Деревенские были

Деревенские были

1. Пахарь.

Гнедая лошадь неспешно паслась на лугу, а пахарь сидел невдалеке от неё, прислонившись спиной к стволу ветлы, целиком погрузившись в чтение книги, которую он бережно держал перед собой. Лёгкий ветерок пробегал по только что пробившейся нежно-зелёной листве и шелестел чуть слышно. Это продолжалось до тех пор, пока тишина не взорвалась детским звонким голоском: «Бьятка, бьятка Паня, тятя бьянится, гьязит поюгать тебя, если пахать не будешь!» Младшая сестрёнка, смешно картавя, прибежала на луг со своей закадычной подружкой «Кьяпкой», девочки запыхались и раскраснелись, они были как два милых луговых цветка в своих длинных до земли холщовых рубашонках. Братка Паня, как называла его девочка, а точнее Павел Андреевич Серяев, очнулся от увлекательного чтения. Читал он запоем с ранней юности и неудивительно, не зря старая Агафья, деревенская повитуха, сказывала, что пуповину его при рождении отец завернул в бумагу. Ну, как могли допустить это в крепкой крестьянской семье? Вот теперь пусть и пожинают плоды этой роковой ошибки. К тому же этот высокий темноволосый парень был жалостлив неимоверно к домашней скотине, а уж лошадей любил… Вот он и распряг кобылку Голубку, чтобы та вдоволь отдохнула да поела свежей луговой травки. «Ладно, ладно, не волнуйся, милая, всё будет хорошо» - сказал он и погладил девочку по льняным волосам и с удовольствием взглянул в её взволнованные синие глазки. «Ну, прямо как васильки в летний день» - подумал Павел. До чего он любил Нюрочку, она была седьмой в семье и его любимицей, а ещё любил он её так оттого, что казалось ему, что несправедливо обижали девчонку в семье.


2. Бабка Пелагея

Совсем недавно ещё Нюра жила отдельно от всей семьи Серяевых, по просьбе своей бездетной тётки Пелагеи загруженная большим хозяйством мать отдала ей девочку на воспитание, и та баловала её несказанно. Даже навещая потом со своей воспитанницей её родителей, тащила Палаша избалованную до крайности девчонку на закорках с горы да и в гору.
Каково же потом, после смерти Пелагеи, было привыкать капризному чаду чувствовать себя не единственной, а маленьким звёнышком в большой семье, одной из десяти детей? Да и страхов в детской душе накопилось немало.
Пелагея, когда помер её Прохор, не зря клала Нюсю спать с собой, ибо случилось так, что муж её после смерти стал летуном, стучал он тёмными ночами в окно Пелагеи, спать не давал, но не открывала та ему окна, а запирала покрепче ставни да шептала верные слова: «Возвращайся в свою могилу, там теперь твой дом, живые - к живым, а мёртвые - к мёртвым», да ещё крепче прижимала испуганную девчушку к себе, покуда не упокоился с миром неуживчивый мертвец.
Но характер у Пелагеи был такой, что даже отец всего семейства Серяевых Андрей Данилыч по прозвищу Брус (в селе Полянки Алатырского уезда у всех были прозвища, уж так устроена была русская глубинка) и тот побаивался  бабку Пелагею. Бывало, нагрянет с ревизией, наберёт всякой снеди – чая китайского, мёда свежего да масла топлёного,  да ещё и побранит всех и жить поучит.
А когда померла Пелагея и лежала в белом саване, не углядели за девчонкой, пробралась та к ней, обняла холодное тело и обнаружившие её родители еле оторвали Нюрку от трупа горячо любимой бабки.


3. Ой, Мороз-Мороз!
 
Морозы в ту зиму как начались, так и не думали спадать, только становились день то дня всё сильнее. Воробьи замерзали на лету и падали в сугробы, оставляя ямки, пока не занесёт и не уравняет снегом. Но жизнь в селе текла своим черёдом – топились жарко печи, бабы сидели за прялками и шитьём, мужики ходили на охоту, да и зимней рыбалкой не брезговали. Павел, которому бог дал не только золотую голову, но и золотые руки чинил как-то в сарае санки. Вдруг услышал он жалобный детский голосок. А, может, это ему показалось? Выглянул из сарая и увидел Нюсю – девчонка сидела на краю старого обледенелого колодца и жалобно так приговаривала: «Мороз, мороз, забери меня к бабушке, не любят меня здесь, никому я не нужна». Оборвалось что-то в груди у Павла, выбежал, схватил сестрёнку, крепко прижал к себе: «Как это не нужна? – а я на что, мне нужна! Никому тебя в обиду не дам». А вечером дал разноску родителям: «Это что вы над девчонкой выхаживаетесь? – живёт как чужая. Мало того, что спихнули её к Пелагее, освободились, а теперь и помочь ей не хотите, она и так никак привыкнуть не может!» После этих слов, стали родичи к Нюсе ласковее, кое-где и поблажку давали, хотя воспитывали всех своих десятерых детей в строгости.


