Три дня в купе воспоминаний

Любая дальняя дорога  поездом настраивает на ожидание новизны и немножко  романтизма, поэтому, с определенной долей опаски и надежды, я всегда с любопытством присматриваюсь к своим попутчикам. 

         На этот раз соседом в купе на двоих оказался пожилой мужчина с выправкой старого служаки. Представились.  Попили чай.
       За окном довольно унылый зимний пейзаж  с редкими полустанками. Чем обычно занимается пассажир в таких случаях? Конечно, читает.

        Не сговариваясь, мы развернули газеты,  изредка  бросая взгляд за окно.   Несколько оживились, увидев на заснеженном поле довольно большую группу лыжников, идущих гуськом. Было понятно, что это не обычные соревнования, а идет команда в дальнем переходе. Об этом не трудно догадаться, так как  вблизи никакого крупного населенного пункта не было. Мой попутчик явно проявил интерес к этому событию. Он долго и пристально вглядывался в лыжников, пока мы их обгоняли. Потом они  исчезли из нашего вида в снежной пелене.
     Я уже  хотел вновь взяться за газету, как вдруг сосед  задумчиво произнес: "Вот сколько лет прошло, а память все к молодости  возвращает. Эти лыжники взволновали меня! Как будто картинку жизни назад прокрутили: так похоже на мое участие в подобных переходах".
   
Меня это признание заинтересовало, тем более, что смеркалось, читать расхотелось и я предложил ему рассказать о таких  походах. И надо сказать, не пожалел об этом.
  Совместный путь продолжался трое суток и все это время я с удовольствием слушал его

    Он оказался хорошим рассказчиком и вообще интересным человеком. В прошлом военный, офицер, окончил пограничное училище. Сейчас пенсионер и едет к старинному другу по приглашению.   
     Друг в строю, будучи повыше ростом, стоял всегда рядом:  то справа, то впереди.  А это значит - три года равнялся на него в строю, когда стояли в шеренге или рассматривал его затылок,  когда стояли в колонну.  Всегда рядом - на занятиях, в походах и в столовой.

        После выпуска судьба  всех разбросала по огромной стране. Переписывались, перезванивались. Несколько раз даже встречались.
«Теперь остались  на этом свете только нас двое из всего выпуска 1954 года».

      При расставании я пообещал изложить его воспоминания, сохранив  стиль и факты. 
    Читателям  представлена  возможность  поделиться своим мнением:
насколько сегодня  им  интересна  жизнь  молодых людей     пятидесятых годов прошлого века, переживших Великую Отечественную войну и посвятивших свое будущее служению Родине.
 Все они дети войны! А это особый, знаковый слой российского общества.    
   
В повести три главы.   
По содержанию и времени они совпадают с историй жизни героя и тремя днями повествования:
 1.  День первый – Марш бросок. (Повествование о разнообразных буднях курсантской жизни   при становлении кадрового офицера)   
 2.  День второй -  Романтикам жить трудно.  (Сложный период службы в 50 – 60 годы.)               
 3.  День третий -  «…Не поле перейти».   (О проблемах, надеждах и разочарованиях ПЕРЕСТРОЙКИ      и после неё.)
    
               
                МАРШ - БРОСОК.

    ТРЕВОГА. УЧИЛИЩНЫЙ "ТАЛИСМАН" И  "КОЗКА".
Ранее, очень раннее утро.   Топот трех десятков пар кирзовых сапог и одних хромовых по торной дороге приглушенным эхом нарушает тишину.    
Наш взвод, поднятый по тревоге, должен прибыть в пункт «икс». А где находится этот «чертов икс», не знает даже наш  взводный - невысокого роста, мускулистый старлей, по прозвищу «Туча» (за "шаляпинский" бас и нарочито хмурый,  для солидности, вид).
У него на руках только схема движения с контрольными поворотами и километражем.
Всё знает о маршруте  «Посредник» из штаба, который сейчас бежит за нами и отслеживает: дисциплину, темп  движения, правильность действий по «Вводным», сохранность личного состава и прочее, прочее, видимо много еще чего, недаром из рук не выпускает толстенный блокнот и что-то в нем чиркает прямо на ходу. 
   
Не люб он был курсантам. И на то есть веские причины. Появился он в училище несколько месяцев назад на какую-то штабную должность.  Сначала он был нам даже симпатичен: молодой, где-то около тридцати, но уже капитан, высокий, с хорошей строевой выправкой, улыбчивый.
Однако, постепенно, первые наши впечатления стали меняться не в лучшую сторону.
В – первых, к курсантам относился пренебрежительно, на наше приветствие отвечал не всегда или небрежно, хотя старшим офицерам это делал молодцевато и красиво.
Во - вторых, он оказался страшным бабником! Кружил головы женскому сословию Дома офицеров напропалую.
      Мог любезничать и даже клясться в вечной верности одновременно как молодым, так и зрелым женщинам.
Девчушек очаровывал без труда, и так же без труда и сожаления их оставлял.
     Однажды был даже скандал:  офицер врезал ему пощечину за приставанье к жене во время танца. Правда, дело  не дошло до суда «Офицерской чести», но приструнили его видимо хорошо.

Но как говорится: «горбатого могила исправит», вскоре он снова зачастил в Дом офицеров, как ни в чём не бывало. За эти подвиги и получил от курсантского сообщества нелестное прозвище: «Козел новый» по аналогии с известным всему миру «Казанова».

 Второй случай с ним был не по его вине, но «Бог шельму метит», так что приключение случилось с тем, кто  больше всех этого  заслуживал. А дело было так!

Однако, здесь нужна присказка.
       Наш начальник училища, заслуженный генерал – Герой Советского Союза, приверженец старых, еще дореволюционных, армейских традиций, а одна из них: каждая воинская часть должна иметь своего матёрого КОЗЛА – ДЛЯ СЧАСТЬЯ И УДАЧИ! 

Поэтому и  у нас в училище в живую существовала «дань традиции» в образе огромного  козла по кличке «Талисман».   Этот белоснежный красавец, наверное, осознавал свою значимость и вел себя соответственно: не бегал, не носился, травку на газонах не щипал.   
 Походка величественная, стать королевская! Только в раскосых, желтых глазах таился бесовский таинственный блеск.

  Все в военном городке восторгались своим  училищным талисманом.
Только наш командир отделения Шпынько, будучи практичным сельским жителем, ворчал при виде «Талисмана»: «Гарцует как парадный жеребец, а вот  бы его к деревенским козам пустить, так враз бы  спесь с него слиняла».       
Не известно стоял ли он на казённом довольствии, но жил козёл при доме генерала. Точнее это был не просто дом, а уютная усадебка в небольшой  рощице на пригорке  территории училища.

    Однажды Антон,  на первом курсе, исполнял обязанности вестового при штабе и был направлен дежурным по училищу к заболевшему  генералу домой для вручения ему  срочной депеши. Дело было зимой.
   
       Доступ на усадьбу свободный: обычная калитка в ограждении из штакетника.
    На стук в дверь вышла пожилая, приятной внешности женщина со следами былой красоты. Узнав о депеши, пригласила войти. Миновав холодные сени, Антон перешагнул высокий порог, огляделся: большая прихожая пяти стенного дома, здесь же размещалась кухня. 
 
Почти напротив входной двери настоящая русская печь. Она  пыхала жаром. От неё вправо и влево шли дощаные перегородки, не доходившие  на полметра до потолка, что обеспечивало обмен тепла и свежего  воздуха по всей территории этой части дома.

    В капитальной, пятой стене, красивая резная дверь вела  в парадную часть дома. Оттуда вышел генерал, в непривычном для нас домашнем одеянии: в теплом свитере, поверх которого ещё  была подбитая мехом фуфайка, в  валенках.

   Вид был болезненный, видимо простудился. Антон начал было громко, как положено по уставу, докладывать о цели своего прибытия, но генерал  болезненно, молча, махнул рукой и принял пакет.
 
Генерал углубился  в чтение депеши. Не зная, что делать дальше, Антон решился: «Товарищ Генерал, разрешите идти?» Тот оторвался от чтения и с хрипотцой тихо произнес, совсем не уставу: «Да конечно, можете идти. Письменного ответа не будет. Я дежурному по штабу позвоню. Но сначала прошу отведать чаю», и генерал скрылся за изразцовой дверью.

    Появилась та же женщина, оказалась - это  жена генерала. Она предложила снять шинель и присесть к столу.
   Бедный Антон до того растерялся и пришел в такое смущение, что его сначала охватил озноб, а затем бросило в жар и прошиб обильный пот.  Какой тут чай! Дай бог ноги унести от стыда  за своё  дикое состояние.

  Он  почти выкрикнул: «Никак нет! Спасибо! Не могу! Я на службе! Разрешите  идти?»
Интеллигентная женщина не поняла его отказа, но шокированная  криком и видом,  конечно, удерживать не  стала.

    Антон выскочил как пробка из бутылки теплого шампанского! Однако успел приметить сеновал и сарай для козла. « Не шикарная усадьба, - подумал Антон –  но таков наш генерал: прост и мудр, как Суворов».

     От усадьбы к училищу пролегала асфальтированная дорожка, по которой  генерал утрами  приходил на службу в штаб в сопровождении козла.         

   Настолько гармонично смотрелась эта пара ветеранов, что ни у кого даже намёка на усмешку она не вызывала. Козёл доходил только до порога штаба.   

Проводив генерала, он возвращался в усадьбу или прогуливался по плацу.

Никогда ни с кем не ссорился, не рылся в мусоре, к  столовой даже не приближался.  В общем – это был идеальный талисман училища. Пока не случилось нечто невероятное! 
                Присказка закончилась.
      
Ежедневно на плацу, у штаба, вечерами  проходят торжественные разводы, под оркестр, всех суточных дежурных служб и нарядов училища.

 По ритуалу новый, заступающий дежурный офицер, обычно из штабных, после построения   прибывших  на развод, докладывает начальнику училища или старшему по званию о явке нарядов и просит разрешения  начать развод.

На этот раз присутствовал сам Генерал.
Заступающим был «Козел новый». 
Образцово, как всегда плакатно красиво, он поднёс правую руку к головному убору и, явно любуясь собой, громко, с растяжкой скомандовал:  «Р-раз-во- о- д! Рав-няйсь! Смир-но! Равнение на середину!»

С последним словом команды «Казанова» стремительно  лихо, по - уставу, развернувшись на 180 градусов, начал строевым шагом  движение по направлению к генералу, для рапорта.

Грянул марш!
И тут весь Развод с ужасом увидел, как наш «Талисман», до этого смирно стоящий у края плаца, то ли напуганный громом оркестра, то ли заподозрил «Разводящего» в злом умысле на хозяина, « белой молнией» стреканул  за величественно парящим легким строевым «Казанова»!

Никто ничем   помочь не мог: Развод  стоял по стойке «Смирно», козёл находился за спиной рапортующего, который шел на Восток, на Генерала,  в сияющих лучах  ослепительно яркого  заходящего солнца.
Поэтому генерал не мог видеть начала грустно – смешного события.

Разогнался «Талисман» не на шутку: огромная голова с крутыми рогами подобно средневековому пробивному тарану ударила в «корму» «Казанова» на взлёте его левой ноги! Летел он не менее пяти метров!

В раз он очутился,  как по уставу положено, в трёх шагах от Генерала.

Мы не слышали ни «объяснений» поверженного,  ни «комментариев» Генерала, хотя над плацем витала предгрозовая тишина: оркестр прекратил игру, когда «Казанова» еще был в полёте, и звук последнего аккорда слился с грохотом приземления на асфальт. Ни смешков, ни охов!

Наконец, Генерал  козырнул и   пошёл домой. «Талисман» за ним.
«Горе-разводящий» подал долгожданную команду: «Ра-вод! На места несения службы -  Марш!» Оркестр заиграл «Прощание славянки».

На следующий день всё училище «гудело»!

В итоге: Талисмана  посадили под «домашний арест» навсегда, а «Казанова» получил двойную кличку «Казанкоз», которая со временем, для удобства и лучшего звучания, трансформировалась в  «Казко».

Понятно, что никаких добрых предчувствий от действий такого «Посредника» у нас не было и быть не могло.
 


ДОМ ОФИЦЕРОВ.   ДУХОВОЙ ОРЕКСТР.

Но марш - бросок продолжается и воспоминания о  «Каз-ко»,   неожиданно, в такт бега, перекинулись на более приятные темы.

