Предатели. Глава 2. Линия разграничения

(Прекрасная Россия Будущего)
Предатели Города Солнц – Глава 2.

Линия разграничения.

Каждый человек носит в себе свой личный пакет с дерьмом. Юрин пакет уже был готов треснуть. Из всей его мерзости, трусости и малодушия больше всего он корил себя за то, что ему пришлось публично отказаться и осудить своих родителей при приёме на завод.

- Уважаемые товарищи работники завода “Красный богатырь”, как вам известно, один из членов моей семьи был осужден как враг народа. Завяливаю во всеуслышание: я осуждаю клевету на государство моей матери! После трагической гибели на войне моего брата её разум пошатнулся. Она начала обвинять в случившемся государство, сомневаться в единственно правильном выборе православного-коммунизма и хулить наших правителей. Эта слабая паршивая овца в полной мере заслужила наказание! Я прошу прощение у вас за то, что не смог защитить её от греха и прошу у вас разрешение вступить в рабочую семью завода “Красный богатырь”, - закончив речь, Юра чуть не плакал. Он на всю жизнь запомнил ухмылки на лицах заводчан. Вернувшись домой,  он напился так как никогда в жизни.

Юра часто вспоминал свою речь, работая за станком.

По слухам пайки с****или и обменяли на гашиш и анашу для ментов с политработниками. Так что у Юры не было выбора кроме как пойти мантулить в родную военную часть, где он посылал на *** оставшиеся до конца контракта дни, когда вернулся из города Луганска. Он гнал от себя эту мысль, пока была заначка в гараже. Когда еды осталось где-то на месяц, Юра понял, что как ни крути, но его семье придется встретиться лицом к лицу с голодом. 
   
Глядя на последний мешок муки Юра осознал, что ему не отвертеться. Слезы покатились из его глаз. Трясущимися руками он взял в руку заветный мобильник, в безысходном страхе обрисовал ситуацию Артуру и попросил у него помощи в переходе границы.

- Чё заебло *** в жопе терпеть? Без ***в, братанчик. Я тебе подсоблю, - отписался Артур.

Зная Артура, Юра ожидал, тот он его пошлёт.

На радостях Юра достал из заначки бутылку водки и пропустил пару стаканов. Наконец-то. Он трясся в сладострастном предвкушении свободы. Какая она будет? Пару минут он стоял и пытался вообразить себе её, но тщетно. Раб никогда не сможет вообразить свободу просто, потому что никогда не знал её.

- Чё бухой пришел? – злобно спросила Ольга.

Юра вручил ей пачку талонов, пакет с обесцененными Суверенными Рублями и остатки еды из заначки в гараже.

- Где пайки?

- Всё. Не будет пайков. С****или, - отвечал Юра.

- ****ец, - злилась Ольга. – Скотство! Нам в библиотеке выдали пакеты с говяжьими костями. Может, продержимся.

Юра ожидал скандала. Чуть позже в квартиру пришла Василиса.

- Привет, папочка! Привет, мамочка! – с ехидством говорила она. -  Я оббегала все рынки и серые точки, какие знала. Везде очередь. К жрачке не пробиться. Смогла достать только спортивное питание. Приятного аппетита.

******
Весь день Юра мучился от дикой изжоги и непрекращающегося чувства голода. Отправляя в желудок третий протеиновый батончик, он шел в гараж за последним мешком и остатком консервов. Артур не выходил на связь несколько недель. Юра уже потерял надежду, но всё же проверил телефон.

- Шевели копытами, терпила. Я договорился с погранцами. Пришло время заводить трактор.  Буду ждать тебя на кордоне, - гласило сообщение.
       
На раскачку не было времени. Юра выгреб всё, что могло понадобиться из гаража: несколько канистр с бензином, консервы на дорогу, пара сотен долларов, макароныч, охотничье ружье и патроны. Юра нервно сложил всё это в машину. Только вот доллары он скрутил и разместил между членом и мошонкой. Хранение валюты означало пособничество мировой финансовой мафии Ротшильдов-Рокфеллеров и Рептилойдов-Киссинджеров и каралось двенадцатью лет лагерей. Скорее всего, из них можно было отсидеть только два, а после чего сдохнуть от туберкулеза-тифа-цинги-грыжы-геморроя и холода-голода. Всю дорогу домой Юра трясся от страха.  Он курил, не думая о ****юлях жены, которая ему курить запрещала.

- Всё. Еды больше не будет! - заорал Юра, закрыв за собой дверь в квартиру. - Мы едем в Питер! ПРЯМО СЕЙЧАС МЫ ЕДЕМ В ПИТЕР!! ОДЕВАЙТЕСЬ БЫСТРО!! 

- ПРАВДА??!!! ПРАВДА, ЕДЕМ??!! ЕДЕМ?!!! – Василиса плакала  от радости. Её слезы сливались с блестящими каплями пота на её лице. Она сжимала руку Юры. Её глаза горели.

- Едем, едем. Всё, отвали. Собирай вещи, - холодно произнес Юрий.

