Монолог. Глава 12

Глава 12.

В последний полный день в «Княжеском городке» - 17 сентября 15-го я понимал, что сувениров близким для меня людям может не хватить. После завтрака я вышел за ворота отеля и направился в сторону супермаркета. Миновав арку моста, кафе-магазин у железнодорожных путей, я достиг здания, за которым не было ничего кроме пустыря и дороги. Ничего подходящего в супермаркете я не обнаружил. Внимание привлёк только сыр, обозначенный как «пармезан», то есть настоящий итальянский твёрдый сыр. Его я и купил. Вернувшись к кафе-магазину, заглянул на полустанок, с которого мы уезжали в Пиццо неделю назад. Посмотрев ещё раз на расписание электричек, открыл для себя вечерний рейс в Тропеа. Удивительно, а почему этого рейса нет в расписании на столе «ресепшен»? Неужели в отеле ошиблись? Я обрадовал себя решением съездить перед ужином в Тропеа за сушёными помидорами.
Придя на пляж,  я озвучил это решение сотоварищам по отдыху. Они удивились неизвестному рейсу. Д. заявил, что расписание на вокзале может быть вернее, чем в «ресепшен». Потом он с улыбкой сказал, что вчера на дискотеке меня искала Ан. Подумалось о новом витке её отношения ко мне. Супругам я озвучил слова об усталости после двух дней экскурсий, внутри себя испытывая приятное чувство от того, что есть девушка, которая ко мне неравнодушна.

На обеде я встретил её, и она сказала, что ночью мне должны были сниться кошмары. Улыбнувшись этим словами, я не нашёлся, что ответить. На лице девушки я увидел тень обиды. После обеда ко мне подошла и пятилетняя петербурженка.  С Аг. мы снова играли в песочную кулинарию. Потом, разговаривая с супругами, я узнал от Д., что в деревне недалеко от нашего города живут его братья. Им за сорок и они до сих пор не женаты. «Не надо затягивать?»- подумал я.
Уйдя раньше обычного времени с пляжа, приняв душ и переодевшись, я направился к полустанку Замброне. Однако, я не увидел ни одного пассажира. К назначенному времени поезд не пришёл. Спустя несколько минут я испытал чувство, уже испытанное раньше – ощущение себя человеком, которого обманули или обманулся сам. «Самый умный, что ли? Расписание поездов в отеле для дураков печатали?» - ругал я сам себя. Но как часто я делал, виноватым полностью я себя не считал. Поэтому претензии получила и доска с расписанием на полустанке. «Зачем ты здесь висишь?» - звучал к ней главный вопрос.
Время, рассчитанное на путешествие в Тропеа, освободилось, и я, раздумывая, как его провести так, чтобы не было обидно, заметил, как с другой стороны железнодорожных путей начинается тропинка. Поскольку на той стороне вдалеке блестело море, мне стало интересно, куда эта тропинка приведёт. Как нос у гончего пса бередит ощущение предстоящей погони за зверем, так и я, как неделю назад перед поездкой в Пиццо, ощутил будоражащую разум неизвестность. Быстро составился план на ближайшие два часа: пойти по неизвестному пути и купить в супермаркете для коллег по работе пачки со специями.
В пять вечера солнце из ярко-жёлтого и обжигающего стало тёмно-жёлтым и мягким. Тропинка резко перешла на выступ вниз, как только я отошёл от пути следования электричек. Природа вокруг не впечатляла, потому что я видел её сотни раз у себя на родине. Даже возникло ощущение того, как будто я приехал в родные места матери – на юг Ульяновской области. Те же деревья, те же высокие травы, даже те же стрижи, которые сновали высоко надо мной. Но на следующем выступе, на котором тропинка также уходила вниз, Италия возразила мне. Я увидел серые камни, на одном из которых весело, словно чьи-то большие уши, росли кактусы.

Слева я заметил печную трубу и черепичную крышу дома. «Неплохое место выбрали!» - подумал я. Впереди светлело небо, и тут же оглянувшись назад, я открыл для себя, что деревья и высокие травы имеют тёмно-жёлтый оттенок. Тропа уходила вниз, и я очутился перед обрывом. Справа виднелись выступы скал, а внизу белел пляж, на котором кто-то сидел. Пляж обладал красотой, которой, возможно, очаровались те, кто возводил здания в Пиццо и Тропеа. А уже их красота подарила мне чувство, которое я мог соединить с ощущением от вида этого пляжа. Он как будто спрятался от посторонних взглядов около горы.
Но путь на этом не кончался, и тропинка сама привела к лестнице с деревянными перилами и ступенями, выбитыми большим количеством ног людей, приходивших к этому красивому месту. У одной из первых ступеней воткнули в землю табличку, которая предупреждала людей, которых постигло чувство неуверенности, не плавать без спасательного оборудования. На двух языках – итальянском и английском. В некоторых местах этого спуска мне приходилось бежать – настолько крутыми оказывались ступени. В конце меня также ждал пляж с белоснежным песком.
В супермаркете кроме того, что я хотел, купил ещё один кусочек сыра – помягче, чем «пармезан». Продавец, к которому я обращался, не понимал по-английски, но указательный палец восполнил моё незнание его родного языка. Одно только слово от меня - «грациа» было встречено другим словом от продавца - «прего». На кассе же меня ждало новое проявление человеческого характера. Я выставил на ленту купленный товар и стал ждать, когда девушка-кассир посчитает мне стоимость и озвучит мне её. Но она словно не видела меня и не собиралась этого делать. Только одна из местных женщин помогла мне, показав этой девушке жест в мою сторону.
Путешествия по странам мира позволили вынести знания о людях, населявших их. Теперь я мог назвать общее качество для большинства торговцев каждой из стран. Турки – услужливы, египтяне – настырны, греки – улыбчивы, а итальянцы – отличаются отстранённостью. Греков и итальянцев, однако, объединяло то, что заработать лишний евро – не главное. Главное – они работают, и я должен радоваться этому факту. Их самый главный интерес – закрыть магазин на сиесту и на всё воскресенье.