    Дом офицеров и Духовой оркестр этого заслуживали!
 Конечно, хозяевами в ДОМЕ были офицеры гарнизона, но на торжественные мероприятия, концерты, танцы допускались и старшекурсники.

   Ах, какие незабываемые танцевальные вечера под духовой оркестр!  Какое блаженство кружиться  с хорошенькой девочкой в вихре благородного вальса на вощённом паркетном полу.
 
   Начищенные до зеркального блеска хромовые сапоги, кажется, парят по воздуху!
    Стойка  танцора классическая: спина прямая, левая рука вытянута на уровне плеча и поддерживает руку партнёрши, правая рука, с приподнятым локтем, лежит  чуть выше талии девчушки, голова чуть откинута назад, глаза в глаза, но без наглого вызова.
   
Эйфория! Недаром, над нашим «экстерьером» придирчиво работали  руководители кружков бальных танцев.

    Конечно, кроме вальса курсанты танцевали  танго и фокстрот,  кадриль и мазурку, и  ещё разные другие, но традиционно королём танцев для офицеров был вальс, начиная с 1815 года, когда Александр 1 станцевал его в Париже, на балу, посвященному победе над Наполеоном.

    Мы уже уяснили, что офицер, не танцующий вальс, – это нонсенс!

    Обучение танцам происходило в курсантском клубе, в белоснежном просторном зале, где, иногда, на радость курсантам, организовывались танцевальные вечера, с приглашением девушек, под духовой оркестр.  В танцах есть своя магия: мелодия, ритм и движения сливаются воедино, от чего возникает удивительное ощущение легкости и уверенности в своих возможностях.
    
    Это чувство можно сравнить с легким  опьянением. Но оно даже лучше, чем от бокала шампанского.  Обостряются все чувства: зрение становится избирательнее, слух  и обоняние обостряются, улавливая тончайшие нюансы, на которые в обычное время не обратил бы внимания, осязание - как обнаженный нерв, реагирует на любое движение, прикосновение или пожатие руки партнёрши.
А уж о языке вспоминать не хочется: он - то мелет, что попадя, то деревенеет в самое неподходящее время.   

     Вот что такое танцы! Поэтому курсанты тренировались и оттачивали движения в личное время в коридорах казармы: вальс в одиночку вдоль стены или вдвоем с опытным партнером.

      А еще Антону нравился весёлый танец, который называли почему-то "под-испань". Танцевали его парами: партнер, стоя сзади  и чуть сбоку партнёрши, держал её поднятые вверх руки и сопровождал под ритм четыре шага вперед, потом назад, а затем резко развернувшись на 180 градусов, вновь четыре шага  вперед. Все пары движутся по окружности. Движения незамысловатые - здесь основное:  ритм держать и  правильно сделать поворот кругом.
Прельщала своей задорностью и весельем припевка:
"Жена мужа на фронт провожала.
Насушила ему сухарей.
А сама про себя напевала:
Убирай тебя черт поскорей!"

К концу второго курса многие курсанты завели подружек из местных девчат. Те, кто постарше, из старослужащих, даже женились. Например, старшина роты Лебедев, для многих из нас - старик (25 лет) успел повоевать, за что имел награды, и три года сверхсрочно отслуживший, женился на молдаванке чернобровой, что работала в училищной столовой и была "несбывшейся мечтой" многих пылких ухажеров, но предпочла всем  основательного и надежного, под стать ей красавца - старшину.

Втайне, мы все ему завидовали, но сами, в большинстве, о женитьбе пока не помышляли, а просто дружили, может слегка влюблялись.

Хорошо, когда тебя кто-то ждет за стенами территории училища, поэтому старались заслужить  дополнительное увольнение.
Заранее тщательно готовили парадную форму, до "золотого" блеска надраивали все пуговицы и пряжку ремня, до глянца доводили свои парадные "хромачи".
У кого не было наручных часов, одалживали их у тех, кто в увольнение не шел по разным причинам.
 
А без "тикалок" никак нельзя: вдруг придется девчушку провожать, и заговоришься, опоздаешь из увольнения, враз заработаешь наряд и лишение очередного увольнения.
Поэтому наблюдать бегущих во весь опор курсантов до начала вечерней поверки  к КПП со всех сторон города - это еще та "картина маслом"!

А сколько после этого разговоров по душам с друзьями про городские и личные приключения.  Что ни говорите, а каждое увольнение - это событие!
 
Что же касается духового оркестра, то он был у нас замечательный  и постоянно нас сопровождающий: разводы, торжественные собрания и построения, во время обеда в столовой, на парадах и при выступлении художественно самодеятельности.

 В общем, духовой оркестр – это символ, традиция, выразитель душевного подъема,   иногда,   печали.

К сожалению, иногда нам приходилось  слушать и траурную музыку. Прошлой зимой в училище произошло трагическое ЧП: на стрельбище, при тренировке по боевой стрельбе из пистолета "ТТ", курсант старшекурсник по роковой случайности застрелил своего друга. Они были друзьями, бывали во время летних каникул друг у друга в гостях. Оба замечательные парни во всех отношениях, но небольшая оплошность и "Смерть по - неосторожности!" Был суд, мать погибшего не предъявила претензий  училищу и простила невольного убийцу сына. Суд, учитывая все обстоятельства, определил ему год лишения свободы.
 Во время похоронной процессии и при прощании у гроба, духовой оркестр так исполнял траурные мелодии, что, как говорится, «стыла кровь»,  самопроизвольно накатывались слезы, и щемило сердце.

                ПЕРВЫЙ КИЛОМЕТР

    Наш «Туча» опытный  командир: держит пока невысокий темп, сейчас только начало пути и  втягиваться нужно постепенно.

 Но курсанты - народ молодой, горячий, немало уже побегавший за два года учебы и им кажется, что эти  двадцать км они пробегут без проблем и искренне возмущались этим медленным темпом: так плестись - позор, не видать им зачета и первого места!

Не сговариваясь, взвод «напирал» на « Тучу».
Только жестко внедренная  воинским Уставом субординация сдерживала самоуверенных молодых «гончих»   от желания обогнать своего командира.

Но вот «Туча», не оборачиваясь, даёт команду:
«Взвод, шагом марш!» и сам переходит на шаг.
Первая шеренга едва успевает  притормозить.  Затем новая команда: «Взвод, стой!»   
Разгорячённые курсанты, ошеломлённые такими командами, замерли в недоумении.
 Зато «Туча», как всегда, полное воплощение невозмутимого спокойствия, выдал новую порцию команд: «РАВНЯЙСЬ!», »СМИРНО!», «НАЛЕВО!»
 Курсанты, полные возмущения и удивления, уставились на своего командира, а «Туча», как ни в чём не бывало, вышел перед фронтом взвода и своим чудным низким басом  спокойно произнес: «Вольно».
Некоторые курсанты, в том числе и Антон, не удержались и бросили взгляд на «Посредника» в надежде, что он вмешается и прекратит немедленно не мысленно пагубную задержку движения.
Но, кажется, тот сам в шоке: у него округлились глаза и вся физиономия - это большой вопросительный знак! 

А «Туча»: «Мы преодолели первый километр, но впереди - девятнадцать.  Привал короткий – 3 минуты. Проверить подгонку обмундирования и снаряжения.
И самое главное – не допустить потертости ног! Не стесняться и не скрывать: если у кого есть проблемы, то сейчас же перевернуть портянки! Вольно! ЗАПРАВИТЬСЯ!»
 Как же прав оказался командир: действительно у некоторых оказались проблемы: у кого-то сумка противогазная болтается, у кого-то ремень ружейный растянулся, но наиболее паршиво - у троих портянки сбились!
Ещё немного и они бы сошли с дистанции, а, следовательно, и  взводу уже  не на что было рассчитывать.

Теперь Антон оценил, да и все поняли правильность действий командира: в течение первого километра и недочёты выявили и размялись хорошо.
Повеселели! А «Туча» - верен себе: «Взвод, становись! На право! За мной бегом марш! Не отставать!»


                КОНГЛОМЕРАТ

После отдыха бежать легко. Командир  постепенно ускорял темп, доведя его до максимально приемлемого для нашего взвода.
Втянулись. Движения равномерные и почти синхронные. Все ребята во взводе подобрались отличные!

Конечно, у каждого есть свои «тараканы» в голове, но ничего, притёрлись.
Это даже удивительно,  насколько все разные: по месту жительства – со всего Союза;
по национальности – «взводный интернационал»;
по образованию – мало кто после школы, есть  уже отслужившие в армии по два года, все они сержанты и старшины, но в основном  наш набор после окончания техникумов: строители, механики, агрономы, счетоводы, финансисты, учителя; есть хорошие спортсмены и не очень; курящие и их терпящие; наконец, в наличии имеем полный набор темпераментов.

Вот такой образовался конгломерат, который объединен одной большой целью: стать офицерами.

А пока у нас две маленькие, но предельно конкретные цели: доказать, что мы лучшие - придти к финишу  быстрее  всех и, конечно, получить коллективный «Зачет».
 

Антон пятый в колонне первого отделения,  впереди Женя  Зеленцов.
Его затылок и  чуть сутуловатые массивные плечи, маячившие перед глазами вот уже  два года, навсегда врезались в память.

Но не только этим симпатичен Женя: он надежен и рассудителен, у него  добродушие  флегматика сочетается с прирожденной интеллигентностью. С ним дружить одно удовольствие: и тайну можно доверить, и дельный совет получить.

Дальше глаза Антона упираются в затылок  Эдика Вашковича – барчука, сына крупного московского военного чиновника, но при этом компанейского, доброго увальня, со всеми признаками баловня судьбы.    


Он тоже «Казанова». Но с несовершеннолетними дело не имел.  Любимец скучающих жен и  дам «бальзаковского возраста», постоянных посетительниц Дома офицеров.

Мы, то покатывались со смеху, то завидовали или удивлялись его томным рассказам о похождениях и приключениях.

  Он был постарше нас: на гражданке входил в круг так называемой «Золотой молодежи», занимался гребным спортом, учился в престижном ВУЗе, но так колобродил, что в конце третьего курса его «попросили» из института и отчаявшийся отец определил его в наше училище для «исправления мозгов».               

    А еще дальше сутулятся плечи нашего правофлангового, долговязого, 198см, Петра Питерского, по прозвищу «Пепит».
Лучшего лыжника училища, чемпиона. Вот ему - то эти двадцать км. – «семечки без лузги», как говорит наш отделенный и юморист Шпинько, не такие нагрузки  переносит на соревнованиях и тренировках.               


ЛЫЖНЫЙ ПЕРЕХОД.  "УЗБЕКСКИЙ ДЖИН".
 
К слову, лыжи – это особая тема в нашей курсантской жизни: за каждым  закреплена номерная пара лыж, на которых всю зиму бегаем и на занятиях по физ. подготовке, и в походах, и на обязательных, еженедельных  лыжных соревнованиях по воскресениям.

Хорошо северянам и сибирякам, а южанам не сладко приходилось, особенно на первом курсе.
Недаром, один из них перед летними каникулами  после первого курса домой телеграфировал: «Мама дорогая, скоро буду!  Умоляю,  сожги все палки с загнутыми концами!»

Но как обойтись без лыж в местах, где зимы длинные, а снегу бывает столько, что можно в лесу под снег с головой уйти.
Это не шутка и не придумка. Однажды на первом курсе, вот также ранним утром, в понедельник, только зимой, дивизион подняли по тревоге.

Февраль - это, конечно, не студёные декабрь и январь, но недаром наш «гетман»,  командир отделения сержант Шпинько с Украины, его величал –«лютий»: то завьюжит, то морозцем продерёт!

Одеты по - зимнему: полушубки, шапки, валенки, армейские перчатки. У каждого с собой, как положено:  шанцевый инструмент, противогаз, вещевой мешок с постоянным хранением неприкосновенного запаса, а также фляжка, котелок, ложка, кружка.

Приказ: строиться без оружия, но взять лыжи. Дивизион с лыжами на плечах через спящий город выводится на окраину, в поле.

Только здесь нам доводится приказ о следовании в зимний лагерь на пять дней. Возвращаемся в субботу.

Лагерь будет находиться в лесу. Обустраивать его будут курсанты самостоятельно из подручных средств,  используя личный шанцевый инструмент.

Каждое отделение устанавливает себе «чум» и заготавливает дрова на постоянный костер в чуме.
До места предполагаемого бивуака около  25 км.

Завтрак с полевой кухни нас ожидает через шесть км. Обед в лагере.
Затем последовала команда: «Надеть лыжи». Надели - не в первой!