4. Немного истории.

Симбирская губерния славилась своими водами – озёрами да прудами, и село Полянки располагалось вдоль озера Долгого. Особенно хорош был этот озёрный край летом – смотрелись белые облака в синюю водную гладь, зеленели луга, а чуть вдали стояли непроходимые леса, в которых чего только не было – и зверья всякого и ягод и грибов, а также леших, водяных да русалок, куда же без них? Особенно, много ходило среди стариков рассказов про русалок - как заманивают они заблудившихся путников в глубь пруда, а уж как топали эти русалки, что тебе строевые кони.
Семья Серяевых была зажиточной и многие им завидовали, и стадо овец с каракулевыми баранами у них, и коровы, и лошади, и пасека с многочисленными ульями, а также сады с бессчётным количеством яблонь и груш самых лучших старинных сортов, одних анисовых так было несколько видов. Но завидовали несправедливо, ибо трудились в семье все от мала до велика с утра и до вечера. Правда, глава семьи до женитьбы был беден, а вот жена его Наталья родилась в семье самого богатого человека на селе – Тимофея Ивановича Скоробогатова, не зря он такую фамилию имел. Наталья была на добрый десяток лет моложе своего будущего мужа Андрея, но ещё в четырнадцать лет заприметила этого видного серьёзного парня, которого бог и силушкой богатырской не обидел – на ходу коней останавливал, да и сказала девушкам постарше: «Эх, будь мне годов побольше, никому бы Андрюху не отдала!» Те возьми и проболтайся  парням знакомым,  так и до Андрея эти слова дошли, а он взял и приударил за юной красавицей. Совсем ей голову вскружил, всё вокруг вился, дожидался, пока невеста не повзрослеет, а как исполнилось Наталье шестнадцать, так она твёрдо сказала своим отцу с матерью: «Не отдадите меня за Андрея, уйду в монастырь». Пришлось честным пирком да за свадебку, но родители-то сильно и не возражали, слышали, что парень работящий и мозговитый, дали дочери своё родительское благословление. Вот так и пошло – богатство к богатству.
А Андрей Данилыч ещё года два отпускал свою юную  жену зимой с подружками с гор кататься, благо вокруг села много естественных холмов было.


5. Старец.

В первую мировую мужиков из деревни забрали на фронт. Андрей Данилыч на войне был приставлен к командованию и служил верстовым, обеспечивая связь между воинскими подразделениями. Много ночей не спала Наталья и всё думала, как там её горячо любимый муж воюют, жив ли? – да и шутка ли сказать, осталась Наталья с пятью детьми на руках, Нюрочка как раз в ту пору только родилась и была тогда самой младшенькой.
Вот вышла она однажды во двор  и пошла к колодцу, а навстречу ей калик перехожий идёт, одежда ношенная-переношенная да вся запылённая, седая борода до пояса. Видно, долго был старый человек в пути, и где он силы-то брал в таком возрасте для длинных переходов? Хотя Наталья и принадлежала к роду староверов, которые пьют и едят только из своей посуды, но радушие и гостеприимство были ей не чужды, да и жалость к старику шевельнулась в её душе. Пригласила она странника в дом, усадила за стол и подала ему молока с утренней дойки да хлеба свежеиспечённого. Поел тот, поблагодарил хозяйку, но не утаилась от его зорких глаз скорбь молодой солдатки, и вот он и говорит ей: «Не печалься, милая, вижу, что горююшь ты по мужу. Вот считай от сегодняшнего дня пять дней и вернётся он к тебе, немного покалеченный, но да это всё пройдёт». Ушёл старец, а Наталья сразу ему поверила, и стала дни считать. Андрей Данилыч пришёл, хромая, на шестой день и рассказал молодой жене, что в то время, когда доставлял в штаб донесение о положении на передовой, ранило под ним лошадь, упала она и придавила ему ногу, какое-то время он вообще на неё ступать не мог, да и сейчас нога эта ещё до конца не восстановилась, вот и демобилизовали его с фронта в родное село.  Хотите верьте, хотите нет, а всё это правда, так всё и было.


6. Баран Костька.

