Смерть в воздухе
*
Инспектор Стивен Лайвли, не дежуривший и направлявшийся домой, остановился у газетного киоска под лестницей, ведущей к станции Elevated, и выбрал одну из газет следующего дня и один из журналов следующего месяца, чтобы расслабиться. Его ночная поездка была не только продолжительной, она состояла из двух частей - от штаб-квартиры до Саут-Ферри на «Эль» и оттуда до Статен-Айленда на пароме - отсюда и два отдельных предмета для чтения; по одному на каждый отрезок пути.
Учитывая комбинацию двух таких имен, как его и, человеческая природа, какова она есть, чего еще можно ожидать от прозвища, кроме как Step Lively? Это началось в возрасте семи лет или около того, когда он встал в школе и неправильно произнес свое имя; он наконец перестал бороться с этим, когда он последовал за ним в отряд, и он понял, что застрял с этим до конца своих дней, нравится ему это или нет.
Это было бы не так плохо, только совсем неуместно. Степ Лайвли никогда в жизни не делал быстрых движений. Смотреть на него - все равно что думать о восьмикратном замедлении фильма или о глубоководном ныряльщике, пробирающемся сквозь водоросли на дне океана; он производил впечатление, что родился ленивым и все время становился таким ленивым. И прозвище, вероятно, сделало эту черту более яркой.
Как ни странно, он не был толстым вместе с этим - напротив, высокий и худощавый, с вогнутой талией там, где другие выпирают. Он нес свою голову, обычно слегка наклоненную вперед, как будто было слишком сложно держать ее прямо. Он не только медленно шел, он даже говорил медленно. Главное то, что он думал быстро; Что касается результатов, его рекорд силы, казалось, доказывал, что гонка не всегда бывает быстрой. Он, как известно, привлекал к себе самых шустрых и легконогих дворян в истории.
Как паровой каток, преследующий мотоцикл; он не может угнаться за ним, но он может безжалостно держаться за ним, изнашивать, медленно догонять и, наконец, выравнивать его. Поэтому начальство Степа не позволяло им слишком волноваться из-за того, что он был в отчаянии от гаишников, переходящих оживленную улицу, или из-за того, что он вызывал из головы людей, ожидающих в очереди за ним. Чтобы испортить хорошего детектива, нужно нечто большее.
Шаг вошел в освещенный сарай на лестнице и вздохнул при виде ожидающего его подъема, как и каждую ночь. Эскалатор, как и некоторые другие станции, был бы намного проще для человека.
Метро, которое позволило бы ему добраться до парома значительно быстрее, он избегал по двум очень веским причинам. Во-первых, чтобы добраться до него, ему придется пройти еще один квартал на восток. А во-вторых, даже если вы спустились к нему вместо того, чтобы подняться на этом конце, вам все равно нужно было выбраться из него на другом конце; он предпочел закончить тяжелую работу с самого начала и спокойно спуститься вниз, ожидая его, когда он выйдет.
Он медленно поставил одну большую, похожую на весло ногу на нижнюю ступеньку, и восемь минут спустя он был наверху, на платформе, испытание восхождения благополучно осталось позади него до завтрашней ночи. Когда он вышел из-за турникета, поезд на Шестой авеню стоял с закрывающимися воротами. Шаг мог это сделать; мужчина, который подошел к нему сзади, бросился вперед и сделал это. Шаг предпочел не делать. Это означало бы поспешить. Через минуту будет еще один. Старая пословица о машинах и женщинах была здравым смыслом.
Это было 59-е, и поезда чередовались. Следующим будет Девятая авеню. Они расстались на 53-м месте, но оба снова оказались вместе на Саут-Ферри, так что не имело значения, что он выбрал. В любом случае, больше мест на Девятом. И потому, что он отказался взбалтываться - это история.
Через какое-то время мелькнула девятая машина с тремя автомобилями. Шаг встал со скамейки - на него было бы не похоже стоять в ожидании - и неторопливо подошел к ней. Он зевнул и постучал по рту, медленно шагая по проходу. Рыжий проводник с моржовыми усами, который должен был держать за него ворота, почувствовал внезапное необъяснимое желание воткнуть в него булавку и посмотреть, действительно ли он может двигаться быстро или нет, но мудро сдержал импульс, может быть, потому, что нет булавки.
В первом вагоне был одноместный пассажир, сидевший на одном из продольных сидений, видных только по пояс. Остальную часть его похоронили за разложенной до конца газетой. Шаг растянулся прямо напротив него с удовлетворенным ворчанием, открыл свою газету и принялся расслабляться. Все окна были открыты по обеим сторонам машины, и это был приятный и легкий путь домой теплой ночью. Две пары ножек и две палатки из газетной бумаги по разные стороны прохода оставались видимыми. Кондуктор, может быть, потому, что Степ его смутно раздражал, удалился во вторую машину между станциями, а не в эту.
Поезд несся по Девятой авеню на высоте шестидесяти футов, а здания, которые возвышались над ним на один-два этажа, находились на приличном расстоянии от полотна дороги. Но затем на Двенадцатой улице он свернул на Гринвич-стрит, и расстояние между ними изменилось. Старые обшарпанные многоквартирные дома смыкались вокруг него с обеих сторон, сужаясь в узкое место и почти царапая стенки машин, когда они проезжали через них. Расстояние между наружным поручнем надстройки и подоконниками четвертого этажа составляло максимум три ярда, а пожарные лестницы выступали лишь наполовину.
От непрекращающихся грабежей их спасало то, что грабить было нечего. За ними не стоило идти. Четверо из пяти остались без жильцов, окна либо заколочены, либо окна зевали битые стекла. Время от времени мимо проплывал тускло освещенный, так близко, что у тех, кто находился в поезде, производилось поразительное впечатление, будто они находятся в одной комнате с теми, чью личную жизнь они таким образом нарушали. Мужчина в нижнем белье читает газету у лампы, женщина склонилась над умывальником в дымящейся кухне. Их головы никогда не поворачивались на струящиеся, похожие на кометы огни или рев проезжающих колес. Они так привыкли к этому, что даже не думали об этом. Это было просто частью их окружения. И те, кто в поезде, как правило, не проявляли никакого интереса. Те немногие, кто находился в этот час, держали свои бумаги спиной к проходящей сцене. В нижнем Вест-Сайде Нью-Йорка нет ничего красивого. Река в квартале перекрыта доками, а соединяющиеся переулки покрыты навесами для овощей.
В передней машине двое одиноких пассажиров продолжали читать свои книги. Кристофер и Хьюстон проехали мимо и свернули на Дебросс-стрит. Когда через мгновение они снова его очистили, поезд ненадолго замедлил ход, замедлился, не останавливаясь полностью, а затем почти сразу же снова набрал скорость. Возможно, какая-то небольшая заминка со стороны трек-сигнала или кратковременный обрыв «башмака», прижимающего третий рельс. Шаг отвел взгляд от бумаги и оглянулся через плечо, но не из-за этого, а чтобы узнать, насколько близко он был к месту назначения.
Открытое окно смотрело ему прямо в лицо, вплотную к окну машины, которое его обрамляло, и было так близко, что оно было почти продолжением его, соединительным туннелем в передней комнате многоквартирного дома. В первой комнате не было света, но свет слабым светом падал из другой комнаты через открытую дверь. В то же время огни поездов пронеслись и омыли стены, как своего рода фонарь, слева направо.
В двойном свете, носу и корме, можно было различить две фигуры, неустойчиво движущиеся вместе. Мужчина и женщина, пьяно танцующие в темноте, с преувеличенными движениями рук и головы. Качаясь, шатаясь, плотно прижимаясь друг к другу. «Интересно, что это за большая идея?» Шаг думал терпимо. «Слишком тепло для света, я полагаю…» Шум машин заглушал всю музыку, которую им давали для их странных занятий.
Как только два наложенных друг на друга окна выскользнули из перспективы, колеса поезда громко затрещали, как если бы они проезжали дефект в рельсах. В то же время один из танцоров с тенями чиркнул спичкой, и она снова погасла, просто удар оранжевого цвета, и какое-то водяное насекомое или другое влетело в машину мимо лица Степа. Он неопределенно хлопнул по ней и вернулся к своей газете. Поезд набрал скорость и направился по рельсам к Франклин-стрит.
Группа по ту сторону прохода заснула, заметил Степ, когда в следующий раз взглянул на верхнюю часть своей газеты. Он широко ухмыльнулся представившемуся зрелищу. Был человек по его сердцу. Слишком сложно даже сложить газету и убрать ее. Ветерок, доносившийся со стороны машины Степа, ударил его по лицу и плечам; его руки больше не держали его, безвольно упали ему на колени. Его ноги были раздвинуты в стороны, свободно покачивались, как резина, при движении машины.
Шаг задавался вопросом, как он мог дышать, когда слои бумаги были прижаты к его носу и рту, и на самом деле вы могли видеть вмятину, сделанную его носом. И это насекомое, которое влетело - оно было похоже на большого черного жука - сидело там, на бумаге, прямо над ним. Шаг подумал о бесчисленных комедийных приколах, которые он видел, когда кто-то пытался прихлопнуть муху по лицу спящего, и, конечно, спящий полностью ощутил это. Если бы он только знал этого парня, у него возникло бы искушение попробовать это сейчас сам. Тем не менее, было очень сложно перебраться через автомобильный проход, чтобы прихлопнуть муху.
Когда они начали приближаться к Франклину, воздушный поток их собственного импульса устремился вперед, обогнав их. Он выдернул наружную бумагу развернутой газеты спящего, больше не зажатую пальцами, и отправил ее кружиться по проходу. Шаг моргнул и вытаращил глаза. Черный жук все еще был там, на странице внизу, как будто он проделал свой путь! Вторая простыня ослабла и соскользнула. Проклятая штука все еще была там, как будто незримо перескакивала с одной страницы на другую!
Шаг поднялся на ноги, и хотя движение было достаточно медленным, в нем чувствовалась некоторая напряженность. Он больше не улыбался. Как только он это сделал, поезд остановился. Толчок отбросил спящего на бок, и вся остальная газета разлетелась, разлетаясь на части. Чёрный жук перепрыгнул последнюю щель, теперь он был точно посередине лба спящего, на этот раз с красной каймой и с красной нитью, идущей от него вдоль его носа, как странная повязка для очков, чтобы потеряться в ней. уголок его рта. Шаг видел слишком много из них, чтобы не заметить пулевое отверстие, когда увидел его. Спящий был мертв. Чтобы убедиться в этом, ему не нужно было просовывать руку под пальто или дотрагиваться до растопыренной руки, зажатой под его телом и свисающей над проходом, как куриный коготь. Смерть прыгнула на него с самого отпечатка, который он читал. Такой-то, значит - точка! Большой черный, прямо в мозг. Он никогда не знал, что его ударило, умер мгновенно, сидя. Не ветерок ударил его по бумаге; это была пуля. В тот раз мимо плеча Степа пролетело не насекомое; это была пуля.
Шаг неторопливо потянулся вверх и дважды дернул за шнур аварийного отключения над головой. Ворота перед Франклином закрылись, и поезд уже сделал фальстарт впереди, его немедленно остановили; Усатый кондуктор вбежал с платформы, машинист выглянул из своей будки в верхнем конце вагона.