Хотя соединить надежно лыжу с валенком,  с помощью мягкого крепления, совсем не простое занятие. Нужен хороший навык.

Последовал последний инструктаж: «Дивизион следует повзводно, в колонну по одному. Каждый взвод проходит один км. По целине он прокладывает лыжню для остальных на основании маршрутного листа, где указан азимут движения и контрольное время.

У всех командиров 6 взводов разные азимуты, но время одинаковое. Вместе с маршрутным листом вручается санитарная сумка и красный флажок, который взвод должен установить в конце своего этапа.
После этого взвод следует в конец колоны и, таким образом, 6 взвод должен финишировать у места, где дивизион должен завтракать.

Командир дивизиона полковник Ризенкевич напутствует: «Ошибки в прохождении маршрута могут увести в сторону от полевой кухни с завтраком! Помните об этом командиры! Первый взвод, начать движение, время пошло!»

«Туча»: «Взвод, внимание! Нас - 31, но помкомвзвода с санитарной сумкой и флажком будет постоянным замыкающим, поэтому на каждого приходится примерно 33 метров целины.
Торим лыжню по очереди. Темп держим предельно высокий.
 По моей команде  торный сходит с лыжни,  и становится предпоследним во взводной колонне.
Каждому направляющему я буду указывать ориентир движения. Взвод, за мной!»
 
Покатили. Снегу много. Курсанту в зимней амуниции, почти при полном  боевом снаряжении, пробежать в глубоком снегу, в быстром темпе, даже какие-то несчастные 33-34 метра, поверьте, тяжело.
   Зато, становясь замыкающим, катиться по накатанной лыжне одно удовольствие.


Примерно через 20 минут старший сержант Прокудин, помкомвзвода,  установил  флажок и взвод, сойдя с лыжни, с облегчением уступил место второму взводу.
    Через  пару часов, мы, следуя за 6 взводом, вышли к снежным отвалам вновь созданного зимника.

   Шестой взвод воткнул в отвал красный флажок, обозначая точку прибытия дивизиона  согласно маршрутному заданию.

Но никаким «завтраком» не пахло.

Командир 6 роты, стоя на гребне отвала, только горестно разводил руками: полевой кухни на обозримом «Белом безмолвии» не было.
   Только впереди на далёком горизонте виднелась кромка леса.

Весь дивизион пригорюнился: во первых - проголодались не на шутку; во-вторых - всех сильно мучила жажда; в-третьих -  куда их завели отцы - командиры? 


       Вдруг командир 6 взвода стал отчаянно жестикулировать  руками - он  увидел: на большой скорости к нам несётся «Виллис», а за ним движутся тягачи с полевыми кухнями.

Прибыли  зам.начальника училища по боевой подготовке, начальник отдела по физической подготовке и спорту, Резинкевич  и «Чек».

Разбора «полётов» не было. Позднее мы узнали, что незначительные отклонения  допустили все взводы, но главная беда заключалась в ошибочном задании четвертому взводу, в результате чего мы уклонились от истинной точки прибытия на целый километр. Но – это всё потом.

Нам приказали построиться  на дороге, снять лыжи и получить горячее питание.
Никогда мы не выполняли приказы с большим рвение, чем сейчас!

Достав из вещевого мешка котелок, кружку,  ложку, Антон встал четвертым в очередь.
Получил от повара свою порцию: половник (на пол котелка) гречневой каши с тушенкой, полную кружку сладкого чая, ломоть свежей выпечки хлеба с 20 граммовым бруском сливочного масла.
Это богатство он разместил на заранее устроенный «стол» из своёй пары лыж и спокойно приступил к трапезе.

А вот Рашида из второго взвода ждал конфуз: поставил он котелок на снежный отвал и стал пристраивать остальной припас на вещмешок. Повернулся, а котелка с кашей нет!
 Рашид сначала глазам не поверил, стал оглядываться, головой вертеть, присматриваться  к соседям в поисках шутника,  но у всех по одному котелку: кто кашу уплетает, кто в очереди стоит, да никто и не проходил мимо, когда он котелок ставил.

 Ещё раз с надеждой посмотрел на то место, где должен стоять вожделенный котелок, но, увы, нет его, словно узбекский «Джин» похитил, только след на снегу остался в виде  ямки.

Рашид взвыл от обиды: «Кто мой казанок с кашей пошутил?» Все соседи перестали кушать: такого никогда не было, что бы кто-то посмел присвоить или так неуместно пошутить с пищей.
Антон, который в детстве четыре года жил  в Ташкенте,  и по приятельски относился к Рашиду,  пошел узнать, в чём дело.

А узнав, сразу начал разгребать след-ямку от котелка. Горячий котелок проделал путь до  дна оплавившейся штольни в снежном отвале.

Котелок был чуть теплый, каша припорошена тающим снегом.
«Рашид, как же ты умудрился котелок с горячей кашей на снег поставить?»
«Понимаешь, Антоша, всё приготовил, площадку под котелок хорошо утрамбовал, а что снег так быстро тает, я не знал.   Ты же знаешь, снега у нас нет, а если вдруг маленько, совсем чуть-чуть упадёт, то быстро исчезает. Я думал: много снега, да ещё ладошкой уплотнил, такой маленький котелок как не удержит? Шайтан попутал! Что теперь кушать или выбросить?»

«Можно и покушать. Снег чистый, настоящая дистилляция.  Вот только каша остыла, не вкусная будет. Пойдем к  «Шеф-повару», объясним ситуацию, может быть наскребёт замену».

 Повар посмеялся над незадачливым едоком и выдал ему дополнительную, горячую порцию.

Вскоре прозвучала команда «Строиться!»
Дивизион начал движение к лесу на горизонте в том же порядке: мы начинаем первыми. Но есть отличия от утренней пробежки: в первых, какое-то время, до команды, будем всем дивизионом двигаться по проложенному "зимнику"; во-вторых контрольное время смены взводов увеличено, значит  двигаться будем  медленнее; в вторых – все маршрутные листы перепроверены, ошибки исключены; в-третьих, замыкает дивизионную колонну, растянувшуюся почти на километр, будет сам начальник отдела физ. подготовки, для контроля и корректировки движения.   

 Главный физрук училища у нас в авторитете: молодой майор, мастер спорта по лыжам, основной придумщик различных интересных состязаний.

Оставшуюся часть пути проделали без происшествий, хотя в основном шли по лесу.
Дивился Антон чистоте леса: никакого сравнения с буреломами сибирской тайги.
Прокладывать здесь лыжню - одно удовольствие! Пришли чуть раньше указанного срока.


               ЧУМ.      "СТУК В ВАННУЮ".

   Место для бивуака –  большая поляна в густом, разновозрастном  ельнике.
   В центре поляны нас ожидают  заместитель начальника училища, командир дивизиона, его  зам. - «Чек» и капитан медицинской службы.
Резинкевич скомандовал: «Дивизион,  повзводно,  в колонну по три,
становись!»
 Построились. Стоим на лыжах. Нас поздравили с прибытием и поставили две задачи:
-1.До обеда каждому взводу утрамбовать площадки под «чумы» для каждого отделения и место для построения взвода; 
-2.После обеда каждое отделение под руководством своего командира строит  «чум» и заготавливает дрова для ночного костра. Обед через час.   

Утрамбовывать рыхлый снег – это ещё та работа!  Но  на обед пошли с «чистой совестью».
Наконец сняли лыжи!   Проторенная тропа начальниками вывела нас к дороге, где дымились полевые кухни.
Борис Борисов по прозвищу -  «Борис Борисович»  из 2 –го отделения, родом из Рязанской области,  учуял запах распаренного гороха, радостно объявил:
«Сейчас похлебаем абарку. Запах с ума сводит. Горох у нас на Рязанщине отменный!  Везде растет и все по ходу его щипают.  Даже  присказка есть: «Горох в поле, что пригожая девка в доме – кто не пройдет, всяк щипнёт».
Посыпались реплики:
-Вот везёт рязанцам! За горох девочек щупают!
-А сам - то пробовал?  Оплеуху не дают? Тогда зови меня в гости.
-Гороху  привет! Хорошо, что мы на воздухе морозном.

Кто-то из старослужащих реплику бросил:
«В старые времена поговаривали, что горох ужас на врагов наводил.
Если солдат хорошо горохом накормить – это что батарею зарядить.
 Много шуму будет!  Враг со страху без боя сдается!»

С хохотом  высыпались на зимник, к полевым кухням.
 Обед – объедение: суп гороховый с тушенкой, макароны «по – флотски»,  горячий компот с печением.
Шпинько, как всегда, не удержался: "По сытому брюху хоть обухом бей!". 
После обеда приступили к строительству «чума» ( а в училище в это время полагался бы послеобеденный сон). Сейчас не до сна: нужно срочно строить себе временное жильё. Для этого необходимо заготовить 10 четырех метровые жердины  и нарубить, как можно больше, еловых лап.
Топоров нет. Рубили  личным шанцевым инструментом – саперными лопатками, у которых боковые края заточены до остроты  хорошего клинка.

При заготовке мохнатых веток произошло ЧП: под снег с головой "ушел" Юрок. Хорошо, что Саша Маркел вблизи был, тревогу поднял: "Атас, ребята! Юрок провалился!"
  Сбежались всем отделением. Сначала подумали: "Разыгрывает Маркел. Он на такие штучки мастер».
Но увидев побледневшего Александра и сиротливо стоящие отстегнутые лыжи Юрка, сообразили, что дело серьезное.
 Первым пришел в себя "Петпит". Он ловко сбросил лыжи и прыгнул в снег, рядом с небольшой лункой - единственное, что осталось от нашего малого.
Снег в этом месте ему  по плечи, а Юрок, иногда ради шутки, под его вытянутую руку, спокойно в пилотке проходил.
 Пошарил в снегу своими длинными ручищами Петр и извлек на свет божий,  в раз посеревшую, "пропажу".
Юрок, отойдя от страха и отдышавшись, прояснил ситуацию:
"Погнался за большими лапами, что снизу огромной ели, а на лыжах к стволу не подойти. Вот я и решил их снять. Шаг всего один сделал и почуял, что лечу вниз. Глаза снегом запорошило, но я проморгался, а сдвинуться с места не могу и руки как связанные.
Снег кругом, только вверху светлая пелена. Хотел кричать, а крика нет, зато снег в рот лезет. Я уж не знал, что и делать. У нас  в Полесье тоже снег есть, но не такой же глубины! Спасибо, ребята!" 
"Спасибо в первую очередь скажи Маркелу,  во-вторую - Петпиту и впредь, как говорится,: "Не суйся в воду, не зная броду". Напугал ты нас. Хорошо, что хорошо кончается. Продолжаем работу. Чур,  командирам - ни слова!" -  подвел итог происшествию Шпинько.

Довольно скоро завершили заготовку жердей и еловых веток.    Жерди связали пучком вверху. Затем, взяв каждый по жердине, встали в круг и воткнули их  в снег: образовался конусный остов чума.
Обложили ветками доверху, оставив отверстие для дымохода. Набросали снег на еловые лапы, метра два высотой.  В центре чума саперными лопатками  углубили место для очага, к нему канавку для притока воздуха, словно подувало в печи.
     Наложили лапы вкруговую для спальных мест. Вход - отверстие занавесили старой плащ – палаткой  помкомвзвода.
     Заходить можно только на четвереньках. Внутри – по центру даже «Петпит» встает в рост, а вот ближе к стенам - только  сидеть. Не беда!

Запалили очаг, и сразу стало даже уютно. Дым столбом уходит вверх.       Командир отделения: « С новосельем, ребята, в собственной хате!»
Наше отделение так и называла свой «чум» - «хатой».

Успели всё сделать в срок. Перед ужином было построение взвода.
«Туча» проинструктировал нас: "Отбой сегодня будет раньше, чем обычно.  Повзводная вечерняя поверка  обязательна. Командирам отделений составить график дежурных - костровых от отбоя до подъёма.
  Смена через час. В обязанности дежурных: поддерживать костер и следить за недопущением пожара; перед сном полушубки снять и половину из них положить на  подстилку из еловых лап, второй половиной накрыться. Рекомендую ложиться всем на один бок с согнутыми коленями,  прижавшись, как можно плотнее  друг  к  другу.
Будет тесно, но зато тепло! Ложиться кругом по ранжиру, как в строю, головой к стене. Шапки не снимать.
  Последнее и может наиболее важное: курение в чумах категорически запрещено! Вплоть до отчисления из училища!
  И прошу помнить: в  «выездном лагере» распорядок дня выполняется по звуковому сигналу трубы.  На сегодня всё!  Ждите сигнала. До свидания, товарищи курсанты!» 