- НАХУЙ!! СУКА, СУКА-А-А-А-А!!! ДААА, БЛЯ!! ЮРААА, НАХУЙ!!!! ЮРА, ****Ь!!! – Василиса впала в истерику, - Спасибо, Юра. Спасибо, нахуй!! Бляя. Сука!!

Иногда вместо тысячи слов достаточно просто сказать: “бля”, “сука” и “нахуй”. Василиса вцепилась в Юру, обнимала и бешено целовала его. Её пот и слезы просачивались через его футболку цвета хаки. Юра тоже чувствовал восторг, но изо всех сил сдерживал эмоции.

- Отцепись. Хватит. Манатки сами себя не соберут, - говорил он.

- ТЫ ЧТО ОДУРЕЛ???!!! КАКОЙ ВАЛИТЬ?!! Какой Питер?! ТАМ ВРАГИ!!! – орала Оля.

- Сама ведь знаешь, что если останемся здесь – подохнем с голоду! Так что двигай окорочка к машине. Всё равно у тебя кроме дранья всякого ничего нет, - твердо произнёс Юра.

- И ты … Брут, - холодно промолвила Ольга. - Ты про Пашу подумал, а? Они же там из него гея сделают! Подсадят на ГМО, сети 7G промоют ему мозги, в школе навяжут ценности глобализма. Если ювенальная юстиция вообще не заберёт у нас ребёнка….   
   
- А здесь из него сделают скрепную пидорашку. По мне так лучше уж быть геем, -  доносилось из комнаты Василисы.

- Молчи, шалава недоделанная! Тебе слова не давали! – заорала Ольга.

- Пошла нахуй! – ответила ей Василиса.

- Ну, сука! Ничего. Я тебя научу родину любить! Я тебе покажу, - злилась Ольга. – Тебе, Юра, государство дало работу, квартиру, обеспечивает тебя едой, одеждой. Другие гораздо хуже живут. Что тебе ещё надо в жизни? Ты должен быть БЛАГОДАРЕН….

- Это государство убило мою семью и заставило меня публично отказаться от неё при приёме на этот ****ский, сучий завод. Единственная причина, по которой я не полез в петлю это то, что я  - ссусь убить себя!! Но даже у самой последней суки может кончиться терпение. Всё! С меня хватит. Я ненавижу … я НЕНАВИЖУ эту вонючую парашу под названием российская парашная советская ссаная ****ская республика, нахуй!! Я уже ее человек, нахуй!  Меня превратили в падлу, в Павлика Морозова! Мне уже на всё похуй! Я на всё готов! ТАК СПУСТИЛАСЬ НАХУЙ В МАШИНУ!!!
 
Впервые в жизни Юра смог вызвать испуг в глазах Ольги. Она покорилась ему.

- Папа как? –  вдруг спросила она.

- Я позвонил этой, бля, тёте Нине. Сказал, что мы едем на дачу. За банку тушенки она за ним присмотрит, - говорил Юра.

У Юры было преимущество – его машина была трофейной иномаркой ездящей на масонском бензине. Тогда как импортозамещенные высокодуховные патрульные мобили ездили на подсолнечном масле и чуть ли не на дровах.

Путь в деревеньку Большие Гадюки, где располагался один из пунктов приема ободранных голодных беженцев русского мира, занимал где-то два дня. Юра хотел попасть туда наверняка и поэтому планировал бросить машину у лесной дороги и идти через лес.  Девушкам он про лес не говорил, чтобы не портить сюрприз. Ни один пропитой гопник-патрульный не станет шараёбиться по лесу, выслеживая семью мелкого говностаночника.

Небо было серым, и шел дождь. В такую унылую погоду народец сидит по квартирам и пьет у телевизора. Это было на руку Юре. Город, застывший в мёртвом туманном советском безвременье подкинул Юре прощальный подарок. 

И вот уже Юра проехал церковь, куда каждое воскресенье приходил бухой, чтобы хоть как-то смочь отстоять службу на пару с женой.

Василиса окончательно уняла истерику. Ольга продолжала бурчать что-то, Юра не обращал на неё внимание. Паша мирно спал у неё на руках.

Прощай цитадель рабства – городская мусорская управа. Коричневое здание из стекла и бетона с торчащими штырями антенн на крыше. Сейчас ихние менты, небось, курят анашу и дрочат на конфискованную у народа порнуху.

Прощай осто****евший завод, где с понедельника по пятницу Юра въябывал бессмысленным сизифовым трудом в надежде дожить до пятницы и напиться.
 
- Ну, всё … ****ец. Нахуй, - думал Юра.

- Подъезжаем к границе. Сползите на пол, - сказал Юра. Женщины послушались. 

Вдруг Паша проснулся и трусливо зарыдал. Юра нервничал. Он набирал скорость, обгоняя редкие машинки. Его иномарка угрожающе тарахтела. Юра готовился проскочить мимо патрульных перделок, чтобы выцарапать себе немного форы. 