«В чем идея? Что здесь происходит? Слова дирижера разлетелись, как картечь, по беспечной Ступени.
«Придержи поезд», - протянул он почти небрежно. «Вот человек был застрелен». Затем, когда тот в синем халате начал задыхаться и отталкивать его локтем в сторону, он мягко возразил: «Теперь не надо так толпиться. Ничего не поделать. Что тебя так волнует? Просто позволь мне сначала узнать, кто он… -
Машинист сказал с другой стороны: «Убери его. Мы не можем стоять здесь всю ночь. Мы работаем по расписанию; мы свяжем всю веревку в узел позади нас ».
"Оставаться в стороне! Как ты думаешь, кто ты такой? " - потребовал пламенный дирижер.
Шаг устало сказал: «О, мне нужно снова пройти через это?» и рассеянно протянул ему свой значок, наотмашь, в то время как он продолжал наклоняться над распростертым телом. С тех пор повсюду царила почтительная тишина, пока он продолжал рыться в карманах трупа с сводящей с ума неторопливостью.
Однако его разум был совсем не вялым, он трещал, как высоковольтный провод. Звук выстрела? В данном случае это не обязательно должно было быть, но, вероятно, это был именно тот треск колес машины по щели в рельсах. И спичка, которую один из этих двух подвыпивших танцоров зажег в затемненной многоквартирной комнате позади, вообще не была спичкой, не горела достаточно ровно и длилась достаточно долго, не могла быть ничем иным, как вспышкой выстрел, результаты которого он теперь наблюдал. Пить, курить, а потом развлекаться, стреляя из окна проезжающих поездов, не так ли? Что ж, хороший маленький рэп о непредумышленном убийстве лишит их на некоторое время приподнятого настроения, кем бы они ни были.
«Дадли Уолл», - сказал он, читая текст из конверта. «Живет на Стейтен-Айленде, как и я. Позор, бедняга. Хорошо, возьми его за ноги и помоги вывести его в приемную. И когда кондуктор отступил перед ним по проходу, держа тело между ними, он упрекнул: «Не ходи так быстро. Он не собирается уходить от нас! » После этого они двинулись со скоростью улитки, как и Степ, через ворота и через платформу со своей ношей. Вытащили его на одну из скамеек внутри у раздевалки, а затем Степ вошел внутрь с агентом и отправил отчет по телефону последнего.
«Этот парень, - мрачно прошептал кондуктор машинисту, возвращаясь к своим постам, - болен сонной болезнью, вы не можете мне сказать иначе!»
«Может, это стригущий лишай», - предположил машинист. Они выехали, и два или три других поезда, собравшихся за ними, пролетели один за другим, не останавливаясь, чтобы наверстать упущенное время.
«Мне нужно вернуться на Дебросс-стрит», - заметил Степ, снова выходя. «Следи за ним, пока они не прибудут». Он был уверен, что снова узнает окно многоквартирного дома, когда увидит его, независимо от того, были ли они еще там или нет.
«Что ж, тебе придется спуститься на улицу, перейти на другую сторону и подняться на верхнюю часть города», - объяснил агент, гадая, чего он ждал.
Шаг выглядел испуганным. «А потом, когда я доберусь туда, снова спускаюсь? И подняться на четыре лестничных пролета внутри этого здания? Ой, боже, я просто вымотался. Я не мог этого сделать. Я пойду обратно по тропе, чтобы я мог видеть только так. Это достаточно плохо ».
Он глубоко вздохнул, поправил пояс и направился к дальнему концу платформы. Он спустился вниз по лестнице короткую на дорожку уровня и вычеркнул оттуда, тащился упорно наряду с задней одной стороны , рядом с ним на поручень.
«Смотри на поезда!» - предостерегающе крикнул агент ему вслед.
Шаг не ответил вслух, это было слишком много, но он пробормотал про себя: «Я рад, что я хороший и худой!»
Один из них поймал его на полпути между двумя станциями, и вид этого, надвигающегося на него, был довольно пугающим для человека, не привыкшего ходить по тропе. Он начал неустойчиво раскачиваться на кошачьей дорожке, которая казалась шириной всего в несколько дюймов, и, понимая, что либо головокружительно упадет перед ней, либо упадет на улицу, если будет продолжать смотреть на нее в лоб, он благоразумно повернулся спиной. к нему, схватился за поручень обеими руками и пристально смотрел на крыши, не обращая на него внимания, пока тот не пролетел мимо. Его скорость, казалось, почти сорвала пальто с его спины.
Он неодобрительно посмотрел ей вслед. «Такой город. Все всегда торопятся куда-нибудь попасть! » Затем он возобновил свое кропотливое продвижение вдоль рельсов, чувствуя жалость к своим ногам и надеясь, что у снайпера в многоквартирном доме не было лицензии на огнестрельное оружие, так что он также мог бросить на него жесткую атаку Салливана-Ло.
Две освещенные половинки платформы на Десброс-стрит вырисовывались к нему, освещенные под фартуком, как рампы сцены. Это должно быть примерно здесь. Он вспомнил, как они уже вышли, когда повернулся, чтобы посмотреть. Это был темно-красный кирпич, но тогда весь ряд был таким. И пожарной лестницы тоже нет. Погодите, на карнизе соседнего здания была вывеска, но с какой стороны он не мог вспомнить. Как и то, что он сказал, пока внезапно он снова не уставился ему в лицо, с той смутной фамильярностью, которую могут иметь только дважды увиденные вещи. Тогда он понял, что это все. СОЛЕННАЯ РЫБА в потускневших металлических заглавных буквах с прожилками дождя под ними, каждая буква отдельно прикреплена к кирпичной кладке, в стиле рекламодателей девятнадцатого века. Он остановился перед зданием рядом с ним, со стороны Дебросса. Это почти наверняка было так. Было то же самое широко открытое окно, через которое он видел их танцующими. Но теперь из другой комнаты не проникал свет. Было темно и пустынно, всего лишь брешь в фасаде.
Оно выглядело достаточно близко, чтобы коснуться его, но на самом деле было гораздо более недоступно с того места, где он был сейчас, чем казалось из окна поезда. Бездна была достаточно широкой, чтобы упасть насмерть без малейших попыток, и уступ был как раз над его головой, теперь, когда он спустился на уровень рельсов.
Степ Лайвли имел смелость своих убеждений. Он собирался попасть сюда, не спускаясь до улицы и не взбираясь на эту свалку, если он умрет при попытке. Он огляделся неопределенно, но решительно. Они ремонтировали гусеницу где-то здесь, и там почти прямо напротив него была сложена аккуратная, удобная стопка коротких досок, но с двумя третьими рельсами между ними.
Он не колебался ни минуты. Что такое третья перила по сравнению с подъемом на четыре лестничных пролета и полным запыханием? Кроме того, сверху на них были охранники, как прикрытые корыта. С этой стороны ничего не приближалось, поэтому он пошел на одну из стяжек и почтительно выгнулся над смертоносным металлом, когда подошел к нему. Вот и все о трассе в центре города. Поезд на окраине города отходил из Франклина, но он еще не успел добраться сюда. Еще много времени, чтобы вернуться и перебраться.
Он благополучно добрался до противоположного подиума, взял верхнюю доску и сунул ее под мышку. Надвигающийся поезд все еще находился на приличном расстоянии, хотя его огни с каждым днем становились все ярче. Он начал снова, доска покачивалась вверх и вниз в его хватке, как качели. Ему мешал не реальный вес, а то, что его длина вывела его из равновесия. Он был похож на канатоходца со слишком длинным шестом. Его не было прямо посередине, и это продолжало его подталкивать вперед. К этому времени поезд был большим, как сарай, и он не рассчитывал, как быстро он преодолеет небольшое расстояние между двумя станциями. Вы уже могли смотреть прямо в освещенный проход первой машины, через открытую дверь вестибюля. Но сейчас не время для съемок. Он оторвал одну ногу от контактной планки, поставил ее с другой стороны, а затем попытался поставить вторую за ней. Этого не произошло. Должно быть, он неправильно повернул его на пол-оборота. Он застрял между двумя стяжками.
Он вообще ничего не делал в течение доли секунды, что иногда бывает самым мудрым из возможных вариантов - и все равно далось ему легче всего. Однако их осталось не так уж много, разделенных или нет. Рев поезда нарастал до крещендо. Первое, что сделал бы в своем исправлении почти любой другой, - это дернуть и дергать непокорную ногу - и безвозвратно вклинить ее. Степ Лайвли был медлительным, но быстро соображал. Он использовал свою долю секунды, чтобы повернуть голову и посмотреть одним бедром на коварное копыто. Каблук опустился в пространство между двумя завязками и застрял. Все должно было выйти снова достаточно легко, если он поступил правильно. И не было времени поступить неправильно. Поэтому он снова начал поворачивать на ней, как будто собирался встать прямо перед поездом. Это полностью изменило тот поворот, который изначально был в ловушке; он поднялся свободно, гладкий, как пирог, и он отступил с ним назад с пути смерти, повернувшись лицом к поезду, когда он мчался с ним навстречу, тормоза, которые не успели бы спасти его от визга. У него хватило духа, чтобы направить доску в небо, как солдат с оружием, чтобы поезд не задел ее и не бросил. Казалось, машины содрали кожу с его носа.
Проклятая штука остановилась на расстоянии машины, но на его счету или на станции он не знал и не удосужился выяснить. Остаток пути он вернулся на другую сторону рельсов на коленях, что заставило его стыдиться их, они так и бежали.
«Вот только за это», - необоснованно прорычал он в пустое окно, - «Я накрою тебя за попытку сбежать во время ареста, или что-то в этом роде!»
Доска, когда он расплачивался, закрывала брешь аккуратно, но с довольно крутым уклоном, причем подоконник был выше перил конструкции «Эль». Однако расстояние было таким коротким, что его это не беспокоило. Он принял меры предосторожности, вытащив пистолет, чтобы предотвратить любую попытку стряхнуть его с насеста, прежде чем он сможет схватиться за оконную створку, но пока что в комнате не было никаких признаков жизни. Они, наверное, проспали это.
Он встал на нижний поручень, поставил колено на доску и через минуту стал ползать по ней в воздухе над короткой, но очень глубокой пропастью. Немного под его весом он соскользнул по диагонали вниз в сторону «Эль», но не настолько, чтобы оторваться от уступа. В следующую минуту его свободная рука надежно зацепилась за деревянную оконную раму, и он снова и снова вошел.
Он глубоко вздохнул с облегчением, но все равно не захотел бы признать, что это было выпивка, кутеж, затем развлечение. стреляя из окна проезжающих поездов? Что ж, хороший маленький рэп о непредумышленном убийстве лишит их на некоторое время приподнятого настроения, кем бы они ни были.
«Дадли Уолл», - сказал он, читая текст из конверта. «Живет на Стейтен-Айленде, как и я. Позор, бедняга. Хорошо, возьми его за ноги и помоги мне вывести его в приемную. И когда кондуктор отступил перед ним по проходу, держа тело между ними, он упрекнул: «Не ходи так быстро. Он не собирается уходить от нас! » После этого они двинулись со скоростью улитки, как и Степ, через ворота и через платформу со своей ношей. Вытащили его на одну из скамеек внутри возле раздевалки, а затем Шаг вошел внутрь с агентом и отправил отчет по телефону последнего.
