de omnibus dubitandum 118. 39
Глава 118.39. ТЕМА, АБСОЛЮТНО ВТОРОСТЕПЕННАЯ…
В советском варианте написания истории России 1918-1923 годов, всегда гневно обличалась вооруженная интервенция империалистических государств, против Советской России.
На этом фоне иногда проскальзывала тема воинов-интернационалистов из зарубежных стран, вставших под знамена Октябрьской революции, чтобы с оружием в руках послужить делу всемирной пролетарской революции.
По мысли заслуженных советских историков и пропагандистов, существование интернационалистов должно было олицетворять собой международный характер большевистского переворота 1917 года.
В то же время, тема эта была абсолютно второстепенной, так как главным творцом переворота объявлялся абстрактный трудовой народ. Второстепенной до такой степени, что даже изучение ее проходило с необычайной осмотрительностью.
Советский историк признавался в 1989 году, что «до настоящего времени, в сущности, отсутствуют крупные обобщающие работы, посвященные формированию и деятельности интернациональных отрядов Красной гвардии в масштабах страны» (Конев А.М. - Красная гвардия на защите Октября — М, Наука, 1989 — стр.13).
В рамках своего исторического исследования я попытаюсь объяснить эту сдержанность советских историков, и привлечь внимание к множеству совершенно бесспорных свидетельств того, что роль интернационалистов в захвате большевиками власти в стране, в удержании этой власти в самые критические моменты, как и в победе большевиков в Гражданской войне, сильно недооценена. Более того, без существования самих бойцов-интернационалистов, а главное — сил, которые обеспечили их участие в российских событиях на стороне большевиков, даже захват власти последними представляется весьма и, весьма сомнительным. Но обо всем по порядку...
Сначала коротко о том, откуда взялось физическое большинство так называемых интернационалистов — иностранных подданных.
28 июля 1914 года началась Первая мировая война между двумя блоками государств: Центральные державы — Германия, Австро-Венгрия и Османская Империя и Болгарское царство, против Антанты — Британской и Российской Империй и Французской Республики.
На стороне Антанты выступили Сербия, Бельгия, а позднее — Япония, Италия, САСШ и др. Не вдаваясь в подробности боевых действий, констатируем чрезвычайно тяжелое стратегическое положение Центральных держав, в первую очередь Германии, ведших войну на два фронта: Западный — против английских и французских войск; и Восточный — против русских войск.
Постепенно на территориях всех воюющих стран стали накапливаться значительные массы военнопленных стран участниц. В России, по данным Международного Красного Креста, находилось более 2 320 000 военнопленных, из них порядка 51 000 солдат и офицеров турецкой армии, более 187 000 — германской, и более 2 100 000 — австро-венгерской (Интернационалисты — М, Наука, 1967 — стр.15).
Уже в конце 1915 года при Военном министерстве было создано Междуведомственное совещание по распределению военнопленных, задачей которого было обеспечение рабочей силой промышленных предприятий Российской Империи во время войны.
В первой половине 1917 года количество занятых на различных работах военнопленных превышало 1,5 миллиона человек. При этом, например, в четырех основных каменноугольных бассейнах Империи — Донецком, Уральском, Подмосковном и Западно-сибирском — военнопленные составляли около 27% всех рабочих, в горнозаводской промышленности Урала — почти 30%, а в железорудной промышленности Юга России — около 60%. Военнопленные составляли более 10% рабочих даже на предприятиях, непосредственно работавших на войну (Интернационалисты — М, Наука, 1967 — стр.51)
Военнопленные были сосредоточены в более, чем 400 лагерях в Сибири, на Урале, в Казанском, Туркестанском, Московском и Петроградском военных округах. Среди них были немцы, турки, австрийцы, венгры, румыны, болгары, словаки, чехи.
Славяне считались более дружественными по отношению к России, поэтому их предпочитали оставлять в европейской части Империи, остальных старались отправлять за Урал. Однако по мере роста численности и ослабления контроля государственных структур после февраля 1917 года, все больше «неблагонадежных» пленных оставалось в лагерях вокруг Москвы и Петрограда.