 Оказалось, что солдатня с пропускного пункта ушла бухать и чесать ****ей в забегаловке “Деки” около заправки. Только шнырь-срочник прятался от дождя в будке и курил гашик.

Оставляя позади заборы колючей проволоки концлагеря городского типа, Юра посылал нахуй эту жизнь. Впервые в жизни он чувствовал себя мужчиной. 
 
Юра подъезжал к заправке, надеясь, что его не заметят. Заправка догорала, а от дорожной забегаловки “Деки” остался раздроченный обугленный фундамент. Вокруг него валялись обугленные размолотые тела разного отребья. Юра прибавил ходу. Он приготовлялся пробивать шлагбаум на КПП близ заправки. 

- Бля! Твою мать! – заорала Василиса.

- Заткнись, возьми Павлика и пригнись. Во, епта, даже в рифму, - тихо сказал Юра.

- Нас тоже убьют?!! – закричала она.

- На пол, быстро! – вскрикнул Юра.   

Теперь Павлик заревел. Тут Юра обратил внимание на развороченную женскую тушку, лежащую у дороги. При близком рассмотрении он узнал в ней свою бывшую одноклассницу и уже бывшую плечевую проститутку – Таню Пчёлкину. В школе она была отличницей и невыносимой зазнайкой. Он мгновенно почувствовал леденящий ужас нависшей над ним гибели и надавил на педаль газа. Немного погодя он заметил обломки шлагбаума и разбитый КПП.

Его бегство от пустоты кончилось тем, что через несколько часов у машины отвалилось колесо, и Юра чуть не врезался нахрен в дерево. До этого чинившие машину ремонтники потрудились на славу.

- Ну, че, шумахер, докатался? – заметила Ольга.

- Все живы? Павлик в норме?! – нервно спросил Юра.

- Вроде в норме, - с дрожью в голосе произнесла Василиса. Павлик испуганно повизгивал.

- Всё. Приехали, нахуй. Дальше будем идти пешком, -  произнес Юра.

- Похуй, - облегченно произнесла Василиса. – Я готова ползти лишь бы быстрее съебаться. 

- Как пешком?! – возмутилась Ольга. – Так, давай уже, хватит строить из себя Сусанина. Я позвоню Петру Сергеевичу. Он нас вытащит.

- Никому ты звонить не будешь! Поднимай окорочка, бери рюкзак и вперёд в лес! - говорил Юра. 

- Хорошо, что, бля, ещё до леса доковыляли, а то бы салдафня спалила, - думал Юра.

Они медленно брели по лесной дороге. Юра с Ольгой несли рюкзаки. Василиса с пристегнутым к ней Павликом казалась Юре кенгуру матерью-одиночкой.

  В штанах у Юры завибрировал мобильник.

- Вспомнишь говно – вот и оно, - подумал он, увидев номер Петра Сергеевича Жорина. 
   
    - Так, тихо.  Стойте и молчите, - нервно промолвил Юра.

- Здравствуйте, Юрий, - голос Жорина был вальяжно-властным. Он как бы давал понять собеседнику его место в этой жизни. –  У нас тут проблема образовалась.

- Да. Здравствуйте. Что такое? – удивленно молвил Юрий.

-  Ваша дочь получила повестку в городское отделение УФСБ, но проигнорировала её. Теперь её ищем. Она же сейчас с вами? – спросил Жорин.

- Нет. Я не зна.., - недоговорил Юра.

- Вот госпожа Кондратьева заявила нам и двое свидетелей подтвердили, что вы всей семьёй отправились загород. Кому же верить? – перебил Жорин.

- Блин. Я – идиот. Забыл про эту старую ****у и соседей-стукачей, - подумал Юра.

- Да. Только вот по дороге жена с дочкой поругались. Отношения у них натянутые. Хотя я думаю, что вы в курсе.  Василиса выпрыгнула из машины на ходу, поднялась с асфальта и пошла по своим делам, - нервно молвил Юра.

- Чё вы так своих детей воспитываете? – презрительно спросил Жорин. – Вроде военный человек. Детей надо воспитывать в строгом соответствии с моральным кодексом строителя русского мира, духовными скрепами и верой в светлое будущее!  Но вашей дочери это уже не поможет. Ей светит двенадцать лет исправительно-трудовых работ и шесть лет лечебно-трудового лагеря. Это как минимум. Вы УВЕРЕННЫ в том, что её нет рядом с вами? – Жорин повторил вопрос.
 
- Не. Я ваще понятия не имею, где она шляется. К тому же, как вам, наверно, известно: никакая она мне не дочь. Как увижу – передам, что вы её ищете, - для убедительности Юра произносил это интонацией обиженного интеллигента выхаркивающего слова сквозь испуг. В душе же Юра сладостно смеялся над тупорылой гэбнёй.

- Двенадцать и шесть это либо валюта, … либо валютное ****ство. Всё, ****ец. Доигралась Василиса. Когда вернётся из лагерей – на ней, бля, живого места не останется.… Если вообще вернется. Она у нас гордая. В России гордых не любят. Завидуют. Народец гордость свою давно растоптал, - думал Юра. 

