Смерть второго Ильича
Какие люди были, что ты!
О них не сложено былин,
Зато остались анекдоты
(Игорь Иртеньев)
Не часто нынче вспоминают «дорогого Леонида Ильича». Ушли в прошлое посвященные ему анекдоты, подзабыты посаженные им диссиденты, да и Афган, если и вспоминают, то редко связывают с Брежневым, хотя без его указующего перста ни один маршал не пошевелил бы задницей в своем высоком кресле.
Но вот, в очередную годовщину смерти генсека, его имя неожиданно мелькнуло в ФБ, и я подумал – а почему бы не восстановить события того серого и пасмурного дня моей жизни, что было несложно, ибо в памяти он запечатлелся контрастным черно-белым снимком, заполненным отчетливыми лицами всех людей, с кем тогда общался.
По абсурдной советской традиции отправлять специалистов на стройки века, 11 ноября 1982 года, троих инженеров отдела механизации института Укргипроречтранс - Айзека Самойловича Гохлернера (рук. группы 47-и лет, за глаза именуемого Гохом), Сашку Бечуцкого (23-х лет, чья кликуха, как вы понимаете, могла быть только одна – Бич) и меня – 27-летнего Игоря Волошина без кликухи, послали копать, прокладываемую вдоль тротуара, канаву, неизвестно откуда идущую и неведомо куда направляющуюся. Судьба канавы нас не волновала, поскольку хорошо понимали, что не мы ее начинали копать, не нам ее и заканчивать. Работа шла ни шатко ни валко, лопаты не потели, тела наши потихоньку замерзали, хотя языкам это не грозило. Мы стояли на хорошо утоптанном множеством инженерных ног дне канавы, и беседовали о чем-то не существенном, но, видимо, интересном, судя по контингенту канаво-копателей. Мимо нас, по расположенному метром выше тротуару, шли, бежали и ползли незнакомые люди. Никто не интересовался нами, а мы, увлеченные беседой, не интересовались ими, тем паче, что выше их колен вообще ничего не видели. Неожиданно, один из проходящих пешеходов, на ходу листающий какие-то деловые бумаги, невнятно буркнул в нашу сторону: «Брежнев умер», и не останавливаясь, в том же темпе проследовал по своему маршруту. Мы недоуменно переглянулись – что это значит?
Должен заметить тем, кто не помнит гнилового времени застоя, что смерть Брежнева нами не воспринималась как нечто реальное. Мы выросли с именем «дорогого Леонида Ильича», он был такой же неотъемливой частью нашей жизни, как программа «Время», бутылка на троих или футбол. Он нам казался вечным, с ним ничего не могло произойти. Фраза «Брежнев умер» звучала абсурдно, не укладывалась в мозгу и вступала в диссонанс с укладом нашей жизни.
Но вот что-то случилось невроятное, и мы должны были срочно прояснить ситуацию.
Мы прекратили работу, которую так и не начали. До этого момента наше лопатостояние называлось – «перекур», теперь же стало понятно, что работа не возобновится никогда. Все наши мысли были направлены в одном направлении, надо было что-то делать. Тогда Гох и Бич, на всякий случай, если сведения окажутся ложными, остались на высохшем навечно дне несуществующего потока, а я выскочил на тротуар и пошел в ближайший телефон-автомат звонить в институт, чтобы навести справки о реальном положении дел. В отделе трубку никто не снял, и это меня немного озадачило, поскольку в нашей комнате работало человек 10, и все сразу исчезнуть могли только в случае нейтронной войны, следов которой пока что не было видно. Я вышел из автомата и сразу столкнулся с группой знакомых ребят из ПКБ, направляющихся в быстром темпе в сторону ближайшего гастронома. Их, как всегда, возглавлял мой однокурсник Миша Кононов, прозванный за свои габариты, гриву волос и бороду «Карлом Марксом в молодые годы» по названию фильма, который незадолго до этого показывали по телику.
«Миша?» - спросил я. «Да!» - ответил он и скрылся за дверью, в которую тут же втекла вся группа, и сквозь самогоно-мутное окно я увидел как они подходят к винному отделу. Больше ничего мне знать не требовалось, я все понял, зашел в магазин, пристроился за ПКБ, купил бутылку водки и вернулся в канаву. Гох с Бичом, не дожидаясь единого моего слова, поняли всё. Мы по-большевистски глубоко воткнули штыки-лопаты в землю и распили бутылку прямо из горлышка, пустив ее по треугольнику, после чего направились в наш проектный институт, расположенный всего в нескольких кварталах от опустевшей канавы.
В институте было подозрительно тихо, хотя в коридорах еще встречались отдельные, видимо не осведомленные, сотрудники.
В нашей комнате собрался весь, не вполне протрезвевший после недавнего 7 ноября, отдел, столы с быстро состряпанными блюдами уже были сдвинуты, но алкоголь еще куплен не был – ответственный за него не успел вернуться, впрочем, он в этот день и не вернулся - не смог доползти, но проблемой это не являлось, поскольку у старшего инженера Вани Пиуна всегда с собой было, так что поминки удались. Телефон трезвонил непрерывно – взволнованные родственники нас искали по всему институту, но никто трубку не снимал. Разошлись мы под утро, и никто на следующий день на работу не вышел.
Через пару дней ко мне подошел Бич, оперся, как всегда, спиною о кульман и сказал: «Что-то мне подсказывает, что лучше не будет, может быть только хуже», а я продолжил его мысль: «Если меня где надо спросят – А что ты, Волошин, делал в самый печальный для всего советского народа день? Я отвечу честно - Работал лопатой на стройке коммунизма, и тому у меня есть два свидетеля», на что Бич моментально отреагировал «только мое имя не упоминай». На том и порешили.
Прогноза Сашки Бечуцкого хватило на два с половиной года. А потом началось такое, что «дорогого Леонида Ильича» мы забыли надолго.
На этом мои воспоминания обрываются...
P.S. Последний раз Сашку Бечуцкого я видел в Вашингтоне в 1997 году, а с Айзиком Самойловичем Гохлернером встречался дважды: в Нью Йорке в 1998 и в Чикаго, если не ошибаюсь, в 2003 году.
11 ноября 2020
Свидетельство о публикации №220111300222