Немецкая свадьба. Глава 31

МЕМУАРЫ РЯДОВОГО РУССКОГО ЧЕЛОВЕКА

Александр Сергеевич Воробьёв (1924 – 1990)

____________________________________________________
Благодаря Юрию, младшему сыну А.С.Воробьёва, у публикатора появилась возможность проиллюстрировать мемуары фотографиями автора,когда он находился остарбайтером на работах в Германии во время Великой Отечественной войны. Городок Ашпах(Германия). 18 октября 1942 года.Групповое фото советских работников на немецких фермах. В первом ряду, в центре - Александр Воробьёв, автор публикуемых записок
____________________________________________________

Свадьба была летом и совсем непохожая на русские свадьбы. После у него же спрашивал, что это, мол, за свадьба, это скорее похоже на похороны.
- Нельзя веселиться сейчас, и Геббельс запретил всякие веселья. Вот до войны были свадьбы, играл оркестр или еще что-либо, танцы!.. А сейчас... - Он посмотрел на меня, махнул рукой и ушел к гостям. А свадьба шла, собралось человек 25, не боле, это были родственники Маргариты и Фрица. Мать его умерла в 1940 году. Отец, под стать сыну, был крепким мужиком и все просил сватов уступить ему русского. Были здесь три сестры старой хозяйки, древние старушки, вся жизнь которых прошла на поле, доживали отведенные им годы в руководстве, стараясь показать преимущество перед домашней челядью. Зачастую их спокойно выслушивали и делали свое дело. Юзеф тоже приехал на свадьбу за день до веселья, и долго сидели все за столом, вспоминая прошлые времена. На столе появился шнапс 0,8 литра и к ней маленькая, в наперсток, металлическая чарка. Бутылка пошла по кругу, наливал каждый себе, сколько там было налито - никто не видел и отодвигал дальше, и тут начались воспоминания старых своих болезней: и гипертония, и желудок, и печень, и сердечные и другие недуги, или отодвигали соседу, даже не пригубив этой чарки.

Мы с Петром сидели в коридоре на лестнице второго этажа и наблюдали за этим маскарадом. Бутылка обошла кругом по столам, и ее передали мне вынести на кухню. Было воскресенье, и Фриц просил меня никуда не уходить, буду помогать возле стола. Взяв бутылку, 150 гр. отлил в чашку, остальное поставил в кладовку. Потом они начали кушать. Просили подать вино и пиво. Петр и Яков были тоже здесь, конечно не за столом, сидели под навесом и мирно вели беседу о свадьбах, обычаях. Фриц разрешил нам налить кувшин вина, но к этому мы добавили сами пару графинов и пиво, оно не лимитировалось и вдобавок к тому сливянка, это уж отца жениха. Мы глотнули за молодоженов, за хозяев, за... да и не все ли равно за кого нам пить? Потом, уже подвыпившие, мы начали жать на Фрица, мол, ты был в России, такой обычай - жених угощает, и Фриц угощал. Принес бутылку шнапсу и ту же самую стопку, ему налили в чарку, а остальное бутылки вылили в пивные кружки, и пошла-поехала. Он так смеялся, хотя видел свадьбы в Поповке и видел, как там пьют. Нас никто не учил пить шнапс, пиво или вино, но нагляделись за свои годы и пьющих,и выпивох, но здесь на свадьбе сыграла какая-то условность выпить и рефлекс, больше чем желание и уже через каких-то полчаса под сараем пели песни Украины и моей деревни, что было интересно для немцев. Свадьба перекочевала во двор, вынесли стол, стулья.

Долго еще шла беседа стариков о былых годах, хорошей жизни и, конечно, о молодости, как тогда пахали, сеяли и косили и кто мог сколько выпить пива. Пиво немцы пьют красиво, русские так не могут или, может, разучились. Они пьют не торопясь, маленькими глотками, как будто боятся выпить, к пиву приносят колбасу или шпик, ветчину или баранину копченую, рыбы не приносят, да ее и нет, как обычно друг с другом закуской в пивном баре не делятся. Хозяин старый Рейх, тоже по воскресным дням ходил в бар, но меньше, чем другие, но дома редко когда садился ужинать без пива, но и мне тоже перепадало.

После свадьбы Маргарита и Фриц куда-то уезжали и не раз, но на велосипедах. Приходил отец жениха в гости и, наверное, все решал мой вопрос – отдай. Я ездил в Абшпах помогал старику убираться с полем и лугом. Хороший был старик, он чем-то напоминал сошедшего со страниц старых романов хозяина корчмы, располагающий своей добротой и хлебосольством. Он Гитлера не ругал, только когда засыпал, во сне бормотал что-то о Рейхе, не уставал жевать табак и тут же пил вино или пиво.
- Посмотри, Сашко, какая мне выгода с этой войны: Фрица нет - раз, моя жена умерла - два, невеста не хочет идти в дом - три, а я работаю один - это уже пять. Французов у меня два, но что толку, люди несвободные. Нет-нет, я их не обижаю. - И он действительно никого не обижал... - А не будь войны, что бы я мог сделать? Переделать дом - раз, сарай… - и снова, и снова начинал на пальцах пересчитывать свои убытки, свои невзгоды и свои промахи. Уже позже я вспоминал этого деда (я его звал грос-фатер, он был очень доволен) и верил его бухгалтерии, потому что кроме земли, рабочих рук, ранних зорь и поздних закатов с весны до поздней осени, когда он считал барыши своих даров с земли, у него другого ничего не было, и он ничего не знал и уже не хотел. Длинный, похожий на сарай дом, да и такой же сарай, он обычно кричал мне: «Выбирай, Сашко, комнату, где будешь спать».
Кто из них старше, я не мог сказать, он или его строения, но все было сделано добротно, крепко с готическим вкусом и немецкой педантичностью.

Приехал Фриц, и на второй день мы уехали в Шлюссельфельд, работница все толкала мне в дорогу бутерброды. Фриц был солдатом без определенной веры. Он жил почему-то у тестя, хотя работы у его отца был край непочатый. Но дни отпуска уходили.
- Собирался солдат опять «стрелять» русских, оккупировать донские степи и приволье Украины,- говорил я ему.
- Я же солдат, может, даже и убил кого, но это не мое желание, ты пойми, Сашко, только правильно.
Он курил, молчал, потом снова курил, просил меня сопровождать его на велосипеде в Абшпах. Говорил долго, медленно и умно. Залазил в лирику, не стеснялся русского, ругал на все лады Гитлера, грамотно обсуждал предвоенный пакт взаимной выгоды, говорил о русских детях и детях Германии и, говоря о войне, остановился, не сходя с велосипеда:

- А скажи, Сашко, сколько заплатит Адольф моему отцу, если меня убьют? Сколько марок стоит Рейху моя жизнь?.. - Но потом сложил фигу и кому-то ее показал – На, выкуси, а воевать я не буду.