В ответ дружно: «До свидания, товарищ старший лейтенант!» 
Уважаем мы своего командира! Всегда четко, ясно, корректно и с пониманием нас, без лишних слов и сюсюканий! 
  Только «Туча» отошел – раздался сигнал на ужин: "Тра-та, тра-та, тра-та-та…Тра-та, тра-та, тра-та-та..."
  Помкомвзвод Прокудин вторит старорежимную солдатскую припевку: «Бери ложку, бери бак, если нету, беги так…»
И сразу:    «Взвод, смирно! Костровым выйти из строя. В "чумы" на службу марш! Вам оставим «расход». Остальным,  в колонну по одному, за мной  марш! Идти не в ногу».

  Плотно отужинав, наготовив еще дров, про запас, мы стали готовиться ко сну.
Устали, если не смертельно, то, по крайней мере, очень даже здорово! Распределили дежурства. Нас девять, как раз по одному часу, т. к. время сна сегодня увеличили на час.
 
Антон  пятый,  считая с командиром отделения, значит заступать в  два часа ночи.
Вот и труба запела успокающе: "Та-та-таа, та-та-таа..."
 Улеглись как «Туча» советовал. Вместились, но  при этом   так спрессовались, что лечь на спину только Юрку удастся, потому что он левофланговый, а что бы повернуться на другой бок, придётся всему отделению делать это одновременно  разом!
            Зато, и правда, тепло.  Не замёрзнем!
    Как уснул, Антон не помнит и вообще ни чего не помнит. Проснулся от настойчивого стука в «ванную комнату, где он «кайфовал», лёжа  в тёплой пенистой ванне. « Кого нелёгкая принесла?» Продолжают упорно стучать. «Ах! Чтоб вас!»   Не хочется подниматься, идти дверь открывать. Собрался Антон громко крикнуть, что бы к черту убирались – никого он видеть не желает! Но чувствует - крика то нет, не слышат его! А уже не стук  - грохот!  Ванна стала ходуном ходить  и ноги от этого вздрагивают. Придётся встать…»
Сел, еле выцарапавшись из живого круга тел. Приоткрыл один глаз:  ни в ванной стучат – это Женя по подошве антонова валенка поленом стучит.
«Еле – еле добудился» -  посетовал он -  « Меня Эдик тоже  не сразу поднял. Принимай дежурство. Главное не засни, а то ребята так и норовят затёкшие ноги   вытянуть и попадают валенком прямиком в центр костра. Ну, спокойного дежурства, полезу досыпать". 
Сел на место кострового Антон, и, что - бы не задремать, принялся стихи вслух, негромко читать. Читал, какие помнил: полностью, частично, отрывки. Наконец, выдохся и перешёл на песни. Благо  он их знал немало с детства.

 
СЕМЕЙНОЕ ПЕНИЕ. ТЕХНИКУМ. ХОР. "МОСКВА-ПЕКИН".    
Расчувствовался Антон, ударился в воспоминания: « Мама с бабушкой хорошо и часто  пели. У мамы голос  высокий, чистое сопрано. Она спокойно  вытягивала самые высокие ноты. У бабушки, наоборот  -  низкий  альт.  Когда запоют вместе – получается замечательный дуэт. Песни поют разные, но особенно любят  старинные, душевные.

Как затянут – душа отдыхает. Когда отец был живой, то иногда к ним присоединялся. Особенно  ему нравились про Хаз - Булата удалого,  про Ермака и Стеньку Разина.  Бабушке больше по душе  «Скакал казак через долину»,  про Священный Байкал.   Мама любила лирические, про любовь. Ну, а мне все нравились!  Старался подпевать любые песни.  Мне сам процесс пения  нравился. 
Когда после седьмого класса поступил учиться в Томский финансово – кредитный техникум, то весной следующего года записался в хор, так как  директора техникума обязали  принять участие  в городском смотре художественной самодеятельности.
Директор пригласил опытного хормейстера  с баянистом.
Они организовали прослушивание, чтобы определить голоса.  Хор по их замыслу должен быть двухголосый.
Вот здесь меня подстерегало оглушительное фиаско: я за три попытки не смог правильно повторить ни одной ноты.
Хормейстер развела руками и вынесла вердикт: «Слуха у вас нет, молодой человек, абсолютно! Ни к какому голосу вы не подходите. Так что извините, до свидания!»
Я решил не сдаваться! «Как голоса нет? Да вы сначала послушайте!»
И памятуя о домашних пениях,  вспомнил отца и затянул «Хаз-Булат удалой! Бедну саклю твою-ю-ю…» Баянист попытался мне подыграть, но только всё испортил: он явно, по моему мнению, фальшивил и не успевал за мной. 
«Хватит! «Достаточно!» вскочила хормейстер.
« Спасибо за интересную и очень громкую манеру исполнения, но ещё раз до свидания, а лучше прощайте, пока мы  тут все не оглохли и не лишились слуха».

Но какая  она была наивная, как  плохо она меня знала!
Меня зачислили в хор! На то было две причины: первая – у нас в техникуме мало парней, а вторая – я член комитета комсомола и как раз отвечаю за культурно - массовый сектор!
 Правда, с меня взяли честное слово, что  без разрешения я петь  не буду, а только буду открывать рот в нужные моменты.
Я был согласен на все условия! Постепенно я поднаторел и стал понимать ритм, тональность, тембр звучания музыки и мне иногда разрешали принимать участие в исполнении припевов отдельных песен, как например: «Вставай страна огромная», "Смуглянка-молдаванка", "Не нужен нам берег турецкий...,  которые мы на бис исполняли на концертах  9 МАЯ, в честь пятой годовщины Победы!

Перебирая в памяти эти курьёзные эпизоды, Антон не забывал своевременно подкладывать дрова в костёр и зорко следить за невольным «хулиганством» подопечных, которые вдруг стремительно выбрасывали затёкшую ногу прямо в середину костра.
Если не уследишь, прозеваешь, то точно валенки сожгут. Беды не оберёшься! А хозяина валенка будить нет времени, да,  наверное, это будет бесполезно. 
Поэтому Антон нашёл простое и верное решение: бить поленом по валенку покрепче! Помогало на 100% . Мгновенно нога, как на шарнирах, возвращалась в прежнее скрюченное положение. (Между прочим, на следующее утро претензий никто не предъявил).
Этот действенный способ Антон передал Маркелу, а потом им стали пользоваться все костровые.
Была ещё одна функция у кострового: командовать одновременным  поворотом всех на другой бок. Для этого нужно было дождаться момента, когда в стремлении повернуться наберётся большая часть спящих.    
  Определить это можно только по количеству судорожно шевелящихся во сне…
Тогда дежурный костровой  командным голосом, который к тому времени, был  не плохо отработан  постоянными тренировками друг с другом, а также один на один со столбом или деревом, набрав побольше в легкие воздуха, громко и уверенно должен скомандовать: «Отделен-и-е! Нале-во!"   или "Напра-во!"
  Срабатывало отлично!
Но вернёмся к песне. Надо сказать, Антон  и в училище поет…  Ходит на хор вместе с Сашей Маркелом. Вот уж кого бог не обидел ни слухом, ни талантом. Он из воронежских казаков, виртуозно играет на мандолине и владеет чудным голосом тенора.
В итоге Саша – солист, а Антон – безголосый статист в последнем ряду стоголосого хора, но оказывается, и такие нужны, тоже при деле, но самое главное –  нравится это Антону. Его влечет не сольная карьера, а та особая атмосфера, аура, которая создается в таких коллективах.

Подобных "певунов" у нас не мало. Песня заполняет свободное время, когда руки заняты, а душе разрядка нужна. Вот и поют курсанты, когда картошку чистят в наряде на пище – блоке, когда ежедневной чисткой оружия занимаются, когда в походе  идут. Вот уж действительно: «Песня  жить и служить помогает!
Есть песни торжественные, государственного звучания, как, например, «Гимн Советского Союза», «Интернационал» или международного значения, как « Москва – Пекин».
Антон помнит:  когда училище в полном составе 9 Мая 1952 года маршировало через центр города на  парад  и курсанты в полтысячи глоток грянули припев под духовой оркестр: «Москва-Пекин, Москва-Пекин. Сталин и Мао слушают нас! Слушают нас!», то стёкла  задрожали в многоэтажных домах,  окна распахнулись, жители  на улицу выскочили. Нам рукоплескали!
Такие  песни значат  не меньше, чем пропаганда и дипломатия! 
К большому сожалению - эту песню в этом году уже не поём. Умер в марте Иосиф    Виссарионович СТАЛИН!
Сообщение о его смерти Антон слушал по  радио стоя, в лазаретном одиночестве, куда был помещен, из-за сильной простуды, при температуре под сорок  градусов.
Выслушав траурное сообщение, Антон, неожиданно для себя, прослезился. «Что теперь будет? 
На слуху: Маленков, Берия, Молотов. Как - то эти фамилии не  созвучны духу и мыслям.
Ну, разве пойдешь в атаку с призывом: «За Родину, за Маленкова!»;   
«За Родину,  за Берия!»; «За Родину, за Молотова!» Нет и  ещё раз .нет! Не воспринимается! Как – то не складно звучит.
Ладно, поживём, увидим»…. 

               

             "ГАЗЫ".          "КИРЗАЧИ-КИРЗУХИ".             "ВСПЫШКА".

Взвод продолжает безостановочный бег на марше. Бежим ровным, но достаточно высоким темпом. 
Вырвавшись,  наконец, из объятий  нахлынувших лыжных и песенных воспоминаний, Антон обратил внимание на  точку, что маячила в далекой  дымке ленты дороги. Точка вроде двигалась. Антон решил понаблюдать за ней, но тут, наконец, дал о себе знать «Посредник»:
«Газовая атака!» - рявкнул он в рупор, перекрывая грохот сапог.
«Туча» мгновенно среагировал.
«Взвод,  стой!»...«Противогазы к бою»… «Газы!»

Отработанными движениями быстро выполняем команды. Косимся на «Посредника», который остановил секундомер, осмотрел прилегание масок, хмыкнул и разрешил движение.

«Туча» громыхнул не хуже рупора: «Взвод, бегом марш!»
 Вроде не в первой, а всё равно тяжело бежать в противогазе..
Скорость упала и видимость тоже, хотя очки противогазов заранее натерли свечами, но горе тому, кто поленился или забыл подготовить противогаз  к действию.
Они вынуждены, почти на ощупь, вплотную прижиматься к соседям. Нарушены все уставные интервалы, но зато взвод стал как взведённая пружина: воинская взаимовыручка становиться порукой нашей победы! «Туча» хорошо понимает наши возможности и настроение. Он - то снижает, то увеличивает темп движения.
Однако, некоторые  курсанты  уже на пределе сил и только сомкнутые ряды не дают им отстать или сдвинуться в сторону.
 Взвод   «держит ногу»  и упрямо  продолжает движение вперед. Наконец, звучит рупор «Посредника»: «Отбой» и следом команды взводного «Взвод, шагом марш! Отбой! Снять противогазы!» Срываем маски и захлебываемся свежим воздухом, какой же он живительно-вкусный! Постепенно приходим в норму: жить  можно!
А «Туча» как будто наши  мысли читает: «Бегом марш!» и опять загрохотали  «кирзачи».

Ах, «кирзачи»-«кирзухи», гордость русского солдата: «коль портянка по ноге – нет  преграды им нигде!» У хорошего курсанта кирзовый - рабочий сапог не отличишь от парадного - хромового: от смазки и ваксы, и усердной «надрайки», он блестит и сверкает как лакированный.
Портянка байковая пот впитает, смазка защитит от влаги. Сносу им нет!    В них и по грязи, и по болоту, даже можно неглубокий брод перейти, и по снегу, и по жаркой степи.
Воистину превосходное русское, военное изобретение!  Просто и экономично, долговечно и безотказно!
 