Многочисленное общее сельское стадо овец пас на заливных лугах местный пастух, приплачивали ему со всех хозяйств, а вот подгоняли к нему и загоняли назад во двор своих овец сами крестьяне. В стаде было несколько баранов, самый крупный из них – каракулевый баран Серяевых – звался Костька, был он непререкаемым вожаком, куда он, туда и стадо. А у самого Костьки был свой вожак и был это ни кто иной, как Нюрка. Ох, и боевая девчонка стала эта Норка, шустрая и на язык острая, только вот картавила по-прежнему. Ну, вот и выпал ей как-то черёд вернуть овец в хлев, далеко от села выгнал их пастух, назад путь неблизкий. Смотрит народ в деревне – что такое? – пыль по дороге столбом вьётся, а это стадо овец несётся во весь опор, во главе стада - баран Костька, а на нём верхом как заправский наездник Нюрка, волосы золотистые во все стороны развиваются, рубашонка на ветру треплется, сидит - за рога ухватилась да ещё и покрикивает, так до дома и доскакала.


7. Барсик.

Павел окончил деревенскую школу с отличием, но продолжал заниматься самообразованием, читал много и старался находить литературу научную. Стали из рук его выходить всякие изобретённые им диковины – то самокат чудной выдумает, то санки усовершенствует, а то и плуг придумал такой, какого ни у кого не было, а лошадям с этим плугом легче землю боронить было. Нюрке было пять лет, когда вспыхнула в селе эпидемия испанка, думали - умрёт девчонка. Так кто спас-то её – братка Паня, никто другой. Вот ведь что придумал – сконструировал ванну, в которую сажал Нюру, а раствор наливал туда примерно как наш скипидаровый, настоянный на еловой хвое. Девочка и пошла быстро на поправку.
Но не только чтение да изобретения всякие занимали тогда Павла Андреевича. Было ему в ту пору восемнадцать лет, самая пора влюбиться. В селе тогда насчитывалось около тысячи человек, девок красивых много было, которые с радостью пошли бы замуж за молодого учёного. Но как говорится: « не по хорошу мил, а по милу хорош».
Сладилось у них с соседской рябой Татьяной, да ещё как – серьёзно сладилось. Не смотря на строгие требования деревенских староверов (а такими были люди в этом селе) к девичьей целомудренности до свадьбы, у молодых быстро дошло дело до плотских утех. Но как же скрыть-то всё, как уловить тот момент в насыщенной событиями и работой крестьянской жизни, когда можно было двоим влюблённым незаметно уединиться, не вызвав подозрений?
А всё просто -  был у них свой позывной.  Как появится возможность улизнуть незаметно, так выходит Татьяна из родительского дома и ну кричать Барсика, кота своего, громко так зовёт, всё «Барсик, Барсик!» Ну, а «Барсик» уже настроже, пробирается к ней огородами. Эх, молодость! Вот так потом и поженились. И ведь всё жизнь Павел любил свою Татьяну.


8. Свадьба.

Лето без сомнения самая красивая пора в природе этого края. Если подняться немного на холмы, по низу которых распласталось село, и посмотреть на окрестность, то редкое сердце не замрёт от открывшейся картины. В то утро ярко-красный огромный шар солнца уже выкатился с востока, но луна ещё и не думала уходить, белая, почти прозрачная и такая же большая она как будто состязалась с ним в красоте, но где уже ей – буквально через несколько минут её и след простыл, а светило продолжало подниматься всё выше и выше и озарять горячими лучами озёрный край. Клочья тумана, висящего по утру над озёрами, развеялись как по мановению волшебной палочки и бесконечные луга были ясно видны до самого горизонта. Именно в такой летний день и должна была состояться свадьба старшей и самой любимой дочери Андрея Данилыча Марьи и сына местного крестьянина Игната Серёгина Николая. Марья – статная с крупными чертами лица девица отличалась спокойным нравом, никто никогда не слышал, чтобы она повысила голос или грубо ответила кому-то. А вот за что-то невзлюбила её гнедая кобылка Голубка. Может, чем-то всё же обидела её когда-то девушка, да не сознавалась в этом? Да до того невзлюбила, что однажды, когда её выгнали из стойла, а Марья шла через двор, подбежала и укусила её за руку. Ох, как больно кусаются лошади и как долго не сходил синяк с нежной девичьей руки, из-за этого и свадьбу-то отодвинули на лето, сначала хотели весной сыграть. А Андрей Данилыч даже уговоров сына своего Павла слушать не стал, взял и в первый ярмарочный день отвёз Голубку в Промзино, да и продал  там.
На свадьбу созвали чуть ли не всю деревню, но нашлись и те, что были недовольны этим событием. Например Степан, овдовевший сосед Васильевых, который давно заглядывался на Марью, да только отказал ему Андрей Данилыч, а тот злобу и затаил. И вот шепнули отцу Марьи добрые люди, что прознали о том, что Степан договорился с местным колдуном Никодимом, что тот придёт на свадьбу и наведёт на молодых порчу. А как этому не поверить? – про его дела и не то ещё люди рассказывали. Надо было срочно что-то делать, и пригласил Андрей Данилыч тайно сильного колдуна из соседней деревни, заплатив тому за помощь немало.
Вот летит тройка, везёт молодых после венчания в отчий дом, а среди гостей издалека видно высокую худую фигуру Никодима с длинной седой бородой, в сером картузе, под козырьком которого из-под густых бровей недобро светятся угольно-чёрные небольшие глаза. Вдруг из толпы вышел и приблизился к Никодиму худенький незнакомый старичок, ну, совсем махонький и невзрачный, и казалось сдулся на глазах Никодим, сжался как-то весь, а потом и вовсе ушёл ещё до появления жениха с невестой. А свадьбу отыграли весело .