А ещё на одной из улочек по пути к супермаркету я встретил группу молодых людей, собравшихся около автомобиля и недружелюбно посмотревших в мою сторону. Совсем как старики на набережной в Пиццо. Сразу вспомнилось слово – «мафия». Что, если эти парни – её члены? Мне говорили, что мафия здесь даже круче, чем на Сицилии, и могущественнее.
Вернувшись в отель и встретив супругов, я им рассказал о правоте расписания поездов, лежащего на столе в «ресепшен». Они, что меня обрадовало, не показали ни тени злорадства по поводу моей неслучившейся поездки.
Утром следующего дня – 18 сентября 15-го я встал раньше обычного. Автобус до аэропорта ожидался сразу после обеда, и я хотел больше времени провести на пляже. Там же я не встретил ни яркого солнца, ни по-настоящему тёплого моря. Калабрия как будто решила попрощаться со мной именно так. До обеда я должен был принести ключи от номера в здание «ресепшен», что я и выполнил, громыхая большим чёрным чемоданом.
Обед состоялся. После него я и супруги прощались с официантами, особенно с Ан. Ей я сказал о благодарности за хорошее отношение к себе. Наклонившись к ней для объятий, я получил поцелуй в шею, что случалось со мной и раньше. Видимо, девушки, женщины думали, что я их собираюсь поцеловать, и тоже хотели ответить поцелуем, но вместо щеки…
Ожидая приезда автобуса, я и супруги, как и все уезжающие расположились на диванчиках и креслах в «ресепшен». Нас увидели тольяттинцы, и с ними мы сфотографировались на память.
Пейзажи за окном микроавтобуса напоминали недавнюю поездку на Сицилию. Но теперь они олицетворяли новое прощание с морем и надежду его увидеть в следующем году.
4 сентября 16-го я встал рано – без пяти шесть. В семь утра начиналась поездка в Балаклаву. Выход из гостиницы назначил себе в 6.45. Помыл голову, побрился, скушал то, что было в сухом пайке, погладил рубашку, но вышел позже, потому что, уже выйдя из номера, вспомнил, что забыл бутылку с водой. Пунктуальность – не моя черта. Успеть что-то сделать к назначенному времени не всегда мне удаётся. До Дома офицеров, который находился по Галерейной дальше, чем мой обычный поворот на автобусную остановку, почти бежал. Успел. Увидел вереницу автобусов. Уже без трёх семь. Звонок на телефон. Женский голос стал интересоваться, не забыл ли я об экскурсии. Ответил я полусердито: конечно, нет, стою около автобусов. Мой оказался в конце колонны с номером под лобовым стеклом «3366». Нашлось свободное место рядом с мужчиной в белых футболке и бриджах. Как только тронулись, он неожиданно огрызнулся на девочку, сидевшую впереди него и наклонившую с помощью рычажка спинку сидения в сторону этого мужчины. Меня такая реакция удивила, потому что на вид этот пассажир казался спокойным человеком.

Экскурсовода звали Ил., и по тому, как и о чём она говорила, стало понятно, что в её голове очень много информации. Находясь в автобусе, она умолкала только на редкие минуты. По её рассказам Феодосия с момента основания звалась Кафа, потом Кефе и Кучук-Стамбул. Город, основанный греками из Милета, переходил и к татаро-монголам, и к итальянцам из Генуи, и к туркам. В войне, которая разворачивалась здесь, использовали бактериологические оружие – трупы тех, кто умер от чумы. Итальянцы её перенесли в Европу, где от этой заразы умерло 70 миллионов.
Потом Ил. рассказывала о горных грядах, пронизывающих полуостров. Они делятся на внешние и внутренние. Есть тектонические разломы. Когда проезжали мимо Симферополя, выяснилось, что значение этого названия – «город-польза». Его основали русские как будущую столицу региона в избранном месте – в центре будущей губернии. Ил. рассказала и о профессоре Вернадском, который раздавал молодым белогвардейцам студенческие билеты, чтобы спасти их от расстрелов.
В окне встречались глазам поочерёдно мечеть, горы, насыпь будущей автомагистрали, памятник солдату в неестественной позе: он наклонил правую руку вниз, а левую, в которой автомат, вверх.
Первая остановка – в селе Богатое. В киоске я взял чебурек с сыром и горячий чай. Дальнейшая дорога по словам Ил. пролегала мимо монастырей – Армянского и Тепловского, которые славятся своими полезными источниками воды.
Когда автобус подъезжал к Балаклаве, Ил. сообщила, что название городка, как всем казалось, не происходит от головного убора английских солдат.  Наоборот, вязаная шапка, которая закрывала британские лица от крымских холодов во время войны с Российской империей, взяла своё наименование от этого городка. А Балаклава с санскрита означает «военная крепость» или с тюркского «рыбье гнездо».

Заехав в городок около 11 дня, автобус высадил нас у стоянки разнообразных яхт. Одна из них – белоснежная и большая – звалась «Мрiя». Бухта удивила своим размером – настолько узкая, что на противоположной стороне можно было увидеть лица отдыхающих. Мне стало понятно, что городка нет, а есть красивая похожая на чашу бухта, вокруг которой построили дома.
Выйдя из автобуса, я заметил, как в мою сторону оглянулась блондинка маленького роста. Её лица я не смог разглядеть, но, что было не в первой, имел возможность обозреть ноги, которые девушки такого роста оголяли максимально, надевая очень короткие шорты. Мысль «познакомиться только ради того, чтобы быть с кем-то» была предана презрению, как недостойная. В самом автобусе на одной паре сидений сидели две девушки, не вызывавшие симпатии. Наверное, потому ещё и отдаляются от девушек, когда на пути встречаются такие, несимпатичные.
Первая часть экскурсии здесь – прогулка на катере. Обещался выход из бухты в открытое море. Парень средних лет, верховодивший на катере, на котором оказался я, показывал на недостроенное здание на другом берегу и с удовольствием говорил, что это дача Януковича, которому теперь не до дач. Большое количество яхт и катеров он объяснил тем, что каждый, кто выходит в море, должен иметь разрешение на плавательное средство. Украина таких разрешений не выдавала, и каждый год как минимум один человек погибал. А за прошедший год – ни одного погибшего.
Миновав две высокие скалы, мы вышли на морской простор. Чёрная птица, похожая на утку, стала улепётывать от катера так, что засверкали перепонки на её лапках. Парень предложил искупаться в чистой морской воде. Желающих я не увидел.
Вернувшись в бухту, все участники экскурсии разбрелись по набережной. Подходило время обеда, и я решил использовать его по назначению. Здесь же я увидел кафе, в котором и расположился. Когда я занял место за одним из столов, мой взгляд, скользнув по массивным деревянным стульям и столам, коснувшись белого паруса, который, видимо, ради оригинальности хозяева кафе повесили на балку, застыл на вершинах противоположного берега. Ещё минут сорок назад я видел на них остатки древней крепости. Всё в Крыму дышало историей давно минувших веков, словно напоминая о краткости жизни не только конкретного человека, но и целых народов.