«Этот парень, - мрачно прошептал кондуктор машинисту, возвращаясь к своим постам, - болен сонной болезнью, вы не можете мне сказать иначе!»
«Может, это стригущий лишай», - предположил машинист. Они выехали, и два или три других поезда, собравшихся за ними, пролетели один за другим, не останавливаясь, чтобы наверстать упущенное время.
«Мне нужно вернуться на Дебросс-стрит», - заметил Степ, снова выходя. «Следи за ним, пока они не прибудут». Он был уверен, что снова узнает окно многоквартирного дома, когда увидит его, независимо от того, были ли они еще там или нет.
«Что ж, тебе придется спуститься на улицу, перейти на другую сторону и подняться на верхнюю часть города», - объяснил агент, гадая, чего он ждал.
Шаг выглядел испуганным. «А потом, когда я доберусь туда, снова спускаюсь? И подняться на четыре лестничных пролета внутри этого здания? Ой, боже, я просто вымотался. Я не мог этого сделать. Я пойду обратно по тропе, так что я могу видеть только так. Это достаточно плохо ».
Он глубоко вздохнул, поправил пояс и направился к дальнему концу платформы. Он спустился по невысокой лестнице на уровень рельсов и двинулся оттуда, упрямо таща руку, волоча за собой по перилам.
«Смотри на поезда!» - предостерегающе крикнул агент ему вслед.
Шаг не ответил вслух, это было слишком много, но он пробормотал про себя: «Я рад, что я хороший и худой!»
Один из них поймал его на полпути между двумя станциями, и вид этого, надвигающегося на него, был довольно пугающим для человека, не привыкшего к пешим прогулкам. Он начал неустойчиво раскачиваться на кошачьей дорожке, которая казалась шириной всего в несколько дюймов, и, понимая, что либо головокружительно упадет перед ней, либо упадет на улицу, если будет продолжать смотреть на нее в лоб, он благоразумно повернулся спиной. к нему, схватился за поручень обеими руками и пристально смотрел на крыши, не обращая на него внимания, пока тот не пролетел мимо. Его скорость, казалось, почти сорвала пальто с его спины.
Он неодобрительно посмотрел ей вслед. «Такой город. Все всегда торопятся куда-нибудь попасть! » Затем он возобновил свое кропотливое продвижение вдоль рельсов, чувствуя жалость к своим ногам и надеясь, что у снайпера в многоквартирном доме не было лицензии на огнестрельное оружие, так что он также мог бросить на него жесткую атаку Салливана-Ло.
Две освещенные половинки платформы на Деброс-стрит вырисовывались к нему, освещенные под фартуком, как рампы сцены. Это должно быть примерно здесь. Он вспомнил, как они уже вышли, когда повернулся, чтобы посмотреть. Это был темно-красный кирпич, но тогда весь ряд был таким. И пожарной лестницы тоже нет. Подождите, на карнизе соседнего здания была вывеска, но с какой стороны он не мог вспомнить. Как и то, что он сказал, пока внезапно он снова не уставился ему в лицо, с той смутной фамильярностью, которую могут иметь только дважды увиденные вещи. Тогда он понял, что это все. СОЛЕННАЯ РЫБА в потускневших металлических заглавных буквах с полосами дождя под ними, каждая буква отдельно прикреплена к кирпичной кладке, в стиле рекламодателей девятнадцатого века. Он остановился перед зданием рядом с ним, со стороны Дебросса. Это почти наверняка было так. Было то же самое широко открытое окно, через которое он видел их танцующими. Но теперь из другой комнаты не проникал свет. Было темно и пустынно, всего лишь брешь в фасаде.
Оно выглядело достаточно близко, чтобы коснуться его, но на самом деле было гораздо более недоступно с того места, где он находился сейчас, чем казалось из окна поезда. Брешь была достаточно широкой, чтобы упасть насмерть без малейших попыток, и уступ был как раз над его головой, теперь, когда он спустился на уровень рельсов.
Степ Лайвли имел смелость своих убеждений. Он собирался попасть сюда, не спускаясь до улицы и не взбираясь на эту свалку, если он умрет при попытке. Он огляделся неопределенно, но решительно. Они ремонтировали гусеницу где-то здесь, и там почти прямо напротив него была сложена аккуратная, удобная стопка коротких досок, но с двумя третьими рельсами между ними.
Он не колебался ни минуты. Что такое третья перила по сравнению с подъемом на четыре лестничных пролета и полным запыханием? Кроме того, сверху на них были охранники, как прикрытые корыта. С этой стороны ничего не было, поэтому он начал переходить на одну из стяжек и почтительно выгнулся над смертоносным металлом, когда подошел к нему. Вот и все о трассе в центре города. Поезд на окраине города отходил из Франклина, но он еще не успел добраться сюда. Еще много времени, чтобы вернуться и перебраться.
Он благополучно добрался до противоположного помоста, поднял верхнюю доску и сунул ее под мышку. Надвигающийся поезд все еще находился на приличном расстоянии, хотя его огни с каждым днем становились все ярче. Он начал снова, доска покачивалась вверх и вниз в его хватке, как качели. Ему мешал не реальный вес, а то, что его длина вывела его из равновесия. Он был похож на канатоходца со слишком длинным шестом. Его не было прямо посередине, и это продолжало его подталкивать вперед. К этому времени поезд был большим, как сарай, и он не рассчитывал, как быстро он преодолеет небольшое расстояние между двумя станциями. Вы уже могли смотреть прямо в освещенный проход первой машины, через открытую дверь вестибюля. Но сейчас не время для съемок. Он оторвал одну ногу от контактной планки, поставил ее с другой стороны, а затем попытался поставить вторую за ней. Этого не произошло. Должно быть, он неправильно повернул его на пол-оборота. Он застрял между двумя стяжками.
Он вообще ничего не делал в течение доли секунды, что иногда бывает самым разумным из возможных вариантов - и все равно далось ему легче всего. Однако их осталось не так много, как расколотых, так и иначе. Рев поезда нарастал до крещендо. Первое, что сделал бы в своем исправлении почти любой другой, - это дернуть и потянуть за непокорную ногу - и безвозвратно вклинить ее. Степ Лайвли был медлительным, но быстро соображал. Он использовал свою долю секунды, чтобы повернуть голову и посмотреть одним бедром на коварное копыто. Каблук опустился в пространство между двумя завязками и застрял. Все должно было выйти снова достаточно легко, если он поступил правильно. И не было времени поступить неправильно. Поэтому он снова начал поворачивать на ней, как будто собирался встать прямо перед поездом. Это полностью изменило тот поворот, который изначально был в ловушке; он поднялся свободно, гладкий, как пирог, и он отступил с ним назад с пути смерти, повернувшись лицом к поезду, когда он мчался с ним навстречу, тормоза, которые не успели бы спасти его от визга. У него хватило духа, чтобы направить доску в небо, как солдат с оружием, чтобы поезд не задел ее и не бросил. Казалось, машины содрали кожу с его носа.
Проклятая штука остановилась на расстоянии машины, но на его счету или на станции он не знал и не удосужился выяснить. Остаток пути он вернулся на другую сторону рельсов на коленях, что заставило его стыдиться их, они так и бежали.
«Вот только за это», - необоснованно прорычал он в пустое окно, - «Я накрою тебя за попытку побега во время ареста, или что-то в этом роде!»
Доска, когда он расплатился, закрывала брешь аккуратно, но под довольно крутым уклоном, подоконник был выше перил конструкции «Эль». Однако расстояние было таким коротким, что его это не беспокоило. Он принял меры предосторожности, вытащив пистолет, чтобы предотвратить любую попытку стряхнуть его с насеста, прежде чем он сможет схватиться за оконную створку, но пока что в комнате не было никаких признаков жизни. Они, наверное, проспали это.
Он встал на нижний поручень, поставил колено на доску и через минуту стал ползать по ней в воздухе, над короткой, но очень глубокой пропастью. Немного под его весом он соскользнул по диагонали вниз в сторону «Эль», но не настолько, чтобы оторваться от уступа. В следующую минуту его свободная рука надежно зацепилась за деревянную оконную раму, и
он начал снова и снова. Он глубоко вздохнул с облегчением, но все равно не захотел бы признать, что это было большой проблемой, чтобы пойти туда. просто чтобы не подниматься по лестнице. Он был таким. Однако без век это свидетельствовало о том, что внутри его головы все было не так спокойно, как снаружи.
Руки женщины, казалось, очаровывали его. Кончики ее пальцев касались пола, как будто она пыталась удержать равновесие вверх ногами. Он взял их в свои и присмотрелся. Ногти были отполированы и за ними хорошо ухаживали. Он повернул их ладонями вверх. Кожа не стала грубой и не покраснела от мытья посуды и работы по дому. «Тебе не место на Гринвич-стрит», - заметил он. «Интересно, от кого ты скрывался?»
На кончике его сигареты образовался длинный шип пепла, и, несмотря на то, что это было грязное место, он огляделся, чтобы припарковать его. Пепельниц не было видно; очевидно, мертвая дама не курила. Он стряхнул пепел в пространство, и при этом его взгляд скользнул по шву между двумя неокрашенными половицами. В него была втиснута задница. Вытащил его с помощью булавки на лацкане. Мундштук был все еще влажным. Он заметил, что ее губы покраснели совсем недавно. Но на этом не было ни капли цвета. Значит, не ее.
Он уронил сигарету, которую выкурил, и раздавил ее, а затем пару раз провел вторую взад и вперед под носом. Едкий запах тут же занял место аромата его знакомого табака Вирджиния. Он пошел еще дальше, поднес к концу зажженную спичку и попытался нарисовать ею, не касаясь губами, продолжая удерживать ее на булавке. Ему пришлось сильно пососать, чтобы оно засветилось. Мгновенно были результаты. Его легкие сжались. И все же он получал не дым горящей бумаги, как в случае с обычной сигаретой. Это было побегом с обеих сторон. Его наполнял пар травы.
Марихуана - безумная трава. И невольно он выбрал правильный способ курить его, не позволяя ему соприкасаться с его губами. Бессмысленный, шумный смех вырвался из его головы над головой убитой женщины. Не над чем смеяться, а тут он рычал. Он поспешно уронил проклятую штуку, наступил на нее, как на змею, открыл пасть и втянул в нее чистый воздух. Грохочущий смех перешел в хихиканье, утих. Он вытер лоб, встал и, пошатываясь, направился к входной двери квартиры.
Шум внизу на улице, казалось, тем временем усилился во сто крат; он не мог быть уверен, так ли это на самом деле, или это было всего лишь из-за последствий отравления сигаретой. Визг сирен, звон колокольчиков, крики голосов - как будто вокруг собралась целая толпа.
Он открыл дверь квартиры, и вы не могли видеть свою руку перед лицом. В зале нет света. Затем он увидел своеобразное туманное пятно всего в нескольких футах над головой и понял, что там есть огни, но здание горит. Он вышел не во тьму, а в сплошную стену дыма.