Чтобы представить себе абсолютные цифры, возьмем, для примера, Урал. В 1917 году на горнозаводском Урале насчитывалось 357 000 рабочих, причем около 80% их было сосредоточено на крупных заводах (Венгерские интернационалисты в Сибири и на Дальнем Востоке 1917-1922 гг. - М, Наука, 1980 — стр.12).
Несложно посчитать, что количество военнопленных, занятых на крупных уральских предприятиях составляло более 85 000 человек. По сути, находясь в лагерях или занятые на производстве, военнопленные, представляли собой, спаянные по национальному признаку, дисциплинированные, имевшие боевую подготовку значительные группы людей, чья свобода была ограничена лишь постольку, поскольку дееспособно государство, пленниками которого они были, было эту свободу ограничивать.
В 1918 году, согласно данным Центральной коллегии по делам пленных и беженцев (Центропленбеж), численность военнопленных на территории России составляла более 2,3 млн. человек (Интернационалисты — М, Наука, 1967 — стр.15)(на фото австрийские военнопленные).
Теперь возвратимся в 1914 год. Германия к началу боевых действий руководствовалась стратегическим планом, разработанным еще к 1905 году начальником немецкого Генерального штаба генералом фон Шлиффеном. Этот план предусматривал принцип одновременной войны только с одним противником, путем достижения победы над Францией в течение одного-двух месяцев, после чего все силы должны были перейти к противостоянию России. Однако наступление русской армии в Восточной Пруссии, начавшееся в августе 1914 года, а затем и контратака англо-французких войск в битве на Марне (сентябрь 1914), сорвали план Шлиффена.
Враждующие стороны перешли к изматывающей позиционной войне, наименее перспективной для Центральных держав, крайне ограниченных в своих ресурсах, в отличие от Российской и Британской Империй. В таких условиях правительство Германии очень быстро пришло к очевидной мысли о необходимости ликвидации одного из фронтов.
С этой целью, помимо чисто военных мер, германские МИД и Генеральный штаб проводили в странах Антанты активную работу по активизации местных подрывных элементов.
В Англии, Франции и Италии, на которых, помимо России, были сосредоточены германские усилия, желаемые результаты достигнуты не были — в том числе, потому, что их национальные партии, принадлежавшие к набравшему силу по всей Европе еще к началу войны социал-демократическому движению, заняли четкие патриотические позиции, пойдя, в условиях мировой бойни, на сотрудничество с правительствами своих стран.
«Подрывная работа Германии в отношении России была лишь частью общей германской политики, направленной на ослабление противника. На, так называемую, «мирную пропаганду» Германия потратила, по крайней мере, 382 млн. марок (причем до мая 1917 года на Румынию и Италию денег было потрачено больше, чем на Россию, что не помешало и Румынии и Италии выступить в войне на стороне Антанты)» (Фельштинский Ю.Г. - Крушение мировой революции — Лондон, 1991 — стр. 32-33).
Однако в России социал-демократическая партия была расколота на две части: «меньшевики», вопреки названию, имевшие «контрольный пакет акций» в партии в целом, и «большевики», яростно сражавшиеся за собственную лидирующую роль.
И здесь сыграл свою роль субъективный фактор, в лице выходца из Российской Империи, искренне ненавидевшего свое бывшее отечество и столь же искренне лелеявшего мечту о германском подданстве, Израиле Лазаревиче Гельфанде, он же Парвусе. Названный господин, деятель социал-демократической движения, теоретик марксизма, один из руководителей, вместе с Лейбой Бронштейном (Троцким), Петербургского Совета рабочих депутатов во время русской революции 1905 года, являлся вместе с тем весьма ловким финансистом, сделавшим состояние на военных поставках в Турцию еще во время Балканских войн 1912-1913 годов.