- Как она объявится – сообщите нам, - закончил Жорин.

- Да-да. Без проблем, - дрожащим голосом  произнес Юра.

Юра сунул мобильник в карман и взглянул на Василису. Она пыталась успокоить Павлика корча ему смешные рожицы и кривляясь. Её наспех сооруженная коса растрепалась, обнажив мелированные волосы. На секунду Юра усмотрел в ней отражение притягательной игривой женственности, в которой вожделеет раствориться любой мужчина. Но через секунду Василиса снова стала для него копченой полукровкой, которая проедает его еду и занимает жилплощадь.

- Чё такое? – удивленно спросила она.

- Повезло тебе. Вот чё, - тихо сказал Юра.

Они шли так долго, как Юра никогда не шел в своей жизни. Оля злобно бубнила что-то. Василиса молча шла, напевая себе под нос. Павлик весело пищал в такт с её шагами.

- Знаешь, почему мы так живём, Юра? – злобно спросила Ольга.
 
- Говна много в голове … и понтов, - ответил Юра.

- Это у пиндосов нет понтов?! Всю планету кровью залить им понтов хватило! - вспылила Ольга. – Знаю я, как вы думаете предательски. Вот что. Мы так живём из-за вас. Пятой колонны и либерасни! Нет, чтобы жить как люди! Чтобы честно трудиться как все. Ведь если бы мы как один работали на народное счастье – всё было бы у нас хорошо! И жили мы бы, конечно, не так как они там на своём Западе, но по-людски. Но нет! Вам же только для себя! Только на себя надо работать!

- Да ****а я в рот ваше народное счастье! – ехидничала Василиса.

Юра рассмеялся.

- Знала бы я, что в моей семье заведутся враги…, - недоговорила она.
 
- Да. Во всех наших бедах виноваты не продажные чиновники, не беспредельщики в погонах и не бандитское отребье. Во всём нашем тысячелетнем народном унижении виновата мифическая пятая колонна Запада! Вот подумай? Кому мы там нахуй нужны? Кому нужна наша нищета? Кому нужна наша дикость и вековая дурь? А?! Да похуй им на нас! ПОХУЙ! Они ржут над нами! Ржали во времена советской власти, ржали при Ельцине, ржали при Путине и ржали когда. Когда тысячи трупов русских ДИБИЛОВ поверивших в эти, бля, нахуй, скрепы зарывали в землю!  - Юра орал на весь лес.

- Понимаешь, Юра, - Ольга приобрела омерзительно важный вид. – Мы теперь как Северная Корея. Как последний оплот сопротивления перед тлетворным влиянием Запада! Наша война с Западом она не за вкусную жрачку,  не за шмотки и потре****ство – она за символы! За то чтобы доказать им что мы можем жить по-другому! Эти бандиты  – они были нормальными русскими людьми, но из-за Западной чумы опарышей и её крыс-разносчиков в лице либеральных гнид они стали теми, кем стали. Я их не осуждаю. Если бы мы смогли отгородиться от этого проклятого гнилого глобаллистического мира мировой закулисы стеной – тогда было бы счастье народное! Тогда жили бы мы как наши предки в Советском Союзе. Никто бы не ведал зла. Мы бы жили как ангелы! Мы бы строили Город Солнц! И ничего никому не нужно было...

- Ангелы ада, - ухмыльнулась Василиса.

- Скорее дроченные черти и гоблины, - добавил Юра. – С такими патриотами как ты, Оля, никакой пятой колонны не надо. Сами всё расхуярим нахуй. Уже, бля, живём хуже негров. И нам всё мало.

- Ничего. Всё равно сдохните под забором в этом вашем Питере, - ворчала Ольга. - Ты будешь работать сутра до ночи, пока не свалишься с голодухи в какую-нибудь канаву  на радость черных трансплантологов.  Сука эта будет на панели вкалывать по ночам, пока не закопают где-нибудь или не сгниет от болезней и триппера.

- Как будто бы здесь нас ждет что-то кроме страданий, мук и говна, - сказал Юра.

- Да пошли вы все!! РАССТРЕЛЯТЬ КАК БЕШЕНЫХ СОБАК!!! – орала Ольга.

Она еще долго рассуждала о сакральной миссии русского мира и поносила предателей, пока её монолог не прервал нарастающий гул мотора.

- Нахуй быстро в лес! Бегом, нахуй! – заорал Юрий.

Юра бежал первым, за ним по пятам следовала Василиса. Ольга еле плелась где-то сзади.

- Сука, ****ец. Почему, ****ь? Почему, нахуй? ААА!! *****!!! - думал Юра.
 
За бегство из города без командировки полагалось два года исправительных работ. Правда, забредших в зону разграничения беглых холопов русского мира армейским обычно было западло ловить – их тупо расстреливали. Но после того как солдатня вдоволь поиздевается над своими жертвами.   