Он мог бы выбраться и все же выйти на улицу с того места, где он был, быстро спустившись по лестнице тут и там. Однако «Шаг Лайвли» плюс несколько вдохов сигареты с наркотиками не было комбинацией, рассчитанной на быстрый рывок в любом направлении, вверх или вниз. Он повернулся, кашляя, и поплелся обратно в квартиру, из которой только что вышел, закрыв дверь в ад снаружи.
Честно говоря, на этот раз не просто инерция или лень удерживали его там, где он был. Сотни людей в сотнях костров отступили, чтобы утащить кого-нибудь из живых с собой. Но очень немногие задерживаются, чтобы вытащить кого-то уже мертвого. Однако именно для этого и вернулся Шаг. Дама была его составом преступления, и он не оставил ее там на кремацию.
То, что пожар начался здесь и сейчас, в том самом здании, где было совершено убийство, было слишком большим совпадением. Почти наверняка это был случай поджога со стороны убийцы, совершенный в надежде стереть все следы его преступления. «И если бы он курил ту дьявольскую задницу, которую я подобрал, - сказал он себе, - он бы не переставал беспокоиться о том, живет ли кто-нибудь еще в здании или нет!»
Он достал его второй раз, все, что от него осталось, и бросил в карман с булавкой и всем остальным. Затем он обернул покрывало с символом бубнового туза вокруг женщины, превратив ее в узелок с бельем, и двинулся вместе с ней к двери. Ток пропал, когда он возился одной рукой под ней, и комната потемнела.
Тем не менее, когда он открыл дверь, на лестничной клетке вспыхнуло тускло-красное сияние. Можно было бы увидеть мимо, но дышать было нечем, только палящий жар и душный дым. Желтые наконечники начали стрелять сквозь него снизу, как армия со штыками, марширующая по лестнице. Он снова вернулся внутрь, рубя, и из его глаз текла вода, но цеплялся за нее, как мрачная смерть, как будто она была какой-то дорогой, а не просто убитым незнакомцем, которого он случайно нашел.
Комната теперь была покрыта дымкой, как будто коридор был в первый раз, но он ощупью пробирался сквозь него к окну. Он не потерял голову; даже не испугался. Это было нормально для женщин или неряхов в подтяжках, запертых на верхнем этаже пылающего многоквартирного дома. «Я все равно не входил через дверь», - прорычал он. Однако ему было хорошо и больно из-за всей этой беспокойной деятельности, через которую ему приходилось проходить. «Я должен был быть дома давным-давно и снять обувь…» - думал он, перегнувшись через подоконник, и попытался подать знак толпе, что он слышит, но больше не видит, на улице.
Он был скрыт от них, а они - от него, из-за дыма, выходящего из окон под ним. Между ними образовалось обычное одеяло, но не то, в которое стоило прыгнуть. Тем не менее, к этому времени аппарат должен быть там сброшен. Можно было подумать, что они что-нибудь сделают, чтобы помочь парню спуститься, независимо от того, видят они его или нет. Кто-то почти наверняка заметил, как он забирался внутрь.
Даже если бы у него все еще была доска, он больше не смог бы пересечь ее. Он не только получил ее теперь, но и его легкие и глаза были просто дурацкими от этой чертовой черной материи; он бы сбросил его через минуту. Крэк, который он только что сделал себе о том, что дома сняли обувь, зарегистрирован. Он припарковал ее на подоконнике, связал одну ногу и начал расшнуровать. Ему потребовалось около сорока пяти секунд, чтобы развязать узел и снять оксфорд, что для него было отличным временем. Он поднял его и швырнул сквозь дым. Если бы сейчас это был только кто-то, они бы остановились и подумали, что, может быть, ботинки не вылетят из огня, если там не будет кого-то живого.
Это было так. Часть лестницы вылетела из кружащейся мрака, когда она покинула его руку. Фигура в шлеме, вскакивая, как обезьяна, встретила ботинок на полпути переносицей и чуть не улетела в космос. Он отчаянно тряс одной рукой, похожей на пропеллер, в самый последний момент снова ухватился за лестницу и возобновил подъем - короткое кровотечение из носа усугубило его проблемы. Такой язык Step раньше не слышал. - Ой, - с сожалением пробормотал он. «Показывает, что никогда не стоит быть слишком поспешным. То, что я всегда говорил ».
Пожарный вытер рот и зарычал: «Давай, ступай, в любую минуту крыша обрушится». Теперь он был на одном уровне со Степом, за окном. Комната была готова взорваться от жара; можно было слышать треск половиц, когда они расширялись.
Шаг поднял мумиеподобную фигуру и сунул ее через подоконник в руки дымоеда. «Возьми это крепкое и будь осторожен с ней», - закашлялся он. «Она ценная. Я буду прямо на тебе ".
Пожарный, зацепившись ногами за лестницу, перекинул ношу через плечо, крепко зажал ее одной рукой и начал спускаться. Ступенька начала перелезать через подоконник задом наперед. Дым здесь был хуже, чем в комнате, он больше не видел лестницы. Серебристая полоса дыма, как ореол вокруг него, показывала, что они направляют прожектор снизу вверх, но он не может пройти сквозь плотные кипящие массы. Одной ногой в чулке он нашел ступеньку, совершал проходы в воздухе, пока, наконец, не соединился с одной из невидимых осей - а остальное было просто переключением. Попробуйте как-нибудь сами.
Затем он оставался на месте, пока не скинул пальто наполовину с плеч и полностью накинул его на голову. Затем он медленно спустился вниз, слепой, глухой, обгоревший и понемногу вдыхая в камвольный камень. Он спустился с десяти этажей, двадцати, пятидесяти - и все равно земля не поднималась и не встречала его. Он решил, что это, должно быть, замаскированный Эмпайр-Стейт. Однажды он прошел через брызги прохладной благодарной струи, сброшенной с одного из шлангов, и ему почти захотелось застрять в ней, это было так хорошо. Примерно в то время он решил, что лестница должна медленно подниматься под ним вверх, как пояс или беговая дорожка, и именно поэтому он никуда не шел, руки схватили его за лодыжки и плечи, и его подняли на землю. фирма ярд ниже.
«Бад, - терпеливо сказал начальник пожарной охраны, - пока ты был в форме, чтобы спускаться самостоятельно, разве ты не мог сделать это немного быстрее? Я очень нервный человек ».
Шаг высвободил голову из пальто, поцеловал себя в суставы, наклонился и стукнул ими по тротуару на Гринвич-стрит. Затем он выпрямился и возразил: «Меня никогда в жизни так не торопили, как последние полчаса!» Он взглянул вверх на затуманенное дымкой здание, очертания которого то тут, то там начинали появляться из дымки.
«Огонь, - пояснил ему Шеф, отворачиваясь, - удалось взять под контроль в течение получаса, когда вы проезжали третий этаж. В конце концов, мы потушили его за, э-э, сорок пять минут, которые вам потребовались, чтобы добраться оттуда. Там помощник маршала сейчас проводит расследование… - Возможно, оно больше склонялось к сарказму, чем к точности, но было хорошим примером того впечатления, которое Степ произвел на людей, когда они впервые встретились с ним.
«Скажи ему от меня, - сказал Степ, - это был поджог - ничего больше. Возможно, он не сможет найти никаких доказательств, но это ничего не меняет ».
- Думаешь, огненный жук?
«Что-то только на ступень хуже. Убийца. Пироманьяк безответственен, огорчен, ничего не может с собой поделать. Эта собака точно знала, что делает, заранее убила свою совесть за оба действия марихуаной ». Он указал на закутанную фигуру на носилках. «Эту женщину застрелили за добрую четверть часа до того, как был обнаружен пожар. Я был свидетелем этого. Я Лайвли, с-го участка, на окраине города.
Начальник пожарной охраны пробормотал что-то вроде: «Вы можете быть прикреплены к этому участку, но вы не слишком живы». Но он был достаточно дипломатичен, чтобы скрыть это. «Но если бы вы были свидетелем, - сказал он вслух, - как этот парень ...?»
«В порошке? Меня с ними в комнате не было, я увидел это из поезда «Эль», который на минуту остановился напротив окна! Вы заходите туда и говорите своему маршалу, чтобы он не стал искать канистры с бензином или пропитанные маслом тряпки. У него не было времени на такую постановку, должно быть, он просто поджег спичку к газете, спускающейся по лестнице. Где смотритель или дворник, или их не было на свалке? »
«Там, за канатами, в толпе через улицу. Возьми его и покажи ему этого парня, Марти.
Шаг последовал за пожарным, которого он задел ботинком - который, кстати, исчез, - хромая на одной не обутой ноге, и нырнул под веревку рядом с поседевшим, вспотевшим человечком. Поднес к нему свой значок, чтобы усилить его ужас, и спросил, пока его глаза блуждали по окружавшей их толпе: «Кто была женщина на верхнем этаже?»
"Безумие?" - заскулил испуганный.
«Нет, полицейское управление. Ну, давай… -
Смифф. Мисс Смифф, - простонал Шаг. Но он полагал, что она все равно пряталась, так что это не имело большого значения. «Как долго она жила в вашем доме?»
«Десять дней».
«Кто ее посетил, увидеть кого-нибудь?»
«Ном-тело. Она даже вышла; моя жена приносит еду ».
- Хорошо и страшно, - подумал Шаг. Напугано, но это ее не спасло. «Вы что-нибудь слышали сегодня вечером перед пожаром? Вы были в здании? Слышишь пару снимков? Слышишь крики? »
«Нет, ничего не слышно, поезд слишком шумит. Только слышите, как парень спускается по лестнице, как будто кто-то подскажет хорошую шутку. Лафф, лафф, лафф, вплоть до улицы… Марихуана,
конечно. Всего два затягивания повлияли на его собственные опасения. При такой скорости воздействие всего рефрижератора должно длиться несколько часов. Шаг оттолкнулся от тщетного дворника, остановил одного из патрульных, сдерживающих толпу за веревочной преградой, представился. Волнение утихало, теперь, когда все вышли из дома и огонь был потушен, осталось всего несколько минут, прежде чем они начнут таять. Над головой поезда «Эль», которые задерживались на улице Деброс, когда дым был наиболее густым, снова пропустили, хотя наземное движение все еще продолжалось.
«Кто с тобой работает?» - тихо спросил Шаг копа.
«Еще один парень, на другом конце».
«Думаешь, вы двое можете задержать их, как они, еще пару минут?»
Коп выглядел оскорбленным. «Вот что мы делали. Вы же не видите, чтобы кто-то выходил на середину улицы, а?
«Нет, вы не понимаете, о чем я. Сможешь протянуть по одной веревке с каждой стороны, подшить их там, где они есть, и не дать им уйти еще немного, пока я не получу возможность внимательно их всех просмотреть? »
«Я не уполномочен препятствовать людям заниматься своими делами, пока они не мешают пожарным…»
«Я возьму на себя ответственность. Есть кое-кто, кого я хочу найти, и я очень догадываюсь, что он прямо здесь смотрит. Известно, что это делают огненные жуки, убийцы тоже, когда думают, что их никто не обнаружит. Когда у вас есть сочетание того и другого, желание остаться и злорадствовать должно быть вдвое сильнее!