Всё дарило впечатления, но я не сопереживал, и то, что я называл чувством, не было им, потому что я следовал внешнему пространству, как пятно света следует поворотам фонарика. Теперь увидев водную гладь бухты, выцветшую траву горных склонов, я осознал, что пространство впечатлений, или чувств, как я думал раньше, слилось с пространством природы. Стало понятно, что все мои движения, взгляды, мысли тоже напоминают скелет, который я ощутил, думая в Судаке о состоянии, связанном с А. Снова возникла мысль о «внутреннем». Это он чувствовал, что нет чувств в море впечатлений. Это он напоминал застывшее масло в воде.
Теперь следовало бы встать с места и выйти на набережную, посмотреть далеко вперёд и постараться что-то увидеть. То чувство, которое возникло бы в этот момент, вдруг наполнило бы меня изнутри. Никогда я не шёл до конца вслед этому чувству. Это состояние напоминало предчувствие, когда вдруг начинаешь ощущать приближение чего-то большого и приходящего из вне. Но из вне ли? Всегда, находясь в этом состоянии, разум искал спасения в мыслях, которые ничего не говорили. Разум пожимал плечами, и чувство это как будто исчезало.
Что есть «внутренний»? Теперь он закрывался, как мне казалось, боясь разоблачения. Я же всё больше укреплялся в его существовании.
Но мысль, которая пришла от него, когда он ещё ощущался мной, поймалась разумом. Я понял, что целостная картина, которую хочет увидеть «внутренний» - это картина всех впечатлений, приходящих от внешних пространств и коснувшихся «внутреннего». Он как будто замарывался, когда отдавался какому-то впечатлению. Теперь он хотел оставаться чистым от внешних событий, и помочь мне ощутить себя таким, какой он есть в действительности. Ему нужна была гармония внутреннего и внешнего. Красоте мира требовалась внутренняя красота человека. Не может человек отдаваться только внешнему, забыв о внутреннем. Он напоминал о том, что не ответив на внутреннее чувство, нельзя испытать новое, приходящее из вне. То чувство, о котором я забыл, и о котором настолько сильно, насколько ближе я приближался к нему, напоминал внутренний человек, требовало ответа. Прав был и Бог: не растрачивайте душу ради этого мира.
К условленному времени я присоединился к сотоварищам по поездке сюда, и наша разноцветная толпа направилась к входу в подземелье. Штольни, о которых говорила мне продавец экскурсий в Феодосии. Нас встретила девушка в неподходящем для мероприятия коротком бежевом платье. Подземельем оказался бывший секретный завод по ремонту подводных лодок. В девяностые его хорошо растерзало местное население, растащив всё, что было сделано из ценного или обычного металла. Завод соорудили прямо в горе.

Каменные коридоры с покатыми потолками – первое, что я увидел. Узкие рельсы на полу, шеренга фонарей по центру потолка. Стенды с картами Крыма, чёрно-белыми фотографиями. Одна из них запечатлела несколько подлодок в бухте Балаклавы. А один из стендов поведал, что завод именуется просто – Объект с таким-то номером.
Длинные торпеды в качестве экспонатов. Массивная железная дверь с неимоверной толщиной. На стенде рядом значилось: «Ворота защитные (специальные). Рассчитаны на восприятие давления Р=60кгс/кв.см. Конструкция предназначена для поглощения кинетической энергии удара и обеспечения равномерной передачи давления от створок на закладную раму. Ленинград, 1959». Снова экспонаты – теперь подводные бомбы на тележках с выкрашенными для показа головками в красно-белый крест. Снова фотография, на которой суровая действительность 50-60-х годов прошлого века – вместо толпы белоснежных яхт и катеров пустынная гладь бухты с большой подлодкой у входа в завод.
Во мне уже появилось непонимание самой этой экскурсии – ходить по бывшему военному объекту, наблюдать унылые стены с проводами, надписи – «Убежище» и «Соблюдай тишину». Это и есть память о советском Крыме?
Мы проходили отсек за отсеком, пока не вышли на площадку, на которой я увидел тележку, а на ней – устройство, одновременно напомнившее батискаф и торпеду, или большую торпеду со стеклянной кабиной. Пройдя чуть дальше, я заметил блестевшую в отсвете ламп воду. Перед нами простирался длинный, узкий канал. Как узнал я вскоре, этот канал назывался сухим доком.
 Со стороны светлой дыры в конце канала приплыла лодка, на которой сидели другие туристы. Они слушали своего вожака-экскурсовода и фотографировали некогда секретное пространство. Я подошёл поближе к батискафу-торпеде и обнаружил, что это одноместная подлодка. Конечно, как и всё на этом бывшем заводе, эта подлодка была неработающей.
Наша группа направилась дальше. Снова массивные толстые двери – одна с жёлто-чёрными полосами и большими вентилями на краю каждой створки, другая – красная с большими петлями. Стенд рядом с ними поведал, что это герметичные двери – обычный элемент для специальных помещений. Такие двери спасали не только от радиации, но и ядовитых газов. Помещение, которое эти двери надёжно закрывали от внешнего мира, было занято стендами с моделями крейсеров. Среди моделей я увидел «Киев», «Ворошилов» и «Пытливый».

Снова коридор. Дверь с бумажкой «Выставка окаменелостей Крыма». Девиз на стене «Не всё говори, что знаешь, но всегда знай, что говоришь!». Выставка ещё одних торпед, одна из которых напоминала маленький истребитель, образцов капитанской формы и манекенов, изображавших моряков-подводников. Бесшточный бомбомёт. Реактивная бомбомётная установка «Ураган». Глубоководный минный защитник. Если бы они все находились в боевом состоянии, было бы странным ощущать своё нахождение в таком месте.
Зал ремонтных работ. Зал регламентных работ. Два манекена изображали нахождение в отсеке подводной лодки. Один что-то делал с приборами, расположенными на панели, а второй – сидел рядом и как будто слушал. Подойдя ближе, я увидел, что второй наполовину вышел из другого отсека. Экскурсовод рассказала, что в цехе проверки зарядов всегда работали по трое, потому что высокий уровень секретности. Один из этих троих читал инструкцию. Второй делал всё, что читал ему первый. А третий заносил в специальный формуляр всё, что делал второй.
За стеклом одного из стендов находились личные вещи капитана 2 ранга: погоны, курительная трубка и часы. Часами, однако, служил секундомер в футляре. Рядом расположилась большая модель подводной лодки. Символ этого места. Средняя торпедная дизель-электрическая подводная лодка проекта 613.
Прогуливаясь дальше, я увидел за стеклом значки. Присмотревшись, я обнаружил, что все они посвящены одной подлодке К-317 АПЛ «Пантера». Чёрное животное на этих металлических кусочках сидело на земном шаре, рычало на фоне самой подлодки и флага военно-морского флота. Дальше снова значки – К-338 «Гепард», К-328 «Леопард». Это помещение оказалось последним в этих штольнях для нас, и за открытой герметичной дверью засверкал свет выхода.
Выходя, я снова обратил внимание на рельсы, проходящие по полу. Оглянувшись на зал, я увидел ближе к потолку надпись «Строго храни военную и государственную тайну!». Чуть ниже у дальней стены под девизом «Не всё говори..» фотографировалась девушка, закрыв предплечьем правой руки глаза. Стенд на стене извещал, что мы находились на технической площадке, которая являлась центром управления системами жизнеобеспечения Объекта. Кем ощущали себя люди, работавшие здесь? Каково это – жить, охраняя военную и государственную тайну?