9. Гипнотизёр.

Эхо залпов Авроры не донесло в Полянки. Хотя, конечно, люди узнали, что царь отрёкся от власти, что к ней пришли большевики, но склад патриархальной русской деревни ещё долго не менялся, до самого 1927 года, когда началось раскулачивание. А до тех пор всё шло своим чередом – лодыри ещё не примкнули к комиссарам, бедные, но работящие, также оставались бедными и работящими, а богатые крестьянские семьи продолжали и сами работать и на излишки батраков нанимать, снабжая зерном и мясом всю Россию. Правда, одно новшество всё же произошло в селе – там появился клуб. По вечерам в клуб стала наведываться молодёжь, и зазвучали в нём песни и начались пляски под гармошку. А как-то по всей деревне прошёл слух, что к вечеру будет там выступать фокусник-гипнотизёр. Такого чуда в селе ещё не было и в клуб набилось  народа видимо-невидимо от стара до млада. Взялся гипнотизёр показать им наводнение и начался такой массовый гипноз, что все увидели, как в клубе на полу появилась вода и стала подниматься всё выше и выше, и вот бурный поток доходил людям уже до пояса. Все бабы как одна инстинктивно задрали юбки, дабы не намочить их. А надо вам сказать, что в русских деревнях в то время бельё не носили. Мужья ухватили жён за юбки со словами: «Ты что ж это, бесстыжая, делаешь?!» Неженатые ухохатывались, в общем, закончилось всё форменным скандалом, и фокусник был с позором изгнан из села, а сеанс гипноза ещё долго вспоминали.

10. Гаданье.

В святки в селе начиналась весёлая пора гаданий и колядок. Малышня с самого утра подбегала к богатым дворам и распевала во всё горло:

Маленький клопик
принёс Христу снопик,
славить-то не умеет,
просить-то не смеет,
а вы, люди, знайте,
по копейке зайте,
а стареньки старички
открывайте сундучки,
доставайте пятачки.

Без подарков не уходили, хозяева щедро одаривали певунов козульками – праздничными фигурками, запечёнными из сладкого теста, а также пирогами и ватрушками, да и медяки нередко раздавались ребятишкам.
А вечером начинались гадания, каких только не было – и валенки летели за заборы, а потом хозяйки их смотрели, куда  оказывался повёрнут носок валенка, оттуда и должен прийти суженый-ряженый. Но самым достоверным и страшным гаданием было гадание перед зеркалом с зажжёнными свечами, да и проводилось оно в самую неурочную пору, сразу после полуночи. Взрослые сёстры Люба и Рая уединились в сенях с зеркалом, а маленькая Нюрка только этого и ждала. А как же? –и ей ведь хочется на жениха погадать! Уступили её уговорам сёстры. Долго глядела она в зеркало, до того, что уже и веки начали слипаться от напряжения, и вдруг видит она, будто не свечи это отражаются в зеркале, а столбы, а от них свет на дорогу падает, и вот идёт по этой дороге к ней добрый молодец, она даже его лицо разглядела, да испугалась и как закричит! А потом глянули сёстры в зеркало, а там уже нет ничего, только  свет полусгоревших свечей отражает холодная зеркальная поверхность. Правда, когда повзрослевшей Нюре встретился её будущий муж, она сразу узнала то лицо, которое разглядела тогда ночью на святки.

11. Эпилог. 

В 1927 году началось раскулачивание в Полянках, за одних из первых взялись комиссары за Серяевых, и не стало крепкого крестьянского хозяйства – и скотину отобрали, и пасеку, и землю, а взрослых и детей что постарше погнали на торфоразработки, здоровыми они уже никогда больше не были, застудились там и всё последующую жизнь мучались от ревматических болезней. А Павелу Андреевичу с женой Татьяной удалось уехать тогда в Баку. Павел поступил там в университет и с отличием окончил его, но любимую сестру Нюрочку он не оставил, взял с собой, она, четырнадцатилетняя, работала в Баку лаборантом на цементном заводе. Впрочем, это уже совсем другая история.