«Вытолкните меня, - резко добавил он, - чтобы не выглядело слишком фальшиво, я говорю с вами вот так».
Полицейский замахнулся на него дубинкой, рявкнул: «Назад! Чего ты думаешь, эта веревка? Возвращайся туда, прежде чем я…
Шаг отшатнулся от него, начал продираться локтями глубже в плотно сбитую толпу, заполняющую узкий тротуар. Он делал это так же медленно, как и все остальное, не походил на кого-то, у кого было определенное место, чтобы пойти, просто каучуковый воротник прокладывал себе путь к более выгодной позиции. Время от времени он поглядывал на выпотрошенное здание или то, что можно было увидеть из-под темного строения «Эль», разделявшего улицу по вертикали. Факелы мигали глубоко в переднем коридоре, когда пожарные входили и выходили, все еще скрытые дымкой, которая прилипала к нему.
Однако в воздухе не осталось достаточно дыма, уж точно не так близко от земли, чтобы кого-нибудь испытать приступы удушающего кашля. Таких, как тот человек, только что впереди, с платком, прижатым ко рту. Сам Степ вдохнул столько же дыма, как и все остальные, и его легкие снова заработали, как никогда. С этого момента он продолжал стоять лицом к сгоревшему зданию, подбираясь боком к пораженному. Спазмы прекращались, и он опускал платок; потом появлялся еще один, и он снова поднимал его и чуть не врезался в него. Шаг теперь незаметно стоял у его локтя.
Когда человек страдает приступом кашля, почти каждому придет в голову два способа помочь ему. Предложите им выпить воды или услужливо похлопайте по спине. У Степ не было воды, поэтому он выбрал второе средство облегчения. Ударил измученного между лопатками: но только один раз, а не несколько раз, и не настолько сильно, чтобы принести пользу. «Вы арестованы, - бессвязно сказал он, - пошли».
Носовой платок-сокрытие упал - на этот раз полностью на землю. "Зачем? О чем ты говоришь?
«За два убийства и поджог», - протянул утомленный Степ. "Я говорю о тебе. И не бойтесь сразу же рассмеяться. Не нужно прикрывать носовым платком и больше пытаться превратить в кашель. Это то, что подарило мне тебя. Когда вы курите марихуану, вам просто нужно смеяться, иначе… Но смотреть на огонь - не лучшее место, чтобы смеяться. И если бы это был настоящий кашель, вы бы не остались там, где дым вас так раздражал. А теперь покажи мне, где ты уронил пистолет, прежде чем ты вернулся сюда посмотреть, а потом мы сядем в такси. Я бы не стал просить свои ноги сделать еще одну ступеньку сегодня вечером ».
Его пленник неудержимо вылил от веселья, а затем задохнулся: «Я никогда в жизни не был в этом здании…» Судорожно записано.
«Я видел тебя, - сказал Степ, медленно толкая его перед собой через толпу, - через окно из поезда« Эль », когда я проезжал мимо». Он знал, что препарат может иметь снотворное действие, притупляя приговор. «Она пришла к нам и сказала, что боится, что это с ней случится, попросила защиты, и мы дали ей это. Ты думал, тебе это сойдет с рук?
- Тогда за что она напала на Плаки на суде? Она знала, что: «Тогда за что она напала на Плаки на суде? Она знала, чего ожидать. Он разослал сообщение… -
О, этот порочный суд. И она была одним из свидетелей? Понимаю." Шаг хлопнул дверью кабины перед ними двоих. "Спасибо, что сказал мне; теперь я знаю, кем она была, кто вы и почему это было сделано. В конце концов, есть что сказать о марихуане. Немного, но, может быть, совсем немного.
Когда он вышел из такси со своей добычей в наручниках у подножия станции Франклин-стрит в четырех кварталах от него, он приказал водителю: «А теперь подайте звуковой сигнал, пока они не отойдут оттуда». И когда они это сделали, его товарищи обнаружили инспектора Стивена Лайвли сидящим на нижней ступеньке станционной лестницы, а его пленник сидел рядом.
«Парни, - сказал он извиняющимся тоном, - это тот парень. И если мне придется снова подняться туда на вершину, интересно, могли бы вы двое сделать седло своими руками и поднять меня между собой. Я просто заблудился! »
***
Труп по соседству (следующий рассказ)
Death in the Air
*
Inspector Stephen Lively, off-duty and homeward-bound, stopped at the newsstand underneath the stairs leading up to the Elevated station and selected one of the following day’s newspapers and one of the following month’s magazines for purposes of relaxation. His nightly trip was not only lengthy, it was in two parts — from headquarters to South Ferry by “El” and from there to Staten Island by ferry — hence the two separate items of reading-matter; one for each leg of the way.
Given a combination of two such names as his and, human nature being what it is, what else can you expect in the way of a nickname but— Step Lively? It had started at the age of seven or thereabouts when he stood up in school and pronounced his first name the wrong way; he finally quit struggling against it when it followed him onto the squad and he realized that he was stuck with it for the rest of his days, like it or not.
It wouldn’t have been so bad, only it was altogether inappropriate. Step Lively had never made a quick motion in his life. To watch him was to think of an eight-times-slowed-down film or a deep-sea diver wading through seaweed on the ocean floor; he gave the impression of having been born lazy and getting more so all the time. And the nickname probably made this trait more glaring.
He was not, strangely enough, obese along with it — just the opposite, tall and spare, concave at the waist where others bulge. He carried his head habitually bent forward a little, as though it were too much trouble to hold it up straight. He not only walked slowly, he even talked slowly. What mattered chiefly was that he thought fast; as far as results went, his record on the force seemed to prove that the race isn’t always to the swift. He’d been known to bring in some of the nimblest, most light-footed gentry on record.
Like a steam-roller pursuing a motorcycle; it can’t keep up with it, but it can keep remorselessly after it, wear it down, slowly overtake it, and finally flatten it out. So Step’s superiors didn’t let it worry them too much that he was the despair of traffic-cops crossing a busy street, or that he sent people waiting on line behind him out of their minds. It takes more than that to spoil a good detective.
Step entered the lighted stairway-shed and sighed at the sight of the climb that awaited him, as it did every night. An escalator, like some of the other stations had, would have been so much easier on a man.
The subway, which would have gotten him to the ferry considerably quicker, he eschewed for two very good reasons. One was that he’d have to walk a whole additional block eastward to get to it. And secondly, even though you descended to it instead of climbing at this end, you had to climb up out of it at the other end anyway; he preferred to get the hard work over with at the start, and have a nice restful climb down waiting for him when he got off.
He slowly poised one large, paddle-like foot on the bottom step and eight minutes later he was upstairs on the platform, the ordeal of the ascent safely behind him until tomorrow night. As he stepped out from behind the turnstile, a Sixth Avenue train was standing by with its gates in the act of closing. Step could have made it; a man who had come up behind him darted across and did. Step preferred not to. It would have meant hurrying. There’d be another one along in a minute. The old adage about cars and women was good common horse-sense.
This was 59th, and the trains alternated. The next would be a Ninth Avenue. They separated at 53rd, but both wound up together again at South Ferry, so it didn’t matter which he took. More seats on the Ninth anyway. And so, because he refused to bestir himself — this story.
A three-car Ninth flashed in in due course. Step got up off the bench — it wouldn’t have been like him to stand waiting — and leisurely strolled across to it. He yawned and tapped his mouth as he perambulated sluggishly down the aisle. The crabby, walrus-mustached conductor, who had had to hold the gate for him, felt a sudden unaccountable urge to stick a pin in him and see if he really could move fast or not, but wisely restrained the impulse, maybe because he had no pin.
The first car had a single occupant, sitting on one of the lengthwise seats, visible only up to the waist. The rest of him was buried behind an outspread newspaper, expanded to its full length. Step sprawled out directly opposite him with a grunt of satisfaction, opened his own paper, and got busy relaxing. All the windows were open on both sides of the car, and it was a pleasant, airy way to ride home on a warm night. Two pairs of legs and two tents of newsprint on opposite sides of the aisle were all that remained visible. The conductor, maybe because Step irritated him vaguely, retired to the second car, between stations, instead of this one.
The train coasted down Ninth Avenue sixty feet in the air, with the buildings that topped it by a story or two set back at a respectable distance from its roadbed. But then at Twelfth Street, it veered off into Greenwich Street and a change in spacing took place. The old mangy tenements closed in on it on both sides, narrowing into a bottleneck and all but scraping the sides of the cars as they threaded through them. There was, at the most, a distance of three yards between the outer rail of the super-structure and their fourth-floor window-ledges, and where fire-escapes protruded only half that much.
What saved them from incessant burglarizing in this way was simply that there was nothing to burglarize. They were not worth going after. Four out of five were tenantless, windows either boarded up or broken-glass cavities yawning at the night. Occasionally a dimly-lighted one floated by, so close it gave those on the train a startling impression of being right in the same room with those whose privacy they were cutting across in this way. A man in his underwear reading a paper by a lamp, a woman bent over a washtub in a steaming kitchen. Their heads never turned at the streaming, comet-like lights or the roar of the wheels going by. They were so used to it they never gave it a thought. It was just part of their surroundings. Nor did those on the train show any interest either, as a rule. The few there were at this hour had their papers up and their backs to the passing scene. There isn’t anything pretty about the lower West Side of New York. The river a block over is blotted out by docks, and the connecting side-streets are roofed with produce-sheds.
In the front car, the two solitary occupants continued immersed in their reading-matter. Christopher and Houston had gone by, and they pulled into Desbrosses Street. As they cleared it again a moment later, the train slackened briefly, slowed down without coming to a full halt, then almost immediately picked up speed once more. Perhaps some slight hitch on the part of a track-signal or a momentary break in the “shoe” gripping the third rail. Step took his eyes off his paper and glanced around over his shoulder, not because of that, but to find out how near his destination he was.
There was an open window staring him in the face, flush with the car-window that framed him, and so close it was almost like a continuation of it, a connecting-tunnel into the tenement’s front room. There was no light in the first room, but light shone feebly in from the room beyond through an open doorway. At the same time the train-lights swept in and washed across the walls like a sort of lantern-slide, from left to right.
In the double glare, fore and aft, two forms could be glimpsed, moving unsteadily about together. A man and woman dancing drunkenly in the dark, with exaggerated motions of their arms and heads. Lurching, reeling, pressed tightly together. “Wonder what the big idea of that is?” Step thought tolerantly. “Too warm for lights, I guess—” The noise of the cars drowned out whatever music was being supplied them for their strange activities.
Just as the two superimposed windows slipped apart out of perspective, the wheels of the train cracked loudly as though passing over a defect in the rails. At the same time, one of the shadow-dancers struck a match and it went right out again, just a stab of orange, and some water-borne insect or other winged into the car past Step’s face. He slapped vaguely at it, went back to his newspaper. The train picked up speed and headed down the track for Franklin Street.
The party across the aisle had fallen asleep, Step noticed when next he glanced over across the top of his paper. He grinned broadly at the sight he presented. There was a man after his own heart. Too much trouble even to fold up his paper and put it away. The breeze coming in on Step’s side of the car had slapped it back against his face and shoulders; his hands were no longer holding it up, had dropped limply to his lap. His legs had sprawled apart, were wobbling loosely in and out like rubber with the motion of the car.