По выходу из подземелья, которое таковым и не являлось, все упёрлись в самолёт-истребитель, тоже выкрашенный и неработающий. После я направился к заранее обусловленному месту, на котором всю нашу группу ждал автобус.
В два часа дня он выехал по направлению к Севастополю. Ил. рассказывала о том, что это город, достойный восхищения, которое она теперь и пыталась выразить. Севастополь – значит, священный город. Две его обороны – два больших подвига его жителей. Но есть ещё и третий – восстановление города из руин. Почти полностью он был разрушен в Великую Отечественную. Англичане, которые предлагали помощь в восстановлении города, говорили, что полностью оно завершится через 50 лет. Но Севастополь восстановили через 10 лет после Победы. Город на семи холмах. Его улицы – как лестничные пролёты. Центр красив – в нём много зданий сталинской эпохи. А другие части города застроены хрущёвками.
Автобус остановился у древнего городища – Херсонес. Жара здесь ощущалась особенно сильно. За воротами после оплаты входа началась новая экскурсия. Глазу открылась территория, занятая руинами. Кое-где остались стены, но в целом угадывались только очертания подвалов и расположение комнат. Но женщина, с которой наша группа шла вдоль бывших построек, знала больше. Это остатки древнегреческого поселения. Здесь стоял театр, как и остальные у древних греков, состоявший из рядов, уходивших вниз к сцене. Эти ряды начали восстанавливать. Монетный двор в виде подвальных помещений. Уже позднее, скорее всего в наше время, вокруг подземных помещений соорудили навес с колоннами.
Уже ближе к морю наткнулись на нечто, похожее на вольер. За решёткой можно было разглядеть широкие сосуды с ручками по бокам. Их я уже видел в Генуэзской крепости, и там они назывались пифосами. В свете солнца я разглядел и рисунок на частях плит. Соловей на ветке, яблоко, две утки. Путь продолжился, и наша группа вышла к новым развалинам. Остатки домов и колонны на фоне моря. Видимо, в этом месте когда-то находился отдельный квартал. Большинство из тех, кто проходил между руинами, выходило на пригорок, занятый двумя выложенными из камня колоннами, между которых подвесили колокол. На одной из колонн висела табличка «камни в колокол не бросать». Ветер развевал платьице на одной из девушек, стоявшей передо мной. Как, может быть, и все, я тронул этот колокол рукой для фотоснимка на память.

Может быть, жара, может быть, накопившаяся усталость, влияли на ощущения от увиденного. Я не впечатлялся, не восторгался. Удивила лишь узкая бухта в Балаклаве. Завод с сухим доком я видел впервые, но сумрачная атмосфера, царившая там, глушила и яркость первых впечатлений. А в Херсонесе лежали те же руины, что и в Греции, и в Турции. Отойдя от колокола и спустившись по камням к морю, справа от себя я увидел здания и дома Севастополя. Люди купались и здесь.
Дорога до Севастополя не заняла много времени. После одного из поворотов я увидел железнодорожный вокзал, который теперь пустовал. В самом Севастополе Ил. показывала, обозначая, на площади Суворова, Нахимова. Рассказала историю о Казарском – капитане корабля «Меркурий». Он отличился тем, что этот бриг одержал победу в бое с двумя турецкими кораблями, превосходившими по мощи «Меркурий» в разы. Казарский сделал преимуществом маневрирование – маленький корабль во время боя удачно лавировал, не пострадав сильно от пушек неприятеля. Бриг управлялся так искусно, что турки иногда наносили пробоины друг другу. Император в награду назначил Казарского адъютантом, а позднее определил в свою свиту. Адъютант начал ревизию тыловых частей, и его отравили мышьяком в кофе.
Автобус нас высадил на одной из улиц, и мы стали узнавать о городе, прогуливаясь пешком. Дошли до парка, на сцене в котором выступали детские коллективы. Здесь же стояла девушка-старшеклассница и раздавала флаеры прохожим.
Увидел и я монумент в честь Казарского. На постаменте стояла древнегреческая галера без парусов. Под ней висела литография, изображавшая атлета с трезубцем в руке. Надпись гласила «Казарскому – потомству в пример». Рядом с монументом я заметил парня, севшего на тротуар и положившего рядом с собой сумку. Он предложил мне фигуру-оригами. Бесплатно. Но в помощь его занятиям он не откажется от денег. Ничего не взяв и не дав, я остался при своём, отказав этому парню: оригами он не отдаёт бесплатно, а деньги, которые он просит, как цена за фигурку высоки.

Фотографировался я на фоне и памятника затопленным кораблям, и фигуры адмирала Нахимова. Дошёл и до каменного столба, на котором выбили надпись о том, что здесь 3(14) июня 1783 года заложен город Севастополь, морская крепость юга России. В другом парке я увидел поезд, на вагоне в котором написали «Смерть фашизму». В шесть вечера автобус с нашей группой выехал в Феодосию. Направляясь после приезда в гостиницу, я подумал о сегодняшнем походе в ночной клуб, но поужинав и очутившись в номере, я так и не смог покинуть его.
На следующий день – 5 сентября 16-го я встал пораньше, потому что на сегодня после обеда назначили экскурсию по Феодосии с тем самым мужчиной, от которого без ума женщины, идущие за ним.
После завтрака я зачислил на счёт своего телефона деньги, чтобы их хватило на звонок в адрес А. Выйдя из салона сотовой связи, я направился к набережной, к той её части, которая располагалась между портом и причалом, служившим отправной точкой для морских прогулок на катерах. В этой части людей не было, потому что узкая часть галечного пляжа не давала удобно устроиться и позагорать.
Устроившись на каменном выступе, я понял, что сегодня хороший день – штиль, солнце, пусть его жар уже и ощущался моей кожей. Около моря, однако, сидели рыбаки, но я расположился далеко от них. Хотелось, чтобы никто не слышал предстоящий разговор. Позвонив, я услышал короткие гудки. Занято. А. перезвонила. Я сбросил и снова позвонил. Стал ей говорить, что этот день созвучен с ней – спокойный, солнечный, расслабляющий. Конечно, пожелал здоровья, благополучия в семье. Сказал и о своём чувстве: готов признаться в нём, но не могу этого сделать, потому что она замужем. Говорил и об её уникальности, уме, чуткости, доброте. Она благодарила, смеясь по-своему – словно сжатыми губами. Снова я ощутил отсутствие открытости и непринуждённости между нами.
Держа телефон в руках, я оглядел море, понимая, что во мне самом и стремление к несуществующим отношениям, и причина неудачи в отношениях с девушками. Чувство к А. имело начало чувства, которое я ждал. Лёгкость, счастье ожидались тоже, но это чувство оставалось зародышем, и мне казалось, что так и должно быть, но этот вывод не соответствовал моим ожиданиям.