Бежим в хорошем темпе. Антон это определил по вновь появившейся точке впереди. Значит догоняем. Интерес возник – догоним?
Стал гадать: машина, повозка или группа? Подключил логику: «Машину  нужно исключить, скорость всегда будет больше, чем у нас, если, конечно не похороны; повозка - более подходящий вариант, но тоже не факт, а вот колонна – вполне может быть. Догнать бы!»
 Спортивный азарт проклюнулся! Да только человек предполагает, а бог располагает! 
«Рупор»  громыхнул: «Ядерная атака  по фронту!»
«Туча» вторит: «Взвод! Вспышка по фронту! Ложись!»    Повалились, распластались, вдавились, замерли. Такой «Вводной» даже рады: есть возможность отдышаться.
«Козка» подбежал, присел, оценивая высоту прилегания каждого курсанта, затем обошел по кругу весь взвод, выискивая недостатки, но, кажется, придраться было не к чему, так как вскоре последовали команды взводного: « Встать! В колонну по три становись! Заправиться. Равняйсь! Смирно! За мной бегом марш!»
Небольшой отдых пошел на пользу: силы почти восстановились, и бежать стало полегче, хотя «Туча» расслабляться не даёт – темп нарастил  до оптимально высокого.
 Через какое - то время Антон снова разглядел  впереди «свой наблюдаемый объект». Даже обрадовался как «знакомому» - всё разнообразие в монотонном движении.
 Дорога как вымерла – нет ни встречных, ни обгоняющих. «Хотя чему удивляться – подумал Антон – сегодня воскресенье и довольно раннее утро, да и дорога -  не главный тракт»……
Пробежали наверно половину дистанции. Хорошо, что дорога идет по равнине, подъёмы и спуски плавные. Но всё равно усталость уже сказывается: пот застилает глаза, пропитал гимнастёрку. Курсанты без команды расстегнули подворотнички. Но пока не растягиваемся, отстающих нет.
Даже замыкающие держатся, а уж им -  то достаётся: масса малая, ноги короткие, а снаряжение и оружие как у всех, но приспособились и шаг  на строевом плацу тянут не хуже правофланговых, и нагрузки выдерживают.
И как им это удаётся? Но если здраво рассудить, то ведь норма питания тоже одинаковая. Наш левофланговый Юрок ростом «вершок с пилоткой», а за столом наравне с Петром уплетает, и  от добавки не откажется.
Природа мудра: наградит каждого способностью к выживанию. Недаром в народе говорят: «Мал золотник, да дорог».
Через какое - то время Антон бросил взгляд вперед и увидел совсем не  далеко свою знакомую «точку», которая превратилась  в конную таратайку  без груза, запряжённую парой холенных гнедых, бежавших не торопливой трусцой.   
Возница не гнал лошадей: повозка и без этого катилась легко и быстро.
 Однако взвод бежал быстрее. (Значит, действительно темп держали хороший.)
 Догонять таратайку специально  никто не хотел, она сама  как будто двигалась к нам  все ближе и ближе.
Наконец, возница видимо услышал  наш топот, обернулся, привстал и стал нахлестывать гнедых.  Они поскакали галопом.
Взвод, конечно, отстал. Но Антон не расстроился: не на ипподроме соревнуемся,  нам еще бежать и бежать.

      
КОНИ.  АЛЕКСАНДР НЕВСКИЙ И ЛЕВ ДОВАТОР.  "ГРАФ".   МАЗОЛИ.

Антон к лошадям, с детства, относится с особым интересом. Чем это вызвано, он  объяснить себе не мог, но узнав, что до его рождения отец работал возчиком на лесозаводе, подумал: «Вероятно – это наследственное».

Ещё до школы, до войны, Антон часто  ходил на работу к отцу. Путь пролегал мимо конного базара и, конечно, он всегда останавливался  полюбоваться  статью и разномастности коней: белоснежных, вороных, каурых, серых, гнедых и пегих.
Однажды даже приценился к статному скакуну, но весёлый цыган с золотой серёжкой в ухе, только рассмеялся: « Мал ещё оголец, подрасти, денег накопи, вот тогда приходи, сторгуемся».
Антон тогда твердо решил: «Вот вырасту и  обязательно такого скакуна куплю! И на нём соседскую Люську умчу! Как в маминой песне: «Пролечу, прозвеню бубенцами и тебя на лету подхвачу!»
Мечты не сбылись: уехала Люська  с родителями в другой город, не купил вороного – война началась и вообще вся жизнь стала другой.
Однако любовь к лошадям осталась. Антон пошел в первый класс, когда война уже шла более двух месяцев.
Отец в школу его не провожал – он ушел воевать ещё в июле.
Путь из школы лежал опять мимо конного базара, но теперь там не торговали: военные конники скакали и тренировались на «лозе» врага рубить.
С восхищением он наблюдал,  как опытные конармейцы так лозу подсекали, что обрубок вертикально торчком в землю вонзался.
А ещё, когда он приходил в городской кинотеатр имени М.Горького, то всегда в фойе, перед началом сеансов, любовался   двумя огромными  батальными полотнами местных художников: «Разгром немецких псов – рыцарей на Чудском озере» и «Атака конницы генерала Доватора на фашистов  в тылу врага».
При этом он не просто разглядывал, а искал своё место в битвах.  Не мог же он оставаться простым наблюдателем, он должен сам рубить мечом незваных тевтонцев, скакать на лихом коне вместе с Доватором и бить, крошить супостатов!
И ведь находил себе место, каждый раз новое! Он  своим «воображением замещал» нарисованного воина и «вступал сам в смертельную схватку!»

Но по - настоящему познакомился Антон с лошадьми уже после войны, когда вернулся отец из покорённого центра пруссаков - Кёнигсберга.
Не однократно раненый, контуженный, но главное- живой, он сразу стал опорой семьи. На следующий день приезда, пошел работать в ГОРТОП.
 При конторе выделили квартиру. Это было удобно во всех отношениях: недалеко от работы мамы и новая школа почти рядом с ней. 
Это был один из самых счастливых периодов  жизни Антона.
К горю семьи, 8 февраля 1948 года, не дожив  ровно три месяца до празднования Третьей годовщины Победы, отец скончался.
Для семьи вновь наступили тяжелые времена. Только что отменили карточки, в магазинах стало  почти  всё как до войны и даже лучше, но цены, после денежной реформы, выросли намного.
Надо было думать, как нам жить дальше без отца, на одну зарплату секретаря-машинистки.
На семейном совете в составе мамы, бабушки и меня, решили: с мечтой отца -  выучить  меня на инженера,  повременить.
За учебу в 8-9-10 классах нужно платить. А потом ещё несколько лет института.
На что – то  ведь  надо жить! И так мясного  в семейном меню совсем нет, как и   масла.
«Иди сын в техникум. Мне на работе посоветовали – есть финансово-кредитный. Там стипендию платят тому, кто на 4 и 5 учится.
Как - ни будь, три года выдержим, а там глядишь, и сам будешь зарплату получать».
 На том и решили!
Антон, после окончания 7 класса, успешно сдал вступительные экзамены в техникум. Старался учиться хорошо. Всегда получал стипендию, притом – повышенную.
Приняли в комсомол. Вскоре даже избрали в комитет.
Поручили отвечать за состояние культурно-массовой работы в техникуме.
Жизнь так закрутилась и завертелась, и так захватывающе было всё интересно, что Антон никогда не пожалел, что не остался в школе.
В техникуме было интереснее. Здесь он был востребован на все 100. Научился играть в шахматы, защищал честь техникума на лыжных соревнованиях, организовывал лекции и массовые выходы на концерты, в театр  и т.п.
В начале третьего курса поступил на конкурсной основе в военизированный клуб ДОСААФ, который только что открылся в городе. Занятия три раза в неделю вечерами. Изучали теорию пилотирования и материальную часть самолета.
Практические полёты начались в конце апреля. Все инструкторы – фронтовые военные летчики. Командир полётов - герой Советского Союза майор Янковский.  Впечатляет!
Такая насыщенная жизнь была не исключением, а обычным правилом для подростков послевоенного времени – Детей Войны!
Но полётами Антон занимался летом 1951 года, после окончания техникума, а студенческие каникулы 1949 и 1950 провел на  погрузочно-разгрузочных работах в  Гортопе.
Приходилось разгружать вагоны с углём из Кузбасса, а потом этот уголь развозить на подводах  населению.    
Вот так два лета и проработал Антон разгрузчиком, возчиком и грузчиком по доставке топлива частным лицам и мелким организациям.
Тогда он вплотную столкнулся с жизнью не лихого скакуна, а скромного коня  «трудяги - углевоза». 
Однако разочарования не было. Наоборот, он проникся еще больше уважением ко всему лошадиному роду.
Научился запрягать и распрягать, ухаживать и понукать.
Убедился, что лошади как люди: каждый со своим норовом, но все любят ласку и уход. 
Грубости подчиняются, но относятся к злому человеку очень  настороженно.
Поручили  Антону вороного, спокойного, ещё не старого, работягу с шикарной кличкой "Граф".
Конюшня была прямо во дворе Гортопа, фактически рядом со служебной квартирой, закрепленной за семьёй после смерти отца.
Вставать приходилось рано, так как гортоповский обоз должен прибывать на угольный склад, в район товарной станции Томск-2, к 8.оо, а чтобы туда добраться с  «За источного околотка», мимо Белого озера, нужно почти полгорода миновать.
Антона, на первых порах, ставили в середину обоза, а когда поднаторел в работе, стали доверять самостоятельные поездки.
Сдружился Антон с Графом. Всегда с собой утром маленький кусочек хлеба приносил, чистил и ласкал, кнута не применял.
Граф отвечал взаимностью и радостно ржал, приветствуя утреннее появление своего временного хозяина и покровителя.
Уставал Антон страшно, особенно на первых порах, но постепенно втянулся, приноровился к тяжелой работе.
Он теперь играючи  мог нагрузить угольный короб на телеге и, доставив груз по назначению, разгрузить.
Хотя последнее не входило в прямые обязанности возчика: его дело уголь до места привезти, но сталкиваясь  с теми, кто топливо заказывал, понимал, что старые, больные, дети, инвалиды или женщины в детских садиках не в состоянии этого сделать.
Поэтому не ждал  в таких случаях просьб, а просто приступал к работе. К концу каждого лета мозолистые ладони, от постоянного общения с совковой лопатой (брезентовые рукавицы выдавали только постоянным работникам), настолько затвердели от мозолей, что в кулак пальцы не сжимались.
Но ничего, к Октябрьским праздникам мозоли сходили, и Антон мог снова уверенно держать ученическую ручку.    
Зато он за первое трудовое лето  заработал на крепкие ботинки,  шапку и новую телогрейку,  а за второе - у него, наконец, появился настоящий мужской костюм. 





      ЖАЖДА.       "ПРОТИВНИК СПРАВА".      ГЕНЕРАЛ  И  СМИРНОВЫ.

….По всем ощущениям мы одолели большую часть пути. Но даже тренированному организму нужна передышка, при этом мучает жажда.
     Вода есть во фляжках, но при таком темпе, находясь в строю, напиться невозможно. Пересохшими губами слизываем капли пота.
    Солнце взбирается все выше и стало припекать. Терпим! Сильно терпим!

«Туча» проникся нашими муками  и скомандовал: «Шагом марш, вольно, не в ногу». Только потянулись наши руки доставать фляжки, как рупор «Блудного козла» грозно рыкнул: «Противник справа!»

Мы на подсознании почувствовали немой мат «Тучи», но услышали другое: «Взвод, противник справа! К бою!»

Руки сами дернулись от фляжки к оружию. Командиры отделений увлекают своих подчиненных в рассыпной строй.
Каждый курсант, сохраняя примерное равнение по фронту, занимает свое место в цепи. Залегли, как учили, используя природные условия обзора и ведения огня.
Умом понимаем, что это учебная тревога, но действуем согласно  боевому уставу, и при этом чувствуем волнение, как будто правда будет бой! Какая – то магия заключена в этих командах!               
 Начинаешь понимать своих наставников, которые нам неустанно твердят, что каждая команда и действие по Уставу написаны кровью, потом  и страданиями воинов всех времен.
«Козка»  бегом пробегает взводную шеренгу курсантов. Проверяет  правильность  их позиций и умение приноравливаться к местности.

Наконец  команда: «Встать! Построиться!»
Ожидаем разбора наших действий, но «Козка» молчит, увлеченно  что -  то строчит в своем «кондуите».

Взводный не ждет, командует: «За мной бегом марш!»   
Понеслись!   По ходу  костерим  «Козку»:  мысленно желаем ему новых встреч с генеральским  козлом!

        Три «Вводные» здорово нас задержали. Надежда, правда слабая, что у остальных наших соперников такие же потери времени и такие же «Посредники».
 Более надежный выход – быстрее одолеть оставшуюся дистанцию. 
      Вот только -  сколько осталось? Неизвестно! Километровых столбов нет.
Остаётся ориентироваться на интуицию.  Наверное, километров пятнадцать  одолели, не меньше.
Пока держимся.  Хорошо, что успели попить во время   последней «вводной».
Но предчувствуем, что самое трудное  только теперь начинается.
Как говорится, за «экватором».

