Дрессировщица

    Эка невидаль, женщина – дрессировщица тигров. Вы вот  приучите мужчину прыгать через огненный обруч и ждать следующей команды, а потом и говорите. Да то-то и оно, что непросто. Однако Оля Зайцева из города Н. сумела это сделать. Как? У неё и спросите. Будет в хорошем настроении – поделится опытом, ну а нет, не обессудьте.

    Мужа своего – когда-то большеглазого мальчугана Витю с вихрастым чубом – Оля приглядела ещё в детском саду. Потом они сидели за одной партой в школе, за одним столом в студенческой аудитории, а там и вовсе поженились. Когда именно Оля начала оттачивать навыки дрессуры, история умалчивает. Как и тот факт, почему в ней созрело горячее убеждение насчёт двух мнений, одно из которых неправильное, а второе её. Где-то в анналах той же истории хранится и секрет Олиного превращения из хрупкой белокурой девочки в рослую рыхлую даму с огромной грудью и дурным характером.

    -А сейчас предлагаю наш коронный тост, – весело произнёс на дне рождения Виктора друг детства Саша. – Витёк, выпьем за то, чтобы тебе вкусно елось и пилось, и хотелось, и моглось, – закончил он под дружные возгласы сидевших за столом.
  -Они пусть пьют, а тебе хватит, – громко скомандовала Оля и, нисколько не стесняясь, вырвала рюмку из руки мужа и поставила на богато накрытый стол под белой льняной скатертью.
Он неловко улыбнулся, но не возразил, а остальные, прикинувшись слепыми и глухими, выпили, закусили и тихонько засобирались домой.

    -Слушай, Ань, никогда не думал, что из Витьки получится такой подкаблучник, – горестно поделился с женой Саша, укладываясь спать.
-Да чего ты за него переживаешь, не пойму. Он Ольге хоть слово поперёк сказал? Нет. Значит, его устраивает прилюдное унижение, – ответила она, просовывая русую голову в вырез голубой ночной сорочки с воздушными кружевами.
-Может, ты и права, не знаю, но он себя совсем потерял, ведь Олька уже и его мыслями управляет. Знаешь, он иногда говорит что-нибудь, а мне кажется, я её голос слышу, – приподнялся на локте Саша, внимательно разглядывая тонкую фигурку жены. – И вообще, чего он в ней нашёл?
-Вот и спроси при случае, а я уже спать хочу… Сашуня, ну перестань, завтра вставать рано… Ну Сашуня же…

    А Витя с каждым днём всё больше терял самостоятельность. Оля решала, чем его кормить и поить, сколько ложек еды класть на тарелку, как одеваться и с кем водить знакомство. Огненным обручем, через который Витя начал прыгать по нескольку раз на дню, стало появление на свет их единственной дочки, раскормленной уже в утробе матери, отчего во время её прохождения по родовым путям Оля сильно порвалась.
-Видишь, что я из-за тебя вынесла, – плаксиво заявила она мужу, доведя его до обморока подробностями пережитого. – Доченька пошла в твою породу, поэтому на мою долю и выпало столько испытаний.

    Бедный Витя, смотревшийся рядом с женой сиротливой былинкой на фоне солидной горы, сразу и безоговорочно уверовал в свою виновность.
 –Вить, да ведь Ольга сама баба крупная, – не выдержал однажды Саша.
-Не говори так. Оленька из-за меня пострадала. Если бы не я, у неё и проблем со здоровьем не возникло бы.

    И, оберегая жену, Витя вскакивал по ночам к ребёнку, а до ухода на службу стирал грязные пелёнки и распашонки и готовил Оле завтрак. После работы он носился по магазинам и набивал холодильник разными вкусностями, до которых его  драгоценная половинка была весьма охоча. Он даже помогал ей сцеживать молоко из ставших необъятными грудей, а она капризничала:
-Ты мне больно делаешь, я тебе не корова. Ласково надо.

    Шли дни и месяцы, дочка подрастала, но Оля трудиться не собиралась. Напротив, она уволилась и капитально засела дома. И ладно бы заботилась о муже-кормильце, так нет же, обленилась дальше некуда. Как-то Оля решила устроить застолье и позвонила Ане.

    -Сашуня, у Зайцевых такое творится, я тебе передать не могу, – поделилась она вечером с мужем. – Я забежала к Ольге в обеденный перерыв. И только мы устроились на диване и начали обсуждать меню, как пришёл Виктор, и она вместо того чтобы вскочить и накормить его, приказала ему вымыть пол в комнате. А то, мол, Светочка проснётся и начнёт играть на грязном полу. И что ты думаешь? Он безропотно побрёл в ванную, вернулся оттуда с ведром воды и тряпкой, опустился на четвереньки и стал тереть линолеум. Спрашивается, а чем она занимается, когда он на работе? И потом, у них что, швабры нет?

    Короче, мы сидим, а он по полу елозит. Я говорю: «Ой, ребята, я, наверно, не вовремя зашла». А Ольга: «Ничего подобного, правда, Витя?» И он, словно  китайский болванчик, утвердительно кивнул головой. А когда Виктор добрался до нас и я, замирая от неловкости, подняла ноги, Олька  свои ему на спину положила и говорит: «Мы с Аней хотим чаю с печеньем. Принеси нам». Он: «Оленька, я же занят». Она: «Я тоже, у меня важное дело». Он отправился на кухню и принёс нам поднос с чаем, печеньем и конфетами.

    Сашуня, милый, ты знаешь Зайцевых много лет, вот ответь мне, почему Витька не понимает, что потерял элементарную человеческую гордость? Почему до него не доходит, что жена втаптывает в грязь его мужское достоинство? Ведь такое поведение никакой любовью нельзя оправдать. Ну скажи, разве я не права?
-Анюта, я тоже из-за всего этого в растерянности. Но мы-то с тобой ничего не можем изменить. Просто наш Витёк – раб своей любви.
-Да не любви он раб, а Ольги. Нет, Сашуня, обижайся на меня, не обижайся, а я общаться с ними больше не хочу. Считай, что они перестали для меня существовать.

    И Саша пошёл к Зайцевым один, объяснив отсутствие жены её внезапным недомоганием. А спустя время и он отдалился от семьи друга, постепенно перешедшего в разряд бывших. 

    Общие приятели иногда рассказывали, что Виктор по-прежнему во всём слушает жену, безгранично ей доверяет и смотрит на неё преданными глазами. Что Ольга толстеет буквально по часам и они боятся, как бы однажды ночью она не раздавила его своей массой. Кстати, они не представляют, ну… ты понимаешь… как он это… дела с ней делает… Да, а дочка-то вся в мамашу – и по габаритам, и по характеру, отцом помыкает за милую душу, а он служит своим мегеркам, что верный пёс. И вообще проводить время в их компании безрадостно, поэтому они стараются пересекаться с ними крайне редко.

    И только Виктор ничего не замечал – ни того, что у него осталось мало друзей, ни того, что Ольга превратилась в бесформенную глыбу, ни того, что растворился в ней, словно кусочек сахара в чашке с горячим кофе. Он не мыслил и дня без любимой Оленьки, которая, рискуя жизнью, подарила ему обожаемую дочку и право называться отцом, за что он носил бы её на руках, если б мог поднять. А не имея на это физической силы, он прыгал и прыгал через огненный обруч, выполняя бесчисленные Олины команды. Она же, взирая на него свысока и упиваясь безграничной властью, помыкала им, как хотела, и почивала на лаврах умелой и ловкой дрессировщицы.