Потом я пытался связаться с менеджером цветочной компании, чтобы узнать, вручили ли А. корзину с цветами. Дозвониться не удалось, но пришло смс о том, что заказ выполнен.
На пляже я появился около 11 дня. Пройдя будку на причале, я удивился открывшемуся мне зрелищу. На море царил полный штиль. Я не помнил ни одного посещения «золотых песков», при котором на море не играли волны. Подойдя к воде, позвонил маме и дал ей послушать через динамик телефона шелест волн. Она же сообщила, что в моём родном городе сейчас холодно (даже было +10). Когда она в квартире, то приходится одевать тёплые вещи, чтобы не замёрзнуть.
Потом сидя на песке, вернувшись с очередного заплыва, я вновь вспомнил, что настоящий отдых – это достижение отличного внутреннего состояния. Того самого, которое я испытал пять лет назад, приехав сюда впервые в жизни. Этого состояния сейчас нет и в помине. Снова ощутил свою далёкость от женщин. Их тела – как наркотик, а значит, то тёмное состояние, которое наступает иногда, говорит о зависимости. А зависимость вредна для здоровья. Но что бы я ни думал, взгляд рефлекторно задерживался на стройных девушках в купальниках.
Экскурсия начиналась в 16.00, и я снова должен был успеть. Но я задержался на пляже, потом – в столовой, а ещё позже – в «Астории». Вышел из гостиницы я в 15.50, рассчитывая за 10 минут добежать до базы «Ай-Петри». Не успел. По многочисленной толпе, идущей навстречу (база уже была близко), я понял, что экскурсия началась без меня. Угадал экскурсовода, показал ему билет, а он со мной поздоровался за руку.
С места, где мы встали, начинались дачи. Первая из них – принадлежала Стомболи – владельцу табачной фабрики. Экскурсовод озвучил замечательную фразу: пагубные привычки – хороший источник дохода для тех, кто умеет им не потакать. Стомболи были караимами, которые исповедали свою религию – похожую на иудейскую. Потомки хазар, которых не надо путать с евреями. Хазары – древний кочевой народ 7-10 веков нашей эры. Я вспомнил, что они совершали набеги на Киевскую Русь. Караимы в Феодосии в 19 веке – влиятельная группа. Городской голова был караимом. Странные знаки на фасаде дачи подтверждают принадлежность табачного короля к этой группе.

В 19 веке после этой дачи до галереи Айвазовского тянулись другие дачи, но Великая Отечественная война не оставила от многих и камня. Санаторий «Восход», принадлежавший «Днепрогэс», санаторий «Волна» - их здания похожи на дачи. Раньше железная дорога проходила около кромки моря. Сегодняшней пляжной зоны не существовало, потому что Феодосия была торговым городом. Только позднее воду оттеснили от паровозов с вагонами, сделав насыпи из гальки.
Дошли до галереи Айвазовского. Около памятника этому художнику, передавшему, как никто другой, красоту и мощь моря, я снова удивился, как чуден национальный вопрос. Айвазовский – не русский, как я думал всегда. При рождении его нарекли Ованнесом Айвазяном. С детства он любил рисовать. Делал рисунки углём. Его заметил один влиятельный человек, и Айвазян, впоследствии, проучился на государственном обеспечении в художественной академии в Петербурге. Став известным и за пределами России, Айвазовский жил до самой смерти в Феодосии. Галерея теперь – его бывший дом. Художник многое сделал для города, не жалея своих денег. Чего стоит водопровод и фонтан с бесплатной водой для горожан.
Другие знаменитости тоже имели отношение к этому приморскому городу. Пушкин обрёл вдохновение после застоя в своём творчестве на корабле, отплывавшем от берегов Феодосии. Иван Поддубный работал грузчиком в порту. А Вера Мухина – известный скульптор, даже родилась здесь. Это она – автор монумента «Рабочий и колхозница» и гранёного стакана. В «Астории» останавливался Гагарин. А Деникин в этой гостинице сложил с себя полномочия командующим белой армией. Горький пытался устроиться на работу, но его не взяли грузчиком в порт. Броненосец «Потёмкин» пришвартовывался здесь. Представитель команды пригрозил расстрелять город из пушек, если матросам не выдадут провизию и спиртное. Им выдали. В пять утра на корабле сняли красный флаг, а сам броненосец снялся с якоря и уплыл в Румынию, где и сдался.
Имена возникали из зданий и мест, когда наша разношёрстная группа туристов проходила мимо них. Миновав «Асторию», морской порт, мы оказались на аллее платанов. Экскурсовод стал рассказывать о героях Великой Отечественной войны. Школьник Витя Коробков передал партизанам данные о фашистах, когда прогуливался с отцом по этой улице. Потом он поддерживал связь между партизанами, которые скрывались в старокрымском лесу, и подпольной организацией в городе. Придя вместе с отцом на очередное задание в Феодосию, больше из неё не вернулся. Его и отца пытали гестаповцы, а потом расстреляли.

Вскоре мы все увидели большой чёрный якорь. Он принадлежал крейсеру «Красный Кавказ», который, как я выяснил позже, строили с 1913 по 1930 годы. Якорь зацепился за каменную глыбу, когда крейсер высаживал десант в январе 1942 года. Капитан дал приказ расклепать цепь, державшую якорь, чем спас корабль от неминуемой гибели. Якорь подняли с морского дна тридцать лет спустя, и теперь он лежит здесь в память о кровавой войне.
Дальше прогулка довела нас до Морского сада. Тихое место, в котором росли и шелестели листвой деревья, гуляли с детьми женщины, а сами дети бегали друг за другом или катались на велосипедах, раньше имело известность страшного. Здесь была площадь, на которой продавали рабов. Услышав об этом, я понял, что слова об энергетике, исходившей от какой-либо территории, слова, в которые я не верю, здесь приобретали право на свою истинность. Не тени от тополей рождали темноту, которую видели глаза и при ярком свете солнца. Наверняка, память о криках детей и матерей, которых разлучали между собой, их боли, не имеет давности. Экскурсовод похвастался тем, что героиня турецкого сериала, приобретшего в России большую известность, была продана здесь. Уроженка Украины по имени Роксолана.
Интересная рассказами о прошлом экскурсия завершилась у остатков крепости генуэзцев. Там же находился старый храм армянской церкви – завсегдатай магнитиков, как, впрочем, и стена музея Грина, и памятник Айвазовскому. А к холму, занятому крепостной стеной и башней вела улица, на которой красовались белым цветом одноэтажные дома. Такой контраст после зданий классического типа и перед сооружениями средневековых итальянцев, оставался в памяти.
К гостинице я выдвинулся, когда солнечный свет потемнел, извещая о скором уходе светила за горизонт. Уже выйдя к порту, я наткнулся на девочку лет 14-15. Она спросила меня, как выйти на набережную. Ответив ей, что сам иду в этом направлении, я составил ей компанию. В девочке чувствовался страх, поэтому, наверное, она ускорила шаг, и мои вопросы с её ответами чередовались на бегу. Снова иллюзия – мне подумалось, что она восприняла меня как взрослого мужика, который будет с ней знакомиться как с девушкой. Выяснилось, что она вожатая в пионерлагере в Орджоникидзе, посёлке около Феодосии (там красивая гора, похожая на взлётную полосу). За десять минут мы прошли и парк, где на широкой площадке катались в машинках дети, и вереницу киосков.