«Десятку»  взвод не раз бегал, но сейчас  дистанция  в два раза больше. Идёт проверка на выносливость!

Наш генерал просто обожает такие эксперименты. Часто, на дневных и  ночных  переходах, мы видели его молчаливую  фигуру в плащ- палатке на обочине дороги или на пригорке с биноклем.
Никогда мы не слышали от него замечаний, но  когда  командир дивизиона, доводил до нашего сведения генеральские  замечания: о затраченном  времени на марше, о темпе, о количестве шагов в минуту, о соблюдении порядка и дисциплины в строю каждого взвода, так он: то бледнел, то краснел. 
Видимо, в  зависимости от характера генеральских оценок.

Генерала уважали и ПАНИЧЕСКИ  боялись в училище все: офицеры, курсанты, солдаты и вольнонаемные.
Герой Советского Союза, участник Первой Мировой, Гражданской, Финской и Великой Отечественной войн.
Командовал прославленной гвардейской дивизией.
После войны,  учитывая его огромный боевой опыт,  был назначен  начальником нашего училища.
Невысокого роста, сухощавый, с выправкой кадрового офицера, всегда корректный, немногословный, он производил неизгладимое впечатление и магическое воздействие на  курсантов.
Они боялись, восхищались и боготворили его.
Но однажды случился конфуз: во время после обеденного отдыха, когда все курсанты должны находиться в казарме, он, прогуливаясь по берегу озера, наткнулся на курсанта, который бессовестнейшим образом нарушал распорядок дня, утвержденный по училищу: загорал на берегу после купания!
А ходить к озеру, без разрешения, да ещё в одиночку, было категорически запрещено после недавнего ЧП: один старшекурсник, вот также без разрешения,  пошел купаться и чуть не утонул!

Можно представить возмущение начальника училища!
Отчитав, не повышая голоса, но жестким тоном, нерадивого курсанта за двойное нарушение, генерал поинтересовался его фамилией и дивизионом.
 Очумевший нарушитель от страха речь потерял и только пучил округлившиеся очи, вытянувшись в струнку.
Наконец, при вторичном «тишайшем окрике», он встрепенулся и в раз одеревеневшем языком просипел: «Курсант Смирнов из первого дивизиона, товарищ Генерал». 
Начальник училища  озадачил его: «Курсант Смирнов,    немедленно  доложите о происшествии полковнику Резинкевичу!  Кругом!  Марш в расположение дивизиона!»
Смирнов от страха и стыда, схватив в охапку форму, прямо в плавках рванул бегом в казарму.
Но, поразмыслив, решил не докладывать начальству: вдруг обойдётся!
Обо всем этом он рассказал по секрету друзьям значительно позже!

А события развернулись стремительно и совсем не по задумке Смирнова.
В тот же день, вечером, после построения дивизиона для следования на  ужин, нас вывели почему-то на плац.
Перешептываемся и негодуем!

Вдруг появились перед строем наш полковник и генерал.   
Это уже событие не ординарное! Замерли в ожидании.
    Но, не смотря на тревожное чувство, многие улыбнулись: кто явно, кто про себя. 
Настолько комично смотрелась эта пара:
Миниатюрный, стройный, с небольшими усиками, смуглый, невозмутимый Генерал и  громадный под два метра, грузный, где-то около 150 кг, наш Полковник с бычьей шеей, с мясистым, багровым лицом и выпученными, на выкате,  глазами.   
 
«Беловежский зубр в хромовых сапогах»  - однажды выдал о нем Юрок.
 
Остановившись перед строем на уставную дистанцию, Полковник, низко наклонившись и сделав по возможности самое любезное лицо, о чем - то спросил Генерала, в знак понимания кивнул головой, начал выпрямляться и пока он совершал это легкое гимнастическое движение, выражение его  лица стремительно приобретало явно свирепо - гневный вид.
Ждали чего-то не поправимого!
Последующий грозный «рык» не обещал ничего хорошего:

«Дивизион опозорен одним из наших курсантов!
Он совершил тройной проступок: нарушил распорядок дня, вопреки приказу купался и, самый ужасный проступок, не доложил мне о ЧП!
Прошу нарушителя добровольно выйти из строя и предстать перед лицом своих товарищей!»

Строй не шелохнулся. Лицо полковника становится темно-вишнёвым. Таким мы его  никогда ещё не видели – казалось ещё немного и его хватит апоплексический удар.
Он явно растерялся.
Мы не услышали, но поняли по новому «любезному» наклону: генерал что-то ему подсказал. 
Опять умильность стёрлась с лица, новый рык: «Курсант Смирнов, выйти из строя!». 
       Все Смирновы, а их в дивизионе было семь, побледневшие, но твердо чеканящие шаг, вышли.
Полковник, конечно, знал, что в его дивизионе семь  Смирновых, но решил заранее не говорить об этом генералу. Тоже хитрил видимо.
Ох, не прост он был, хотя на вид - не из мыслителей.

Заметно озадаченный генерал приблизился, прошелся перед ними, но, к счастью, нарушителя не определил.
Подойдя к полковнику, что-то в сердцах ему буркнул и ушел.

Воцарилась тишина. Резинкевич долго молчал, сверля тяжелым, гневным взором всех семерых. На скулах катались желваки.
        Наконец, выдавил: "Одна паршивая овца всё стадо портит".

Но на удивление не ругался и не выдавал свои «излюбленно-незабываемые» сентенции, самые лёгкие из которых были:
«Ну, ты, жертва  аборта…»;
«Что ты орёшь, как медведь перед каканием?»;
«Я не Телло,  вгоню тебе жало – наряды вне очереди!»; 
«Что ты вертишь попу, будто танцуешь фофу?»; 
«Свалился в амок, дорогой сынок?»;
 "Закрой рот, хирот"...
А увидев в первый раз Петра Питерского, с восхищение сказал: "Вот это Окали! Давно такого не видали!"...

Всё это вихрем пронеслось в голове Антона, да, наверное, и у всех.

 За это время Полковник принял решение: «Всем в столовую. Смирновы на месте!»

Вот уж посудачили мы!
На Смирновых старшина дивизиона Лебедев оставил в столовой «расход».
Наконец, бедолаги пришли в казарму.
К счастью всё обошлось.
Командование постаралось замять инцидент, свалив нарушение на неопознанного, изворотливого старшекурсника: не могли отцы-командиры даже  мысли допустить, что бы такое мог сотворить  первокурсник.
А настоящий виновник, к слову, оказался хорошим курсантом и бежит сейчас  с нами, а могли ведь отчислить.

               
                "ФОН"  и  "ЧЕК"
Сначала нас, конечно, сильно коробили и обижали подобные оскорбления полковника и его грубый армейский юмор. Мы даже дали ему кличку - "Солдафон".
Некоторые даже собирались жаловаться в политотдел, но, однажды, разговорившись по душам с подполковником Толкуновым, заместителем командира дивизиона по политической части, мы узнали  Ризенкевича совсем с другой стороны.
Храбро воевал в финской компании. Был ранен, но не ушел с боевых позиций, был ранен вторично. 
В  Великую Отечественную войну он в звании капитана был назначен командиром роты штрафников,  затем батальона, в  к концу войны  командовал полком штрафников. 
Участвовал во многих сражениях в самых ответственных местах прорыва обороны противника, создавая плацдармы для наступления  батальонов, полков и  дивизий.
Получил еще три ранения и контузию.  Но, к счастью, смерть его обходила.
После войны командовал    полком в Восточной Германии. 

Вот таким оказался наш «нецензурщик»!
Вообще-то, если не обращать внимания на его высказывания, то он проявил себя заботливым командиром, и зря, по правде говоря, никогда ни к кому не  придирался.
А что "обзывал", то тут тоже не увязка вышла, свидетельствующая, скорее и чаще всего, о нашей не начитанности.
Порывшись в энциклопедиях, мы узнали, что "...жертва аборта..."- это от Ильфа и Петрова; что медведь действительно страшно ревет при первом какании после зимней спячки; что Телло - это греческая богиня, нянька Зевса; что Амок - это психическое расстройство, подобно сумеречному состоянию; что Фофа - это быстрый, веселый бразильский танец;  что Хирот - это ящерица; что Окали - это жираф.
Вот и получилось, что не было не цензурных слов, хотя определенная бестактность в обращении была, но это уже терпимо и одновременно познавательно.
Так позднее мы узнали, что если горбишься в строю, то тебя сравнят с "Дромедаром", что "Прозелит"- новобранец, что при выражении: "Узус намотай на ус"- значит -  хорошо изучи Устав и правила и т.п....

После таких сентенций мы частенько теперь в библиотеке  листали тома энциклопедии, что уже похвально и полезно!

Но окончательно нас покорил Резинкевич 9 Мая 1952 года, когда на торжественное построение он пришёл в парадной форме, и мы все ахнули, сразу простив ему все прошлые, настоящие и будущие грехи:
вся грудь от погон до пояса была в орденах и медалях!

 Такого мы ещё не видели ни у кого: сверкающий и звенящий броненосец!
Таким командиром  можно и нужно гордиться!   Мы сразу решили, что отныне он - не "Солдафон", а просто "Фон" -  для нашей памяти!

В училище у нас все старшие командиры и преподаватели – фронтовики. За их плечами не только боевой и житейский опыт, но и страдания, груз потерь, контузии и ранения.  Взять. к примеру, нашего замполита. На фронте был контужен, при волнении речь была не всегда разборчива и понятна, что приводило, в первое время, к нелепым ситуациям.
Однажды на вечерней поверке в строю не оказалось одного курсанта. Дежурным офицером по дивизиону был замполит.
На этот момент он находился в штабе училища. Старшина доложил ему о ЧП по телефону.
Тот, конечно, сообщил дежурному по училищу.
Отсутствие первокурсника -  дело серьезное: они ещё даже  Присягу не приняли!
Старшина дивизиона и помкомзводы расспрашивали командиров отделений и курсантов о возможном нахождении пропавшего.
У входа в дивизион, "на службе у тумбочки» находился только дневальный .
Вот на него и налетел запыхавшийся замполит:
«Где че-ек?»
«Какой чек?» не понял дневальный.
«Как какой? Ты что притворяешься? Че-ека потерял, а теперь ещё издеваешься? На «Губу» упеку!».
Свирепел замполит. Дневальным был, на беду, Рашид.
Струхнул он не на шутку! В голове у него «замкнуло».
Он вдруг подумал, что подполковник, где-то здесь потерял какой чек на что-то и решил его успокоить:
«Товарищ подполковник, Вы не беспокойтесь, сейчас найду».
Он заглянул за тумбочку, опустился на колени, и стал осматривать пол вокруг замполита.
Последний сначала опешил, а потом взревел:
«Встать! Пе – е катить этот цик!  Стай шину оты ко мне!»
А старшина Лебедев давно за дверью стоял.
Да не вмешивался, чтоб под «горячую руку не попасть. Он уже  догадался, что подполковник волнуется и у него вместо «человек» звучит «чек» и тому подобное.
Представ перед замполитом, доложил спокойным голосом, что отсутствует курсант 6 взвода второго отделения Бутусов. Его шинель и шапка на месте. За пределы роты значит - не выходил.
Замполит, уже спокойнее: «Но тогда где же этот  Бутусов? Черт подери!»
«Есть предположение, что он может…быть на складе, в подвале».
«Как на складе? Это шутка?»
«Никак нег, товарищ подполковник. Дело в том, что второе отделение после ужина было направлено, согласна заявки, на приборку в склад.
Есть подозрение, что отсутствующий может находиться там. Разрешите отправить нарочного за каптенармусом?»
«Срочно, немедленно… разрешаю!»
В общем, нашелся Бутусов там, где его оставили: спящим за стеллажами, куда он сам забрался подремать, пока его товарищи работали. 
А его не хватились по вине командира отделения, который разрешил  курсантам без построения после работы бежать в клуб на кинофильм и по вине  каптенармуса, закрывшего помещение без осмотра. 
За что они поплатились: зав складом – «Выговором», а командира отделения освободили от занимаемой должности.
 Бутусов тоже не остался без «награды» - четыре наряда вне очереди от командования и прозвище «каптенармус» от курсантов.
Не остался без внимания и подполковник, за глаза его стали называть «Чек».               
 

"ЗАСАДА". ВЗАИМОВЫРУЧКА.  СТРЕЛЬБА. "НИ ЯКУ".

