.  Позавтракав,  шел  на  карьеры,  доставал  из  воды  верши,  бросал  карасей  в  ведро  и  нес  домой.  Это  их  еда.  Каждый  день.  Мне  нравились  караси.  С  женой  ему  повезло  и  не  повезло  одновременно. Повезло  в  том,  что  она  активно  поддерживала  его  во  время  жертвоприношений,  а  не  повезло  в  том,  что  вкусы  у  нее  были  более   изысканными,  и  завтракала  она  исключительно  портвейном.  Днем   как  получится,  а  утренним  капризом  был  портвейн.  Они  жили  душа  в  душу,  никогда  ни  на  что  не  жаловались,  были  счастливы  и  гордились  своей  стра¬ной.  И она  за  сорок  лет  глотания  торфяной  пыли  наделила  их  такой  пенсией,  что  они  без  оглядки  могли  каждый  день  тратить  на  семью  сто  рублей  и  даже  от-кладывать  на  похороны.  Он  умер  первый,  а  она  на  его  поминках.  Сгорела.  Слиш-ком  много  выпила.  Их  похоронили  соседи.  На  поминках  хорошо  погуляли.  Денег  хватило.   Хорошие  были  люди.
 -  Грустная  история,  впрочем, я  мог  бы  тоже  рассказать  немало  подобных,  может,  даже  и  более   ярких.  Еще  Шахерезада  в  «Тысяче  и  одной  ночи»  говорила  о   том,  что  низкие  доходы  и  убогое  существование  не  приучают  к  достойным  манерам  и  воз¬вышенным  чувствам.  У  нас  уже  давно  в  стране  две  страны. В одной -   безжалостная,  безу¬держная  роскошь,  выставляемая   на  показ.   В другой – ежедневный  страх  перед  тем,  как  опустить  руку  в  свой пустой кошелек. А если  короче:  одна  страна - это  Москва,  другая  - все  остальное.  И  мы  почти  привыкли  к  этому.   Когда-то  я  думал,  что  мир  родился  в  то  мгновение, в  которое  я  появился  на  свет,  и  родился  он  для  меня,   чтобы  мне  было  интересно  жить. Сейчас  понимаю, что  ошибался.  Все  совсем  наоборот: я  для  мира,  и  он  пытается  мне  доказать,  что  я  - ошибка  и  совсем  ему  не  нужен.  Все  понимаю,  но  все же  сопротивляюсь.  Что  скажешь?
  Кот  молчал,  он  слушал  и  в  то же  время  чего-то  настороженно  ждал.  Уже  много  дней  я  ни  с  кем   не  разговаривал,  только  с  собой,  а  хотелось  беседы,  к  тому  же  выпил,  а  чем  хороша  мужская  застольная  компания?  Разговорами, конечно.