Мне вспомнилось, что перед поездкой в Крым я положил себе познакомиться за время отдыха с десятью девушками в течение десяти ночей в клубах. Эту школьницу тоже хотелось внести в этот список, потому что в клубе мне довелось побывать два раза, и познакомиться с Ла. и её подругой. Зачем себя обманывать? Лёг я после часа ночи. Телевизор – это аппарат, который меня отвлекает.
Экскурсии последних пополнили копилку впечатлений, но я не мог говорить об их яркости. Они ушли в очередные воспоминания, словно намотав плёнку на очередную бобину. «Внутренний» ощущался и здесь. Он говорил, что ему важны яркие, сильные впечатления – то, что способно увлечь. Но жизнь напоминала долгую дорогу, следуя по которой глаз, а потом и разум перестали удивляться. Бесценным ингредиентом в равнодушном коктейле жизни был страх. Словно чёрная пакля закрывала смеющиеся рты, так и это чувство лишало восторженности глаза.
Я это видел и раньше. Кино, разговоры окружающих меня людей: жалеть о несвершившейся жизни. Ах, если бы я сделал так, а здесь бы поверил, а здесь сказал бы «нет!». Прошлого нет – есть лишь опыт. Я тоже готов был сказать, что жизнь моя сложилась неправильно. Что, если «внутренний» - лишь нестерпимый сигнал об этом? Что, если он – это тот, кем я должен был стать? Уметь вовремя остановиться, хорошо подумать, принять непростое решение и действовать, не смотря ни на что.
Но прошлого нет. Теперь, встречая в голове его мысли, я мог лишь понять, что верно для меня сегодня. Найти путь туда, где объективно я смог бы жить, не споря с внутренним собой. Неужели, чтобы стать нормальным, надо только заглушить голос внутреннего человека? А останавливая течение своей обыденной жизни, и даже больше, повернувшись, уже идти или плыть против течения, значит стать ненормальным?
Экскурсии, пополнив хранилище воспоминаний, представили картины внешнего пространства, как будто положили очередные кирпичики в кладку здания внешнего мироздания, строящегося со дня моего рождения. «Внутренний» задавал закономерный вопрос – если строится внешнее, то должно строиться и внутреннее? Даже взяв простой физический закон, можно понять, что возводя нечто, внешнее по отношению к целому, невозможно одновременно не порождать и внутреннее этого целого.

Если, - продолжал «внутренний», - нет сопереживания изнутри внешнему событию, то это событие станет бездушной картинкой для этого самого «внутри». Пространство внутри станет копией пространства снаружи. Так и появляется ощущение скелета, как бесполезного груза. Впечатления, которым нельзя отдаться. Девушки, в которых нельзя влюбиться. Люди, которые вызывают лишь отчуждение.   
Утром следующего дня – 6 сентября 15-го я снова задал себе вопрос: почему я вчера поздно лёг? Если хороший сон – основа хорошего самочувствия, то сна должно быть больше. Я не ощущал необходимости идти завтракать, но без первого приёма пищи день может превратиться в череду мучений.
Сегодня всё же моё самочувствие улучшилось. Сердце, проблемы с которым я ощущал дня три назад, теперь вело себя как обычно. Подумалось, что лучше отдыхать в одном месте. Словно так быстрее привыкаешь к новому месту. Но и здесь я заметил иллюзию. Я мог бы остаться в Судаке, в котором ни разу не был до этого года, но в Феодосию меня тянуло – здесь я испытывал ощущение полного отдыха.
Решил разнообразить свой отдых и зашёл в театр, который встретил по пути в парк. Взял билет за 100 рублей (любое место по одной цене). Когда купил, узнал, что театр – народный. Значит актёрской игры не видать. Скорее всего, не пойду.
На пляже снова волны и ветер. Пожалуй, самые высокие волны за всё время пребывания в Феодосии. Также впервые я ощутил море тёплым. Та самая теплота, которую я хотел. Ветер тоже не был холодным.
Теперь я снова увидел главную цель своего путешествия. Море. Пляж. Солнце. Наслаждение. Путь, который я проходил много раз. Я приезжал к солёной стихии и встречал девушек. Они вызывают возбуждение, которое не становится чем-то другим. Красота, принимаясь как источник женского притяжения, тоже становится недоступной. С красивой девушкой так трудно познакомиться, а общение с девушкой, вызывающей желание, приводит в тупик.
Из моря не хотелось выходить. Играл в ту же забаву – смотрел на большие волны и прыгал, чтобы не попасть в неё с головой. Встречать волну боком или спиной так хорошо.

С пляжа уехал пораньше, чтобы заехать на автовокзал, в кассе которого хотел купить билет на автобус до Симферополя. Простояв в душном зале, чуть наклонившись к окошку, я спросил у женщины, сидевшей за этим окошком, есть ли билеты на самый ранний рейс до аэропорта в столице Крыма. Самый ранний рейс в 6 утра – билетов нет, есть только на 8 утра – последовал ответ. Узнав, что ехать надо три часа, я поблагодарил кассира и отошёл от окошка огорошенным. Ага, вот тебе раз – билетов нет. В следующий момент я стал ругаться внутри себя: что это такое? Откуда столько народа? Сезон-то, вроде бы, закончился.
Но я уже привык к тому, что если есть решаемая проблема, её лучше решить как можно быстрее. Раньше на витрине магазинчика, расположенного напротив «Астории», я увидел телефон такси до Симферополя. Именно теперь я по нему и решил позвонить. Договорился на 7 утра послезавтра.
Вернувшись в гостиничный номер, снова уткнулся в телеящик. КВН. Музыкальный фестиваль. Поужинал в «Столовой по-домашнему», снова поздно – в 22 часа. Наконец-то, решил зайти в «Аркадию». Народу, так же, как и неделю назад, мало. Взял стакан воды за 50 рублей. Наткнулся взглядом на девушку, одетую так, что меня покоробило. Вечер есть вечер, и для его провождения выбирается та одежда, в которой не едут на пляж.
Около барной стойки появились мальчик и девочка. Он стал мне жаловаться, что она щипает его. Они из Феодосии, родились в один день, учатся в одном классе. Истинной кульминацией ваших жизней будет умереть в один день – подумал я. Похоже, дети отмечают день знаний. У мамы мальчика оказались мужские ноги.
Сегодня всё же танцевали девушки, которые привлекали к себе моё внимание. Одна из них козыряла стройным телом и извивалась подобно морскому коньку в дальней части танцпола. Но она пришла с парнем, которому только не хватало нервных затяжек из сигареты – так он выглядел, опершись руками об ограждение на втором этаже. Другая девушка – с симпатичным лицом, в серых кроссовках и розовых джинсах. Ни разу на меня не посмотрела. Совсем как Ла. неделю назад. В общем, ничего подходящего. Внутри же – ощущение перед экзаменом. Сдать – значит подойти и познакомиться. Но как трудно! Тут же подоспела отговорка: а надо? Завтра ведь последний день.
Экзамен не сдан – я вышел из ворот «Аркадии» в час ночи. Что и следовало доказать – раздался во мне менторский голос. Чуть пройдя, увидел девушку, сидящую на скамейке в необычной позе: поставив обе ступни на нижнюю часть скамьи. Между ногами – сумочка. Занята обычным делом – собирает волосы в «хвостик» сзади. Бросила на меня взгляд, который тут же убрала. Не поднимает глаз. Я же сразу думаю, что не поднимает по той причине, что я смотрю на неё. Странное дело – они вызывают неприятные эмоции, словно хотят этого. Вспомнил, что та красивая девушка в розовых джинсах не только не смотрела в ответ, но и повернулась вскоре спиной. Тут же вызвалось прошлое и подтвердило: раньше такого не происходило. Девушки танцевали лицом к лицу и смотрели.