Юра бежал, выдрачивая из себя остатки воли к жизни. Лес всасывал все его потуги и вот уже он еле передвигался сквозь коренья и коряги. Часть его существа хотела сдаться на милость судьбе и принять слово из шести букв – смерть. Юра шел, дрожа от испуга, жалобно стонал, выл, пока не повалился лицом в грязь и какое-то говно, поцарапав лицо.
 
  - Давай, давай,  вставай, - Василиса не была напугана. Пока что она плохо знала жизнь.  Павлик улыбался и смотрел куда-то в лесную даль.

Юра мучительно размышлял о том, как солдаты будут пытать его семью у него на глазах. Он надеялся на то, что его сыну подарят быструю смерть. Что ему просто выстрелят в голову, а не забьют прикладами или зароют заживо в землю.

- Да поднимайся, ёпт! – Василиса явно не понимала всего ужаса ситуации.

Они шли медленно. Юра обнаружил, что Ольга безнадежно отстала.

- Ну и *** с ней, - подумал он.   

- Да чё ты так? Юра…, - недоговорила Василиса.

- Нормально всё, - Юра запыхался. -  В поряде, - он скривился, в его глазах темнело. - Завтра будем в Питере .. кушать санкционный сыр .. пить вражеское пиво…. Всё будет нормально.

Павлик широко улыбнулся и засмеялся. 

Темнело. Лес окрашивался маслянисто-чёрными ветвями. Воздух тяжелел и наполнялся злобой.  И вот они вышли на дорогу. Юра вроде бы понимал, куда надо идти. Он понемногу успокаивался. Василиса жевала протеиновый батончик.
 
- Я в шоке, Юра! - Василиса ухмыльнулась. – Честно говоря, ты всегда был для меня задроченным чмырем-подкаблучником. Тягловым быдлом, чей смысл  жизни рвать жопу за пайки в надежде, что тебя не выгонят из квартиры.

Но Юра ей ничего не ответил из-за гула мотора. Они принялись бежать с новой силой. Вскоре Юра изнемог совсем, зацепился за корягу, но в этот раз устоял на ногах.
 
- Юра! – Василиса придержала его от падения в грязь. – Соберись, бля. Всё не может так кончится…, - говорила она дрожащим голосом. 

- Дальше не могу, - страх пожрал Юру. – Заебался совсем. Иди без меня. Спрячься где-то, потом возвращайся на дорогу и продолжай идти в том же направлении. Там будет выход на трассу..., - недоговорил он.

-  Я тебя не брошу, - по глазам Василисы текли слезы. – Пойдём, Юра, пойдем.

Но прощаться было поздно. Вдали Юра узрел тусклый свет фар и едва доносящиеся матюки солдат.

- Сюда, уроды! Я вас за каждый шаг буду в ****о бить, я отвечаю, суки! – орал очередной бравый пехотинец русского мира. Это был голос отмороженного гопника, урки.

  Юра приготовился к худшему.

- Беги, дура! Ты, бля, уже и так не жилец! Если тебя поймают – они тебя по кругу пустят! А мне что? Мои дни и так сочтены. Мне нужно было убить себя раньше, но я зассал. Я – ссыкло! … У тебя вся жизнь впереди. Я им с****ану и они тебя не найду. Давай, ёпта! Вперёд! Нет времени на раскачку, - рот Юры скривился в циничной улыбке.

Но вместо побега Василиса, разревевшись, вцепилась в Юру. Павлик плакал вместе с ней. Юра пребывал в панике несколько минут, пока не нашел внутри себя некий центр, собрал остатки сил и  … пошёл. Они брели достаточно долго. Где-то сзади матерились и орали солдаты.  И им повезло. Они набрели на вход в погреб, где подпольные самогонщики хранили спирт. Они заползли в погреб, Юра настелил на вход веток и закрыл крышку. В темноте их *** кто найдет. Василиса прижалась к Юре. Она была горячей и мокрой. От неё пахло сыростью.

- Осторожно. Павлика придавишь, - тихо сказа Юра.

Земля попала Павлику в нос. Он чихнул, забрызгав Юрину руку соплями. Юра вытер руку и стряхнул ползущего по шее червя.

- Вот сука, ну, суууууккккааааа!!!!!! – думал Юра, пребывая в агонии. 

- Хохол! Где ебланы?!!! – сказал наглый голос.

- Здесь, ётп! Ищи лучше! – ответил грубый жлобский бас.

- У тебя?! … У кого, нахуй! Гутов! – продолжал гопник.

- Я! – отвечал задроченный срочник.

- Бери шнурков, бля, и если мне через пять минут пульт не найдете  я вас здесь лично ЗАРОЮ! Понял, урод! – наглый был в ярости.

- Так точно! Разрешите …, –  испуганно спросил срочник.

- БЫСТРО, НАХУЙ!!!! – орал гопник.      

Юра думал, что прошла уже целая вечность. Солдатня всё рыскала, но тщетно.