Начало Первой мировой войны стало для Парвуса радостным событием. Историк Э. Хереш: «Парвус презирал социалистический пацифизм и не одобрял национальные чувства и патриотизм, охвативший всю Европу, а также многих из его соотечественников, находящихся в ссылке. Он не сомневался, что Германия, развязав войну, наконец, приведет к краху царскую империю» (Хереш Э. - Купленная революция. Тайное дело Парвуса — М, ОЛМА-ПРЕСС образование, 2004 — стр.93).
В начале 1915 года, используя свои многочисленные связи, Парвус, сумел установить контакт с германским Министерством иностранных дел, а затем и с Генеральным штабом.
7 марта 1915 года на стол государственного секретаря (министра иностранных дел) Германии фон Ягова ложится, подготовленный Парвусом, документ, известный как «Меморандум доктора Гельфанда», в котором, тот, используя опыт 1905-1907 годов, подробно расписал план по организации революции внутри России, и, тем самым, выводу ее из войны.
Этот план вполне сочетался с задачей обрушения одного из фронтов, в данном случае — Восточного, стоявшей перед германским командованием. Меморандум содержит «все аспекты и обстоятельства, которые Парвус считает необходимыми для достижения своей цели: свергнуть царизм, сократить империю до территории собственно России и сделать рабочий класс господствующим» (Хереш Э. - Купленная революция. Тайное дело Парвуса — М, ОЛМА-ПРЕСС Образование, 2004 — стр.105)
В конце марта 1915 года Парвус получил от министерства иностранных дел Германии первый миллион марок на расписанные им цели. По его просьбе деньги, «за исключением потерь, связанных с обменом валюты», были переведены в Бухарест, Цюрих и Копенгаген. Кроме того, было аннулировано распоряжение 1893 года, запрещавшее Гельфанду-Парвусу жить в Пруссии. Полиция выдала ему паспорт, который освобождал от всех ограничений (Земан З., Шарлау У. - Кредит на революцию — М, Центрполиграф, 2007 — 175). Кроме аванса он получил твердые гарантии на продолжение финансирования.
Так Парвус получил самое главное для будущей революции — деньги. Дальше возникала чисто техническая проблема — найти в России такую партию, которая ради будущей власти пойдет на сотрудничество с врагом, чтобы помочь тому одержать победу в кровавой войне.
Эта проблема, на первый взгляд, была трудно разрешима, уж слишком единодушно практически все российские оппозиционеры встали на сторону Царя и правительства в смертельной схватке с Германией, Австро-Венгрией и Турцией на фронтах Первой мировой. Но, как известно, в «семье не без урода», в том числе и в семье социал-демократической. Именно в этот момент на вопрос: «Есть ли такая партия?», госпожа Клио ответила: «Есть, есть такая партия!». И действительно, на стороне открытого врага своей страны, России, пожелали выступить иудины дети-большевики.
Думается, что такой практичный человек, как Парвус, начиная переговоры с немцами о финансировании будущей русской смуты, уже прекрасно представлял себе, кто именно будет реализовывать его план. Именно Парвус, лично, участвовавший в событиях 1905 года в России, не мог не знать о наличии японских денег у так называемых "революционеров". А чем германские деньги хуже японских? К тому же, Парвус, продолжавший в межвоенные годы, контактировать с большевиками, отлично представлял себе всеядность последних, не брезговавших ничем, включая грабеж и брачные аферы, ради лишнего рубля. А тут миллионы и перспектива захвата власти в России!
Расчет Парвуса оказался верен, большевики не обманули его ожиданий.
Добавим, что махровый русофоб, иудин сын Ленин (Бланк) «теоретически обосновал» свою очередную подлость по отношению к родной стране. 26 июля 1915 года появляется его статья «О поражении своего правительства в империалистической войне»: «Революционный класс в реакционной войне не может не желать поражения своему правительству. Это — аксиома...
Революция во время войны есть гражданская война, а превращение войны правительств в войну гражданскую, с одной стороны, облегчается военными неудачами («поражением») правительств, а с другой стороны, - невозможно на деле стремиться к такому превращению, не содействуя тем самым поражению» (Ленин В.И. - ПСС, Т.26 — стр. 286-287)
Свидетельство о публикации №220111301881