Странное дело. Я шёл к ним, они причиняли боль. Теперь мои действия схожи с движениями раненого человека, который осторожно пытается вдеть в рукав сломанную руку. Осторожно, чтобы не было больно. Теперь мне не до рукавов. Что мне оставалось делать? Наплевать – самое разумное, что приходило в голову. Равнодушие к потупленным взглядам и спинам вместо лиц. Не надо – так и не надо. Начало положено. В конце концов, я не собачка Фульцера, чтобы заискивать перед каждой юбкой.
Вернувшись в номер, включил телевизор. Там показывали лучшие голы чемпионата Европы по футболу 2004 года. Руни развернулся вокруг собственной оси и переправил мяч в ворота португальцев. Ночью ожидались комары, но и они ко мне не прилетели.
Голос «внутреннего» пробивался и сквозь обиду. Только я не был захвачен его мыслями, как обдумыванием ночи в «Аркадии» и отношений с девушками. «Внутренний» готов был сесть на такую же скамейку и сидеть, потому что нет никакого смысла в том, что возникающие чувства не касались его. Непонимание, о котором он уже говорил, вытекало из этого разрыва – он хранил собственные чувства. Эти чувства не выражались и оставались с ним и напоминали балласт, держащий подлодку на дне. Течение проходило дальше, жизнь шла дальше, а «внутренний» со своими чувствами оставался на одном и том же месте.
Любовь как чувство могло быть одним из них. Стать отвергнутым не означало перестать любить. Любовь в зачатке, конечно, не дарила жизнь, но и умереть не могла. В чём заключалась правда? В том, чтобы выразить чувства внутреннего? Даже теперь я не ощущал чувства к А.
Следующим утром 7 сентября 16-го я проснулся от стуков об твёрдую поверхность. Подумалось, что это дождь. Именно так он ходит по карнизам и крышам. Прогноз на сегодня я читал: ливни. Но в Керчи. Для Феодосии обещали только пасмурную погоду. Значит, ошиблись. Стуки не прекратились даже, когда я встал с кровати. Дело – табак. Особенно у моря не полежишь. Выглянув в окно, я увидел сухой асфальт. Значит, где-то выше по зданию капала вода.

Недостаток сна снова чувствовался моим организмом. Снова позже обычного я пошёл на завтрак. После – направился на рынок. В одном из павильонов купил замочек для чемодана, чтобы уже точно не сомневаться в сохранности вещей. Потом выложил деньги за магнитик, который продавец назвал авторским. Дойдя до той части, где стояли ряды с плодами земли  крымской, я стал прицениваться к винограду, чтобы выбрать нечто особенное для моих родителей. Здесь царило гудение покупателей и продавцов. Подойдя к очередному прилавку, встретился с добрыми глазами пожилой женщины. Спросил у неё, какой сорт она продаёт. Плевна. Сами растили? – последовал от меня второй вопрос. Конечно – удивлённо ответила она. Обрызгав одну ягоду водой, дала её для пробы. Несладко.
Нашёл четыре разных сорта, уже сомневаясь в том, доедут ли плоды до стола в родном доме. Пражская, мускат, кеша и плевна. Два зелёных и два чёрных. Четыре пакета. Потом купил и грецкие орехи, о которых любил рассказывать отец, когда вспоминал свою единственную поездку на этот полуостров. От покупок внутри меня царила лёгкая радость.
Пообедал в бистро «Аркадия». Индивидуальный предприниматель развернулась, так развернулась! Моё внимание привлекла девушка в очереди. Она посмотрела в ответ. Её тип мне нравился – красивые глаза, открытое лицо. Вспомнилось общение с Ла. в «Аркадии» - момент, когда наши лбы соприкоснулись.
Вернувшись в гостиницу, набрал в сумку принадлежности для пляжа, а потом начал свою обычную дорогу до «золотых песков». Поздоровался по пути с женщиной, продавшей мне экскурсию на Балаклаву. Рядом стоял пожилой мужчина, который стал её ругать за слова о том, что в Феодосии будет лучше. Мне пришло в голову ответить на его слова, что как раньше точно не будет. Дошёл с этим недовольным человеком до автобусной остановки.
На пляже оказалось мало народа. Человек десять, не больше. Пасмурно – и поэтому вновь невесело. Поредевший от людей пляж освободил и места под железными навесами. Все прошлые дни под ними всегда кто-то был. Начал накрапывать дождь, и я занял место под крышей одного из таких сооружений. Сегодня одна из целей – сделать три тысячи махов в море. В нём тепло, но выходя из воды, я чувствовал резкое охлаждение тела – погода не так тепла. Прихожу в норму, сидя на полотенце. На проходящих мимо людей перестал смотреть. Песок – интереснее. Прощание с морем – и пусть, что нет солнца.

«Внутренний» вновь увидел эту разницу – он хранит светлые чувства, и теперь они противопоставлялись тёмному миру. Не в этом ли причина обособления внутреннего человека – невозможность подчиниться плохим, пасмурным чувствам мира? Вся история «внутреннего» - критика грусти,  тьмы мира и воспевание весны и света. Ему иногда не было важно, что весна в его представлении отличалась от весны в этом мире. Но что делать – если весна и свет стали единственными источниками силы для «внутреннего»? Источники силы, которую он мог получить из внешнего пространства, не давали увидеть страх и злоба.
Песок со стоп сходил хуже, чем в прошлые дни. Плохая погода имела и такое значение. С автобусной остановки до «Астории» возвращался тем же путём, по которому шёл после обеда. Снова подошёл к продавщице экскурсий. Узнал, как её зовут. Она дала карточку со своим телефоном с тем, чтобы кто-то из моих знакомых, собравшихся в Феодосию, мог снять квартиру за 800 рублей в сутки.
В номере смотрел по телевизору «КВН». По этой причине ужинать вышел снова поздно, за что поругал себя. Зайти в кафе решил после того, как куплю сувениры. Понравилось мыло ручной работы. Взял коробочки с изображениями крымских городов – для друзей и родственников.
Кафе решил выбрать на той же улице, на которой стояли палатки с сувенирами. Неважно, сколько будет стоить (последний вечер всё-таки!), главное – наесться. С такими высокими ценами в хороших кафе, купив в «среднем» кафе первое и второе, я в этот приезд редко уходил из него с блаженствующим желудком. Увидел «Чайхану», чья вывеска привлекла моё внимание ещё на вчерашней экскурсии по городу (улица с палатками сувениров проходила мимо дач и заканчивалась у галереи Айвазовского). Не найдя ничего лучше, чем спросить у девушки на входе «а можно ли здесь покушать», я услышал её удивлённое «конечно». Как только я занял столик, другая девушка, уже официантка, предложила попробовать шурпу с бараниной и фирменное блюдо заведения – мясо с картошкой под хлебным колпаком. К этим блюдам я заказал греческий салат и чай, вместившийся в чайник. Было вкусно, но я снова не наелся. Около сцены, на которой стояли люди у микрофона и синтезатора, бегали маленькие дети и громко кричали. Так же громко громыхала музыка. Здесь, как и на пляже, людей я увидел мало. Пара семей что-то ели и что-то обсуждали в темноте недалеко от сцены. Повеяло унылостью.