- Так .. это … Гуч его сам майору отдал, - еле выговаривал какой-то шнырь.

- Вот же ****ь долбаеб, СУКА! Сам насрал и, бля, ходит тут из себя строит командира…, - недоговорил бас.

- Ой да пошел ты нахуй! Я …, бля, да, внаруре. ****ец. Признаю, - говорил гопник.

- КАКОЙ НАХУЙ ПРИЗНАЮ, УРОД!!! – бас разозлился не на шутку. - …. Короче, камень гони сюда быстро и всё, нахуй. И эта ситуация останется между нами.

- Ты чё, УРОД, ДЕБИЛ, здесь стоишь?! – разорался гопник.

- Послушай меня, - продолжил бас, - на месте этих ребят я бы тебя сегодня ночью просто взял бы и сжёг! Чтобы ты, сука, к мамке своей угольком приехал в цинке, нахуй. Это, бля, последняя капля, Гуч. Всё. ****ец. Так что давай сюда по-хорошему  свой гаш Гутову или, бля, этому Родионову, и мы по-человечески разойдемся, нахуй. Не по понятиям ты себя ведешь, дружище. Шнурки тоже люди.

- Нахуй пошел с такими предъявами! – ответил Гуч.
 
И сразу повалился на землю, словно мешок с дерьмом.

- Иди к броне и позови сюда майора. Пусть он прибор захватит, - тихо сказал бас. –  И скажи там кому-нибудь по пути, чтобы этого чухана туда оттащили.
Василиса тихо плакала. Юра нервничал, но страх на удивление ушел. Он уже почти смирился со своей участью. Лишь бы они не тронули Павлика, которому он закрыл рот руками, чтобы он не ревел. Его холодные слезы текли по руке Юры. Другой рукой он держал пистолет. Со всех сторон на них давила земля. Юра чувствовал себя погребенным заживо.

- Ну что, щеглы! Ничего сделать нормально не можете, - Юра узнал голос своего бывшего  командира из учебки Торопыгина. – Только, бля, на удобрения годитесь. Шараёбные войска, нахуй.

В голове у Юры промелькнула мысль выхватить макароныч, застрелить сына, застрелить дочку и застрелится самому. Положить конец мучениям. Но он струсил. Опять. 

Взор Юры озарил свет. Но это не был свет в конце тоннеля. Крышка погреба открылась.

- Попались, скоты! Выходите, уроды! Быстро! – орал один из солдат.

И они послушно вылезли из погреба.

- Уууууу, нахуй. Какая цела! – еле прокряхтел тощий и лысый срочник ублюдочного вида.

- И сразу с ****юком, - произнёс его кривоватый сослуживец с разбитым ****ом. – Нах. Розетки с прицепом – зашквар.

Поразительно. Какая метаморфоза произошла с этими людьми! Мгновение назад они были зашуганными духами, но теперь они сами – озверелые насильники, вершители судеб беглых холопов. В их тощих, ссохшихся от голода руках, красовался автомат АКМ с говённым стволом прямиком с завода “Красный богатырь”.  Их блестящие злые глаза хищно пожирали горе-беглецов.

 - Бля, да у тебя ебло как в порнухи, - говорил тощий. – Че, твой ****юк?
Лицо Василисы было черным от грязи, бандама на голове пропиталась потом. Вместо ответа она описалась и хотела разреветься, но из-за страха могла лишь тихо выть, выдавливая слёзы. Дрожащей рукой Юра наставил на срочников свой заныканный макароныч. 

- Ну … вот и всё, - думал он.

- Нахуй …, - еле выдавил он. – НАХУЙ пошли!
 
- Юра, ну убери ты пистолет, - по-отечески молвил  Торопыгин. – Сдался тебе этот пистолетик? Отдай его мне. Ты что, Юра? Ещё выстрелишь … себе в ногу…

   Торопыгин был здоровым жлобастым солдафоном средних лет. Он был в одет в камуфляж цвета хаки и тулуп чем походил на охотника или рыбака. От него разило острым запахом спирта.

Юра нервничал. Он хотел разреветься, просто расплакаться, чтобы всё это кончилось. Павлик рыдал. Когда он всё же опустил руку, один из срочников  ёбнул его прикладом по лицу. Пистолет упал на землю. Кривой шнырь не растерялся и подобрал его. Юра не вырубился. В его глазах виднелись яркие вспышки. Он выпрямился и сразу огрёб ещё по еблу и под дых от Торопыгина. Юра окончательно скривился, солдатики скрутили его и поволокли. 

- Так, чушки,  тронете девку или ребёнка – лично урою прямо здесь! Понятно?!

- Так точно! – поворотили срочники почти синхронно.      

- Что? Почему? – думал Юра.

Ответ был прост. В БМП их ожидала Ольга. Вид у неё был на удивление спокойный.

- Чё…? – недоумевающий произнёс Юрий.

- Ниче, Сусанин, - нагло говорила она. – Ехал, бегал, шел, чё-то думал делать, а телефон выбросить забыл, беглец хренов.  Так тебя и вычислили.