…..Воспоминания хорошо сглаживают тяготы дороги. Марш продолжается. Солнце все выше и жарче!
«Туча» продолжает   методично регулировать темп марша: мы - то бежим, то переходим на шаг.
Пот ручейками струится по спине, портянки мокрые, ноги тяжелеют.
Пот на гимнастерках, особенно со спины, высыхая, создает узоры из кристалликов соли.  Антон их изучает на спине Зеленца.

Вдруг от "Посредника"  новая  «вводная»: «Засада! Вы в кольце!» 
«Туча» мгновенно: «Взвод, к бою!  Занять круговую оборону!»
Бросились, залегли.  Действуем согласно Боевому уставу. Оружие на изготовке.
Взводный: "Командирам отделений, выделить по паре дозорных. Задача:  скрытно разведать местность. Первое отделение - по левому флангу, второе - по фронту, третье - справа. Результаты доложить мне лично."
По отработанной схеме в такой дозор отправляют самых ловких и юрких, обычно левофланговых.
С нашего отделения -  это  Иван «тунгус» и Юрок «вьюнок».
 Поползли.  Потом, используя складки местности, стали делать перебежки.
Но тут "Козка", то ли сжалился, то ли мы всё  правильно делали, а может он ориентировался  на контрольное время своёй "Вводной", но в любом случае к нашей радости, прокричал в рупор: "Отбой!"
"Туча", почему - то чуть помедлил: 
«Взвод, встать! Строиться!  Проверить снаряжение!» Немного отдышались, но поднимемся с трудом,  уже не так резво вскакиваем, как обычно. Как хочется еще полежать!
Пользуемся случаем, достали фляжки. У некоторых такой измученный вид, что «Туча» вынужден заявить: «Мы много потеряли время, придется ускориться,   дальше, чем ближе финиш, будет всё тяжелее. Кто чувствует себя хорошо – должен помочь слабеющим. Кто чувствует усталость, должен во время это осознать и, что - бы не подвести коллектив, передать часть снаряжения товарищам. Немедленно! Ложному чувству стыда здесь и сейчас не место! 
Не теряйте время, приступить к акции: «Взаимовыручка»! Основная тяжесть  – скатка и винтовка. Несколько секунд и вот уже в нашем отделении Питерский загрузился винтовкой Вашковича, Антон помог разгрузиться Маркелу, Иван тунгус забрал тяжелое у Юрка и такое же действо мигом пронеслось во всём взводе.
Одобрительно посмотрел взводный и дал команду на движение.

Взвод колонной в три ряда двинулся дальше. Наше первое отделение на левом фланге и Антону хорошо всех наблюдать при левых поворотах марша. 

Впереди  наш «отделенный» Шпынько Тарас. Сержант. Половину срочной службы провел в борьбе с «лесными братьями».
Веселый полноватый крепыш «из пид Полтавы». На голову ниже  Петра, поэтому я его вижу только на поворотах.
Хохмач, любит сам пошутить и шутки понимает. С удовольствием чешет анекдоты «про хохлов». Любит сало и нам советует.
Рассказывал, что когда призвали служить, то в «учебке» дюже голодал: «Написал домой замужней сестре, что бы прислала посылку, но зная ее прижимистый характер, не рассчитывал на хороший шмат сала, поэтому  попросил прислать еще большую швейную иголку, мол в армии их не выдают, а что бы она не заржавела, то воткнула бы ее в кусок сала и не вдоль, а поперек, а то начнут посылку проверять, будут резать и наткнутся на иголку – «пропадут и иголка и сало».
Мы: «Прислала?»
Он: «Получил».
Мы: «Ну, вот видишь, а ты говорил, что жадная, а она тебе шмат сала отвалила!» 
Он: «Ни, ни шмат, а маленький шматочек. И где только такую иголочку отыскала – высотой с наперсток! Я весь кусочек искромсал, пока ее нашел».

Вынослив Тарас. Бежит бодро. Не отстают Питерский, Вашкович и Зеленцов.
      На очередном  левом повороте Антон бросил взгляд на вторую половину отделения.
  За его спиной  всегда Сережа Прокоп.  Умница, поэт, искрометный импровизатор, знаток анекдотов, прекрасный чтец стихов, которых он знал огромное множество. Особенно любит поэзию Сергея Есенина.
   Он и сам немного похож на Есенина красивой шевелюрой,  сильным, чистым голосом. 
 Сергей также увлекается советской поэзией, главным образом на военную тематику.
  Мы восхищаемся в его исполнении поэмой «Василий Теркин»!
Читает он нам  и свои стихи.     В общем, этот парень  – уникум!
 
    Уважаем его. У всех есть короткие прозвища для удобства быстрого обращения, но к нему обращаемся -  Сергей Иванович.

      Прибыл он из Уссурийска. Собирался поступать в строительный техникум. Были у него, как он рассказывал, две души: строителя и военного. Первая от отца, который в молодости был строителем, но как активного коммуниста его направили руководить колхозом. Колхоз стал передовым. Сергей успешно учился в сельской школе. Но пришла война, и отец ушел защищать Родину. Перед отъездом наказывал сыну стать строителем и продолжить его мечту – построить в селе, на новой малой родине, поселок городского типа.
    Но погиб отец в первом же сражении под Москвой.
   
Вот тогда Сергей поклялся стать военным, что бы отомстить за отца. Военное сиротство нас сблизило. Мы подружились. Общаться с ним  интересно и поучительно.

Седьмым в колонне нашего отделения  Саша Маркелов. Невысокий чернобровый воронежский казак. Учился в музыкальном училище, но после окончания решил связать свою судьбу с военной профессией. 
Прекрасно играет на мандолине, которую привез из дома. Для многих из нас этот инструмент в диковинку. Знаем мы гитару да балалайку.
Но когда Саня еще на первом курсе достал из кармана костяную пластинку с удивительным названием «плектр» и любовно прижав мандолину, извлек из «итальянки»  восхитительные по чистоте  звуки,  мы просто «обалдели» от удовольствия. 
А еще Маркел любит петь.  У него был чудесный тенор. Не только наше отделение, но и весь взвод и даже дивизион любит Александра за талант и  компанейский характер. Первый запевала во взводе, непременный участник всех праздничных концертов, он душа коллектива и, конечно, мечта многих девушек.

Восьмой – Саша Ильин. Чуваш. Окончил  педагогическое училище. На вид щуплый, но выносливый и гибкий, хороший гимнаст. Имеет покладистый характер. Интеллигентный в обращении – никогда, никто не слышал от него бранного слова.
Рассудительный. Верный друг и товарищ. Всегда готов помочь и придти на выручку.
Брюнет с шикарной шевелюрой, о которой говорят - «из кольца в кольцо».
Один недостаток – немного шепелявит. За что получил прозвище «Сасо».

Предпоследний – Иван Элелов. Тунгус из Катанского района Иркутской области. Потомственный охотник. Невысокий, но крепкий, ладный и неимоверно выносливый. Прекрасный стрелок.
Когда мы его спросили - правда ли, что тунгусские охотники могут попасть белке в глаз, он улыбнулся и пояснил, что проблем с попаданием у охотников нет, но шкурка от этого будет испорчена, поэтому стреляем в ухо белки так, чтобы дробинка вышла в другом ухе, вот тогда ценится добыча.
В училище пошел по настоянию отца, который был на фронте снайпером и на его счету почти сто  фашистов, но и сам пострадал – серьезно ранили в голову и он ослеп на правый глаз, что для охотника плохо.
Иван хотел тоже охотником стать, но отец, вернувшись в 1944 году из госпиталя, сказал сыну: «Однако, паря учиться надо. Школу закончишь, военным командиром станешь, за отца рассчитаешься». 
Ваня жил и учился в школе -  интернате поселка Ербогачён  вместе с другими детьми оседлых и кочующих эвенков. Охотился только во время каникул. Школу окончил хорошо.
В военкомате попросил направить его в самое лучшее училище, где пригодятся его навыки охотника и следопыта.
Интересный парень – простой, доверчивый, любознательный и при этом самобытный, не многословный, с чувством собственного достоинства. Мы интересовались,  почему у него имя русское?
Ваня пояснил: «Все эвенки были крещены и имена им давали русские или звучали как русские. Например, моя фамилия Элелов, от эвенского  «элел», что значит «хороший человек».
Сергей Иванович поинтересовался: «Ваня, а шаманы у вас сохранились?» 
Иван: «У эвенков нет касты шаманов. Шаманом может стать при необходимости один из членов семьи и только для семьи. Так исторически сложилось. Эвенки в прошлом были самым многочисленным народом в Сибири.  Но они  жили не племенами и даже не родами, а только отдельными семьями. Это заведено предками. В лесной части Сибири можно выжить только маленькой группой на  большой территории, достаточной для охоты и пастьбы оленей. Наш народ был от Енисея до Тихого океана. Мы очень мирные, ни на кого никогда не нападали, а вот нас обижали и грабили якуты и буряты, вот почему мы пошли под защиту русских. Советская власть освободила от ясака, организовала справедливую торговлю, построила школы и больницы. Но в поселках эвенку тесно, любим тайгу, она  кормилица и наша покровительница».
Когда Ваня окончил необычно продолжительную для него речь, мы не сразу пришли в себя от услышанного– настолько он поразил нас  впервые такой длинной речью  и такими неожиданными сведениями о своем загадочном народе.
Прижился Ваня в коллективе. Позднее мы много еще  интересного  узнали от него об эвенках и о других коренных жителях Сибири.

 Десятым, левофланговым в отделении, белорус Юра Хомич. Между собой мы зовем его «Юрок» за малый рост – 153 см. (как только такого лилипута в армию взяли) и за непоседливость, неистовую энергию – ну чисто заводная игрушка «юла».
Он  не обижался и кажется, это вообще ему было не присуще: коммуникабельный, безотказный на любую просьбу, за товарищей в огонь и воду. Все курсанты у него в друзьях.
Вот такой коллектив подобрался: мы разные, но хорошо дополняющие друг друга.
Наш взвод считается  лучшим в дивизионе, ибо мы в нем первые не только по номеру, но и по делам. 
Это проверено практикой совместного бытия и отдельными неординарными событиями, которых в курсантской  жизни хватало с избытком.

   Нынешняя «взаимовыручка» еще раз продемонстрировала спаянность и настоящую воинскую дружбу всего взводного «конгломерата», а про наше первое отделение, и говорить не приходиться: сегодня, как никогда, это прочувствовал каждый из нас.
    
Совсем немного нужно времени молодому организму на восстановление.         
Бегом и ускоренным шагом упрямо продвигаемся к финишу. Наматываем км. за  км. 

Вдруг Антон почувствовал, что ноги,  как - то в раз, стали тяжелыми. 
В висках застучали молоточки. Стало трудно дышать. К горлу подступила тошнота.
Исчезли  воспоминания и раздумья.
Мысль одна: во что бы то ни стало перетерпеть  навалившуюся усталость и дурноту,  не сбиться с темпа.
Скосил глаза: как себя чувствуют другие? Убедился, что тяжело всем. Все на пределе. Но держатся, значит и ему нельзя слабину давать!

Наконец, с большака повернули на очередную просёлочную дорогу.
От высоких деревьев на дорогу падает тень. Сразу стало легче.
Лесной воздух освежил, позволил дышать полной грудью. Постепенно от  Антона отступает дурнота и хотя ноги еще как ватные, он почувствовал уверенность: «Добегу!».

Еще немного и проселок неожиданно вывел взвод на огромную поляну. «Да это же стрельбище летнего лагеря» признал поляну Антон, только вышли на неё с другой стороны по какой-то неведомой дороге.
«Значит, скоро будем  в лагере?»
         
Вдруг «Посредник» выдал по рупору новую,  сшибательную «вводную»:
        «Взвод следует на исходный рубеж для выполнения боевой стрельбы по ростовой появляющейся мишени. Курсант, не поразивший мишень, считается  условно  «убитым» и соответственно не может следовать дальше».
         Это было неожиданно не только для курсантов, но и для «Тучи». Однако он не растерялся и на ходу дал команду:  «Взвод, в колонну по одному на исходный рубеж марш!»
Там взвод ждали, выдали каждому по три патрона. Выдвинулись на огневой рубеж.   

Упражнение вообще - то знакомое:  за  десять секунд успеть поразить появляющуюся ростовую мишень на расстоянии 150 метров. Всё  происходило в быстром темпе, на раздумья времени не было, поэтому хороший результат стрельбы мог быть только при наличии у курсантов навыков, доведенных до автоматизма.