Возвращаясь в гостиницу, я попал под дождь. Холодный, мелкий дождь. Отдых на юге никогда не кончался так явственно. Осень из моего города пришла сюда на час и словно гнала меня из этих мест, которые при первом знакомстве с ними навсегда остались в моей памяти солнцем и ярким тёплым морем. Подойдя к воротам «Аркадии», я увидел абсолютно пустой танцпол. Что вы хотели? Дождь! Кто пойдёт танцевать под ним? Никто. Так ли я хотел с кем-то познакомиться? Так ли нужна была любовь, симпатия? Внешнее как мир, как люди всегда на отдалении. Я не даю ему своих чувств. Они в зародыше во мне. Внешнее било меня. Оно равнодушно ко мне. Оно говорит мне, я дам тебе чувство, но только в ответ на твоё. Где-то там А. со своим мужем, а здесь была Ла. со своими чудными голубыми глазами, в которые я не влюбился. Внешнее всегда здесь. Оно меняется со мной. Мы живём как параллельные миры. Я – со своим отношением к нему и вечным намёком на выражение чувств, оно – просто мир вокруг. Теперь вместо чувств – пустота. Вернувшись в гостиничный номер, я собрал чемодан.
Следующий день – 8 сентября 16-го начался для меня пробуждением в 6.10. Сухой паёк – куриная котлета, картофельное пюре, салат из китайской капусты – всё то, что я выбрал сам в «Столовой по-домашнему». Без десяти семь – звонок на телефон. Таксист. Подъехать к памятнику Ленину? Администратор невесела. Сказала сухо – до свидания. Машина ждала напротив дверей гостиницы.
В дороге таксист разговорился. Я вставлял свои реплики. Монологи от меня – редкая вещь. Он выслушал мои жалобы на ухудшившееся качество еды и начал говорить. С Донецка. Маленький сын – ему полезно море, поэтому семья таксиста переехала сюда. Сменили немало квартир. В Феодосии живут год. Жители городка – странные люди. Сдают квартиры без ремонта. Зачем? Ремонт же делают не для других, а для себя. С хозяином одной квартиры договорился о съёме на год. Через два месяца хозяин заявил, что надо съезжать, потому что к нему приезжают родственники. Хозяин другой квартиры потребовал оставить её, потому что курили у подоконника.
В Феодосии после пляжного сезона начинается массовый алкоголизм. Пьют всё, что получается из винограда, а в основном – это чача и вино. Их выпивают к новому году. После 1 января популярной становится водка. Пьют даже женщины. Когда пляжный сезон заканчивается, в городе очень туго становится с работой. Найти что-то за 12 тысяч в месяц – сложно. А цены на продукты и, соответственно, на всё остальное подскочили через неделю после референдума о судьбе полуострова. А какие скандалы начались, когда по российским правилам ввели запрет на продажу алкоголя после 23.00. Таксисты и здесь нашли, на чём заработать – стали развозить алкоголь в багажниках своих машин.

А те, кто приезжает сюда, тоже удивительный народ! Один мужик с семьёй поехал сюда из Магадана. Путешествие заняло неделю. А всё время, что он провёл здесь, отходил от дороги. А ещё весь Крым объехал на своём автомобиле. В своём путешествии ломался не раз. Если бы не марка «Нива», детали для которой есть в любом колхозе, то вряд ли бы он увидел море. Конечно, после всего этого мужик зарёкся никогда на юг на машине не ездить.
 Другие туристы – мама с дочкой – решили пройти путь от Керчи до Ялты пешком. Одно условие – идти вдоль моря. Особенно страшно было у Керчи. Полно змей. Конечно, не везде вода открыта. Много частных домов, которые приходилось обходить. А женщина из другого рассказа решила свой путь проплыть. На яхте – недалеко от берега. Деньги за такси тоже платят разные. Заплатили 1000 долларов, чтобы добраться из Москвы сюда. 15 тысяч рублей – из Краснодара.
Таксиста звали Ми. Он любезно останавливался, чтобы я смог выйти из машины и запечатлеть вид на горы. От себя я выдал шутку: а включал тот мужик на обратном пути песню «Еду в Магадан»?
Аэропорт в Симферополе разительно отличался даже от того, который находился в моём городе. Здесь не было пристального внимания, которое ощущалось в моём городе. Это хорошо улавливалось: крымчане по натуре своей не хотели кого-то контролировать, наблюдать, выискивать. Они делали что-то, но только потому, что им об этом сказали те, кто платил им деньги. В моём же городе контролем дышал сам воздух. Не дай Бог, если ты сделаешь что-то подозрительное!
Показательно, но здесь в зале ожидания старушка продавала пирожки с капустой. 25 рублей штука. Пусть и странно, но кстати – я уже успел проголодаться. Чемодан тоже потребовал денег. Его вес превысил положенные 20 кило на 4. Поднялся на второй этаж, выложил 1000 рублей.

Заметил двух девушек – они летели в мой город. Не обращают на меня никакого внимания. В автобусе, который увозил от дверцы в железной сетке до трапа самолёта, пришлось долго стоять. Видимо, не разрешали поездку. Рядом заметил девушку, внешне привлекательную, но как много раз я замечал, чего-то лишённую – того, что способно вызвать стремление узнать как много больше об этой девушке (затаившийся внутри неё огонёк, вызывающий это стремление). Седой кавказец, стоявший тут же, мог быть её мужем. В самолёте моё сидение расположилось у аварийного выхода. Соседом оказался полный мужчина, рука которого иногда касалась моей. Убирая свою руку, я приходил к мысли о неприятности этого соприкосновения.
Мир давит. Что мне оставалось, как не обороняться от него? Он движется по своим законам, и, закрываясь от него, я не следовал этим законам. То движение природы, приводившее меня к грусти, приводило и теперь к этому состоянию. Закрываться, приходило понимание, неверно. Пространства чувств и людей пусты, но кому их заполнить, кроме меня? Внутренний человек знал связь с Богом, который стоял за всеми этими пространствами. Увидев все пространства до предела, за которым и был Бог, «внутренний» может понять их, осознать, а, может быть, и заполнить, тем самым ответив «внешнему», что он не выдумка или очередная причина спрятаться от жизни среди людей.