Step wondered how he could breathe with the layers of paper flattened that way across his nose and mouth, you could actually see the indentation his nose made through it. And that insect that had blown in — it looked like a large black beetle — was perched there on the paper just above it. Step thought of the innumerable comedy-gags he’d seen where someone tried to swat a fly on a sleeper’s face, and of course the sleeper got the full impact of it. If he only knew the guy, he’d be tempted to try that now himself. Still, it was an awful lot of effort to reach across a car-aisle just to swat a horse-fly.
As they began drawing up for Franklin, the air-current of their own momentum rushed ahead, outdistanced them. It tugged loose the outside paper of the sleeper’s outspread newspaper, no longer clamped down by his fingers, and sent it whirling up the aisle. Step blinked and went goggle-eyed. The black bug was still there, on the page underneath, as though it had bored its way through! A second sheet loosened, went skimming off. The damn thing was still there, as though it were leaping invisibly from one page to the other!
Step got to his feet, and though the motion was slow enough, there was a certain tenseness about him. He wasn’t grinning any more. Just as he did so, the train came to a halt. The jolt threw the sleeper over on the side of his face, and all the rest of the newspaper went fluttering off, separating as it went. The black bug had leaped the last gap, was in the exact middle of the sleeper’s forehead now, this time red-rimmed and with a thread of red leading down from it alongside his nose, like a weird eyeglass-string, to lose itself in the corner of his mouth. Step had seen too many of them not to know a bullet-hole when he saw one. The sleeper was dead. He didn’t have to put his hand in under his coat, nor touch the splayed hand, caught under his body and dangling down over the aisle like a chicken-claw, to make sure of that. Death had leaped out at him from the very print he was reading. Such-and-such, then — period! A big black one, right into the brain. He’d never known what had hit him, had died instantly, sitting up. It wasn’t the breeze that had slapped the paper up against him; it was the bullet. It wasn’t an insect that had winged past Step’s shoulder that time; it was the bullet.
Step reached up leisurely and tugged twice at the emergency-cord overhead. The gates had closed on Franklin, and the train had already made a false start ahead, checked immediately with a lurch; The handlebar-mustached conductor came running in from the platform, the motorman looked out from his booth at the upper end of the car.
“What’s the idea? What’s going on in here?” The conductor’s words spattered like buckshot around the heedless Step.
“Hold the train,” he drawled almost casually. “Here’s a man been shot dead.” Then as the blue-coated one began panting down the back of his neck and elbowing him aside, he remonstrated mildly, “Now don’t crowd like that. There’s nothing you can do. What y’getting so excited about? Just lemme try to find out who he is first—”
The motorman said from the other side of him, “Get him off. We can’t stand here all night. We’re on a schedule; we’ll tie up the whole line into a knot behind us.”
“Stand aside! Who do you think you are anyway?” the fiery conductor demanded.
Step said wearily, “Oh, do I have to go through that again?” and absentmindedly palmed his badge to him, backhand, while he continued bending over the prostrate form. From then on there was nothing but a respectful silence all around while he went on going through the corpse’s pockets with maddening deliberation.
His mind, however, was anything but sluggish, was crackling like a high-tension wire. The sound of the shot? There didn’t necessarily have to be any in this case, but that crack of the car-wheels over a split in the rails had probably been it. And the match that one of those two tipsy dancers had struck in the darkened tenement-room back there hadn’t been a match at all, hadn’t glowed steadily enough nor lasted long enough, couldn’t have been anything but the flash of the shot, the results of which he was now beholding.Drinking, carousing, then entertaining themselves by taking pot-shots out the window at passing trains, were they? Well, a nice little manslaughter rap would take the high spirits out of them, for some time to come, whoever they were.
“Dudley Wall,” he said, reading from an envelope. “Lives on Staten Island like me. Shame, poor fella. All right, take him by the feet and help me get him outside to the waiting-room.” And as the conductor moved backwards before him down the aisle, with the body between them, he rebuked: “Don’t walk so fast. He ain’t going to get away from us!” They moved at a snail’s pace thereafter, to suit Step, out through the gate and across the platform with their burden. Stretched him out on one of the benches inside by the change-booth, and then Step strolled inside with the agent and sent in his report over the latter’s phone.
“That guy,” whispered the conductor darkly to the motorman on their way back to their posts, “has sleeping sickness, you can’t tell me different!”
“Maybe it’s ringworm,” hazarded the motorman. They pulled out, and the two or three other trains that had ganged up behind them flashed by one after the other without stopping, to make up for lost time.
“I gotta get back to Desbrosses Street,” Step remarked, coming out again. “You keep an eye on him till they get here.” He felt sure he’d know the tenement window again when he saw it, whether they were still there or not.
“Well, you’ll have to go down to the street, cross over, and then climb to the uptown side,” the agent explained, wondering what he was waiting for.
Step looked horrified. “And then when I get there climb down again? And climb up four flights of stairs inside that building? Oh, golly, I’m just tuckered out. I couldn’t make it. I’ll walk back along the track, only way I can see. That’s bad enough.”
He sighed deeply, took a tuck in his belt, and made his way to the far end of the platform. He descended the short ladder to the track-level and struck out from there, trudging doggedly along with one hand trailing along beside him on the guard-rail.
“Watch the trains!” the agent shouted after him warningly.
Step didn’t answer out loud, that was too much trouble, but to himself he muttered: “This is one time I’m glad I’m good and thin!”
One of them caught him halfway between the two stations, and the sight of it looming up on him was fairly terrifying to one unused to track-walking. He began to wobble unsteadily on the cat-walk, which seemed only inches wide, and realizing that he would either topple dizzily in front of it or fall down to the street if he kept looking at it head-on, he wisely turned his back to it, grabbed the guard-rail with both hands, and stared intently out at the roof-tops, ignoring it till it had hurtled by. Its velocity nearly seemed to pull the coat off his back.
He stared after it disapprovingly. “Such a town. Everything always in a hurry to get somewhere else!” Then he resumed his laborious progress alongside the tracks, feeling sorry for his feet and hoping the sniper in the tenement had no firearms license, so he could also tack a stiff Sullivan-Law charge on him.
The two lighted halves of the Desbrosses Street platform loomed toward him, lighted under the apron like the footlights of a stage. It ought to be about here. They’d already pulled out, he remembered, when he’d turned around to look. Dark-red brick it had been, but then the whole row was that. No fire-escape, either. Wait a minute, there’d been a sign up on the cornice of the building next-door, but on which side of it, he couldn’t recall. Nor what it had said, until suddenly it was staring him in the face once more, with that vague familiarity that only twice-seen things can have. Then he knew that was it. PICKLED AND SALTED FISH in tarnished metal capitals with rain-streaks under them, each letter separately clamped to the brickwork, in the style of the nineteenth-century advertiser. He stopped in front of the building next to it, on the Desbrosses side. This had almost certainly been it. There was the same wide-open window through which he’d seen them dancing. But no light was coming in from the other room now. It was dark and deserted, just a gap in the fa;ade.
It looked near enough to touch, but actually was far more inaccessible from where he now was, than it had seemed from the train-window. The gap was just wide enough to fall to your death in without half-trying, and the ledge was just over his head, now that he was down at track-level.
Step Lively had the courage of his convictions. He was going to get in this way, without going all the way down to the street and climbing up inside that dump, if he died in the attempt. He looked around him vaguely but determinedly. They had been repairing the track-bed near here somewhere, and there was a neat, handy little stack of short planks piled up, almost directly across the way from him — but with two third-rails in-between.
He didn’t hesitate for a minute. What was a third rail compared to climbing four flights of stairs and getting all out of breath? Besides, they had guards on top of them, like covered troughs. There wasn’t anything coming on this side, so he started across on one of the ties, and arched respectfully over the deadly metal when he came to it. So much for the downtown track. An uptown train was pulling out of Franklin, but it wouldn’t get here for awhile yet. Plenty of time to get back and across.
He reached the opposite catwalk safely, picked up the top plank, and tucked it broadside under his arm. The on-coming train was still at a respectable distance, although its lights were getting brighter by the moment. He started back over, the plank swaying up and down in his grasp like a see-saw. It wasn’t the actual weight of it that hampered him, it was that its length threw him off-balance. He was like a tightrope-walker with too long a pole. He didn’t have it right in the middle, and it kept tipping him forward. The train was big as a barn by now, he hadn’t calculated on how quickly it would cover the short distance between the two stations. You could already look right down the lighted aisle of the first car, through the open vestibule-door. But this was no time for surveying. He lifted one foot clear of the contact-rail, set it down on the other side, then tried to bring the second one over after it. It wouldn’t come. He must have given it just the wrong kind of a little half-turn. It was stuck between the two ties.
He didn’t do anything at all for just a split second, which is sometimes the wisest possible course — and came easiest to him, anyway. However, there weren’t many of them left, split or otherwise. The roar of the train was rising to a crescendo. The first thing almost anyone else would have done in his fix would have been to yank and tug at the recalcitrant foot — and wedge it in irretrievably. Step Lively was a slow mover but a quick thinker. He used his split-second to turn his head and stare down one hip at the treacherous hoof. The heel had dipped down into the space between the two ties and jammed. It ought to come out again easy enough, if he did the right thing. And there wasn’t time to do the wrong thing. So he started turning back again on it, as if he were going to step right in front of the train. That reversed whatever twist had originally trapped it; it came up free, smooth as pie, and he stepped backwards with it out of death’s path, face turned toward the train as it rushed abreast of him, brakes that wouldn’t have been in time to save him screeching. He had presence of mind enough to point the plank skyward, like a soldier presenting arms, so the train wouldn’t sideswipe it and throw him. The cars seemed to take the skin off his nose.
The damn thing stopped a car-length away, but whether on his account or the station’s he didn’t know and didn’t bother finding out. He got back the rest of the way to the other side of the tracks on knees that made him ashamed of them, they jogged so.
“Now just for that,” he growled unreasonably at the blank window, “I’m gonna slap you up plenty for attempting to escape while under arrest, or something!”
The plank, when he paid it out, bridged the gap neatly, but at rather a steep incline, the window-ledge being higher than the guard-rail of the “El” structure. The distance, however, was so short that this didn’t worry him. He took the precaution of taking out his gun, to forestall any attempt to shake him off his perch before he could grab the window-sash, but so far there had been no sign of life from within the room. They were probably sleeping it off.
He got up on the bottom rail, put his knee on the plank, and a minute later was groveling across it in mid-air, above the short but very deep chasm. It slipped diagonally downward toward the “El” a little under his weight, but not enough to come off the ledge. The next minute he had his free hand hooked securely around the wooden window-frame and was over and in.
He took a deep breath of relief, but still wouldn’t have been willing to admit that this was Drinking, carousing, then entertaining themselves by taking pot-shots out the window at passing trains, were they? Well, a nice little manslaughter rap would take the high spirits out of them, for some time to come, whoever they were.