Как это обычно бывает: ты дотошно планируешь что-то, а потом из-за одной мелочи всё летит к чертям собачьим. Юра пребывал в агонии. Он опять всё просрал. Василиса плакала. Павлик ревел вместе с ней.

- Ну, .. хорошо что не убили. Всё … могло кончиться гораздо … хуже, - думал Юра.

*******
На следующий день из ментовского изолятора их отвезли к чекистам. На голове у Юры был здоровенный шишак, верхняя губа распухла, разбитый нос был красным как нос рождественского оленя. Василиса была бледной, напуганной и грязной. Вдобавок от неё разило мочой. Юра не сказал ей про двенадцать лет, чтобы она вдруг не съебалась, после чего в лагерь они бы отправились всей семьёй. Юра столько раз  наступал на горло собственной совести, что уже не чувствовал её угрызений. Лишь Ольга вела себя надменно, смакуя победу над предателями. 
Их завели в кабинет к Жорину. Он сидел во главе советского конторского стола для совещаний. Вместе с ним в кабинете был ещё гэбист с пышными усами похожий на гусара-гомосексуалиста. Также в кабинете почему-то присутствовал Торопыгин. Он виновато взирал на Юру.

- Садитесь, - приказал Жорин.   
 
Властное лицо Жорина объединяло в себе холёную харю московского чиновника и физию матерого урки. Его громадное тело расплывалось по дефицитному  вражескому кожаному креслу. Жорин взирал на семью Юры как на лагерную пыль.

В Луганске Юра  уже насмотрелся на чекистский крюк, так что более-менее уверенно держался на допросе. На секунду ему даже показалось, что Жорин усомнился в его виновности, хотя виновность или отсутствие вины было абсолютно по барабану любому сотруднику наших органов. Ведь если человека уже взяли – его не могут отпустить, потому что это означало бы ошибку системы. А КГБ не ошибается. ФСБ и МВД тоже. Жорину особенно интересовало:  не повлияли ли на побег отдельные неблагонадежные граждане? Или объединения граждан? Был ли побег результатом информационно протечки в железном занавесе? Если да то где именно была пробоина? Юра честно отбрехался, что решил покинуть город без командировки, чтобы достать жрачки для сына и недоедающей семьи. Ему казалось, что они ему даже поверили.

- Ладно, шеф, хорош жути нагонять, -  вдруг произнес Торопыгин и разродился жлобской ухмылкой на отекшем лице.

Как ни странно это помогло разрядить атмосферу. В ответ Жорин пробурчал что-то.

- Эх, Юрец, если бы мы отправляли в лагеря всех беглых – у нас бы за год все люди закончились, – пошутил Торопыгин.

Оля испытала когнитивный диссонанс.

- Ну, ты, не нервничай, - продолжил он. – Я помню, как мне ваш папа грехи отпускал.

- И теперь мы отпускаем грехи вам, - высокомерно произнес Жорин.

Юра чувствовал облегчение.

- Но не всем, - договорил Жорин. – Покажи им.
Страх овладел Юрой с новой силой. Торопыгин достал из стола ноутбук, включил его, пощелкал мышкой и развернул экран к Юре и Ольге. Проигрывался видеофайл. Девушка в красном парике сидела за компьютерным столом в геймерском гоночном кресле. Она выглядела симбиоз Лары Крофт и Зены Королевы Войнов.

- Ёб твою мать, - выругалась Ольга. – Ну, сука!

Юра сразу узнал Катарину из Лиги Легенд, которую небрежно косплеила Василиса. С  Гибельным Клинком  её объединяли разве что тонкие черты лица, спортивный животик и упругая попа в кожаных лосинах. Грудь не дотягивала до размеров игрового аналога, но Василиса старалась  брать харизмой, отыгрывая образ. Теперь Юра понял, откуда у неё были деньги. Василиса провоцировала задротов со стрименговой помойки донатить ей вражескую валюту. Поначалу она мило флиртовала с аудиторией и по мере увеличения донатов Василиса принялась танцевать, размахивая пластмассовыми мечами. Было видно, что она долго тренировалась это выделывать. Гусар жадно пожирал глазами Василису, потирая усы. Торопыгин скалил зубы. Лишь Жорин с холодными глазами взирал на Юру и Ольгу.
 
- Пётр Сергеевич, в неё вселились бесы, - еле выдавливала  Ольга. – В церковь не ходит! На субботники не ходит! Она больная психически!  Она не со зла! Это всё они виноваты! Они!

Наконец Василиса сбросила с себя коричневый мундир с металлическими вставками на плечах. Её спортивное молодое тело извивалось в танце, демонстрируя острый угловатый узор чёрной татуировки на животе. На её лбу выступали блестящие мелкие капли пота. Василиса остановилась, натянула стринги на талию. Если бы она не была его падчерицей, Юра с удовольствием бы подрочил на этот замечательный контент. Она ловко избавилась от лифчика, облизала его и швырнула в камеру, оголив стоячие соски. 