     Антон встал напротив цифры пять. Где-то рядом с номером должна будет появиться зеленая мишень: условный противник в полный рост. Антон прикинул: стрелять надо с постоянного прицела, целиться чуть ниже пояса.         

    Последовали    команды: «Лежа заряжай!», «По  появляющейся мишени «Огонь!»
В три приема  Антон лежа слился с любимой "мосинкой" за номером 4749 в единое целое,  прищуренным глазом  через прицел высматривает появление мишени. 
         Она появилась тихо, маскируясь под цвет травы. «Врешь, не обманешь!» подумал Антон и нажал спусковой крючок.
        Грохнул выстрел, и почти одновременно упала мишень.
       Треск выстрелов раздавался по всему фронту. Мишени падали одна за другой. Стрельба стихла.
        Антон уже подумал, что все попали  первым патроном, но взглянув пристальнее, увидел, что на левом фланге взвода стоит одна не пораженная.

«Кто же это смазал?» прикинул в уме он? «Это где – то в районе второго отделения».
Тут раздался сиротливый,  одиночный выстрел… и над стрельбищем нависла гробовая тишина: мишень опять устояла!
Все замерли и  молили неудачника собраться с духом и не промахнуться последним патроном.
    Казалась пауза длиться вечно! А в реальности – 9-10 секунд.
Наконец, долгожданный выстрел, на мгновение опередивший команду: «Прекратить огонь!"
Мишень упала к всеобщему ликованию!
         Взбодрённые и немного отдохнувшие курсанты с удовольствием выполняли последующие команды «Тучи», который тоже стрелял отлично: первым выстрелом поразил грудную мишень из пистолета «ТТ» на 50 метров.
         Пока строились, Антон узнал, что мазал Борисов, который никогда не отличался точной  стрельбой, но молодец, что сконцентрировался сейчас и, в конечном счете, не подвел взвод.
Антон вспомнил комический случай со стрельбой Борисова где-то в конце первого курса.
    Тогда впервые выполняли довольно сложное упражнение из винтовки на расстояние 200 метров по мишени с кругами. Нужно было произвести четыре выстрела. Отличная оценка – 35очков из 40 возможных; хорошо – 28; удовлетворительная – 24. 
   Командвал на огневом рубеже  помощник командира взвода старший сержант Прокудин. Он из старослужащих.
    Вроде тоже курсант, но панибратства не допускает, действует всегда  строго по уставу. Взыскания и поощрения даёт по заслугам. За что его и уважают все курсанты взвода.
Огневой рубеж на одного человека. Стреляем по одному патрону.  Выстрел корректирует солдат срочной службы из роты вспомогательной службы.
     Он находится в траншее под мишенью и наблюдает попадания.
После каждого выстрела звонит по полевому телефону и сообщает достоинство пробоины.
   Прокудин громко комментирует пробоину и даёт совет как лучше прицеливаться для попадания  в центр - десятку.
     Когда очередь дошла до Антона, и он стал целиться, то понял, почему никто не может выполнить упражнение на отлично, да потому, что мишень в прорези прицела  на такой дистанции кажется такой крохотной, да еще сливается с местностью. Вообще не верится в возможность хотя бы в неё попасть, какие уж там десятки и девятки.

Но выучка сказывалась, и на «удовлетворительно»  или близко к этому стреляли все.   
   Дошла очередь до Борисова. Первый выстрел. Прокудин, удивленный в трубку: «Как? Как? Повтори!» Выслушал комментарий корректировщика и похвалил Борисова: «Молодец! Девятка! Так и продолжай целиться. Огонь!» 

Второй выстрел. Мы все внимательно и заинтересованно слушаем.  Прокудин ликуя: «Молодец! Опять девятка! Огонь!»

Тут уж мы все сгрудились на исходном рубеже – никто ещё две девятки не выбил, да главное-подряд!
  Третий выстрел и опять девятка! Ай да молодчик Борисов!
   Ждём четвёртый – последний.
   Прокудин восторженно: «Девятка!!!»
    Мы, не сговариваясь, дружно грянули: «Ура!» 
   
Прокудин в трубку: «Принести мишень на огневой рубеж. Бегом!»
    Затем повернулся к нам и скомандовал: «Взвод, становись! Равняйсь! Смирно! Курсант Борисов, выйти из строя!»
Борисов, светясь от счастья как медный самовар на празднике, чеканя шаг, вышел из строя.
Помкомвзвода руку к козырьку и отчеканил: «Объявляю благодарность за отличную стрельбу!»
Борисов, выпятив грудь колесом, стал набирать больше воздуха, что бы погромче  дать положенный ответ «Слу…, но не успел – запыхавшийся солдат корректировщик доставил мишень. Прокудин развернул её и его глаза чуть – чуть не вывалились из орбит.
   «Что это такое? Что ты мне принёс?» набросился он на растерявшегося   солдатика.
«Мишень  Борисова, товарищ старший сержант, как приказали».
«Это не  Борисовская мишень! Ты или напутал или подменил. Сознавайся – шутить вздумал?»
С этими словами он показал ему и нам абсолютно чистую мишень,  и мы все тоже увидели: нет пробоин, но подпись есть «Борисов.» 

«Так, где же здесь четыре девятки, о которых ты докладывал по телефону?!»  Напуганный  горе – корректировщик, первогодок украинец, промямлил: «Дык , я ж докладывал: «НИ ЯКУ!» и так все четверо раз «НИ ЯКУ».    

Гомерический хохот  всего взвода, кроме Борисова, солдата и помкомвзвода, заглушил дальнейшие разборки между ними.
В итоге благодарность  аннулировали, а Борисов получил приставку – «нияку».   
     Со временем он всё же научился попадать, правда, не всегда, и молодец, что в ответственный момент сегодня сумел мобилизоваться и  не подвести  взвод.
 

                ФИНИШ.           ЗАВЕТ   ГЕНЕРАЛА.

После успешной стрельбы и кратковременного отдыха во время пребывания на стрельбище, мы снова на марше по незнакомой  лесной дороге.
Она узкая. Колонна по три,  еле – еле умещается. Винтовками за ветки цепляем.  Под ногами сыро и скользко.                Низина и болотина.     Самый тяжелый участок пришелся на конец марша.
 
Бежим на пределе.   Комвзвод это понимает, но заданного темпа не сбавляет.
И мы его понимаем, не ропщем: расслабимся - все наши усилия, надежды, старания и страдания  пропадут зазря.
А также понимаем, что стоит еще немного потерпеть и   будет  совсем скоро Финиш.   Нужно терпеть. Очень   нужно!

Наконец, дорога, на которой мы вымотались до предела,  постепенно стала  выходить на возвышенное место.  Перестали «кирзачи» хлюпать по лужам и грязи.
Приободрились.  Чувствуем нутром, что скоро, скоро - Финиш. Но нет пока его.  Бежим, как говорится  «на автомате»: ноги двигаются, а в голове какой  - то сумбур – туман.

Дум и воспоминаний у Антона давно уже нет.   Их заменила цель – добежать!
Он не смотрит теперь вперед и вдаль.
Весь сосредоточен на спину, локти и ноги Жени, повторение  его движений: шаг в шаг - левой,  правой.
Ни в коем случае нельзя сбиться с шага,  споткнуться или налететь на него.   
Будет тогда  у полвзвода    «куча мала» - детская игра с не детскими печальными последствиями.
Всё это не размышления, а смутно,  на уровне подсознания, действия.

Неожиданно, сквозь шум бешено пульсирующего отзвука  сердца в висках, топота и шумного дыхания, собственного и взвода,  уловил Антон  своим не музыкальным слухом,  музыку и голоса.

«Почудилось?»  подумать он,  но  сзади Саша Маркел озвучил:
«Кажется Финиш! Оркестр инструмент настраивает».

Дорога сделала крутой поворот и взбежала на безлесный пригорок,  который открывал  вид на большую поляну.
 
 Нас встречает большая группа офицеров во главе с генералом.
Здесь же оркестр.
Да, это финиш! Звучит туш. 

«Туча» командует: «Взвод, стой! Заправиться! Равняйсь! Смирно!» и четким шагом направляется к начальнику училища:
«Товарищ Генерал, первый взвод второго дивизиона успешно выполнил поставленную задачу: марш-бросок завершен, личный состав прибыл в полном составе!»
Генерал пожал ему руку и направился к нашему взводу.
Он на ходу выслушивает информацию «Посредника». У нас душа покатилась в пятки: что там плетёт «Козка»? 
Но все подтянулись, плечи расправили, «грудь колесом». Удивительное дело: еще несколько минут назад почти умирали, а тут ожили, блеск в глазах появился.   
Генерал подошел, приложил руку к головному убору, то есть отдал нам воинскую честь, и:
«Товарищи курсанты, поздравляю Вас с лучшим временем на марше и образцовыми действиями по всем «Вводным»! Благодарю за службу!»
Взвод не подкачал, дружно гаркнул: «Служим Советскому Союзу!»
 Генерал опустил руку и довольно долго, молча, смотрел на нас.
Все замерли, боясь нарушить субординацию. Так продолжалось не менее  минуты, а может больше. Наконец Генерал заговорил негромко и проникновенно:
«Сегодня, 21 июня исполняется ровно 12 лет, как  фашистская Германия вместе с сателлитами тайно сосредоточили огромные силы для вероломного нападения на нашу Родину!»
Генерал замолчал. Чувствовалось его волнение. Оно передалось всем. Это не был запланированный митинг!
Всё, что говорил Генерал, было лично близко каждому присутствующему: все офицеры - воевали, все курсанты - ДЕТИ ВОЙНЫ!

У многих из них отцы погибли или стали калеками. Отец Антона закончил войну в Кёнигсберге, живым к счастью вернулся, но умер от ран и контузий через два года..
 А некоторые однокурсники и отцов лишились и под оккупацией побывали. Их рассказы о пережитом и увиденном леденили кровь и вызывали ещё большую ненависть к фашизму.
Справившись с волнением, Генерал продолжил: «Потеряв многих известных и безымянных героев, мы не дрогнули, мы победили злобного, сильного врага! Великая Отечественная Война ещё раз доказала, что любого врага Советская армия  способна побеждать! Я уверен, что так будет и впредь!   Наши Вооруженные Силы оснащены превосходной техникой, наши воины лучшие в мире, но всегда помните, что  кроме личной отваги  и стойкости, каждому солдату, а тем более офицеру, необходимы: современная выучка, предельная концентрация воли, умение действовать коллективно. Сегодня вы порадовал старого солдата:  выучка вашего взвода, а следовательно и каждого из вас, соответствует самым высоким требованиям. Через год вы будите сами командовать подразделениями.
Прошу своевременно и точно передать свои знания,  умения, навыки  подчиненным.
Ещё раз спасибо Вам и Вашему командиру».

Антон почувствовал необычайный прилив гордости за себя и всех своих товарищей.
Отрадно стало на душе: не зря  усердствовали на тактических учениях и стрельбищах, не зря выкладывались на полную катушку на тренировочных марш- бросках, не зря доверяли девизу комвзвода: «Тяжело в учении - легко в бою». Как всё хорошо получилось!
Даже «Козка» показал себя, на удивление, вполне нормальным «Посредником», чем несколько реабилитировал себя в наших глазах.

Оркестр заиграл туш в честь прибытия нового финишера.
Генерал   с офицерами  поспешили ему на встречу.

«Туча» привел нас к взводному  бивуаку у озера, но прежде чем распустить, скомандовал:
«Взвод, Равняйсь! Смирно!» А затем произнес без обычного металла, мягко и проникновенно:
«Спасибо, всем! Вы отличные ребята! Вольно, разойдись, можно искупаться, через тридцать минут жду в столовой».
               
Освободившись от оружия и пропитанной потом шинельной скатки, Антон, как и все во взводе, почувствовал приятное облегчение, а сбросив тяжелые от пота сапоги с мокрыми портянками, ступив босыми ногами на приятную мягкость травы, ощутил настоящее земное блаженство!   
Мигом на земле оказались пропитанные потом и солью гимнастерка, галифе и подштанники.
Голышом, как мама родила, бросился в прохладные воды лесного озера.
Нырнул глубоко, сделал глоток живительной влаги.
 Кристально чистая стихия ласково приняла  и разом освободила  измученное тело от  перенесенных страданий, возвратив ему силу и уверенность.
Вынырнул, сделал несколько гребков и перевернулся, раскинув руки.
Молодое, поджарое тело обрело форму креста и ,казалось, стало невесомым.
Взор Антона устремился в бесконечную голубую высь. 

Наступили мгновения божественного блаженства!