“Dudley Wall,” he said, reading from an envelope. “Lives on Staten Island like me. Shame, poor fella. All right, take him by the feet and help me get him outside to the waiting-room.” And as the conductor moved backwards before him down the aisle, with the body between them, he rebuked: “Don’t walk so fast. He ain’t going to get away from us!” They moved at a snail’s pace thereafter, to suit Step, out through the gate and across the platform with their burden. Stretched him out on one of the benches inside by the change-booth, and then Step strolled inside with the agent and sent in his report over the latter’s phone.
“That guy,” whispered the conductor darkly to the motorman on their way back to their posts, “has sleeping sickness, you can’t tell me different!”
“Maybe it’s ringworm,” hazarded the motorman. They pulled out, and the two or three other trains that had ganged up behind them flashed by one after the other without stopping, to make up for lost time.
“I gotta get back to Desbrosses Street,” Step remarked, coming out again. “You keep an eye on him till they get here.” He felt sure he’d know the tenement window again when he saw it, whether they were still there or not.
“Well, you’ll have to go down to the street, cross over, and then climb to the uptown side,” the agent explained, wondering what he was waiting for.
Step looked horrified. “And then when I get there climb down again? And climb up four flights of stairs inside that building? Oh, golly, I’m just tuckered out. I couldn’t make it. I’ll walk back along the track, only way I can see. That’s bad enough.”
He sighed deeply, took a tuck in his belt, and made his way to the far end of the platform. He descended the short ladder to the track-level and struck out from there, trudging doggedly along with one hand trailing along beside him on the guard-rail.
“Watch the trains!” the agent shouted after him warningly.
Step didn’t answer out loud, that was too much trouble, but to himself he muttered: “This is one time I’m glad I’m good and thin!”
One of them caught him halfway between the two stations, and the sight of it looming up on him was fairly terrifying to one unused to track-walking. He began to wobble unsteadily on the cat-walk, which seemed only inches wide, and realizing that he would either topple dizzily in front of it or fall down to the street if he kept looking at it head-on, he wisely turned his back to it, grabbed the guard-rail with both hands, and stared intently out at the roof-tops, ignoring it till it had hurtled by. Its velocity nearly seemed to pull the coat off his back.
He stared after it disapprovingly. “Such a town. Everything always in a hurry to get somewhere else!” Then he resumed his laborious progress alongside the tracks, feeling sorry for his feet and hoping the sniper in the tenement had no firearms license, so he could also tack a stiff Sullivan-Law charge on him.
The two lighted halves of the Desbrosses Street platform loomed toward him, lighted under the apron like the footlights of a stage. It ought to be about here. They’d already pulled out, he remembered, when he’d turned around to look. Dark-red brick it had been, but then the whole row was that. No fire-escape, either. Wait a minute, there’d been a sign up on the cornice of the building next-door, but on which side of it, he couldn’t recall. Nor what it had said, until suddenly it was staring him in the face once more, with that vague familiarity that only twice-seen things can have. Then he knew that was it. PICKLED AND SALTED FISH in tarnished metal capitals with rain-streaks under them, each letter separately clamped to the brickwork, in the style of the nineteenth-century advertiser. He stopped in front of the building next to it, on the Desbrosses side. This had almost certainly been it. There was the same wide-open window through which he’d seen them dancing. But no light was coming in from the other room now. It was dark and deserted, just a gap in the fa;ade.
It looked near enough to touch, but actually was far more inaccessible from where he now was, than it had seemed from the train-window. The gap was just wide enough to fall to your death in without half-trying, and the ledge was just over his head, now that he was down at track-level.
Step Lively had the courage of his convictions. He was going to get in this way, without going all the way down to the street and climbing up inside that dump, if he died in the attempt. He looked around him vaguely but determinedly. They had been repairing the track-bed near here somewhere, and there was a neat, handy little stack of short planks piled up, almost directly across the way from him — but with two third-rails in-between.
He didn’t hesitate for a minute. What was a third rail compared to climbing four flights of stairs and getting all out of breath? Besides, they had guards on top of them, like covered troughs. There wasn’t anything coming on this side, so he started across on one of the ties, and arched respectfully over the deadly metal when he came to it. So much for the downtown track. An uptown train was pulling out of Franklin, but it wouldn’t get here for awhile yet. Plenty of time to get back and across.
He reached the opposite catwalk safely, picked up the top plank, and tucked it broadside under his arm. The on-coming train was still at a respectable distance, although its lights were getting brighter by the moment. He started back over, the plank swaying up and down in his grasp like a see-saw. It wasn’t the actual weight of it that hampered him, it was that its length threw him off-balance. He was like a tightrope-walker with too long a pole. He didn’t have it right in the middle, and it kept tipping him forward. The train was big as a barn by now, he hadn’t calculated on how quickly it would cover the short distance between the two stations. You could already look right down the lighted aisle of the first car, through the open vestibule-door. But this was no time for surveying. He lifted one foot clear of the contact-rail, set it down on the other side, then tried to bring the second one over after it. It wouldn’t come. He must have given it just the wrong kind of a little half-turn. It was stuck between the two ties.
He didn’t do anything at all for just a split second, which is sometimes the wisest possible course — and came easiest to him, anyway. However, there weren’t many of them left, split or otherwise. The roar of the train was rising to a crescendo. The first thing almost anyone else would have done in his fix would have been to yank and tug at the recalcitrant foot — and wedge it in irretrievably. Step Lively was a slow mover but a quick thinker. He used his split-second to turn his head and stare down one hip at the treacherous hoof. The heel had dipped down into the space between the two ties and jammed. It ought to come out again easy enough, if he did the right thing. And there wasn’t time to do the wrong thing. So he started turning back again on it, as if he were going to step right in front of the train. That reversed whatever twist had originally trapped it; it came up free, smooth as pie, and he stepped backwards with it out of death’s path, face turned toward the train as it rushed abreast of him, brakes that wouldn’t have been in time to save him screeching. He had presence of mind enough to point the plank skyward, like a soldier presenting arms, so the train wouldn’t sideswipe it and throw him. The cars seemed to take the skin off his nose.
The damn thing stopped a car-length away, but whether on his account or the station’s he didn’t know and didn’t bother finding out. He got back the rest of the way to the other side of the tracks on knees that made him ashamed of them, they jogged so.
“Now just for that,” he growled unreasonably at the blank window, “I’m gonna slap you up plenty for attempting to escape while under arrest, or something!”
The plank, when he paid it out, bridged the gap neatly, but at rather a steep incline, the window-ledge being higher than the guard-rail of the “El” structure. The distance, however, was so short that this didn’t worry him. He took the precaution of taking out his gun, to forestall any attempt to shake him off his perch before he could grab the window-sash, but so far there had been no sign of life from within the room. They were probably sleeping it off.
He got up on the bottom rail, put his knee on the plank, and a minute later was groveling across it in mid-air, above the short but very deep chasm. It slipped diagonally downward toward the “El” a little under his weight, but not enough to come off the ledge. The next minute he had his free hand hooked securely around the wooden window-frame and was over and in.
He took a deep breath of relief, but still wouldn’t have been willing to admit that this was a lot of trouble to go to just to get out of climbing a flock of stairs. He was that way. Without of the eyelids, however, betokened that all was not as quiet on the inside of his head as on the outside.
The woman’s hands seemed to fascinate him. The tips of her fingers were touching the floor, as though she were trying to balance herself upside-down. He took them up in his own and looked more closely. The nails were polished and well cared for. He turned them palm-up. The skin was not coarse and reddened, by dishwashing and housework. “You didn’t belong here on Greenwich Street,” he remarked. “Wonder who you were hiding from?”
A long spike of ash had formed on the end of his cigarette, and crummy as the place was, he looked around for something to park it in. No ashtrays in sight; evidently the dead lady hadn’t been a smoker. He flicked the ash off into space, and as he did so, his eyes traveled down the seam between two of the unpainted floor-boards. Wedged into it was a butt. He got it out with the aid of a pin from his lapel. The mouth-end was still damp. Her lips, he had noticed, had been reddened fairly recently. But there wasn’t a fleck of color on this. Not hers, therefore.
He dropped the cigarette he had been smoking and crushed it out, then passed the other one back and forth under his nose a couple of times. An acrid odor immediately took the place of the aroma of his familiar Virginia tobacco. He went a step further, put a lighted match to the end of it and tried to draw on it without actually touching it to his lips, still holding it on the pin. He had to suck mightily to start it glowing. Instantly there were results. His lungs smarted. And yet it wasn’t the smoke of the burning paper he was getting, as in the case of an ordinary cigarette. That was escaping at both ends. It was the vapor of the weed that filled it.
Marihuana — crazy-weed. And unwittingly he’d gone about just the right way of smoking it, not letting it come into contact with his lips. A vacuous, boisterous laugh wrenched from him abruptly, over the slain woman’s head. Nothing to laugh at, and here he was roaring. He dropped the damned thing precipitately, trod on it as though it were a snake, opened his mouth and fanned pure air into it. The booming laugh subsided to a chortle, ebbed away. He mopped his forehead, got up, and went unsteadily toward the outer door of the flat.
The din down below in the street seemed to have increased a hundredfold, meanwhile; he couldn’t be sure whether it actually had or it was just the after-effects of the drugged cigarette making it seem so. Sirens screeching, bells clanging, voices yelling — as though there were a whole crowd milling around out there.
He opened the flat door, and you couldn’t see your hand in front of your face. No lights out in the hall. Then he saw a peculiar hazy blur just a few feet away, up overhead, and realized that there were lights — but the building was on fire. It wasn’t darkness he’d stepped out into, but a solid wall of smoke.
He could possibly have gotten out, still made the street from where he was, by a quick dash down the stairs then and there. Step Lively plus several whiffs of a drugged cigarette, however, was no combination calculated to equal a quick dash in any direction, up or down. He turned around coughing and shuffled back into the flat he had just emerged from, closing the door on the inferno outside.
To do him justice, it wasn’t simply inertia or laziness this time that kept him up there where he was. Hundreds of men in hundreds of fires have hung back to drag somebody living out with them. But very few have lingered to haul out somebody already dead. That, however, was precisely what Step had gone back for. The lady was his corpus delicti and he wasn’t leaving her there to be cremated.
That a fire should start up here and now, in the very building where a murder had been committed, was too much of a coincidence. It was almost certainly a case of incendiarism on the murderer’s part, perpetrated in hopes of obliterating all traces of his crime. “And if he was smoking that devilish butt I picked up,” he said to himself, “he wouldn’t stop to worry about whether anybody else was living in the building or not!”
He retrieved it a second time, what there was left of it, and dropped it in his pocket, pin and all. Then he wrapped the counterpane with the ace-of-diamonds symbol on it around the woman, turning her into a bundle of laundry, and moved toward the door with her. The current failed just as he was fumbling at it with one hand, under her, and the room went black.
A dull red glow shone up the stairwell, though, when he got it open. It would have been all right to see by, but there wasn’t anything to breathe out there any more, just blistering heat and strangling smoke. Spearheads of yellow started to shoot up through it from below, like an army with bayonets marching up the stairs. He got back inside again, hacking and with water pouring out of his eyes, but hanging onto her like grim death, as though she were some dear one instead of just a murdered stranger he had happened to find.