Никогда в своей жизни Юра не испытывал такого унижения. Ему казалось, что ещё чуть-чуть и силовики пустят по кругу ревущую Василису. Ольга плакала. Юре уже было просто похуй.  Он как последний армейский чушкарь, терпеливо выносил издевательства дедов.

Ситуация набирала оборотов. Василиса расстегнула ширинку, приспустила стринги, потом достала откуда-то похожий на электрическую зубную щетку вибратор.
 
Увидев это, Василиса повалилась на пол и забилась в истерике.

- Чё ревешь? Поздно реветь. Мало мы тебя в детстве били! Надо было драть как сидорову козу. Ничего. В тюрьме мозги быстро вправят, - пробурчала Ольга.

Услышав слово “драть” Торопыгин по акульи ухмыльнулся.

  - Перестаньте, хватит, хваааатииит! ВЫКЛЮЧИТЕ ЭТО,!!!! – орала Василиса.

- Это уже не вам решать, - презрительно произнёс Жорин.      
            
Тут Юра переключил внимание на компьютер. Василиса медленно засовывала себе в ****у вибратор. Она старалась делать это как можно эротично, но Юра всё же заметил редкую агонию стыда на её лице. ****ец.

  Юра не выдержал. Вместо того чтобы кинутся на Жорина – Юра стал истерически хохотать. Какого хрена?! Какого хрена эта кучка выродков в погонах имеет право диктовать людям что делать и с кем и как трахаться?! ****ный, ****ь, АБУСРД!!! СУКА!!!! Юра катался по полу и ржал. Какого ***?! Какого, *****, ***?! Да пошли вы нахуй!! Пошли нахуй!!!!  Нахуй пошли!!!!

Юра не видел, как Василиса на видео заменила белый вибратор на маленький черненький вибро-тампон. Уже, будучи абсолютно голой, она медленно ввела его себе во влагалище. Когда ей высылали деньги, этот девайс начинал всё жестче вибрировать в зависимости от общей суммы задоначенных денег.

- Я поняла, я поняла всё!!! Извините меня, извините, я всё поняла!!!! Простите, простите, простите меня!!!  – Василиса рыдала. – Я больше не буду!! Не буду больше я!!! ААААхахахахах!!

- Заткнулась, сука, - Гусар шлепнул Василису рукой по лицу. – Хавальник закрыла свой, быстро, ****ь!

- Эй! Не порть фактуру! – заорал Торопыгин. - Нам она нужна здоровой.
На видео Василиса стонала как дорогая ****ь перед богатым папиком, извивалась всем телом,  тряся красными волосами. Когда она, наконец, кончила, Василиса вытащила за верёвочку черный вибратор и медленно слизала с него выделения на радость онанистов. Только тогда Жорин остановил запись.

Юра все хохотал, катался по полу и пускал слюни. Его подняли и привели в чувства парочкой ударов по еблу.

- Успокоился, урод?! – спросил Гусар.

Юре было нечего сказать в ответ. Слова закончились.
 
- Ты поняла, в чём твоя вина? – холодно спросил Жорин.

- Да, да ... поняла, поняла, поняла, - сквозь всхлипы молвила Василиса.
         
- Тебе грозит двенадцать лет лагерей. Вряд ли ты сможешь выйти оттуда целой и здоровой, - констатировал Жорин. 

Василиса резко разревелась.

- Молчать! – продолжал Жорин. - Молчать, я сказал! Вот как мы поступим. Мы не живодеры. И предлагаем вам сделку, обмен. Мы не будем выдвигать обвинения против вашей дочери и даже выделим вашей семье карточки на усиленный рацион, … а взамен вы отдадите нам вашу дочь. В пользование. Пока нам не надоест или пока материал не испортится. 

- Сильно не растянем, -  ухмыльнулся Гусар.

Торопыгин заржал.

- Мы согласны, - быстро ответила до этого молчащая Ольга. – Ей и так не привыкать быть ****ью. Пусть хоть поработает на свою семью.   
-НЕЕЕЕЕЕЕТ!!!! ИДИ НАХУЙ!!! СУКА!!! ПОШЛА НАХУЙ!!!! НЕ БУДУ Я!! НЕ ПОЙДУ!!!! СУКА!!!!! НАХУЙ ПОШЛА!!! ПОШЛИ ВЫ ВСЕ НАХУЙ!!!! УРОДЫ!!! ЧТОБЫ ВЫ ЗДОХЛИ ВСЕ!!! ЗДОХНИТЕ ВСЕ!!!! УРОДЫ!!! АааааааАААААА!!!! – Василиса впала в безумие.

Она орала пока Гусар не занес над ней руку для удара.

- Значит так, - начал Жорин. – Вымойте её, чтобы от неё хорошо пахло. Подмойте ей зад и всё остальное, оденьте в чистое. Не в этот буржуинский костюм, а в нормальное наше платье. Я пошлю за ней человека. Понятно?

Ольга кивнула.

Юра покорно молчал.