The room was all obliterated with haze now, like the hallway had been the first time, but he groped his way through it to the window. He didn’t lose his head; didn’t even get frightened. That was all right for women or slobs in suspenders, trapped on the top floor of a blazing tenement. “I didn’t come in through the door, anyway,” he growled. He was good and sore, though, about all this hectic activity he was having to go through. “I should ‘a’ been home long ago, and had my shoes off—” he was thinking as he leaned out across the sill and tried to signal to the mob that he could hear, but no longer see, down on the street.
He was hidden from them, and they from him, by the smoke billowing out from the windows below him. It formed a regular blanket between — but not the kind that it paid to jump into. Still, the apparatus must be ganged up down there by this time. You’d think they’d do something about helping a fellow get down, whether they could see him or not. Somebody must have almost certainly spotted him climbing in.
Even if he still had the plank, he couldn’t have made it across on that any more. He not only had her now, but his lungs and eyes were going all wacky with this damn black stuff; he’d have toppled off it in a minute. The crack he’d just made to himself about having his shoes off at home registered. He parked her across the sill, bunched one leg, and started unlacing. It took him about forty-five seconds to undo the knot and slip the oxford off — which for him was excellent time. He poised it and flung it down through the smoke. If it would only bean somebody now, they’d stop and think maybe that shoes don’t come flying down out of a fire unless there’s somebody up there in it alive.
It did. A section of ladder shot up out of the swirling murk just as it left his hand. The helmeted figure scampering up monkey-like met the shoe halfway, with the bridge of his nose, and nearly went off into space. He flailed wildly with one propeller-like arm, caught the ladder once more in the nick of time, and resumed his ascent — a brief nosebleed to add to his troubles. Such language Step had rarely heard before. “Oops,” he murmured regretfully. “Shows it never pays to be too hasty. What I’ve always said.”
The fireman wiped his mouth, growled: “C’mon, step out and over, the roof’s gonna go any minute.” He was on a level with Step’s eyes now, outside the window. The room was about ready to burst with heat; you could hear the floor-boards cracking as they expanded.
Step reared the mummy-like figure, thrust it across the sill into the smoke-eater’s arms. “Take this stiff and be careful of her,” he coughed. “She’s valuable. I’ll be right down on top of you.”
The fireman, hooked onto the ladder by his legs, slung the burden over his shoulder, clamped it fast with one arm, and started down. Step started to climb over the sill backwards. The smoke was worse out here than in the room, he couldn’t see the ladder any more. A silvery lining to the smoke, like a halo all around him, showed they were training a searchlight up from below, but it couldn’t get through the dense, boiling masses. He found a rung with his one stockinged foot, made passes at the air until he’d finally connected with one of the invisible shafts — and the rest was just a switch over. Try it sometime yourself.
Then he stayed where he was until he’d shrugged his coat half-off his shoulders and hooded it completely over his head. Then he went down slowly, blind, deaf, seared, and breathing into worsted a little at a time. He went down ten stories, twenty, fifty — and still the ground wouldn’t come up and meet him. He decided the place must have been the Empire State in disguise. One time he passed through a spattering of cool, grateful spray blown off one of the hose-lines and almost felt like sticking around in it, it felt so good. Just about the time he decided that the ladder must be slowly moving upward under him, like a belt-line or treadmill, and that was why he wasn’t getting anywhere, hands grabbed him at the ankles and shoulders and he was hoisted to terra firma a yard below.
“Bud,” said the Fire Chief patiently, “as long as you were in shape to climb down on your own, couldn’t you have made it a little faster? I’m a very nervous man.”
Step disengaged his head from his coat, kissed himself on the knuckles, bent down and rapped them against the Greenwich Street sidewalk. Then he straightened up and remonstrated: “I never was rushed so in my life as I been for the past half-hour!” He glanced upward at the haze-blurred building, whose outline was beginning to emerge here and there from the haze of smoke.
“The fire,” the Chief enlightened him, turning away, “was brought under control during the half-hour you were passing the third floor. We finally put it out during the, er, forty-five minutes it took you getting from there down. The assistant marshal’s in there now conducting an investigation—” Which may have leaned more toward sarcasm than accuracy, but was a good example of the impression Step made upon people the very first time they encountered him.
“Tell him for me,” Step said, “it was arson — nothing else but. He mayn’t be able to find any evidence, but that doesn’t alter the fact any.”
“A firebug, you think?”
“Something just a step worse. A murderer. A pyromaniac is irresponsible, afflicted, can’t help himself. This dog knew just what he was doing, killed his conscience for both acts ahead of time with marihuana.” He pointed to the muffled figure on the stretcher. “That woman was shot dead a good quarter of an hour before the fire was discovered. I was a witness to it. I’m Lively, of the — th Precinct, uptown.”
The fire chief muttered something that sounded like: “You may be attached to that precinct, but you’re not lively.” But he was diplomatic enough to keep it blurred. “But if you were a witness,” he said aloud, “how is it the guy—?”
“Powdered? I wasn’t in the room with them, I glimpsed it from an ‘El’ train that stalled for a minute opposite the window! You go in there and tell your marshal not to bother looking for gasoline cans or oil-soaked rags. He didn’t have time for a set-up like that, must have just put a match to a newspaper running down the stairs. Where’s the caretaker or janitor, or didn’t the dump have one?”
“Over behind the ropes there, in the crowd across the street. Take him over and point out the guy to him, Marty.”
Step trailed the fireman whom he had clouted with his shoe — which incidentally had vanished — limping on his one unshod foot, and ducked under the rope beside a grizzled, perspiring little man. Palmed his badge at him to add to his terror, and asked, while his eyes roved the crowd that hemmed them in: “Who was the woman top-floor front?”
“Insoorance?” whined the terrified one.
“No, police department. Well, come on—”
“Smiff. Miss Smiff.”Step groaned. But he’d figured she’d been hiding out anyway, so it didn’t really matter much. “How long she been living up there in your house?”
“Ten day.”
“Who visited her, see anybody?”
“Nome-body. She done even go out; my wife bring food.”
Good and scared, reflected Step. Scared stiff, but it hadn’t saved her. “Did you hear anything tonight just before the fire? Were you in the building? Hear couple shots? Hear any screams?”
“No hear no-thing, train make too much noise. Only hear fella laff coming downstairs, like somebody tell-im good joke. Laff, laff, laff, all the way out to street—”
The marihuana, of course. Just two drags had affected his own risibilities. The effects of a whole reefer ought to last hours, at that rate. Step shoved away from the futile janitor, flagged one of the patrolmen holding the crowd in check behind the rope-barrier, introduced himself. The excitement was tapering off, now that everyone was out of the house and the fire had been subdued, it was only a matter of minutes before they’d start melting away. Overhead the “El” trains, which had been held back at Desbrosses Street while the smoke had been at its thickest, were again being allowed through, although surface traffic was still being detoured.
“Who’s on this job with you?” Step asked the cop in a low voice.
“One other guy, down at the other end.”
“Think the two of you can keep ’em in like they are, another couple minutes?”
The cop looked insulted. “That’s what we been doing. You don’t see anybody edging out into the middle of the street, do ya?”
“No, you don’t understand what I mean. Can you put up another rope at each side, hem them in where they are, keep them from strolling off just a little while longer till I get a chance to take a careful look through them all?”
“I’m not authorized to keep people from going about their business, as long as they don’t hamper the fire apparatus—”
“I’ll take the responsibility. There’s someone I’m out to get, and I’ve got a very good hunch he’s right here looking on. Firebugs are known to do that, murderers too when they think they’re safe from discovery. When you’ve got a combination of both, the urge to stay and gloat ought to be twice as strong!
“Bawl me out,” he added abruptly, “so it don’t look too phony, my standing talking to you like this.”
The cop swung his club at him, barked: “Get back there! Whaddya think that rope’s for? Get back there before I—”
Step cringed away from him, began to elbow his way deeper into the tightly-packed crowd jamming the narrow sidewalk. He did this as slow as he did everything else, didn’t seem like anyone who had a definite place to go, just a rubber-necker working his way toward a better vantage-point. From time to time he glanced over at the gutted building, or what could be seen of it under the shadowy “El” structure that bisected the street vertically. Torches blinked deep within the front hallway of it, as firemen passed in and out, still veiled by the haze that clung to it.
There wasn’t, however, enough smoke left in the air, certainly not this close to the ground, to send anyone into paroxysms of strangled coughing. Such as that individual just ahead was experiencing, handkerchief pressed to mouth. Step himself had inhaled as much smoke as anyone, and his lungs were back on the job again as good as ever. He kept facing the burned building from this point on, edging over sidewise to the afflicted one. The spasms would stop and he’d lower the handkerchief; then another one would come on and he’d raise it again and nearly spill himself into it. Step was unobtrusively at his elbow by now.
When a person is suffering from a coughing-fit, two ways of assisting them will occur to almost anybody. Offer them a drink of water or slap them helpfully on the back. Step didn’t have any water to offer, so he chose the second means of alleviation. Slapped the tormented one between the shoulder-blades: but just once, not several times, and not nearly forcefully enough to do any good. “You’re under arrest,” he said desultorily, “come on.”
The concealing handkerchief dropped — this time all the way to the ground. “What for? What’re you talking about?”
“For two murders and an arson,” drawled the wearied Step. “I’m talking about you. And don’t be afraid to laugh right out. No need to muffle it with your handkerchief and try to change it into a cough any more. That was what gave you away to me. When you’ve been smoking marihuana, you’ve just gotta laugh or else— But watching fires isn’t the right place to do your laughing. And if it had been real coughing, you wouldn’t have stayed around where the smoke irritated you that much. Now show me where you dropped the gun before you came back here to watch, and then we’ll get in a taxi. I wouldn’t ask my feet to carry me another step tonight.”
His prisoner bayed uncontrollably with mirth, then panted: “I never was in that building in my life—” Writhed convulsively.
“I saw you,” said Step, pushing him slowly before him through the crowd, “through the window from an ‘El’ train as I was going by.” He knew the soporific effect the drug was likely to have, its blunting of the judgment. “She came to us and told us she was afraid of this happening to her, asked for protection, and we been giving it to her. Did you think you could get away with it?”
“Then what’d she rat on Plucky at his trial for? She knew what “Then what’d she rat on Plucky at his trial for? She knew what to expect. He sent out word—”
“Oh, that vice trial. And she was one of the witnesses? I see.” Step slammed the door of the cab on the two of them. “Thanks for telling me; now I know who she was, who you are, and why it was done. There is something to be said for marihuana after all. Not much, but maybe just a little.”
When he stepped out of the cab with his handcuffed quarry at the foot of the Franklin Street station four blocks away, he directed the driver: “Now sound your horn till they come down off of up there.” And when they did, his mates found Inspector Stephen Lively seated upon the bottom step of the station-stairs, his prisoner at his side.
“Fellas,” he said apologetically, “this is the guy. And if I gotta go up there again to the top, I wonder could you two make a saddle with your hands and hoist me between you. I’m just plumb tuckered out!”
***
The Corpse Next Door
Смерть в воздухе
© Copyright: Вячеслав Толстов, 2020
Свидетельство о публикации №220111300980
Свидетельство о публикации №220111300980
Рецензии